Глава 10. Выходя из башни, Абул наткнулся на Зулему и Кадигу, входящих в ворота

Выходя из башни, Абул наткнулся на Зулему и Кадигу, входящих в ворота. Увидев выражение лица калифа, они запнулись и поспешили поклониться ему. Сперва Абул едва признал их, но потом, пораженный какой‑то мыслью, остановился:

— Почему вы этим утром не сопровождали Сариту на прогулке?

— Мы сопровождали ее, господин Абул, — поспешила вымолвить Зулема, — чтобы привести ее к госпоже Айке. — В этот момент Кадига ткнула ее в бок, отчего Зулема покраснела. — Мы встретились с султаншей, господин калиф, и потому решили, что присутствие наше вовсе необязательно.

Абул еще больше нахмурился, но так как он не отпустил их, девушки молча стояли, опустив очи долу.

— Так вам было приказано привести госпожу Сариту к султанше? — наконец спросил Абул.

Было видно, что Кадиге очень хочется что‑то сказать, но она не могла, потому что по традиции это надо делать только тогда, когда к ней обращались.

— Ну же, Зулема, ведь это такой простой вопрос. Так госпожа Айка действительно искала встречи с Саритой?

— Да, мой господин, — Зулема снова вздохнула.

— Она сказала, что будет гулять по тропинке, ведущей в Дженералайф, и хотела, чтобы мы направили Сариту к ней.

— Ну вот, всего лишь простой ответ на простой вопрос, в этом нет никакого вреда, — и он продолжил свой путь.

— Ну как я могла не сказать ему? — прошептала Зулема, закусив губу, — и почему он не должен был знать об этом?

Кадига пожала плечами:

— Тут какая‑то интрига. Ты же знаешь госпожу Айку не хуже меня. Она будет вне себя, если узнает о том, что мы рассказали об этом господину Абулу.

Зулема вздрогнула.

— Но почему‑то, — задумчиво протянула Кадига, — мне кажется, что госпожа Айка никогда не узнает об этом. По‑моему, господин Абул не станет делиться с ней тем, что разведал.

За всем этим крылась какая‑то тайна, но это было в порядке вещей для Альгамбры. На первый взгляд казалось, что не было никаких причин, по которым султанша и новая женщина калифа не могли проводить время вместе. Между ними не могло быть никакого соперничества — сама мысль об этим была абсурдной. Госпожа Айка по праву главенствовала в гареме и отнять у нее это право мог только муж. Так почему же султанша хотела, чтобы все думали, что встреча между ними произошла случайно? И почему калиф находил это интересным?

Кадига снова пожала плечами. Ответить на эти вопросы сейчас не представлялось возможным, но, весьма вероятно, что если они будут держать глаза и уши открытыми, то скоро все поймут.

— Пойдем, Зулема, узнаем, как Сарита хочет провести оставшиеся до вечера часы.

— Возможно, она снова захочет пойти погулять, — отозвалась Зулема, — а солнце уже высоко.

Кадига рассмеялась:

— Ну, может быть, нам удастся убедить ее посидеть с нами во дворике и поиграть в шахматы.

К их радости они нашил Сариту в рассеянном состоянии, благодаря которому она не отказалась посидеть с ними за шахматами в спокойной прохладе внутреннего дворика.

Было абсолютно ясно, что мыслями она находится где‑то далеко‑далеко. Однако женщины никак не прокомментировали ее состояние и принялись болтать между собой.

Абул же приступил к своим обычным делам и по его поведению никто бы не догадался о том, какие мысли роятся в его голове. Он выслушивал отчеты от своих посланников при различных испанских Дворах, о происшествиях на дорогах и в городах Кастилии, разговаривал с визирем и кади, впитывая информацию, вынося суждения и никто бы по его виду не догадался о том, что внутри него борются гнев и смущение. Никто и никогда не бросал ему вызов, как только что это сделала Сарита. Никто и никогда так не атаковал его, тем более этого не делала женщина. Но по мере того как разгоралось утро, к нему возвращалось обычное спокойствие. В конце концов, ведь именно своей неприрученностью и привлекла его Сарита с самого начала. И вообще проблема была не в Сарите, а в Айке. Ведь это Айка что‑то задумала, и его дело — раскопать, что именно. Кроме того, ему необходимо выяснить, на чьей стороне находится Сарита.

