Глава 11. Абул смотрел, как Сарита уходит вместе с Юсуфом

Абул смотрел, как Сарита уходит вместе с Юсуфом. Он не мог поверить в то, что случилось по дороге назад, как раз перед тем, как они достигли ворот Правосудия. До этого момента Сарита была дружелюбным и веселым компаньоном и не выказывала никаких признаков недовольства, тем самым, как он теперь горько осознал, успокоив и убаюкав его бдительность. Он начал было уже думать, что несмотря на свой отказ, которым она в очередной раз наградила его в тот день, все‑таки склонна принять свое новое положение и найти в нем какие‑то положительные моменты. И потом, чувствительную тему — обвинила его в том, что он отвергает материнскую любовь, что он плохо обращается с впечатлительным и ранимым ребенком, заявила о своей открытой симпатии к его жене, о жалости, которую испытывает к его сыну. Она высмеяла его веру в спокойный и организованный уклад жизни в Альгамбре, обвинила в том, что он сделал несчастными своих жен и служанок, причем в своих обвинениях основывалась на той информации, которую, как она заявила, получила, общаясь с последними. Она сказала ему, что если бы он когда‑нибудь побеспокоился и выслушал женщин своего мирка вместо того, чтобы полностью сбрасывать их со счета, то узнал бы такие вещи, которые радикально изменили бы его взгляды.

Абул не знал, как остановить ее. Он был поначалу так огорошен этой тирадой, что спешился и стал молча слушать ее. Постепенно в нем стал нарастать гнев, выразить который он никак не мог, так как сидел в этот момент на лошади и был сопровождаем целым полком солдат.

Сарита постыдно воспользовалась его невыигрышным положением и в своей речи подрывала теперь со слепым высокомерием невежества сами основы его существования. Подобное же заключение о слепых музыкантах она сделала недавно в банях.

Абул никогда раньше не сталкивался с такой дерзостью, и это возмутило его больше всего. Он считал ее тонкой и понимающей женщиной, но сейчас перед ним было существо, полное слепых предрассудков и предубеждений. И оно без всяких колебаний вторгалось в самые священные для него области, о которых не знала и ничего не могла знать. Абул был просто ошеломлен. Он понял, что совершил ужасную ошибку. Женщина, ставшая неотъемлемой частью его мыслей и мечтаний, была никем иным, как враждебной чужестранкой. Он хотел отвернуться от нее, выбросить ее из своих мыслей и из своей жизни, но не мог этого сделать. К своему несчастью, он все еще хотел ее даже теперь, когда она изрыгала потоки несправедливых слов и обвинений и насмехалась над всем, что было ему дорого. Даже теперь он хотел ее и сознание этого наполняло его отвращением к себе.

Он ничего не сказал ей, с трудом смотрел на нее, а уж говорить не мог и подавно. Он просто передал ее Юсуфу, приказав ему отвести ее в башню.

Сарита повернулась и пошла впереди Юсуфа.

Она шла с гордо поднятой головой, не глядя на солдат, будто они были для нее не более чем пылью.

Глядя на то, как она уходит, Абул почувствовал, как в нем поднимается ярость. Ему захотелось унизить Сариту, проучить ее и показать ей, что никто — ни один человек не может говорить с ним так и остаться безнаказанным. Он мог наложить на нее любое наказание, но знал, что не сделает этого.

Потому что если он отомстит ей, то тем самым подтвердит ее правоту.

Войдя в свои апартаменты, Абул был уверен только в одном — в том, что вряд ли скоро захочет видеть Сариту. Испытывая желание, он знал теперь, что оно пройдет, как только ему удастся овладеть ею. Но как он мог так ошибиться? Мули Абул Хассан не привык совершать такие ошибки и потому чувствовал себя сейчас в полном замешательстве.

Сарита опередила Юсуфа и захлопнула дверь перед самым его носом.

Конечно, это был ничего не значащий жест избалованного ребенка, тем не менее он принес ей некоторое удовольствие.

Она прислонилась к двери со скрещенными на груди руками. В уме ее пронеслись те несправедливые слова, которые она сказала Абулу. Перед ее мысленным взором встало его удивленное лицо с глазами, полными боли. Боли и злости, которых он не мог и не хотел выразить. И она никогда‑никогда не сможет сказать ему, что не хотела причинить ему этого, и не выражала теми ужасными словами свои истинные мысли. Если бы у нее был выбор, она никогда бы не наговорила ему всех этих немыслимых вещей, но он не дал ей его.

