Глава девятая. Еще в то лето я решила продать каноэ, чем дала пищу новым разговорам

Еще в то лето я решила продать каноэ, чем дала пищу новым разговорам. Со времени смерти Чарльза каноэ висело под потолком гаража без всякого употребления, и, хотя мне тяжело было расстаться с ним, я боялась, что в один прекрасный день веревки не выдержат и оно свалится на машину.

И потому я попросила одного из соседей помочь мне снять его оттуда, а затем мы отнесли его на лужайку, чтобы легче было чистить его и мыть, но случайно выбрали такое место, откуда оно бросалась в глаза всем, кто спускался по дороге. Изящное, шестнадцатифутовое, двухместное, а на траве рядом паруса, мачта и весла. По крайней мере половина деревни потолкалась у ограды, гадая, что оно тут делает.

Первой, кто прямо спросил меня об этом, была миссис Бинни. Я не видела ее уже давно, но, вероятно, слухи доползли и до нее и были истолкованы ею как знак, что я наконец‑то переезжаю.

– Чего это с лодкой‑то будет? – осведомилась она, положив руки на ограду, чтобы удобнее было наблюдать, как я лакирую обшивку.

– Продам, – ответила я.

– К отъезду готовишься? – спросила она с надеждой.

– Нет, – ответила я. – Но что ему зря висеть в гараже?

– Не позабудьте, мой Берт очень даже интересуется, когда вы съедете, – продолжала она целеустремленно. – Вам‑то он великоват (она имела в виду коттедж). А вот маленькое бунгало на Фейрвью вам в самый раз.

Мне меньше всего требовалось маленькое бунгало на Фейрвью, но миссис Б. явно считала, что заронила семя в благодатную почву, и, пригладив фиолетовые локоны, она заковыляла назад в деревню, предварительно сообщив мне сведения, которыми явно жаждала со мной поделиться. В десять часов в следующую субботу клуб «Дружеские руки» отправлялся в свою ежегодную летнюю экскурсию, на этот раз в Эдинбург. И она едет, возвестила миссис Бинни. И Стэн тоже, добавила она кокетливо, щурясь на меня из‑под ресниц, – произвело ли это на меня впечатление? Еще как произвело! Она сказала – Стэн. И несомненно, подразумевала мистера Тутинга. За все годы, какие я ее знала, она не называла своего мужа иначе, как мистер Бинни, и пока он был жив, и когда скончался. Да, дело, видимо, продвигалось.

Это я должна увидеть собственными глазами, подумала я. А потому в субботу утром, когда автобус въехал на площадь, я была на почте, готовясь наблюдать за тем, как наша сирена пускает в ход свои чары. Все оказалось крайне просто. Автобус остановился, и пассажиры собрались погрузиться в него. Миссис Бинни решительно заняла место во главе очереди. Она вскарабкалась по ступенькам, тяжело плюхнулась на сиденье у двери, ляпнула сумку на второе место рядом с собой, откинулась на спинку и закрыла глаза – внушительно, чтобы никто не покусился на свободное, а когда автобус заполнился и мистер Тутинг влез в него последним (как секретарь, он у двери проверял пассажиров по списку), миссис Бинни открыла глаза и забрала сумку к себе на колени. Мистеру Тутингу оставалось только сесть рядом с ней – на единственное свободное место, на которое к тому же он, как самоназначенный экскурсовод, имел преимущественное право. Впереди, сразу за водителем.

Супруга старика Адамса на эту экскурсию не записалась. Оставить муженька одного она не хотела, а его в поездку не удалось бы затащить и на аркане. Однако она тоже заглянула на почту; ни за что на свете не пропустила бы такого случая, сказала она, и мы вместе помахали вслед автобусу.

– Похоже на романчик, а? – заметила она, не спуская глаз с миссис Б. и мистера Тутинга, но я в этом убеждена не была. На мой взгляд, паучиха плела свою сеть, и мистер Тутинг безнадежно в ней запутывался.