Господин мой, посол Азиза желает знать, что передать эмиру, — прервал его голос визиря.

— Вы можете передать господину Азизу, что я одобряю брак его дочери с отпрыском семейства Хейцари. Этот альянс усилит могущество гранадских семей, — он улыбнулся и покинул залу. Абул не мог думать ни о чем, кроме того, как восстановить отношения с Саритой. Он был убежден в том, что больше она не будет задавать ему вопросы, касающиеся его семьи. Ему пришла в голову одна мысль, как сделать так, чтобы она на время забыла об Айке, о Бобдиле и их конфликте. Он дал инструкции своему кади, который напомнил ему о том, что к вечеру они ожидают депутацию из Харум Калима и отправился в Саритину башню, предвкушая удовольствие, которое она, несомненно, должна была испытать, услышав его предложение.

Абул решил, что Сарита так вела себя с ним из‑за того, что он был с ней нелюбезен. Ведь она жила совсем в другом мире — в мире, где принято было отвечать грубостью на грубость даже тогда, когда дело касалось мужчины и женщины. Но он снесет от нее все, что угодно, только пусть она больше не касается его взаимоотношений с женой и сыном.

Когда Абул вошел в тенистый внутренний дворик, Сарита как раз задавала себе вопрос, сумела ли она выгнать его на все оставшиеся день и ночь.

Увидев его, она притворилась поглощенной игрой, хотя до этого не проявляла к ней никакого интереса, в то время как Кадига и Зулема встали и попытались привлечь внимание Сариты, поскольку им и в голову не приходило, что она может избегать господина Абула умышленно.

Абул, однако, сразу все понял. Он встал позади нее, так что в конце концов Сарита все‑таки оторвалась от шахматной доски.

— Я почему‑то не ждала вас сегодня.

— Ну и зря, — ответил Абул, глядя на ее маленькое личико, окруженное облаком пушистых кудрей. Почувствовав, что он подвергает ее осмотру, она с вызовом подняла подбородок.

— Вы прервали нашу игру, господин калиф.

— Да, и я хотел бы, чтобы вы бросили это скучное занятие, — сказал он, подвинул фигуры так, что белый король получил мат. — Похоже, что в данных обстоятельствах это самый лучший ход.

Сарита скрестила руки на груди:

— Так чему же я обязана вашему посещению, господин калиф?

— О, ты ужасное создание, — Абул взорвался хохотом. — Эта холодность неубедительна! Я прекрасно знаю, что ты с удовольствием использовала бы свои кулаки и коленки для того, чтобы выразить свою досаду, — он взял ее за подбородок.

— Перестань глупить и поедем в горы кататься верхом.

Ответ ее был именно таким, какого он и ожидал.

Она вскочила:

— Это правда? В горы, на лошади? — Абул рассмеялся от радости, что видит такую реакцию с ее стороны.

— Ну да, конечно. Я знаю, что ты не любишь полеживать, поплевывая абрикосовыми косточками. Если тебе хочется в горы, на прогулку, то почему бы и нет?

— Больше всего на свете я люблю кататься верхом, — воскликнула Сарита, забыв о своем намерении поссориться с Абулом. Когда перед ней открылась такая заманчивая перспектива поездки верхом в горы, туда, где дуют прохладные ветры, а воздух напоен ароматами диких цветов, Сарита забыла даже о своем плане совершить побег. Но внезапно она поникла, вспомнив о смешном и нелепом препятствии, вставшем на ее пути.

— Но как же я поеду? Ведь у меня нет одежды для верховой езды. — Те полотняные штаны, которые она надевала для поездок верхом, она забыла дома, в материнском фургоне.

— Ты найдешь ее наверху, среди своего гардероба. Я предвидел каждую твою потребность. Там есть кожаные чулки и туника для верховой езды.

