Обвинение обмирщении

Не любите мира, ни того, что в мире: кто любит мир, в том нет любви Отчей.

1-е Иоанна 2:15

Скажут нам и так: «Христианские рок-музыканты подражают мирским музыкальным стилям и используют их для благочестивых целей. Однако принять и усвоить мирские методы, используя их для Бога, – это явный компромисс». Библия ясно предписывает нам: «Не сообразуйтесь с веком сим» (Рим. 12:2). На первый взгляд кажется, что это возражение преодолеть невозможно: «Либо современная музыка, либо Библия – одно из двух». Однако при более внимательном рассмотрении здесь обнаружатся серьезные изъяны.

Проблемы, связанные с широко распространенным определением

Не стоит употреблять понятие «мир», как оно используется в Послании к Римлянам 12:1-2 и Первом послании Иоанна 2:15-17, чтобы обозначить все то, что происходит из грешного мира или используется в нем. Учтите, что оба эти отрывка написаны по-гречески. Этот язык был создан язычниками, и они на нем говорили. Римские чиновники использовали его, чтобы планировать военные действия и покорять ни в чем не повинные народы. Меркантильные торговцы по-гречески расхваливали свой товар и набивали цену, чтобы обдирать простодушных покупателей. Греческий язык использовался для всего: чтобы поклоняться языческим божествам, чтобы договариваться с проституткой, чтобы проповедовать Евангелие. Если бы мы понимали слово «мир» только так, как Павел в Послании к Римлянам или Иоанн, использовать греческий язык для всего того, что связано с Богом, было бы невозможным.

Даже сегодня переводчики Библии переводят Писание на многие языки. Точно те же грамматические конструкции, которыми когда-то пользовались, чтобы поклоняться языческим божествам и рассказывать грязные шутки, теперь несут Слово Божие. Апостол Павел не только писал по-гречески, но даже цитировал языческих поэтов и философов, например Эпикура и стоиков (см. Деян. 17:16-34). Очевидно, апостол не считал мирским все, что создано грешными людьми или используется ими. По крайней мере, на язык смотрели как на нейтральное средство. А что же сказать об обычаях и ритуалах, порожденных миром? В монументальном труде Дж. Р. Бисли Мюррея «Крещение в Новом Завете» прослежены ритуалы древних языческих религий, предвосхищавшие христианское крещение. Связанный с первоначальным использованием этого ритуала символизм может считаться богохульным для христианина, но позднее евреи переняли и усвоили его, и в новозаветные времена Иоанн Креститель и Иисус не испытывали никаких сомнений, используя этот ритуал как обряд, прекрасно олицетворяющий христианское обращение.

Таким образом, отделение от мира не значит, что мы отдаляемся от всего, что порождено грешным миром или используется в нем. Иначе апостол Павел, Иоанн Креститель или даже Иисус были бы повинны в «обмирщении». Что же означает слово «мир»? Итак, что же такое этот «мир», от которого христиане должны отделяться? Греческое слово, означающее «мир» – «космос», – в разных контекстах имеет различные значения. В Евангелии от Иоанна (3:16) мы читаем, что Бог возлюбил мир; в Первом послании Иоанна (2:15) христианину советуют не любить мира. Одно и то же слово, но в разных значениях. С тем же самым мы встречаемся в английском (и русском) языке, когда используем одно и то же слово для обозначения различных действий и вещей. Когда у слова множество значений, данное значение должно определяться контекстом.

Итак, что же Павел понимает под словом «мир» в Послании к Римлянам (гл. 12)? Комментируя отрывок, Роберт Холдейн пишет: «Этот запрет, однако, касается только того, что грешно, и не требует от христианина отказываться от того, что не противоречит закону Христову». Апостол Павел не побуждает христиан одеваться иначе, чем другие, или иначе проводить досуг, слова его относятся только к тому, что грешно.