Я пошла назад в долину, думая, что, во всяком случае, получила недельную передышку. Миссис Б. не будет пока допекать меня разговорами о переезде. Но жизнь в деревне – это жизнь в деревне, и на меня напала мисс Уэллингтон. Она тоже не поехала на экскурсию. Подобное не было в стиле мисс У. Ну, она разглядела каноэ на лужайке с вершины холма и спросила Фреда Ферри, не знает ли он, почему оно там, – он все еще выкашивал траву у коттеджа Лилии и заходил за платой к мисс Уэллингтон, а его хлебом не корми, дай кому‑нибудь втереть очки, а уж мисс У. тем более. Да неужто она не слышала? Я собираюсь обплыть вокруг света. И кошек с собой беру, добавил он на закуску.

Идею он, видимо, почерпнул из газетных сообщений о человеке, намеревавшемся переплыть Атлантический океан в бочке. Из этого плана ничего не вышло – ему помешали власти, но мисс Уэллингтон, без сомнения, тоже читала про него, а потому ей показалось очень даже вероятным, что я замышляю подобную же глупость.

И она спустилась с холма в день, когда Дружеские Руки отбыли в Эдинбург, и как назло я, расстелив парус на траве, чистила его, а кошки составляли мне компанию, усевшись в каноэ так, словно уже приготовились к отплытию. Прежде другие наши кошки тоже посиживали в каноэ, когда его водворяли на лужайку для чистки. Сиамы всегда сгорают от желания приобщиться к происходящему. И было бы куда более удивительно, если бы они в каноэ не забрались.

Но мисс Уэллингтон влетела в калитку, обвила руками мою шею и залилась слезами, так что Шани стремглав умчалась в коттедж. Саф остался на месте и приветствовал ее пронзительным «уа‑а‑а‑ах!», но мисс Уэллингтон занимало совсем другое.

– Не делайте этого! – умоляюще прорыдала она. – Вы не должны! Подумайте о бедных кошечках.

– Но чего не делать? – спросила я. – Парусам не повредит, если их почистить.

Тут все и выяснилось. Что сказал Фред Ферри. И что сообщила ей миссис Бинни о надеждах Берта на мой коттедж. Ну и ведь я всегда была готова отправиться на поиски приключений. Ездили же мы с Чарльзом в Скалистые горы разыскивать гризли! Но теперь, когда его нет, мне не следует проделывать подобное в одиночку. Ему бы это не понравилось.

Я положила конец всем ее опасениям. Заверила, что никуда не собираюсь уезжать. Однако едва я продала каноэ – в субботу я дала о нем объявление в газету, и в понедельник его уже купили (покупатель намеревался плавать в нем с сыном по сомерсетским каналам, как прежде мы с Чарльзом, и лучшей судьбы я ему не пожелала бы), – так вот, едва я его продала и оно унеслось вверх по дороге на крыше машины его нового владельца, а на его корме развевалась желтая габаритная лента, как мисс Уэллингтон затрусила вниз по склону заглянуть через калитку и удостовериться, что я никуда не делась.

На той же неделе, как‑то утром, когда я прогуливала кошек в саду, появился толстячок, который уже довольно давно совершал прогулки по лесу в долине. Он всегда останавливался поболтать со мной и повосхищаться кошками. Ему нравится работать в саду, а кошек он очень любит, неизменно сообщал он мне, а Шани столь же неизменно с ворчанием улепетывала в коттедж, Сафра же, припав к земле, подозрительно ел его глазами и говорил, что не верит ни единому его слову.

Он был низеньким, напыщенным – еще один мистер Тутинг. На меня он наводил зевоту, но он непременно останавливался и заводил разговор. В деревне он поселился относительно недавно в одном из бунгало Фейрвью. Он вдовец, поспешил он поставить меня в известность. В это утро он некоторое время следил, как я порхаю следом за Сафом – тут срежу увядшую розу, там выдерну сорняк, держа крюк наготове, чтобы сразу же зацепить Грозу, если он попытается удрать.