Сарита нахмуривась:

— Так, значит, я должна буду одеть одежду вашего народа? — для себя она уже решила, что в течение тех немногих часов, которые остались до побега, гаремную одежду больше не наденет.

Абул приподнял брови:

— Я думаю, что у тебя есть три возможности.

Либо ты должна воздержаться от поездки, либо надеть одежду моего народа, либо поехать… — тут он сделал паузу, как бы подыскивая наиболее подходящее слово, — в платье. Возможно, из принципа ты предпочтешь принять такое решение? — Кадига и Зулема, стоящие позади них, чуть не подавились от смеха. Но калиф не обратил на это внимания. По лицу Сариты пробежали, сменяя друг друга, выражения разочарования, огорчения и… она, наконец, почувствовала смешную сторону ситуации и, закусив губу, устремилась наверх.

— Мы поможем тебе, — понеслись за ней женщины.

Абул, чувствуя, что одержал значительную победу, решил больше пока не искушать судьбу и оставаться на прежних позициях.

Сарита надела кожаные чулки и посмотрела на себя в зеркало. Они были удивительно удобными, пошитыми из тончайшей кожи и потому не образовывающими складок, которые неминуемо бы затруднили езду. Но все же она не могла побороть ощущения, что они были слегка неприличными.

Правда, их должна была скрывать туника, которую сейчас ей подавала Кадига. Она была как и вся одежда, подаренная ей калифом, богато расшита и отличалась от остальных платьев только тем, что застегивалась до талии.

Сарита собиралась уже взять у Кадиги предложенную ей тунику, когда до нее дошло, что ей совсем необязательно надевать ее поверх кожаных чулок. Обычно она надевала поверх штанов для верховой езды свое оранжевое платье, так почему сейчас не сделать этого?

— Нет, дай мне, пожалуйста, мое собственное платье, — сказала она, радуясь тому, что все‑таки сможет лишить калифа удовольствия одержать верх. Она не могла отказать себе в удовольствии поехать на верховую прогулку, не могла сделать этого после двух дней и ночей, проведенных в золотой клетке, однако удовольствие от прогулки было бы испорчено, если бы ей пришлось надеть на себя наряд, в котором ходили гаремные женщины.

Поступив же таким образом, она могла одновременно еще раз дать понять, что протестует против своего плана и, в то же время насладиться верховой прогулкой.

Кадига и Зулема переглянулись между собой, но она так на них посмотрела, что они пожали плечами и льстиво улыбнулись ей.

Одевшись, Сарита сбежала по ступенькам.

— Пойдемте, господин калиф, — Абул оторвался от доски. В глазах его появилась боль, появилась и промелькнула, но Сарита успела это заметить и еще раз порадоваться своей маленькой победе.

— С одним условием, — сказал Абул.

— Да? — Сарита приготовилась к сражению. — И в чем же оно состоит, мой господин калиф?

— В том, что ты прекратишь меня называть «моим господином калифом», — усмехнулся он. — Это становится утомительным.

Сарита склонила голову набок, как бы обдумывая его просьбу, а затем кивнула:

— Как пожелаешь, Абул. Так мы идем?

Он почувствовал себя так, как будто бы попал в другой незнакомый мир, мир, где могло случиться все что угодно. На какое‑то мгновение желание обладать ею грозило пересилить все остальное, но в следующий миг он не хотел уже ничего больше, как свернуть ее прекрасную шейку. Она казалась такой самодовольной, понимая, что перехитрила его и собиралась продолжать в том же духе.

Но кроме всего прочего он чувствовал, как нарастает в нем возбуждении, такое же сильное и отчаянное, как и ее сопротивление ему. Внезапно он понял, что не менее сильное возбуждение испытывает и она, и улыбнулся. Она разыгрывала опасную игру и Абул подумал, что вряд ли она и сама осознает ее опасность, но как же он был рад играть в нее с ней!

— Конечно, — приветливо сказал он, кладя руку ей на бедро, — тебе удобно в этих чулках?