Что же можно сказать об использовании слова «мир» в Первом послании Иоанна (гл. 2)? Ф. Ф. Брюс описывает это так: «Учитывая, что о данном предмете много поверхностных мнений, необходимо подчеркнуть, что обмирщение – не в том, что мы делаем или какие места посещаем; оно – в человеческом сердце, где живут человеческие привязанности, влечения и отношения. Например, если речь идет о материальной прибыли, «обмирщение» – не в «вещах», но в нашем сосредоточении на вещах». И. Говард Маршал определяет это несколько шире – как «неподчинение Божьему правилу жизни. Признаки обмирщения мы распознаем, думая о том, в чем заключается воля Божья, а не составляя список запретов по человеческому разумению». Другими словами, «обмирщение» подразумевает участие в таких отношениях и такой деятельности, которые Бог определил как греховные либо прямо, либо через данный Им закон. Те, кто допускает более широкое определение (скажем, «все, что создано грешными людьми или используется ими»), не могут жить в соответствии с этим законом.

Будем последовательными

Джош Макдауэлл совершал турне вместе с христианской рок-группой «Петра». Во время этих поездок он часто приглашал местных служителей церкви на встречу перед концертом, чтобы ответить на вопросы, связанные с их служением. Когда кто-то сетует, что христианские группы часто выглядят как мирские, Джош ловит его на непоследовательности. Он обводит взглядом комнату и находит типичного пастора – серый костюм в светлую полоску, рубашка из ткани «Оксфорд», характерный галстук, пиджак с плечиками. «Вы – пастор?» Тот кивает. «Знаете, я не могу отличить вас от мирских людей. В Америке каждый пастор, встающий в воскресенье утром, выглядит, как мирянин, ну, образцовый служащий компании IBM. Когда я посещаю ваши церкви, мне приходится одеваться так, будто я иду на Уолл-стрит, иначе почти никто не позволит выступать перед вашей общиной».

Те, кто отстаивает мнение, что нельзя подчиняться правилам и обычаям «мира», должны применить это ко всем без исключения сторонам своей жизни. Однако даже те, кто «отделился» от мирских видов музыки, с удовольствием слушают традиционные церковные гимны при помощи «мирских» плейеров, которые приводит в действие электрический ток «мирских» генераторов и усиливают те же усилители, которые использует группа «Роллинг Стоунз». Другими словами, многие вещи, созданные и используемые «миром», сами по себе нейтральны в нравственном отношении. Скальпель в руках хирурга – орудие исцеления, в руках нацистского преступника – орудие террора.

Что такое компромисс?

Одна из самых веских причин для того, чтобы отстаивать неподчинение мирским требованиям и правилам, – это страх перед компромиссом. Христиане хотят избежать компромиссов, чтобы не ослабить свою веру и силу своего свидетельства. Возьмем, например, кино. Представьте себе Боба, когда он в четверг вечером идет смотреть чувственный фильм с индексом «от 17 лет». Он покупает билет, входит в кино, покупает воздушную кукурузу и кока-колу, наступает на комочек жвачки, проливает на уже липкий пол немного колы и садится, чтобы наполнить свой ум всем тем, что находится в полной противоположности с Посланием к Филиппийцам (4:8).

Наступает пятница, и Боб решает пойти посмотреть другой фильм. Он входит в тот же самый кинотеатр, покупает воздушную кукурузу и кока-колу, наступает на комочек жвачки, проливает на уже липкий пол немного колы и садится смотреть «Расточителя» – фильм Билли Грэма, в котором заключено ясное евангельское послание. Фильм этот изменяет судьбу Боба в вечности. Отметьте, что все характерные особенности кинотеатров – одни и те же. Единственное различие – в содержании фильмов. Совершает ли Билли Грэм компромисс, используя средство выражения, которое, по-видимому, способствует распространению зла чаще, чем современная музыка? Нет. Кино можно использовать и для того, чтобы нести добро, и для того, чтобы нести зло. В чем же тогда компромисс? Предположим, христианская организация собралась создать фильм, показывающий блуд или какое-либо другое действие, противоречащее Божьим законам, а в конце рассказывающий о Евангелии. Тогда она использует нечто мирское – сценарий, попирающий то, чему учит Послание к Филиппийцам (4:8), – чтобы распространять благо. Вот это и есть компромисс.

