Эль Диа де лос Муэртос

Шагать вниз по холму было сравнительно легко, но Матту все равно приходилось часто останавливаться и переводить дыхание. После пережитого прошлой ночью все тело болело, некоторые царапины воспалились. Он оглянулся на перевал, откуда им вслед мрачно смотрел Тон‑Тон. Креветочный комбайн был едва различим в тени. Фиделито весело скакал и размахивал фонариком.

– Как ты думаешь, он меня видит?

– Конечно видит,– ответил Матт.

Иногда неугомонность Фиделито здорово действовала ему на нервы.

Они пошли дальше. Фиделито без конца расспрашивал, кого они увидят в конце пути, и Матт рассказал ему о Марии в монастыре Санта‑Клара. Он не знал, как выглядит монастырь, но, чтобы развлечь малыша, выдумал подробное описание.

– Это замок на горе,– сочинял он.– По углам у него четыре башни с красными крышами. Каждое утро девочки поднимают в саду флаг.

– Как хранители? – немедленно спросил Фиделито.

– Да,– сказал Матт. Каждое утро хранители выстраивали мальчишек во дворе и поднимали над фабрикой флаг с изображением пчелиного улья. Мальчишки повторяли Пять правил добропорядочного гражданина и Четыре принципа правильного мышления, после чего брели в обеденную зону подкрепиться планктоном.– Только на этом флаге изображена Святая Дева Гвадалупская. Девочки поют «Буэнос диас пал ома бланка», ее любимую песню, а на завтрак едят поджаренный хлеб с медом.

Фиделито вздохнул.

Матту было интересно, очнулись ли хранители от своего наркотического сна. Или они уже мертвы, как Моховичок? Не арестуют ли Тон‑Тона за убийство?

– У хранителей в корпусе есть вода? – спросил он.

– Флако сказал, они смогут напиться из унитазов,– ответил Фиделито.

«Тяжело, но справедливо»,– подумал Матт с мрачной улыбкой.

– Меня от этой вони тошнит,– пожаловался Фиделито.

Матт втянул ноздрями воздух. Зловоние нарастало постепенно, так что сперва он этого даже не заметил.

– Наверно, мы подошли к реке,– сказал он, ногтем поцарапал кожицу лимона и поднес его Фиделито к носу.– Вонь это не перебьет, но хоть не вырвет...

Откуда‑то слева до них донеслось утробное бульканье, и Матт посветил фонариком. В гигантскую трубу стекала широкая лента черной воды. Она блестела и лоснилась, словно покрытая маслом; то тут, то там на поверхность выныривали какие‑то странные гибкие силуэты, но их тут же затягивало обратно.

– Это рыбы? – шепнул Фиделито.

– Не думаю...– Фонарик Матта выхватил из темноты длинное, жирное на вид щупальце. Оно выпрыгнуло из воды и, бешено извиваясь, попыталось зацепиться за что‑нибудь на берегу.– Наверно, поэтому Тон‑Тон и велел нам держаться от реки подальше...

Щупальце проиграло бой и с тошнотворным хлюпаньем исчезло в трубе.

– Побежали,– взмолился малыш.

Земля у них под ногами слегка подрагивала – это река прокладывала себе путь под дорогой. От чудовищного зловония Матт едва не терял сознание.

«Дурной воздух. Дурной воздух»,– твердил он про себя.

Если они упадут здесь, их никто не спасет.

– Скорее! – шептал Матт, но на самом деле медленно шел именно он.

Фиделито скакал впереди, как маленькая обезьянка.

Дорога пошла вверх по склону. Легкий ветерок разогнал тошнотворную вонь, и Матт без сил рухнул на землю. Грудь его тяжело вздымалась. Он закашлялся, болезненно перехватило горло.

«Только не это,– в отчаянии подумал он.– Не хватает только приступа астмы!»

Болезнь не тревожила его с тех пор, как он покинул Опиум, но от речного зловония вернулась с новой силой. Он согнулся пополам, тщетно пытаясь наполнить легкие кислородом.

Фиделито торопливо поскреб лимон и сунул его Матту под нос.

– Нюхай! Нюхай! – кричал он.

Но лимон не помогал. От напряжения Матт обливался потом, но не мог сделать ни вдоха.

– Я пойду за помощью! – крикнул Фиделито ему на ухо, как будто Матт в придачу оглох.

«Стой, это опасно»,– хотел сказать Матт, но не сказал: может, оно и к лучшему, если малыш уйдет.

Все равно он, Матт, не сможет его защитить...