Сарита увернулась:

— Да, мой го… — да, Абул. Я должна поблагодарить тебя за такую предусмотрительность.

— Не за что, — и он снова положил руку ей на бедро. — Так они впору? — И рука его скользнула ей под платье. — По‑моему, не тесные и не чересчур свободные… Ты такая миниатюрная.

— Они прекрасно подходят мне. Спасибо, — и Сарита отскочила от него. Рука его как будто обожгла ее, напомнив о том, что чулки прекрасно очерчивают ее тело.

Они молча шли к воротам. Сарита ломала по пути себе голову в поисках темы, которая позволила бы ей прекратить почивание Абула на лаврах и вернуть себе власть.

Сегодня все было по‑другому. В компании калифа на нее уже никто не бросал взглядов, полных отвращения или похоти. У ворот Правосудия сидело несколько вооруженных мужчин, кроме того, тут же находились два нагруженных мула. Но внимание Сариты тут же привлекли две лошади без всадников, возле которых стоял конюх. Одна из них была изящной дамской лошадкой, серой в яблоках, а другая — могучим животным с раздувающимися ноздрями. На обеих были богатая попона и серебняная сбруя.

— Они предназначены для нас, Абул? — она забыла о своих сражениях с ним и подняла на него горящие глаза. Он кивнул.

— Какую ты предпочитаешь?

Она рассмеялась.

— Если ты поедешь на серой лошадке, то твои ноги будут волочиться по земле.

— А если ты оседлаешь Сохраба, то будешь с него видна не более чем прыщ, — ответил он.

— О, какое неприятное сравнение, — запротестовала Сарита. — Я ничуть не похожа на прыщ — Ну как же, ты ведь любишь раздражать, не говоря уже о том, что ты любишь язвить, — рассмеялся Абул. — Но беру свое сравнение обратно Если я посажу тебя на Сохраба, ты будешь с него казаться розовым бутоном.

— Бесстыдный обманщик, меня не так‑то легко одурачить, мой господин калиф.

— Тебя что? — сурово спросил он, хотя глаза его искрились смехом.

— Ничего, — сказала она, — я оговорилась, Абул.

— Постарайся больше не оговариваться, — попросил он, — иди к лошадям.

— По‑моему, лошадка совсем не норовистая, — сказал он конюху, теребя конскую гриву.

Слушая рассказ конюха о спокойном нраве лошади, Сарита разглядывала ее. Она с раннего детства ездила верхом, но доводилось ей сидеть только на мулах и пони, а на такой великолепной лошади — никогда.

— Я привыкла ездить без этих штук, — она с сомнением смотрела на стремена и седло.

— На мулах и пони, может быть. Но если ты хочешь иметь возможность контролировать это животное — они необходимы. Ну как, ты готова?

Сарита кивнула и подошла к лошади.

Абул отказался от помощи конюха и сам помог ей взобраться на лошадь.

— Сейчас Али приспособит стремена под длину твоих ног, — сказал он, легко оседлав Сохраба, и подождал пока конюх подтянет стремена.

Сидя на спине такой прекрасной лошади, Сарите казалось, что она оказалась в чужом и таинственном мире, и даже более того — в другом времени.

Абул направил свою лошадь к воротам и она поехала за ним, снова ощутив силу и мощь своей красавицы. Никогда раньше она не ездила на такой! Когда они выехали за ворота и поехали по тропе, ведущей к оливковой роще, Сарита обнаружила, что сзади них едут вооруженные всадники и груженые мулы.

— Зачем нам этот эскорт? — поинтересовалась Сарита.

— Дороги опасны, — ответил Абул, — я тебе уже много раз об этом говорил.

— Так они здесь не для того, чтобы я не могла убежать?

— Совсем не для того, а чтобы это предотвратить, мне не нужно помощи. Мой Сохраб скачет в три раза быстрее твоей лошади.

Сарита почувствовала, что этот раунд она проиграла. Но день, в конце концов, был таким прекрасным, горизонт таким безграничным, а солнце таким ярким в бездонной синеве неба, что Сарита утратила интерес к дальнейшим провокациям.

