У. Гейлин, Л. Р. Касс,Э. Д. Пеллегрино, М. Сиглер

// Человек. 1993. № 5. С. 58-61.

Уиллорд Гейлин -Президент Гастингсского Центра по биоэтике (штат Нью-Йорк); Леон Р. Касс работает в Коми­тете по обществен­ной мысли Чикаг­ского университета; Марк Сиглер работает в Центре медицинской этики Чикагского уни­верситета; Эдмунд Д. Пеллегрино работает в Инсти­туте этики им. Кеннеди, в Джорджтаунском уни­верситете (Вашин­гтон)

См.: Gaylin W., Kass L. R., Pellegrino E. C., Siegler M. Physicians must not kill//Journal of the American Medical Association (JAMA), 1988, April 8. Vol. 259 No. 14.

Посреди ночи едва проснувшегося гинеколога, дежурившего при боль­нице, вызывают к совершенно незнакомой ему молодой женщине, умирающей от рака. Придя в ужас от жестоких страданий пациент­ки, он без консультации с кем бы то ни было принимает решение и вводит ей большую дозу морфия, прекрасно понимая, что это приве­дет к смерти, которая вскоре и наступает. Врач представляет «Журна­лу Американской Медицинской Ассоциации» (JAMA) отчет о своем убийстве, написанный от первого лица. Без всякого комментария ре­дактора журнал публикует отчет, скрывая имя автора по его просьбе. Что же происходит в мире?

Прежде чем изощряться в аргументации и тонких дефинициях, способных замутить наше восприятие, необходимо сконцентрировать внимание на голых фактах.

Во-первых, по своему собственному признанию, врач совершил уголовное преступление, а именно: преднамеренное убийство. Соглас­но любому американскому уголовному кодексу, прямое преднамерен­ное уничтожение человека - это уголовное преступление, для которо­го не могут служить оправданием соображения милосердия. Сам факт такой беспардонной публикации подтверждает, что убийство бы­ло совершено преднамеренно.

Во-вторых, отвлекаясь от юридической стороны дела, необходимо отметить, что врач повел себя вопиюще безграмотно с точки зрения и профессиональных, и этических норм. Он не знал пациентки, гак как никогда её не видел раньше, он не изучил историю болезни и да­же "не побеседовал с ней или её родственниками. Он также не погово­рил с лечащим врачом. Он принял как недвусмысленную просьбу те единственные слова, с которыми она обратилась к нему: «Давайте по­кончим со всем этим». Он не позаботился выяснить, что конкретно она имела в виду, и насколько её слова были искренними. Он не на­шел иных способов, чтобы успокоить пациентку и облегчить её стра­дания. Вместо покоя он дал ей смерть. Это - не гуманный и заботли­вый врач, со страхом и трепетом уступающий давлению и хорошо об­думанному желанию прекрасно известного ему пациента, для которо­го, действительно, не осталось иного исхода. Мы же имеем дело, по его собственному признанию, с импульсивным и в то же время хлад­нокровным техником-исполнителем, скрывающимся под маской со­страдания и человеколюбия. (На самом деле столь бесцеремонный до­клад и столь хладнокровное поведение заставляют сомневаться, не вы­думана ли вся эта история?)

В-третьих, отвлекаясь от юридической и профессиональной сторо­ны дела, отметим, что этот врач нарушил один из самых первых и священных канонов медицинской этики: врачи не должны убивать. Поколения медиков и медицинских этиков подчеркивают и строго придерживаются различия между прекращением бесполезного лече­ния (или позволением умереть) и активным преднамеренным лишени­ем жизни. Начиная по меньшей мере с клятвы Гиппократа, западная медицина расценивает убийство пациента, даже по его просьбе, как серьёзнейшее посягательство на самый глубокий смысл призвания врача. Не далее, как в 1986 году, Юридический совет Американской медицинской ассоциации, формулируя свою позицию по вопросу о лечении умирающего пациента, утвердил принцип, что «врач не дол­жен намеренно вызывать смерть». Ни терпимость закона, ни самое лучшее обслуживание больного никогда не смогут сделать убийство этически оправданным в медицине.Поведение врача в данном случае непростительно. Однако дейст­вия редактора JAMA просто непостижимы. Ведь публикуя это сообще­ние, он сознательно рекламирует уголовное преступление и покрыва­ет преступника. Он намеренно рекламирует грубейшее злодеяние на почве медицины и укрывает злоумышленника от профессионального расследования и осуждения, а также позволяет ему в принципе продолжать действовать в том же духе без возможности получить упрек или протест даже со стороны того врача, собственную пациентку ко­торого он частным образом отправил на тот свет. Зачем?