Распространенная ошибка

В третьей части книги мы извлечем один важный урок из истории: даже благочестивые люди часто не видели, что какой-то инструмент или стиль может приносить благо, потому что их поколение им злоупотребляло. Если бы мы вышли за рамки нашего собственного опыта, мы обнаружили бы, что, исключив злоупотребления, инструмент или стиль мог бы стать поистине гласом Божьим. Лютер превратил лютню в орудие отдыха, Бах превратил орган в орудие хвалы, а Д. Л. Муди (D. L. Moody) и Айра Сэнки (Ira Sankey) превратили популярные музыкальные стили в поразительное средство для евангельской проповеди. Однако из-за того, что эти инструменты и стили вызывали ассоциации с чем-то мирским, их предали анафеме многие современники.

Использовать для распространения Евангелия то, что нейтрально в нравственном отношении, не только вполне допустимо – это разумная и здравая стратегия миссионерского служения. Так поступал апостол Павел, когда он стал «всем для всех», чтобы суметь «спасти некоторых» (1 Кор. 9:22). Павел был готов поступиться своим образом жизни ради того, что гораздо важнее, — возможности коснуться заблудших сердец и привести их ко Христу.

Сегодня вниманием мира владеют такие мощные средства, как радио, фильмы и современная музыка. Господь посылает нас в этот мир, чтобы мы до него достучались. Готовы ли мы следовать по следам Павла и стать «всем для всех», чтобы коснуться сердец нашего поколения? Если это так, мы должны быть осторожными и не навешивать ярлыков «мирское» или «нецерковное» на те нейтральные средства и орудия, которые можно использовать для проповеди Евангелия.

Глава 5

Красота и уродство

(Предостережения членов церкви, не принимающих современной музыки)

Не было такого случая, чтобы я летел над целью, которую нужно поразить, и меня бы не обстреляли.

Полковник Нимрод Макнир

Есть ли красота в современной музыке? Нужна ли она? Скажут нам и так: «Высшая форма музыки на сегодняшний день – это музыка классическая. Как христиане мы должны стремиться к музыкальному совершенству, а его никогда не удастся достичь, если опускаться до художественного и исполнительского уровня, который нравится большинству».

Многие чувствуют, что, используя современную музыку, мы низводим церковь до уровня музыкальной посредственности или того хуже – до уровня плохой музыки. Как мы определяем «хорошую» музыку, то есть музыку эстетически допустимую? Есть два характерных качества, из-за отсутствия которых критики обычно уничижительно отзывались о современных музыкальных стилях. Это гармоническое богатство музыки и ее внутреннее движение. Давайте оценим эти свойства «хорошей музыки».

Гармоническое богатство. Один противник христианской поп-музыки объясняет свое мнение тем, что хорошая музыка должна быть гармонически богатой. Значит ли это, что музыка с простой гармонией плоха? Был ли «Эдельвейс» в «Звуках музыки» недостаточно хорош, когда Кристофер Пламмер пел эту песню под аккомпанемент простой гитары? Напротив, сама простота хорошо служила ее назначению – выразить патриотические чувства австрийского народа, застигнутого врасплох нацистами. Несправедливо рассматривать эту песню вне контекста, сравнивая ее, скажем, с пятой симфонией Бетховена. О музыкальном стиле можно судить только в связи с тем, кому он предназначен.

Музыканту, для которого изучение, правильное восприятие и понимание «превосходной» музыки стало главным делом его жизни, нельзя заходить в тупик. Даже если труды его и не бесполезны, он должен быть осмотрительным, чтобы любовь к классической музыке не вызвала у него презрения к более простым музыкальным стилям. Если церкви годятся только высшие формы искусства, то придется считать, что «койне» – греческий язык Нового Завета – не соответствует литературной норме в сравнении с классическим греческим языком, который и предпочитает множество образованных, тонких людей. Точно так же та музыка, которую во времена Ветхого Завета использовали для сопровождения псалмов, не отвечала бы нормам гармонического богатства.