Но мало‑помалу Сарита успокоилась. В конце концов цели своей она достигла, и какой толк был сейчас задумываться о методах, которые она использовала? Она попыталась вернуть себе способность к ясному мышлению — оно было необходимо ей, если она хотела совершить удачный побег. Пока что она была одна. Кадиги и Зулемы не было видно, но они могли прийти в любую минуту, если только Абул не приказал снова запереть ее за ее дикую выходку. Но она не слышала, чтобы Юсуф поворачивал ключ и, действительно, когда Сарита попробовала открыть дверь, та бесшумно открылась.

Значит, внутри дворца она все еще могла пользоваться относительной свободой.

Ей необходимо было сделать веревку, но если она начнет делать ее сейчас, то рискует быть застигнутой Кадигой и Зулемой. Сарита решила, что начнет сооружение веревки после того, как избавится от них, а пока займется выбором необходимых ей для этого вещей.

Служанки обнаружили Сариту в необычно раздраженном и рассеянном настроении. Она сказала им, что не желает ужинать и хочет пойти спать пораньше. Кадига попыталась было предположить, что господин Абул может послать за ней и что ей следует к этому быть готовой, но Сарита сообщила ей, что калиф дал ей понять, что занят сегодня и поэтому не будет ее звать. Она подумала, что сказанное ею не так уж далеко от правды, отметив про себя, что это заявление тотчас удовлетворило их.

— А ты уверена, что не хочешь послушать музыку? — спросила Зулема. — Я могу играть на лире, если ты не в настроении, чтобы разговаривать или играть в шахматы.

— Нет, я не хочу ничего — только побыть одной, — ответила Сарита, надеясь на то, что они поразятся ее недружелюбности и уйдут.

И, действительно, женщины были явно озадачены таким обращением, и через несколько минут покинули ее.

Избавившись от них, Сарита встала и прислушалась. Вокруг было тихо. Она решила не зажигать лампы, поскольку темнота, с ее точки зрения, таила в себе меньшую угрозу обнаружения. За окном уже зажглись первые звезды, но темнота еще не сгустилась, а на горизонте показалась маленькая долька луны. «Света от нее будет немного, — подумала Сарита, — поэтому, когда она спустится в ущелье, обнаружить ее будет невозможно». Теперь она сосредоточилась на том, как она будет воплощать свой план. Сарита достала из замочной скважины ключ и заперла изнутри дверь. Таким образом она обезопасила себя от неожиданного визита.

Затем она побежала на галерею, где стала собирать необходимые для веревки предметы. Нельзя было придумать ничего лучше, чем использовать для этого простыни и покрывала с диванов. Шелк, необыкновенно прочный материал, имелся здесь в изобилии. Усевшись со скрещенными ногами на диван, Сарита начала делать из него веревку.

Этому она научилась еще в детстве, и знала такие приемы, которые позволяли придать материалу еще большую прочность. Вскоре работа была закончена, однако веревка получилась слишком короткой и на ней можно было спуститься только до середины вала. На диванах лежали еще шелковые накидки, а в простенках висела шелковая одежда.

Но наряды были богато расшиты драгоценностями и бережливость, свойственная Сарите с детства не позволила ей использовать этот материал для изготовления простой веревки. В какой‑то миг до нее дошло, что драгоценности могли бы быть неплохой валютой в том мире, в который она собиралась вступить, однако она тут же отогнала эту мысль. О краже нельзя было и думать. Одно дело использовать эти материалы для того, чтобы выжить после побега. Наконец веревка была готова. Сарита села у балкона — теперь ей не оставалось делать ничего, кроме как ожидать полной темноты. Она знала, что ей следует вздремнуть, но была так возбуждена, что не смогла бы сейчас заснуть. Никакого особенного плана относительно того, что она будет делать после того, как окажется у реки, внизу, у нее не было. Она только решила, что будет идти к границе с Кастилией. Она прекрасно знала, что предостережения Абула вовсе не были такими уж необоснованными. Королевство Гранады было небезопасным местом для одинокой женщины ее расы.

Поэтому чем раньше она покинет его, тем лучше.

На базаре в Гранаде она, возможно, наткнется на караван испанских торговцев и сможет присоединиться к нему. У нее ведь были серебряные монетки и навыки, которые она могла предложить в обмен за защиту. План был не слишком мудреным, но придумать лучшего она не могла.