Согласно газетным сообщениям, редактор JAMA опубликовал статью для того, чтобы «вызвать дискуссию» по актуальной и противоречивой теме. Но разве таким должен быть тон престижного органа пашей поч­тенной профессии, когда он высказывается о факте медицинского убий­ства? Разве морально ответственно провозглашать вызов нашим самым главным моральным принципам без всякого замечания и комментария со стороны редактора, просто «ради дискуссии»? Порядочных людей вряд ли привлечет дискуссия о таких возмутительных деяниях как раб­ство, инцест или убийство тех, кто находится под нашей опекой.

Что же следует предпринять? В данном случае порядок действий очевиден. JAMA должен добровольно передать всю информацию, име­ющуюся у него по этому делу, судебным властям соответствующей юрисдикции. Имя врача должно быть сообщено дирекции больницы, медицинским обществам штата и округа для расследования и приня­тия мер. Совет по этическим и юридическим проблемам Американ­ской медицинской ассоциации должен проанализировать случай так же, как и решение о его публикации. Как минимум этих шагов тре­бует справедливость.

Однако на «карту» поставлено больше, чем просто наказание право­нарушителя. Испытанию подвергается сама «душа» медицины. Ведь это не тот периферийный случай, по поводу которого можно терпеть плю­рализм и релятивизм мнений, а свободная от ценностей позиция в от­ношении сути дела может быть скомпенсирована процедурными пре­досторожностями, как это имеет место при получении информативно­го согласия или принятии обоснованного решения. Это также и не какая-нибудь проблема рекламы, распределения гонорара или сотруд­ничества с костоправами, которая затрагивает медицину только как предпринимательство. Нравственное ядро медицины - вот о чем здесь идет речь; если оно исчезает, если врачи станут убийцами или даже просто будут иметь право убивать, вся медицина как профес­сия, а также каждый врач в отдельности окажутся навсегда лишенны­ми доверия и уважения, которые высказывает общество тем, кто лечит, успокаивает страдание и поддерживает жизнь при всей ее хруп­кости. Ибо если власть медицины над жизнью будет равным образом использоваться как для лечения, так и для убийства, то врач скорее будет морально нейтральным техническим исполнителем, а не пред­ставителем моральной профессии.

Наступают опасные времена для нашей профессии. «Общество Хемлок» и его союзники пытаются легализировать в судах и органах законодательства право на убийство врачом пациента по его просьбе.

Высокая стоимость медицинских услуг для пожилых и людей, страдающих неизлечимыми заболеваниями, уже соблазняет некото­рых врачей признать «сброшенными со счетов» пациентов, которые вовсе не выражали желания умереть. В Нидерландах, где барьеры, мешающие докторам убивать, уже разрушены, появилось множество хорошо документированных случаев загадочных и «непрошенных» убийств, совершенных врачами.

Теперь не время для того, чтобы развертывать нейтральное обсуж­дение. Напротив, сейчас необходимо объединиться от имени самой медицинской профессии, чтобы защитить свои фундаментальные мо­ральные принципы и предупредить любые попытки прямого и пред­намеренного убийства со стороны врачей или их посредников. Мы призываем медицинских профессионалов и их руководство подумать и решить, теоретически и практически, как защитить нравственное ядро медицины и противостоять все более возрастающему давлению как изнутри, так и извне. Мы призываем врачей заявить о том, что мы никогда не согласимся заниматься убийством. Мы должны также сказать своим коллегам-врачам, что не потерпим убийства пациен­тов и будем принимать дисциплинарные меры против докторов, кото­рые убивают. И мы должны заявить широкой общественности, что если она будет настаивать на допустимости или легализации актив­ной эвтаназии, ей придется искать не врачей, а кого-то другого для осуществления убийств.

