Полезное:
Как сделать разговор полезным и приятным
Как сделать объемную звезду своими руками
Как сделать то, что делать не хочется?
Как сделать погремушку
Как сделать так чтобы женщины сами знакомились с вами
Как сделать идею коммерческой
Как сделать хорошую растяжку ног?
Как сделать наш разум здоровым?
Как сделать, чтобы люди обманывали меньше
Вопрос 4. Как сделать так, чтобы вас уважали и ценили?
Как сделать лучше себе и другим людям
Как сделать свидание интересным?
Категории:
АрхитектураАстрономияБиологияГеографияГеологияИнформатикаИскусствоИсторияКулинарияКультураМаркетингМатематикаМедицинаМенеджментОхрана трудаПравоПроизводствоПсихологияРелигияСоциологияСпортТехникаФизикаФилософияХимияЭкологияЭкономикаЭлектроника
|
Портрет семьи
Настенька, семилетняя внучка Анны Ивановны, по дороге из школы сообщила: – Сегодня у нас вместо двух уроков были психи. – Кто? – насторожилась бабушка. – Слово длинное, но я слышала, как учителя называют их психами. – Психологи? – Точно! Психороги! Настя вместо «л» произносит «р» – картавит наоборот. Иногда. Логопед сказала, что у девочки проблем с дикцией нет. Просто она играет, дурачится, коверкая язык. Специальных упражнений не требуется, только воспитательное воздействие. – Что с вами делали психологи? – Задавали вопросы. Идиотские! – Настя! Как ты выражаешься! – Ладно! Они задавали, по‑твоему, глупые вопросы. – Она делает паузу и нахально громко повторяет: – А по‑моему – идиотские! И картинки заставряри рисовать тоже идиотские, как в детском саду! Анна Ивановна знает, чего внучка добивается. Довести бабушку до белого каления. Разозлить, самой нареветься, потом броситься на шею и в приступе раскаяния уверять: «Бабулечка моя золотая! Я тебя очень‑очень люблю! Я чуть‑чуть ошиблась, а ты навсегда‑навсегда меня прости!» У Насти – от горшка два вершка, воробьиные коленки – внутри вулкан эмоций и энергии. На людях она себя кое‑как сдерживает, а дома на «бабулечку ненаглядную» тайфун страстей обрушивает. Анна Ивановна дает себе слово не заводиться, но Настя напоминает: – В рюстре рампочка сгорера, надо новую купить! Анна Ивановна взрывается: – Ты по‑человечески будешь говорить? В люстре лампочка сгорела! Повтори! Или я не двинусь с места! Они полчаса препираются у магазина электротоваров. Наконец после угроз лишить внучку телепросмотра бабушка добивается половинчатого компромисса. Поджав губы, Настя выдавливает: – Ладно! В люстре рампочка сгорела. Довольна? Ну, хоть что‑то! Через несколько дней психологи вызвали Анну Ивановну в школу. Завуч освободила свой кабинет для бесед с родителями проблемных детей. – Анна Ивановна, – спросила молоденькая психологиня в стильных очках без оправы, – внучка живет с вами и вы ее воспитываете? – Да. – Хотя мама и папа Насти живы‑здоровы? – Да. – Не алкоголики? – Нет. – Не хронические больные инвалиды? – Вполне здоровы и цветущи. – Родительских прав не лишены? – Упаси бог! – От ребенка единственного не отказывались? – Никогда! – Бытовые и материальные условия не скудные? – Более чем удовлетворительные. – Они любят своего ребенка? – Очень! Так некоторое время они играли в словесный пинг‑понг, пока специалист по детской психике, сама в недалеком прошлом ребенок, не спросила прямо: – Чем объяснить, что вы, бабушка, воспитываете ребенка, а не они, папа и мама? У нее даже очки запотели от интереса. Как же! Случай! В диссертацию может войти! – Так получилось! – ответила Анна Ивановна сурово, давая понять, что откровенничать не собирается. Великим педагогам, у которых не было собственных детей, и психологам, которые вчера кушали в слюнявчиках, Анна Ивановна не доверяла. Хотя никакого секрета нет. Через три недели после рождения Насти стало ясно, что только бабушка Аня может с ней справиться. Неделю невестка с новорожденной лежала в роддоме. Вторую неделю сын, невестка и ее родители сходили с ума и каждые три