Матт не знал, сколько прошло времени. Окружающий мир словно сжался до размеров крохотного клочка пыльной дороги, на котором он отчаянно боролся за жизнь. Но тут чьи‑то сильные руки подхватили его под мышки и подняли высоко в воздух. Около его лица возник ингалятор – ингалятор! Матт схватил спасительный прибор и с жадностью вдохнул живительное облачко. Приступ прошел как не бывало. Мир снова распахнулся вширь.

Над ним склонилось обветренное лицо, изрезанное глубокими морщинами.

– Смотри, Гуапо, кого нам принесла река,– сказала женщина.

Гуапо – имя это, как известно, означает «красавчик» – сидел на корточках у обочины. Он одарил Матта широкой, почти беззубой улыбкой. Ему было лет восемьдесят, не меньше.

– Неудачное место выбрал ты, парень, для купания... – сказала женщина. Потом добавила: – Я пошутила. В этой реке никто не купается. Она смертельная. Идти можешь?

Матт поднялся на ноги, пошатываясь, сделал на пробу несколько шагов и кивнул.

– Оставайся с нами,–сказала женщина.– Не думаю, что мама ждет тебя домой нынче вечером.

– Он беглый сирота. Видишь его форму? – сказал Гуапо.

– И эти лохмотья ты называешь формой? – расхохоталась женщина.– Не волнуйся, ниньо. Мы никому не расскажем. Мы любим хранителей не больше твоего.

– Чачо,– прошептал Матт.

– Малыш нам уже все рассказал,– успокоил его Гуапо.– Смотри, к нему уже летит «скорая помощь».

Он поднял руку, и Матт увидел в небе гравилет – под действием антигравитационного поля зашевелились волосы на голове. С трудом переставляя ноги, Матт побрел по дороге. С одной стороны его поддерживал Гуапо, с другой стороны – женщина, назвавшаяся Консуэлой. Матт шел словно во сне. Все вокруг казалось ненастоящим: темная дорога, звездное небо, старик со старухой, ведущие его куда‑то.

Наконец они подошли к высокой ограде. Консуэла нажала на кнопку, вбок скользнула раздвижная дверь, и перед Маттом открылась картина настолько неожиданная, что он решил: все‑таки это сон.

За оградой, по периметру обрамленной изящными акациями паловерде, насколько хватало глаз, тянулись могилы. Все они были украшены пальмовыми ветвями, цветами, фотографиями, статуэтками, сотнями мерцающих свечей. Свечи стояли в красных, синих, зеленых, желтых, пурпурных стаканах и казались осколками радуги, пляшущими над землей.

На многих надгробиях была еда: тортильи, миски с чили, бутылки с газировкой, фрукты, целые стада крохотных осликов, лошадок и свинок из теста или сахара. На большом каменном кресте, грациозно обвив лапы хвостом, сидел прелестный котенок с розовым сахарным носиком.

Среди могил сновали люди. Они вполголоса переговаривались.

– Где мы? – пробормотал Матт.

– На кладбище, чико,– сказала Консуэла.– Неужто никогда не бывал?!

«Не на таком»,– подумал Матт.

Алакранов хоронили в мраморном мавзолее недалеко от больницы. Он был величиной с целый дом и украшен бесчисленными ангелами, будто мотыльки слетевшимися на свет. Пройдя через парадную дверь, можно было увидеть что‑то вроде комода с многочисленными ящичками. На каждом ящичке было написано имя почившего Алак‑рана. Матт подозревал, что они выдвигаются, как ящики комода у него в комнате, где Селия хранила рубашки и носки, но, естественно, никогда этого не проверял.

Идиойдов же хоронили в братских могилах прямо в пустыне. Тэм Лин говорил, что место их упокоения неотличимо от обычной свалки, где закапывают мусор.

– Это похоже на...– Матт запнулся,– на праздник.

– А это и есть праздник,– воскликнул Фиделито, как чертик из табакерки выскакивая из‑за надгробия, перед которым группа женщин распаковывали корзины для пикника.– Нам повезло! Мы попали сюда в Эль Диа де лос Муэртос, в День мертвых. Это мой любимый праздник в году!

Малыш с аппетитом жевал огромный сэндвич.

Матт ничего не понимал. Селия отмечала все праздники в календаре, но об этом никогда не упоминала. На Рождество она развешивала по всему дому носки, чтобы Санта‑Клаус положил в них подарки, на Пасху красила яйца, на День благодарения жарила индейку, а в День святого Валентина пекла пирожные в форме сердечек. У нее были специальные обряды для Сан‑Маттео, покровителя Матта, и для своей собственной Сайта‑Сесилии. И конечно же, был день рождения Эль‑Патрона. Но никогда, ни разу никому не приходило в голову устраивать праздник в честь смерти!