По моему мнению, если конструктор авиационно-космических аппаратов не радуется, запуская со своим ребенком змея, он утратил что-то очень важное. То же самое можно сказать о серьезном музыканте, который не получает удовольствия от «Эдельвейса», исполняемого под гитару, как простая народная песня, голосом, который никак не подошел бы для оперы. Хороший оратор, способный сказать речь, которую запишут и сохранят для будущих поколений, утратил нечто важное, если он больше не может получить наставление в вере от сельского проповедника, который, возможно, и колледжа не кончал. Самые лучшие проповеди этого пастыря не смогли бы отвечать требованиям, которые предъявляют серьезным ораторам. Но община может не откликнуться на «блистательную речь». Когда судят о достоинствах стиля, надо учитывать, чему служит данное средство выражения. Внутреннее движение и развитие. Другие критики современной музыки говорят, что у «хорошей» музыки есть вполне определенное начало, она развивается до высшей точки и получает вполне определенное завершение. На их взгляд, постепенное усиление звука отражает эволюционную философию, а постепенное ослабевание – отсутствие окончательной кары. Однако разве нельзя с такой же легкостью предположить, что музыка с ясно выраженным началом символически изображает, что Бог имел начало, а музыка с ясно выраженным завершением противоречит учению о вечном наказании и вечной жизни?

На чем основаны все эти мнения? Можно ли представить, что они интуитивно очевидны для любого добросовестного исследователя? А вдруг (что более вероятно) критик обучался западной классической музыке, был воспитан на ней, предпочитает этот стиль и уверен, что любой человек с хорошим музыкальным вкусом чувствует то же самое? Сопоставление разных культур может это подтвердить. Индейцы племени аука вплели в свою музыку замысловатый узор барабанных звуков. Мы не оценим полностью этих ритмов и, наверное, не сумеем их точно повторить. Если бы член этого племени устанавливал критерий «хорошей» музыки, он почти наверняка счел бы западную музыку весьма примитивной, поскольку в ней нет партий для ударных инструментов.

Преобладание барабанов может отвлечь нас от того, что мы считаем главным, – от мелодии. Для индейцев же племени аука сложный и замысловатый узор барабанного боя вполне может быть главным в музыке. «Но ведь должна преобладать мелодическая линия!» – воскликнет западный человек. Почему? Может быть, психология показала, что это полезней для здоровья? Нет. Говорит ли Библия о главенстве мелодии? Тоже нет.

«Мелодия в хорошей музыке занимает центральное место, как ритм – в хорошей поэзии», – резко возражает критик. Но на этот счет не существует всеобщего мнения. Мы любим ритм, потому что нас учили его любить. Разве западные критерии хорошей поэзии лучше всех прочих? Если это так, как будем мы оценивать поэзию псалмов? Ведь в еврейской поэзии стихотворный размер значительно отличается от наших стандартных размеров, а рифмы нет вообще. Красоту в этой поэзии нам не всегда легко увидеть. А вот евреям, жившим в древности, было бы непросто увидеть красоту в стихах, соответствующих нашим нормам стихосложения.

Не впали ли мы в этноцентризм, делая из норм западной классической музыки универсальный эталон для музыки или того, что к ней относится? Об истинно хорошей музыке должны судить в рамках определенной формы те, кто понимает и ценит ее, а не далекие от нее люди, которые ее не понимают и которым этот стиль не нравится.

Уроки истории

Прежде чем безоговорочно назвать уродливыми и пустыми все новые музыкальные стили, приверженцы «серьезной» музыки поступили бы правильно и разумно, послушав критиков, которые тоже осуждали нововведения своего времени.

«Вы слышите мешанину из звуков, множество разных частей, громыхание гармоний, нестерпимое для уха. Один поет в быстром темпе, другой – в медленном; один голос поет верхние ноты, другой – низкие; и – словно этого мало – третий остается посредине, между ними. Даже при самом благом намерении, как можно видеть свет в этом хаосе?» (Артузи о Монтеверди, 1608).

«Три части ля-мажорной симфонии Бетховена не имеют общего плана, беспорядочны, полны резких и неприятных сочетаний» (1823).

«Ни формы, ни общего замысла, ни ритма, ни симметрии» (д'Ортиг о Вагнере, 1861).

«Я услышал непрерывный поток звуков и не находил ни общего замысла, ни формы, ни основной темы, ни акцентировки» (французский писатель о «Пелеасе и Мелисанде» Дебюсси, 1902).