К Саритиному облегчению, Абул направил своего коня в горы. Оливковая роща, в которой располагался ее лагерь, находилась слишком близко от дороги, поэтому Сарита вряд ли могла бы проехать мимо нее спокойно.

Они поехали вверх, туда, где парили орлы, воздух был прозрачен и прохладен, напоен ароматом диких трав. Сарита почувствовала неземное блаженство По сравнению со всем этим тяжелые ароматы мирта и олеандров, роз и хибискуса, наполнявшие сады Альгамбры, казались чрезмерными и искусственными.

Абул не нарушал ее счастливых раздумий, чувствуя, что она прямо‑таки светится радостью. И в первый за все это время раз он усомнился в том, что план его может быть претворен в жизнь. Может быть, это существо, принадлежащее миру оливковых рощ и горных пастбищ и не знавшее другой жизни, кроме кочевой, действительно не сможет приспособиться к жизни в Альгамбре? Нет, он не верил в это. Любой может приспособиться к ней.

Весь вопрос в том, будет ли она счастлива жить ее жизнью.

— Куда мы едем? — прервала Сарита его раздумья, и Абул постарался развеять ее сомнения. По солнцу он определил, что они едут уже около часа.

— Ты куда хочешь?

— О, я? Я б уехала высоко‑высоко, как можно дальше, туда, где гнездятся златоглавые орлы, — сказала Сарита мечтательно. — И ты не голодна? — улыбнулся Абул.

Она действительно давно не ела.

— Да, сейчас, по‑моему, время обеда, но я не хочу возвращаться назад. А ты? — она почти молилась про себя о том, чтобы он ответил отрицательно.

— Я просто умираю от голода, — весело ответил Абул. Он повернулся к следующим за ними солдатам и сказал им что‑то на арабском.

— Поедем туда, — и он показал в сторону выхода горных пород. Там, в нагромождении скал, вилась узкая тропинка, — должно быть, там не так жарко, и, кажется, есть вода.

Сарита напрягла слух. Оттуда и вправду доносились звуки бегущего горного потока.

— Но мы же не можем есть воду.

— Лошади ведь хотят пить, — Сарите послышался в его голосе смех, показавшийся ей несколько странным, поскольку его ответ предполагал некий упрек в бездумности.

За нагромождением скал действительно бежала горная река, ее быстрые струйки щекотали камни, образовывая чуть пониже бассейн, заканчивающийся водопадом. Скалы давали гораздо более густую тень, нежели чахлые оливковые деревья.

— О да, здесь прекрасно, — сказал Абул, слезая с коня. — Спускайся!

Он подошел к Сарите и снял ее с лошадки. Руки его были теплыми, а дыхание — обжигающим.

Прежде чем опустить ее на землю, он несколько замешкался. Солдат увел лошадей на водопой. Сарита села на плоский камень и от удивления широко раскрыла глаза, увидев те предметы, которые погонщики мулов положили на землю, разгрузив животных. Тут были большие подушки, шелковый ковер и даже навес, который установили у реки, предварительно вбив в землю колья. Таким образом здесь внезапно возник маленький павильон, в который ввел ее Абул.

— Как здорово! — воскликнула Сарита, утопая в подушках, — мы здесь будем обедать?

— Я думал, ты захочешь сделать что‑то такое, что знакомо тебе по прежней жизни.

Сарита рассмеялась:

— Люди моего племени не обедают, сидя под навесами на шелковых подушках. Мы сидим на земле вокруг костра.

— Ну, ты можешь смотреть на костер, — и он показал на двух мужчин, разводивших его среди плоских камней.

— Хочешь выпить вина? — и Сарита приняла украшенный драгоценными каменьями бокал, предложенный ей погонщиком мула.

— Неудивительно, что у тебя такой эскорт, — сказала она, — путешествие с таким количеством роскошных вещей действительно может привлечь грабителей.

Абул улыбнулся и откинулся на подушку, глядя на нее сквозь полуприкрытые глаза.