Во время ожидания ее охватила глубокая меланхолия. Потому ли, что будущее ее было таким неопределенным? Или это был естественный страх, которого раньше, занятая приготовлениями, она не испытывала из‑за недостатка времени? Или это было что‑то еще? Внезапно она вспомнила вкус черной виноградинки. В воображении ее возникло его лицо, склонившееся над ней, его глаза, горящие страстью и искрящиеся смехом. По ее щекам полились слезы. Почему? Она вытерла их тыльной стороной ладони. Руки ее теребили шелковую веревку. Нет, ей необходимо уйти. Она не может оставаться в мавританском гареме и быть игрушкой в руках калифа. Как бы она ни стремилась к его теплоте и юмору, как бы ни отвечало ее тело на его страстные призывы, она все равно не могла себе представить жизни среди этих праздных женщин, жизни, единственным оправданием которой является ублажить калифа. Если она останется в альгамбрском гареме, то будет погублена навеки и не сможет жить, обреченная на медленное и мучительное умирание. Ею будут владеть чувства еще более ужасные, чем если бы она осталась в племени и вышла за Тарика. Там она, по крайней мере, имела бы свое место, и не только в постели вождя.

Почувствовав прилив энергии, Сарита вышла на балкон. По небу бежали облака, заслоняя свет звезд и луны. Прекрасная для побега ночь! Сарита перекинула веревку. Она упала приблизительно в десяти шагах от земли. Ну что ж, это ей по силам. И, закрыв глаза, она прыгнула. Не удержавшись на ногах, Сарита покатилась по крутому склону горы в ущелье. В отчаянии она ухватилась за колючий кустарник. В ее ладони вонзились шипы, а из глаз брызнули слезы, но все же ей удалось задержать свое падение. Она достигла своей цели.

Часовой, делавший обход со стороны вала, поднял факел, чтобы отогнать летучую мышь, и б пучке света увидел на башне движущийся силуэт.

Вглядевшись, он понял, что по стене кто‑то ползет.

Он со всех ног помчался на главный сторожевой пост. Офицер поспешил с ним назад и послал узнать, на месте ли обитатель этой башни? Часовой обнаружил, что дверь изнутри заперта, а на его стук никто не ответил. Тогда офицер устремился к господину Абулу. Женщина, живущая в башне, не находилась в его непосредственном ведении, но за происходящее на вале он отвечал. Офицер быстро пошел к Абулу. Извиняясь, он доложил в чем дело.

Абул, не веря своим ушам, выслушал то, что ему сообщил напуганный офицер.

— Так ты говоришь, башня заперта изнутри?

— Да, мой господин. Я уже послал туда людей, чтобы они выломали замок.

— Ты правильно сделал.

— Так Сарита сползла в ущелье? Удивительно, как смогла она это сделать? Абул удивился, что она совершила побег. Возможно, ему действительно следовало отпустить ее. Да, может быть, тело ее и отвечает на его призывы, но, очевидно, это не более чем одна из причудливых шуток природы.

Между ними не происходит слияния ума и духа, у них нет ничего общего, а без всего этого их отношения могут носить только характер похоти, не имеющий ничего общего с истинным слиянием душ. Она не чувствует к нему ничего, кроме возмущения, и не имеет, очевидно, ни малейшего желания его понять. Как ему казалось, он, в отличие от нее, пытался ее понять, не бередить ту боль, которая, собственно, и привела ее к нему, понять те силы, которые мешали их взаимоотношениям.

Он был горько разочарован. Надо было бы отпустить ее. Но вряд ли на своем пути она найдет нечто стоящее. Тяготы жизни — вот что ждет ее на свободе, в этом Абул был убежден. Чем скорее он забудет ее, тем лучше. Она принесла ему и так уж достаточно страданий.

Ведь он начал соперничать с ней с того самого момента, как она покинула свою рощу, так неужели теперь он готов сдаться?! Она же не сможет выжить в этом жестоком мире. Несмотря на все причиненные ею страдания, Абул не мог вынести эту мысль.

Нет, он привезет ее обратно, пойдет навстречу ее желаниям и заставит признать ту страсть, которую она, несомненно к нему испытывает, но сделает это уже совсем по‑другому.

Постепенно у него начал сформировываться план, имеющий горьковато‑сладкий привкус мести, осуществление которого вместе с тем позволило бы ему быть уверенным в том, что это не принесет ей вреда. Абул не мог не отомстить ей — уж слишком сильно оскорбила она его сегодня днем. Совершив побег, она по сути выказала ему отказ, тем самым еще больше усугубив свою вину перед ним.