Перевод с английского Н. П. ТИЩЕНКО.

Преступления

против человечности как преступления против провидения

Понятие «преступление против человечности» сегодня вызывает споры среди юристов. Какие преступления можно (или нельзя) под­водить под эту рубрику? Вопрос отнюдь не теоретический. Особен­но оживленно спорят об этом во Франции: там в судах слуша­лись подряд несколько дел по обвинению в таких преступлениях (самое известное из них - дело шефа лионского гестапо Клауса Барбье), а в Национальном собрании обсуждается проект нового уголовного кодекса.

Французский суд сегодня признает преступлениями против чело­вечности всякие жестокие действия, совершаемые против мирного населения и вообще гражданских лиц, а также жестокости и пре­следования в отношении любых лиц, предпринимаемые по полити­ческим, расовым или религиозным мотивам.

С преступлениями против гражданского населения все в общем более или менее ясно. Тягчайшее из таких преступлений - геноцид - даже четко определено в международной конвенции 1948 г. Когда людей убивают, либо намеренно помещают в условия, угрожаю­щие их физическому или психическому здоровью или достоинству, не за то, что они сделали, а за то, чем или кем они являются - за национальность, расу, принадлежность к религиозным группам, - мы твердо можем говорить о геноциде или, по крайней мере, о преступлении против гражданского населения. Но вот с «жестоко­стью и преследованиями других лиц», к «гражданскому населению» не относящихся, вопрос сложнее. И адвокаты Клауса Барбье, изве­стного как «палач Лиона», доказывали, что действия их подзащитно­го против борцов сопротивления в Лионе вообще не могут рассмат­риваться как преступления против человечности, и, значит, не нака­зуемы за давностью лет.

Но апелляционный суд взглянул на дело несколько иначе, и ро­дилось весьма впечатляющее определение с далеко идущими по­следствиями. К числу преступлений против человечности отнесены, в частности, «бесчеловечные действия и преследования, систематиче­ски совершаемые от имени государства, практикующего политику идеологической гегемонии, как против лиц, принадлежащих к опре­деленным расовым, национальным и религиозным общностям, так и против всех противников этой политики». В проекте Уголовного кодекса Французской Республики к таким преступлениям относится и «преследование политической оппозиции в собственном государст­ве». Недавно на собрании Академии политических и моральных на­ук - одного из наиболее авторитетных объединений французских юристов и политологов - понятие преступлений против человечности предложили еще расширить. Из статута Нюрнбергского трибунала, где оно впервые было введено в юридическую практику, следует, что к подобным преступлениям можно причислять действия не толь­ко «законных властей», но и разного рода повстанческих «прави­тельств», оккупационных режимов или режимов стран-сателлитов. Юристы оценили формулировку апелляционного суда по делу Бар­бье - «политика идеологического доминирования» - как исключитель­но удачную. «Это - политика не просто тоталитарная. Ее авторы и исполнители претендуют на то, чтобы изменить мир, человека, жизнь, подчинив их своей идеологии... Виновные в этом не просто отрицают за своей жертвой достоинство и права человека, низво­дят ее до простого объекта - они претендуют на то, чтобы изме­нить по своей прихоти весь порядок творения. Преступления про­тив человечности превращаются здесь в пароксизм гордыни, вызов Провидению».

MORIAR STANDO

П.Д. Тищенко

// Человек. 1993. № 2. С. 52-54, 61.

Тищенко Павел Дмитриевич - кандидат философ­ских наук, сотруд­ник Института фило­софии Российской академии наук, спе­циалист в области философских вопро­сов естествознания. Постоянный автор журнала.