— А что они будут готовить? Я хорошо умею ловить форель. Может, мне сходить и поймать рыбку? — Сарита встала, но Абул поймал ее за подол платья и потянул назад:

— У них огромное количество еды. Ложись, отдыхай. Есть следует в… расслабленном и гармоничном настроении, — прервала его Сарита, — я знаю, впрочем, как и, наверно, делать все остальное.

— Нет, не все, — заметил Абул, — например, заниматься любовью лучше несколько в другом настроении — не ленивом, хотя гармония и в этом случае приносит истинное наслаждение.

Сарита сказала себе, что воздержалась бы от ответа даже в том случае, если бы ей было что ответить. Она уткнулась в бокал, пытаясь скрыть вспыхнувший на щеках румянец и признаки томления, которые не могли не появиться в ее глазах.

Она чувствовала как ее охватывает непрошенное возбуждение. И зачем только он затронул эту тему?

Сарита не могла признаться в предательских реакциях своего тела даже самой себе, не говоря уже об Абуле.

Сарита сорвала стебель дикого тимьяна и покрутила его между пальцами. В нос ей ударил острый аромат травы.

Сомневаюсь, что они знают, как использовать в кулинарии горные травы, — Сарита постаралась перейти к более нейтральной теме. — Может, мне стоит пойти и показать им, — она снова попыталась встать и снова Абул потянул ее назад.

— Не думаю, что им очень понравится, если ты будешь давать им инструкции, — сказал он.

— Из‑за того, что я женщина, или из‑за того, что я не правоверная? — безусловно, это была более безопасная тема.

— И по той, и по другой причине, я же тебе уже говорил об этом.

1 — Но ведь они не причинят мне вреда, если ты будешь поблизости.

— Да, если я не буду смотреть в другую сторону.

— Но ты ведь не будешь?

— Может быть, мне стоит подумать об этом.

Ведь ты же не слушаешь моих предостережений, наверно, надо дать тебе возможность научиться чему‑нибудь на собственном опыте, ведь уроки, усвоенные таким образом, запоминаются гораздо лучше.

С этим грустным наблюдением Сарита была полностью согласна.

— Господин Абул! — погонщик предложил ему миску с речной водой и Абул вымыл в ней руки.

Затем вода была предложена Сарите; она была этому несказанно рада, так как уже поняла, что омовение рук всегда предшествует появлению пищи. Воздух наполнился ароматами жареного мяса и рот Сариты наполнился слюной. Вскоре им принесли хлеб и корзину с оливками. Сарита поначалу зачерпнула целую горсть и только потом поняла, что делать этого было не надо, так как корзину поставили между нею и Абулом. Поэтому она положила оливки обратно и отломила кусочек хлеба. Он был натерт чесноком и полит оливковым маслом и, съев его, Сарита почувствовала, что аппетит у нее разгорелся еще сильнее. За всем этим последовали деревянные палочки, на которые были нанизаны кусочки мяса, перемежающиеся с луком и грибами, по поводу которых она испытала некоторую растерянность, поскольку не представляла себе, как ей следует с ними управляться. Сарита стала смотреть за тем, как это делает Абул, чтобы подражать ему. Он чередовал мясо с луком, отчего, как она поняла, получал еще большее удовольствие от еды. Она смаковала херес и чувствовала себя превосходно. После мяса им подали виноградные листья, фаршированные рисом. Когда же принесли фиги, виноград и медовые пирожные, Сарита печально покачала головой:

— Я бы с удовольствием, но мой желудок полон.

Абул отщипнул от ветки виноградинку:

— Ну на это‑то у тебя должно найтись место? — и он приложил черный шарик к ее губам. Сарита коснулась виноградинки языком, ощутив ее холодную поверхность. Абул улыбнулся и снял с виноградинки кожу своими острыми белыми зубами.

Сарита смотрела на него, как завороженная. Глаза ее подернулись дымкой, он как будто изучал довольство, вызванное хорошей едой и удобством.