Он заставит‑таки Сариту понять природу вещей в царстве Гранады и истинную цену могущественного калифа. Для этого ему не придется мстить ей, наоборот, она с тоской будет вспоминать свою жизнь у него и горевать о том, что не послушалась его советов и предостережений.

Он обернулся к офицеру, который все еще стоял в приемной.

— Возвращайся на свой пост, — сказал Абул и дернул за колокольчик, вызывая визиря, а затем позвал Юсуфа, рассказав ему о побеге Сариты.

— Ты хорошо все понял?

— Да, мой господин, — поклонился Юсуф, — до рассвета она не выйдет из ущелья, так что у нас будет достаточно времени для того, чтобы ее выследить. А если она одета по‑прежнему, то, конечно же, не сможет остаться незамеченной. Со мной будут четыре человека, и мы не упустим ее, а Ибрагим Салем, я уверен, за деньги наверняка согласится с нами сотрудничать.

— Только не причиняйте ей никакого вреда, — сказал Абул. — Тебе все ясно?

— Да, мой господин.

— Тогда приступай к делу. Я буду ждать ее к завтрашнему закату.

Он не сомневался, что, проведя большую часть дня во владениях Ибрагима Салема, Сарита поймет, какую глупость совершила, отказавшись от защиты калифа.

Сарита, наконец, достигла дна ущелья, и только тут она почувствовала себя в безопасности.

Вряд ли запертую дверь и свисающую веревку обнаружат раньше утра, так что к тому времени она будет уже в городе и сумеет затеряться в нем. Если же она не сможет найти караван торговцев или каких‑либо людей, способных оказать ей защиту во время путешествия, тогда ей придется пуститься в путь одной. Днем она в любом случае схоронится в городе, а в горы пойдет вечером; в пути же будет держаться тех тропинок, которые помнит по путешествию сюда из Кастилии со своим племенем.

Она прошла мимо крестьянских хижин, сараев и огородов, но нигде не увидела каких‑либо признаков жизни. В этих краях люди ложились спать с солнцем, а вставали с петухами, так как работать можно было только в прохладные часы раннего утра. Вскоре Сарита увидела городские стены. Она знала, что до утра она не должна выходить из ущелья — городские ворота ночью были закрыты и часовые обязательно обратили бы внимание на нее.

Скоро наступит рассвет. Войдя в город, она сразу устремится на базар, который, как Сарита по опыту знала, к тому времени будет в разгаре торговли. Там она сможет купить еды и попить, а так же затеряться в массе людей до тех пор, пока не решится на следующий шаг. Она вдруг почувствовала глубокую усталость и села на берегу реки.

Соорудив из узелка подушку, Сарита легла на спину и уставилась в бездонное небо. То, что она в одиночестве, совсем не пугало ее, она привыкла к ночным звукам. Они с детства служили ей колыбельной песней, хотя тогда люлька стояла в кругу, выложенном кострами, а рядом наготове трусили волкодавы. Но сейчас она была вдали от дороги.

Здесь не должно было быть бандитов, что же касается волков — ну что ж, если они появятся, она сразится с ними. Глаза Сариты закрылись и она погрузилась в сон. Но проснулась она с первым же лучом солнца, обнаружив, что на нее смотрит пара коричневых глаз. Она улыбнулась ребенку, который, схватив свою пастушью палку, молча продолжал на нее глазеть. Было совершенно ясно, что мальчику не так уж часто приходилось натыкаться на спящих женщин. Сарита еще раз дружелюбно ему улыбнулась, но он отпрыгнул от нее так, будто за ним погнался сам дьявол.

Сарита пожала плечами и встала, Она чувствовала себя ужасно голодной. Вчерашний обед был так давно, и только сейчас до нее дошло, что ей следовало бы попросить Кадигу и Зулему принести себе ужин, перед тем как прогонять их. Но теперь ошибку эту было уже не исправить, так что оставалось только ждать завтрака в Гранаде. Она попила из реки, брызнула на лицо водой и провела по волосам расческой. Обернувшись, она увидела крыши Альгамбры — о ее побеге скоро уже узнают.

Как же отреагирует Абул на ее исчезновение? «Вероятно, он почувствует облегчение, — подумала Сарита, — после того, что она ему вчера наговорила…» Перед ее мысленным взором снова встало его лицо, искаженное болью и гневом. Да, это воспоминание было не из приятных. Но она решительно повернулась в сторону Гранады. Выход из ущелья был нетруден, не то, что ее давешняя дорога. Дойдя до вершины, она нашла тропу, которая кишмя кишела крестьянами, тащившими поклажу, погонщиками мулов, караванами торговцев, снующими из города и обратно. Там было много женщин, все они тщательно закрывали свои лица и склоняли головы, приближаясь к мужчинам. Сарита в оранжевом платье и с огненно‑рыжими распущенными волосами выделялась из общей массы так же сильно, как метеор на ночном небе.