– Вам здесь нужен бы мужчина, – внезапно заявил толстячок, доверительно наклоняясь над калиткой.

Я чуть не выпрыгнула из резиновых сапог. Так мне не суждено обрести хоть немножко покоя? Миссис Бинни. Мисс Уэллингтон. И вот теперь еще и он! А мне не был нужен никто, кроме моего высокого красавца Чарльза. Не был и не будет никогда. И я правда надеялась, что он ждет меня где‑то за кулисами.

Возможно, я неверно поняла намерения моего собеседника, но у меня не было ни малейшего желания рисковать. И я меньше всего хотела прослыть второй миссис Бинни.

– Я только что нашла себе человека для всяких работ, – ответила я ему ледяным тоном.

Он постоял, постоял и удалился по дороге. Больше он никогда мимо не проходил.

Но я ему не солгала. Звали этого умельца Билл. Он работал на «скорой помощи», а в свободное время занимался мелким ремонтом. Жил он в десяти минутах езды на машине, и мне его рекомендовали друзья, заверив, что работает он очень хорошо и быстро – не то что мистер Пейнтинг, жуткий старикашка, который, когда я прибегала к его услугам, растягивал любую работу до предела. Билл не заламывал немыслимую цену, ему искренне нравилось помогать людям. Вот только одно, предупредили мои друзья. Ни в коем случае не позволяйте ему ничего красить внутри. Он разделывается с такой работой со скоростью звука и, например, крася дверь, никогда не застилает пол хотя бы газетами. А просто лихорадочно красит, брызгая краской во все стороны, а затем в безмятежной забывчивости наступает на еще сырые пятна.

Я запомнила. Он многое для меня делал, но в доме я работать его не допускала. Впрочем, и вне дома стремительность его превосходила всякое вероятие. Какая бы работа ему ни предстояла, он устремлялся вниз по склону, словно по неотложному вызову, выпрыгивал из машины, заарканивал меня в помощницы, минуту‑другую спустя уже лихорадочно трудился, часто даже не дав мне переобуться. В первый раз он явился ко мне на выручку, когда с конька крыши коттеджа свалилась подгнившая облицовочная доска и в стене под ней я обнаружила трещину.

Я вызвала каменщика. Он покачал головой и сказал, что работка будет та еще. Ему придется пригласить своего шурина, кровельщика, но он и сам может объяснить мне, что надо будет снять ряд черепиц, сменить деревянные опоры, снять сточную трубу в ванной, чтобы определить глубину трещины, заделать ее и заново побелить стену.

– И во сколько это обойдется? – спросила я, опасаясь худшего.

Точно определить трудно, ответил он. Фунтов пятьсот. А то и больше. Ведь взять напрокат леса стоит дорого.

– Леса? – повторила я. – А нельзя ограничиться приставной лестницей?

– Никак, – ответствовал он. – Оранжерея‑то к стене пристроена. Ну, леса и нужны, чтобы оберечь стеклянную крышу. А без этого туда никто не полезет.

Вот тут‑то я и обратилась к моим друзьям, а они при мне позвонили Биллу. Он обещал заехать на следующий вечер. Я вернулась домой, и не прошло и получаса, как подъехал он: до ужина время осталось, объяснил он, так чего откладывать‑то?

– За субботу с воскресеньем сделаю, – сказал он, оглядывая повреждения. – Досточки накрыть стекло найдутся?

Оранжерею строил Чарльз по собственному плану: стены, передняя и задняя, из камня, а между ними – стеклянная крыша. Через дорогу в бывшей конюшне Аннабели лежало пять длинных широких досок трехдюймовой толщины. Когда их уложили на стены, они образовали над стеклом надежный помост. Чарльз, всегда строго соблюдавший правила безопасности, в свое время с полным спокойствием ставил на этот помост лестницу, когда сам красил стену дома. Вот почему я возмутилась, когда каменщик заговорил о лесах.