Очистив виноградинку, он снова приложил ее к губам Сариты, и на этот раз она приоткрыла рот, еще раз ощутив податливость округлой ягоды, смакуя ее и оттягивая тот момент, когда ее содержимое польется ей в рот.

Абул внимательно наблюдал за выражением лица Сариты, на губах его появилась улыбка, а в глазах — желание. Когда виноградинка исчезла во рту Сариты, он взял другую и очистил ее таким же способом.

— Не надо больше, — услышала Сарита свой шепот, возникший как бы из глубокого колодца ее возбуждения. Она утопала в этом, полном желания и томления действе, и сделала отчаянную попытку выплыть на берег, пока волна желания не захлестнула ее окончательно. Зачем он делает это с ней?

Что между ними есть, отчего он так завораживает и привлекает ее? Ведь она не может испытывать такое к мужчине, который держит ее в плену и не может понять до конца ее души.

Абул внимательно посмотрел ей в глаза. Теперь в них было только отчаяние, пришедшее на смену тому желанию, которое минуту назад могло сравниться с его собственным. Распознав эту мольбу о пощаде, он накрыл ее уста своими, почувствовав виноградную сладость ее губ; рука его скользнула вниз, под ее оранжевое платье. Но, обнимая ее, он старался не создавать давления на ее тело, чтобы она не восприняла его объятие, как нечто принудительное. Он затаил дыхание, молясь про себя только о том, чтобы она оставалась недвижимой и позволила ему медленно и нежно ласкать себя. Какое‑то мгновение ему казалось, что все будет именно так, но потом она встряхнула головой, сбрасывая с себя его и тот мир, который он так терпеливо создавал, мир, в который, в конце концов, она просто не могла не войти.

Абул вздохнул и откинулся на подушки.

— Ну что ж, закончим на этом, Сарита, пора отдыхать.

Сарита огляделась. Вокруг царила полная тишина. Высунувшись из палатки, она никого вокруг не увидела — никого, кроме лошадей, привязанных возле оливковых деревьев. Костер был потушен и от углей поднимался только серый дымок.

— Куда все делись?

— Отдыхают, — лениво отозвался Абул, — это личное время и каждый нашел себе тенистый уголок.

Сарита откинулась на подушки, отлично понимая, что бояться ей нечего. Абул не будет ни к чему ее принуждать, по крайней мере, теперь. Снова сознание его сдержанности успокоило и умиротворило Сариту, несмотря даже на ту пустоту, которая была внутри нее. Она знала, что Абул должен был сейчас ощущать такую же, и почувствовала укол совести.

Проснувшись, она обнаружила, что находится под навесом одна, и что солнце уже низко. Выбравшись наружу, она поняла, что экспедиция готова к отправке. Абула нигде не было видно. Она пошла к бассейну, зачерпнула воды и брызнула ею себе в лицо.

Когда Сарита вышла из‑за скал, куда ходила по нужде, она увидела в нескольких метрах от себя Абула, сидящего на камне и размышляющего. Сарита попыталась было по его виду определить его душевное состояние, но не смогла. У нее было такое ощущение, что он находился где‑то далеко от этих мест. Она позавидовала его умению это делать, хотя и ощутила некоторый холодок, напомнивший ей о том, что до прибытия в Альгамбру ей необходимо добиться его отчуждения с тем чтобы он покинул ее разозленным и она могла бы привести в исполнение свой план побега.

Перспектива испортить этот день, испортить удовольствие, которое он так заботливо ухитрился ей доставить, и удовольствие, которое при этом испытал сам, сильно ее расстроила, но выбора у нее не было. Она не могла оставаться здесь на тех условиях, которые ей навязывал Абул; поэтому она должна покинуть его. Есть только одна тема, которая может гарантировать его рассерженный уход. Затрагивая ее, она вмешивалась не в свое дело, так как Айка и Бобдил не значили для нее ничего. С другой стороны, трудности Абула почему‑то были важны для нее, если расстраивали его, потому что она не имела никакого другого оружия. И в этом был виновен сам Мули Абул Хассан.

И она решительно пошла к нему, решив сказать такое, что разрушит гармоничность его души.