часа вызывали «скорую» – ребенок орал, синел и корчился. На третью неделю Анна Ивановна стала приходить к ним и брать Настю на руки – ребенок мгновенно успокаивался, потешно чмокал губами. Остальные домочадцы тут же падали замертво, получив заветный отдых. Жизнь Анны Ивановны превратилась в кошмар и гонки на выживание. Она работала в библиотеке горного института (двадцать пять лет стажа!), но теперь спала на службе – от звонка до звонка, от лекции до лекции. Во время лекций студентов немного, напарница справлялась, а завбиблиотекой привалится к стеллажам и дрыхнет. Звонок – сомнамбулой тащится на прием заказов. Гонг на лекцию – в закуток спать. После работы – к Насте, там все на последнем издыхании. И так до восьми Настиных месяцев. Она уже стояла в кроватке. Ручками за перила уцепится – не оторвешь. И вопит! Мама, папа, бабушка, дедушка чего только не предпринимали! Кукольный театр перед ней разыгрывали, чтобы ложку каши уговорить съесть. Честно сказать – по попе младенца шлепали. Бесполезно! Анна Ивановна приходит – голодного ребенка накормит, укачает. Всем благодать, но попробуй Настю с рук спусти – мгновенно учует и рев поднимет. Сыну и невестке Анна Ивановна заявила: – Больше не могу! Я хочу спать! Хронически и всегда! Я устала жить в чужой квартире. Хочу домой! Переезжайте с ребенком ко мне. Конечно, в однокомнатной тесно. Перейду на полставки, через день работать. Я – на кухне, вы – в комнате. Но! Спать по‑человечески! Потом Анна Ивановна вовсе с работы уволилась, а невестка на свою вышла. Ребята в большую квартиру тестя вернулись. Бабушка с Настей вдвоем зажили. Ни в какую астральную или прочую хиромантскую связь между людьми Анна Ивановна не верила. Образование у нее строгое, геологическое, мировоззрение абсолютно материальное. Но между ней и Настенькой… Как между частями растения – старый корень и молодой побег, единый организм. Хотя ссорились и любились они пятьдесят на пятьдесят. Равное количество времени ругались и блаженствовали. Личную жизнь бабушки внучка своими младенческими ручонками обратила в прах – с полного благословения Анны Ивановны, конечно. С мужем Анна Ивановна разошлась, когда сыну десять лет исполнилось. Муж, геолог, все по экспедициям, в поле работал. А ей деться некуда – сын! В библиотеке трудилась, сына из школы в спортивную секцию каждый день возила. Муж «в поле» нашел себе другую подругу. Разошлись они как бы культурно, без истерик и дележа имущества. Но для Анны Ивановны удар был! Два года себя не помнит – призраком прожила. Потом появился у нее мужчина. Доцент их института, с кафедры радиоактивных минералов. Роман был не африкански страстный, а теплый и душевный, на многие годы. У него жена была очень больна. Диабет с осложнениями. Умирала десять лет, бедняжка. Это отдельная история – когда искренне желаешь человеку здравствовать и невольно ждешь его смерти. В то время как доцент овдовел, у Анны Ивановны уже Настя на руках была. Он не бросил Анну Ивановну и не отказывался от давних планов. Анна Ивановна сама выбрала: вместо нормальной семейной – жизнь вдвоем с внучкой. Когда тебе за пятьдесят, легко выбираешь. Это в юности мечутся, а в зрелости хорошо знают, чего хочется. Анне Ивановне с вредной девчонкой, с исчадием, с картавой наоборот, с вечным сигналом тревоги, было очень хорошо, лучше, чем мечтаешь. Бабушка получала от Насти не меньше, чем давала ей. Скорее больше. Значит – эгоизм, питающийся судьбой ребенка. Об этом и рассуждала очкастенькая психологиня. Она достала какой‑то листок, держала его чистой стороной к Анне Ивановне и говорила о том, что многие современные бабушки с неизрасходованным материнским инстинктом отрывают детей от родителей, используя приемы задабривания, чем наносят вред личности ребенка. Потому что бабушки хороши для сирот, а при живых родителях папе с мамой замены нет. – Анна Ивановна! Вы образованная