– А‑а! – сказал Билл, когда я все это ему объяснила. Так если я помогу ему принести доску, он получше рассмотрит, что надо делать. И скажет мне, сколько это будет стоить.

Мы принесли доску из конюшни, уложили ее, и я спросила, надо ли сходить за остальными.

– Хватит и одной, – беззаботно ответил Билл, и я зажмурилась, не в силах смотреть, как он прислонил лестницу к стене оранжереи, влез на доску и – у меня дыхание замерло – с ловкостью серны втащил лестницу за собой, прислонил ее к стене второго этажа коттеджа, влез на нее и обследовал край крыши, деревянную обшивку и трещину. Он спустился, отряхнул пыль с ладоней и сообщил, что подпорки черепицы в полном порядке. Потребуется только заменить сгнившую доску, зацементировать щель, покрасить и побелить.

– Семьдесят фунтов за все устроит? – спросил он.

Устроит?! Я тысячи раз умирала, пока он работал на настиле из одной доски. И чуть не надорвалась, подавая ему туда молотки, гвозди, ведерко с цементом, а пока цемент сохнул, смешивая побелку. Но мы довели дело до успешного конца. Конечно, в те дни цены еще не были такими высокими, как сейчас. Но все равно, семьдесят фунтов вместо пятисот… С этого момента Билл стал палочкой‑выручалочкой коттеджа, пусть мне никогда прежде и не приходилось заваривать столько чашек чая. Чай ему был необходим как воздух… Ну и еще эта его манера появляться точно смерч, как правило, раньше назначенного им же часа, с упорным возложением на меня обязанностей подручного. Но ведь невозможно иметь все.

И вот когда засорило канализационный слив, так что нельзя было принять ванну, я в прохладный летний вечер позвонила Биллу, и он сказал, что только что вернулся домой – еще даже не ужинал, – но завтра приедет обязательно, я переобулась в домашние тапочки из овчины, готовясь мирно скоротать вечер. Не прошло и четверти часа, как Билл вихрем скатился по склону, завизжал тормозами у калитки и влетел в коттедж, спрашивая на ходу:

– Так где у вас сливной колодец? А стержни для прочистки где лежат?

Не успела я моргнуть, как он и я (все еще в тапочках) уже стаскивали железнодорожные шпалы с верха дренажного колодца, который Чарльз давным‑давно выкопал в дальнем конце лужайки для прочистки сливной трубы. Надо было спуститься в выложенную камнями шахту, найти выходное отверстие трубы, засунуть в него стержни и толкать их вперед‑назад, пока засор не начнет поддаваться, после чего взлетать наружу с быстротой молнии, так как колодец начинал стремительно наполняться. Я чуть не потеряла тапочки, зарядил дождь, но слив мы прочистили, уложили шпалы на место, погрузили стержни в ручей для промывки, и Билл сказал, что ему надо торопиться, пока ужин совсем не простыл. Я сказала, что мне очень неловко, – я вполне могла бы подождать до утра. Так ведь ужин‑то еще готов не был, объяснил он. Ну и ему неприятно было думать, что я не смогу помыться. А теперь – пожалуйста, мне можно принять ванну.

Не можно, а необходимо после возни со стержнями и всем прочим, подумала я, но промолчала и спросила только, сколько я ему должна.

– Ну, пятерочку? – спросил он.

Разбогатеть, беря за работу подобные суммы, он никак не мог, но ссылался на то, что ему нравится выручать людей. И без конца выручал меня. Однако с такой же быстротой, с какой он восстанавливал мой душевный мир, Сафра торопился этот мир нарушить. Никогда еще у меня не было подобного кота.