Совершая подобные путешествия раньше, она всегда находилась в компании матери и других женщин. Кроме того, их сопровождали мужчины. Она быстро достала шарф и покрыла им голову, не забыв при этом закрыть и лицо, опустила глаза, чтобы усилить сходство с мавританскими женщинами. Теперь она, по крайней мере, привлекала к себе меньше внимания.

Пройдя через городские ворота, Сарита покрепче прижала к себе узелок. В ее испуганном воображении 12 серебряных монеток казались ей целым состоянием, которое могло привлечь грабителей. Ее никто не окликнул и она пошла по боковой улочке, столь узкой, что верхние этажи домов почти встречались на середине, образовывая темный туннель.

Когда она был уже почти на середине улицы, навстречу ей шли двое мужчин. На талиях их сверкали инкрустированные каменьями рукоятки изогнутых ножей. В дверях одного из домов появилась женщина, вытряхивающая ковер. Где‑то за ее спиной плакал ребенок. Это было так обыденно, что Сарита почувствовала, что страх ее отступает.

Она помнила, что эта улица должна закончиться площадью, которая в свою очередь соединялась с базаром еще одной маленькой улочкой.

Таким образом она была очень близко к своей цели.

Мужчины, шедшие позади Сариты, не боялись потерять ее — оранжевое платье было трудно упустить из виду. Та улочка — Сарита помнила — закончилась площадью В центре ее стоял усталый осел, ожидавший, пока его хозяин наберет воды в бочки из колодца. Над кучей отбросов жужжали мухи, тут же рыскала стайка голодных котов… Почувствовав городские запахи, Сарита сморщила нос. Оливковые рощи и горные пастбища пахли намного приятнее. С одной из боковых улиц появилась группа женщин. Они несли кувшины, чтобы набрать в них воды. Сарита вышла на площадь, имея намерение слиться с ними, но они остановились, осуждающе глядя на нее. В глазах их было явное отвращение к ее загорелым ногам и яркому платью. Они тоже были босиком, но их платья скрывали ноги. Она забылась на какой‑то миг и ответила им неосторожным взглядом, но, почувствовав их враждебность, поспешила скрыться в другую темную улочку.

Шум базара достиг ее ушей. Он складывался из звона колокольчиков, крика, звона железных бочек и пронзительного скрежета. Придя на базар, Сарита почувствовала себя в большей безопасности.

Тут были и такие, как она, люди в одежде христиан.

Женщины здесь были тоже, правда, не одни, а с кем‑нибудь. И тут она увидела Тарика. Он стоял у прилавка и пил из кожаной фляжки. Рядом с ним находились старейшины их племени. Они разглядывали руно и разговаривали с его продавцом — согбенным и беззубым стариком, имеющим бесцветную бороду. Сердце у Сариты ушло в пятки и она бросилась обратно в темную аллею. Почему она не предвидела возможность встречи с кем‑либо из их племени? Потому что из сказочного царства Абула они казались ей бесконечно далекими. А ведь они все еще находились в оливковой роще, поэтому вполне могли оказаться в городе. Конечно же, они могли узнать ее… ее оранжевое платье, волосы, фигуру. Кругом была опасность. Она стояла, ожидая, когда пройдет дрожь, не дающая возможности ясно мыслить. И в этот момент поняла, что к ней приближаются двое мужчин. Сарита огляделась. С одной стороны был Тарик, с другой — эти люди. А что было сзади? Сзади была открытая дверь хибарки. Между ног Сариты полз голый ребенок, сжимая в руке корочку хлеба. Она попятилась назад. Но тут один из мужчин подпрыгнул так быстро, что она не смогла даже побежать бы в том случае, если бы ей было куда. Он схватил ее и набросил на голову широкий рукав своего бурнуса, так что крик ее мгновенно был заглушен. Впрочем, в базарном шуме ее все равно никто бы не услышал. Второй мужчина обернул ее плащом, как когда‑то Абул. Вот только теперь она точно знала, что в конце этого пути ее не ждет его вежливое ухаживание, башня с покорными слугами, окно в благоухающий сад. Почему же она пренебрегла Абулом? Потому что предпочла рискнуть. И вот теперь… погибла. Совершенно погибла.