женщина и, надеюсь, понимаете, что есть тесты, позволяющие графически спроецировать психологические проблемы ребенка? О чем она толкует, Анна Ивановна толком не поняла, но кивнула. Психолог перевернула листок. На нем был Настюхин рисунок под заголовком «Моя семья». На переднем плане здоровенная фигура в виде снежной бабы с кудрявыми волосами, поперек живота надпись: «Бабуля». В жизни Анна Ивановна не такая упитанная, а кудрявость – химическая завивка, сделанная для простоты прически. Рядом со снежной бабой шклявая фигура поменьше, карикатура на куклу Барби. Надпись над головой: «Я Настя». Совсем внизу микроскопические человеки‑букашки, пояснения к которым – «Мама», «Папа», «Дедушка», «Бабушка Лена» – значительно крупнее самих фигурок. – Видите, Анна Ивановна? Случай клинически ясный. Ребенок задавлен вашим, давайте признаемся, неестественным авторитетом. Гипертрофия любого авторитета в ущерб родительскому наносит детской психике тяжелейший ущерб. Если бы Анна Ивановна была с этим не согласна! Ребенка должны воспитывать родители, и только они! Замены мамы, как замены воды, не существует. И каково слышать, когда невестка, рисуясь и кокетничая, говорит по телефону: «В эту субботу? Нет, не могу. У меня матерный день. Веду дочку в зоопарк». Или напоминать сыну: «У Насти через неделю день рождения, забыл? Подарите ей котенка. Только обязательно сначала попросите заготовленные стихи прочитать». А другие дедушка с бабушкой? Что им достается? Минут двадцать Настя ведет себя идеально, получает конфеты и наряды. Потом заставляет стариков садиться в позу лотоса. Шалунья уверяет, будто бабуля Аня в свободное время йогу практикует. Вранье! Просто накануне бабушка ей объяснила, что такое йога. Семь лет человеческой жизни – очень много. Анна Ивановна это точно знала, как человек по второму кругу данный период прошедший. И в то же время, что она помнит из своих до семи? Отрывки, обрывки – мелочь! Главное будет потом. – Что вы предлагаете? – спросила Анна Ивановна психолога. – Надеюсь, вы не станете возражать, если я поговорю с Настиными родителями? – Поступайте, как находите нужным. Родители Насти, в отличие от Анны Ивановны, отнеслись к рассуждениям психолога с большим доверием, прониклись страхом за будущее своего чада, просто спелись на ниве перевоспитания ребенка. План разработали, как вернуть девочку в полноценную семью, не нанеся ей душевной травмы. По плану Анна Ивановна должна была отправиться в длительное путешествие, а Настя под благовидным предлогом переехать к родителям. Экономить на бабушке сын и невестка не стали – купили ей дорогую путевку в круиз по Средиземноморью. Анна Ивановна плыла на теплоходе, видела Марсель, Лиссабон, Монако и еще чего‑то. На ужин с капитаном напялила подаренное невесткой платье. Какой‑то (двадцать пятый?) помощник капитана клеился, точно ему заранее заплатили, чтобы никто из старых перечниц без кавалера не остался. Вернувшись в порт приписки, Анна Ивановна продолжила скитания. Съездила на родину предков, на Беломорье. Красота невыразимая. Постоянно думала: Настена не видит, а описать словами невозможно. У двоих подруг побывала, в Рязанской и Ленинградской областях. Наревелись вдоволь, вспоминая детство и точно зная, что больше не увидятся. Полгода Анна Ивановна колесила. Вернулась домой с твердыми перспективами – сделать ремонт, устроиться на работу, разведать, как ее доцент поживает. Настя примчалась на следующий день в десять утра, то есть из школы удрала. С порога принялась бабушку обвинять: – Ты! Предательница! Ты меня бросила! Я знаю, ты плавала и ездила, а меня бросила! – Как мы хорошо все звуки научились выговаривать! – Анна Ивановна тщательно следила за своим голосом и мимикой. – Большой прогресс! – Бабуля! – Настя кулачки сжала, лицо насупила, как больной зверек. – Бабуля, ты меня больше не любишь? Наверное, это был момент