Видимо, какую‑то роль здесь играла наследственность. Сесс, его предшественник, тоже был не сахар, а ум и макиавеллиевские замашки Сесс унаследовал от своего отца Сатурна, кота‑производителя, принадлежавшего Полине Фэрбер, происходившего от Килдауна, который был известен тем, что его потомство унаследовало его индивидуализм. Родословную Сафры мне выслали по почте, когда я уже забрала его, так как в тот момент все экземпляры, имевшиеся у его владельцев, были розданы. Я знала, что он внук Сатурна и племянник Сесса по отцовской линии, но лишь получив через неделю его родословную, я выяснила, что и по материнской линии он происходит от того же Сатурна.

Таким образом, я обзавелась – нет, я ни за что на свете не променяла бы его ни на какого другого котенка, что не помешало мне побледнеть при этом известии, – я обзавелась котенком, который унаследовал особенности Сесса от обоих своих родителей. Значит ли это, что Сафра будет вдвое умнее Сесса и вдвойне не сахаром?

И выходило, что именно вдвойне. Не говоря уж о том, что воспитывал его попугай. За ним уже числилось пребывание в Лэнгфорде в связи с сиреневым полотенцем.

Ну а потом он отлучился без разрешения…

У меня не хватало духа водить его на поводке. Не надевать же путы на кузнечика! И я просто тенью бродила за ним, хотя он, видимо, совсем этому не радовался. Уа‑а‑а‑ах! – жаловался он, когда я мешала ему пролезть под калиткой. Почему бы мне для разнообразия не походить за Шани? А потому, что Шани спокойненько сидит на лужайке, вот почему; рассматривает бабочку на венчике цветка и мечтает. Уа‑а‑а‑ах! – возмущался он, когда я снимала его с садовой ограды. У дороги трава куда Лучше! Почему ему нельзя туда? У‑у‑у‑ух! – выл он в тысяча сто первый раз, когда я стаскивала его с крыши кошачьего дома, откуда он явно прицеливался прыгнуть на склон позади коттеджа и отправиться путешествовать по лесу. Что, у Кошек нет никаких Прав на Свободу?

Безусловно нет, пока я рядом. Слишком хорошо я помнила весь ужас утраты Сили. Тем не менее наступил день, когда, просидев целую вечность под папоротником у калитки в надежде, что из норки выскочит землеройка, он вспрыгнул на столб и соскочил на дорогу. Он проделывал это и раньше, но никуда не убегал. Оставался у калитки и с интересом оглядывал дорогу, пока я не забирала его и не уносила назад в сад, внушая ему, что четверть акра травы и деревьев было более чем достаточно для любой кошки; он обычно отвечал разочарованным «УОУ!» и отправлялся допекать Шани.

Однако на этот раз, когда я собралась сгрести его в охапку, он припал к земле и уставился на что‑то дальше по дороге. Я тоже посмотрела туда. Перед конюшней Аннабель замер вспугнутый черно‑белый кот. И в тот момент, когда я нагнулась к Сафу, он выскользнул из моих рук и стрелой помчался к незнакомцу. И никакого Рад С Вами Познакомиться, обычно написанном на его мордочке, когда он здоровался с людьми. Нет, выражение его говорило: Вот Я С Моей Абордажной Саблей! В мгновение ока чужой кот вскарабкался на конюшню, перебрался оттуда на склон под фруктовым садом и исчез в зарослях крапивы, куда Сафра нырнул за ним, распушив хвост до максимума.

Лазить по стенам конюшен мне не дано, а откос слишком крут, чтобы по нему взбираться. Мне пришлось бежать по дороге до входа в сад, дальше – между яблонями и по заросшей тропке за конюшней, пока я не добралась до крапивных джунглей, которые вблизи выглядели даже еще более непроходимыми, чем издали.

Оба кота исчезли без следа. Ни единый кусачий стебель, ни единый лист не шелохнулся. И полнейшая тишина. Почему Сафра не завывает? Все его предшественники, жившие в коттедже, выли как сирены воздушной тревоги, когда встречались с другими котами. Я всегда могла найти их по голосу. Если кого‑нибудь из них загоняли на дерево или в угол, они принимались вопить, чтобы я явилась к ним на выручку.