«Бессмысленные сгустки нот... совершенная ерунда» (Ф. Кордер о Шёнберге, 191). «Признаки буйного умопомешательства, касаться которых мыслящее искусство считает ниже своего достоинства... ух омерзительного уродства уничтожает конечную интеллектуальную зависимость самой гармонии... Период глубочайшего музыкального упадка... в котором бесстыдно и открыто признают Шёнберга и Стравинского с его бормотанием кретина» (Ратленд Бафтон, 1922). Очевидно, исходя из личных предпочтений, нетрудно установить такие границы для прекрасного, каких никогда никто не предполагал.

Предостерегают члены церкви

Разумеется, есть такие люди, которые говорят о современной христианской музыке: «Мой дух не свидетельствует вместе с Духом Божьим, что эта музыка уместна для церкви». Если эти люди молились о разрешении этого спорного вопроса и полагают, что Бог не попустил им участвовать в таком споре, уважим их решение, не будем давить на них, пытаясь приохотить к тому, что для них может быть предосудительным.

Но должно ли их предостережение связывать всех христиан?

Если бы Дух Божий дал нам ясно понять эту проблему, то, по-видимому, среди тех, кого Он ведет, царило бы единодушие; однако такого единодушия нет. Одни определенно чувствуют, что Бог хочет, чтобы мы слушали только классические аранжировки традиционных церковных гимнов. Другие получили укрепление и наставление в вере благодаря умеренной музыке группы «Гэйтерс» («Gaithers»), рассчитанной на нетребовательного слушателя, однако чувствуют, что стиль Кита Грина ведет нас в сомнительную область рока. Третьим очень нравится Кит Грин, но у них вызывает тревогу стиль группы «Петра». Наконец, некоторые из нас молились и постились, чтобы получить ответ, и чувствуют, что можно использовать весь диапазон музыкальных стилей. Критики современной христианской музыки обычно говорят, что те, кого не настораживает стиль, выходящий за пределы личных предпочтений критика, много лет ожесточали свои сердца и плохо слышат, что говорит им Дух. Но откуда мы знаем, что нельзя сказать и наоборот, уже про самих критиков? Может быть, они не признают, что Бог станет использовать музыкальные стили, которые лично им не нравятся? У них выработалось сознание «немощного в вере» (см. Рим. 14), и они глубоко убеждены, что некоторые вполне законные действия недопустимы для церкви.

Несомненно, все мы должны молиться о мудрости и восприимчивости к направляющему действию Духа, однако, прежде чем принимать решение, основываясь на чувстве, которое мы считаем голосом Духа, надо учесть несколько обстоятельств. На всем протяжении истории Церкви люди смешивали внутреннее водительство Духа с тем, что им изнутри подсказывало воспитание в рамках определенной культуры. Когда-то над стилем наших церковных гимнов издевались, считая его ужасным, безбожным и даже бесовским. Очевидно, эти давние критики с мирным сердцем чувствовали, что выполняют Божье повеление, тогда как в действительности противились Его делу. Даже сегодня некоторые рассказывают, что слишком поспешно осуждали современную христианскую музыку. Подумав как следует, Джош Макдауэлл попросил прощения у некоторых музыкальных групп. Другие пережили похожую перемену и теперь уверены в том, что Дух использует эти новые виды музыки. Однако, как сказал однажды Спёрджен, «странно, что некоторые люди, так много говорящие о том, что им открывает Святой Дух, уделяют так мало внимания тому, что Он открыл другим». Когда в стиле церковной музыки происходили изменения, всегда кто-то считал новые стили неподходящими для церкви или даже дьявольскими. Взгляды этих людей сформировались в определенной культуре, они не могли увидеть новое действие Духа и совершали серьезную ошибку, приписывая действие Бога дьяволу. Мы должны помнить об этой тенденции, рассматривая новые виды музыки.

Может быть, чем поспешно осуждать их и приписывать дьяволу, благоразумней последовать совету, данному Гамалиилом, когда из иудаизма выделилась новая секта: «Мужи Израильские! подумайте сами с собою о людях сих, что вам с ними делать....Ибо если это предприятие и это дело – от человеков, то оно разрушится, а если от Бога, то вы не можете разрушить его; берегитесь, чтобы вам не оказаться и богопротивниками» (Деян. 5:35,38-39).

Глава 6