истины. Хотя, при чем здесь истина? Переломный момент. Скажи Анна Ивановна: «Не люблю!» – и ребенок, пострадав немного, прирос бы к родителям. Но Анна Ивановна внучку любила больше жизни! – Не говори глупости! И почему ты не в школе? – Бабуля! Ты плачешь! – заорала Настя радостно. Анна Ивановна так старалась быть строгой, что не заметила, как полились слезы. А внучка, ликуя, прыгала то на одной ноге, то на другой и скандировала: – Ты плачешь! Плачешь! Ты плачешь, как при скарлатине! Надо же, помнит! Настена очень тяжело болела скарлатиной. Температура пять дней под сорок, лежала в забытьи. Анна Ивановна сидела рядом и пускала слезы. Она развернулась, ушла в комнату, села в кресло. Настя тут как тут. Забралась на колени, обняла за шею и точно бабушкиным голосом, только на октаву выше, назидательно произнесла: – Ты можешь не помнить о своих хороших поступках, но не должна забывать о плохих и делать правильные выводы! – Не смей меня передразнивать! – А что ты мне привезла? Много подарков?! Вечером в квартире Анны Ивановны разыгралась душераздирающая сцена. Родители пришли забирать дочь. Невестка рыдала и говорила, что только‑только начала становиться матерью. Внучка вопила и носилась по квартире. Сын, злой как демон, бегал за ней и ловил. Она вырывалась, царапалась и отпускала такие выражения, что Анна Ивановна подумала о необходимости наведаться в школу и выяснить, кто учит детей площадной ругани. В конце концов Настя подлетела к бабушке, намертво вцепилась в шею и так заверещала, что все оглохли. Сын и невестка испуганно застыли: ребенок обезумел! – Отпусти! – просипела Анна Ивановна. – Задушишь! Так! Спокойно! Мы пойдем на компромисс! Все вместе. – Я пойду с тобой? – уточнила Настя. – Со мной, – кивнула бабушка. – Со мной ты будешь жить понедельник, вторник и среду. Четверг, пятница и выходные – с родителями! У меня должна быть личная жизнь! – Какая у тебя может быть личная жизнь без меня? – удивилась маленькая эгоистка. Ничего из этого плана не вышло. Ребенок не собачка, которую можно таскать с места на место. Постоянно случались накладки: то форму физкультурную забыли, то учебники не захватили, то домашнее задание Настя затихарила. Словом, типичная ситуация с семью няньками. Перешли на новый график: пять школьных дней внучка у бабушки, выходные – с родителями. Им тяжело доставалось. Неделю работают от зари до зари, а в субботу и воскресенье без отдыха. Потому что с Настей нагрузочка будь здоров. Но с возрастом у нее стало проявляться человеколюбие и забота о родителях. В пятницу вечером она частенько предлагала бабушке Ане: – Давай позвоним маме с папой? Пусть расслабятся, а я дома останусь? Бабушка с дедушкой сейчас заранее успокоительное лекарство принимают, – шантажировала внучка. – Нет! – проявляла твердость Анна Ивановна. – Только на субботу можешь остаться. Родители должны хоть один день в неделю воспитывать ребенка! – Меня ты воспитываешь, – разумно замечала Настя, – а они балуют. Какая‑то у нас семья шиворот‑навыворот. – Исключительно благодаря тебе, твоему несносному характеру. На субботу назначим дополнительные занятия по английскому и математике. Настя тут же мчалась к телефону и просила родителей забрать ее пораньше. Сейчас Насте пятнадцать лет. И душевного спокойствия Анне Ивановне не прибавилось. Напротив, ее грызет ревность. Насте с мамой и папой теперь гораздо интереснее, чем с бабушкой. Какие‑то девичьи секреты с мамой – вечно хихикают и шушукаются, как закадычные подружки. Идет с отцом на футбол, а не с бабушкой на концерт. Разыграла одноклассников: привела отца на дискотеку и сказала, что это ее парень. «Чтобы девчонки от зависти лопнули. А еще скажу, что моя мама – это моя старшая сестра, от первого дедушкиного брака», – развлекается! Как была фантазеркой, так и осталась. И родители ее поощряют! Но живет Настя, естественно, с бабушкой.
|