Саф стоит морда к морде со своим противником под сводом крапивы, и драка может завязаться в любую секунду? Или тот кот (мне незнакомый) улепетывает домой миля за милей, а Сафра гонится за ним? Или тот кот удрал, и Сафра, как и все сиамы не слишком целеустремленный, уже отправился под прикрытием крапивы заняться чем‑нибудь другим. На вершину холма, где на поле тарахтит трактор фермера? Саф ведь интересуется всем, что движется… Вдруг он подкрадется слишком близко?

Соседи, я знала, считали, что я немножко не в себе, раз так тревожусь. Кошки же всегда возвращаются домой, говорили они. Кошки умеют находить дорогу туда. Но Сили ведь не вернулся? И мне доводилось слышать о том, как кошки погибали под сельскохозяйственными машинами. К тому же Саф прежде ни разу во фруктовом саду не бывал и на холм не поднимался… а что, если он лишен инстинкта, приводящего кошек домой?

И я поступила так, как поступала, когда кто‑то из кошек пропадал. Идти напрямик через крапиву было невозможно – она доставала мне выше пояса и занимала слишком обширное пространство. А потому я вернулась на дорогу и начала привычный обход. Дальше по склону к «Розе и Короне», налево на другой холм до верхней дороги, назад по ней, вглядываясь в поле, не трусит ли там за сенокосилкой длинноногий беглец, а потом под ветви моего собственного леса, выкликая «Сафл‑афл‑афл!», мое уменьшительное от Сафра, как когда‑то я звала «Молли‑уолли‑уолли!» – а потом «Сили‑уили‑уили» – звала того, кто так и не вернулся.

Сафра не отозвался, но многие люди услышали, как я его зову. Фред Ферри на пути в «Розу и Корону» спросил, проходя мимо:

– Кот, значит, пропал?

Вопрос глупый, поскольку это было и так ясно, но зато Фред, конечно, сообщит эту новость всем, кого увидит, и, возможно, кто‑то позднее обнаружит Сафру. Мисс Уэллингтон спустилась с холма, тыча палкой во все придорожные кусты, что тоже было глупо. Сафра не стал бы ждать, пока она в него ткнет, и спрятался бы подальше. Но, во всяком случае, она пыталась помочь мне. Дженет Ризон сказала, что пройдется по дороге с Дейзи, своим ретривером, – вдруг им удастся его выследить? Но мне это показалось маловероятным. Я как‑то не могла себе представить, что Саф покорно возвращается домой, свисая из пасти Дейзи, словно долговязый мохнатый фазан.

Я кружила так почти два часа, звала, высматривала, изнемогала от тревоги. Те, кого я спрашивала о черно‑белом коте, не знали ничего. Такого в окрестностях вроде бы не было. А это значило, что оба беглеца могли уже находиться в нескольких милях от деревни. Затем, в энный раз проходя мимо конюшни Аннабели, я посмотрела на коттедж – а вдруг он сам вернулся? И внезапно увидела его. Трусит с холма по направлению ко мне: неторопливо, уверенно, явно отдавая себе отчет, где он находится. У подножия склона он остановился и поглядел на меня, однако направился не ко мне, а свернул налево на тропу, которая привела бы его к ризоновскому коттеджу. Но Дженет ушла с Дейзи на его поиски, и никто бы его не заметил, а он забрел бы в самый дальний конец Долины. Было ли это случайностью, что я оказалась там именно в этот момент… или так произошло, потому что я безмолвно как раз тогда воззвала о помощи к Чарльзу? В начале поисков я к нему не обращалась. Пока не оказалась в безвыходном положении… и вновь это помогло.

Я кинулась за Сафом, обняла его – ну, не могла я, не могла на него рассердиться – и посадила в вольеру, где Шани, вечная Пай‑Девочка, сидела, взирая на мир, будто Сафра никуда не исчезал. Он кинулся к ней, укусил за шею и сказал, что слабо ей догадаться, Где Он Был. А Ей Все Равно, сказала Шани, неодобрительно шлепнув его.