Среди бесчисленных могил Матт видел скульптуры скелетов. Скелеты играли на гитарах, танцевали или сидели за штурвалами пластиковых гравилетов. Мамы‑скелеты выводили детей‑скелетиков на прогулку. Невесты‑скелеты выходили замуж за скелетов‑женихов. Скелеты‑собаки обнюхивали фонарные столбы, скелеты‑лошади мчались галопом, неся на своих костлявых спинах Смерть с косой.

И вдруг Матт почувствовал запах. Высокая стена не пропускала мерзкую вонь с реки, но в воздухе стоял другой аромат, от которого у Матта тревожно сжалось сердце. На кладбище пахло Фелисией! Она будто воочию предстала перед ним, обдав мальчика тяжелым дыханием виски. У Матта закружилась голова. Он сел на землю.

– Тебе плохо?! – встревожился Фиделито.

– Гуапо, принеси еще один ингалятор, он у меня в сумке,– захлопотала Консуэла.

– Нет... нет... со мной все в порядке,– пробормотал Матт.– Просто запах... кое‑что мне напомнил...

– Это всего лишь копаловый ладан, мы жжем его в честь мертвых,– пояснила Консуэла.– Наверное, он напомнил тебе маму или папу... Но не надо грустить. Сегодня мы радостно встретим их. Пусть они посмотрят, как мы живем, и отведают своих любимых лакомств.

– Они... едят? – Матт обвел взглядом груды лепешек, миски с чили, буханки хлеба, украшенные розовым сахаром.

– Не так, как мы, чико. Они любят нюхать,– сказала Консуэла.– Вот почему мы угощаем их блюдами с приятным запахом.

– Ми абуэлита говорила, что они возвращаются в облике голубок или мышек. Говорила, нельзя их прогонять, если они хотят есть,– сказал Фиделито.

– Это тоже правда. Консуэла обняла малыша.

Матту вспомнились Алакраны в своем огромном мраморном мавзолее. Может быть, Эль‑Патрон тоже там – в самом верхнем ящичке, разумеется. Хотя нет, Селия говорила, что Эль‑Патрон желает быть похороненным в подземной кладовой со всеми подарками, которые он получил за свои сто сорок восемь лет. Положат ли сегодня ему еды? Приготовила ли Селия тамалес и менудо? Наверное, нет, ведь Селия прячется в конюшнях, а мистер Алакран не положит и фасолинки, потому что ненавидит Эль‑Патрона.

Матт сглотнул слезу.

– Разве можно праздновать смерть?

– Смерть – это часть нашей жизни,– тихо произнесла Консуэла.

– Ми абуэлита говорила, что не нужно бояться скелетов, потому что внутри тебя сидит твой собственный скелет,– сообщил Фиделито.

– Твоя бабушка – мудрая женщина,– сказала Консуэла.

– Я еду в город на фиесту.– Гуапо нацепил красивое черное сомбреро и повесил на плечо гитару.– Не подвезти ли вас куда‑нибудь, ребятки?

Консуэла рассмеялась.

– Старый пройдоха! Тебе бы все за женщинами гоняться.

– Мне и гоняться‑то не надо,– кокетливо ответил старик.

– Возвращайся в целости и сохранности, Гуапито. Не заставляй меня волноваться.

Она поцеловала брата в лоб.

– Что скажете, ребятки? Не хотите навестить Чачо? Он в больнице при монастыре Санта‑Клара.

– Нам туда и нужно! – вскричал Фиделито.

– А как же хранители? – забеспокоился Матт.

– Когда в городе праздник, они стараются на улицах особо не показываться. Слишком уж много веселья. Впрочем, на всякий случай...– Консуэла извлекла из объемистой сумки пару масок.– Я приберегла их для своих внуков, ну да ладно – достану им что‑нибудь еще.

Она пристроила маску на лицо Фиделито.

При виде безглазого черепа над худеньким тельцем Фиделито у Матта перехватило дыхание.

– Ты тоже надень,– поторопил его малыш. Матт не мог пошевелиться, не мог отвести глаз от нового «лица» Фиделито.

– А у меня своя есть. Гуапо тоже надел маску.

– Поверь, так тебе гораздо лучше,– заверила брата Консуэла.

Гуапо прошелся гоголем, черное сомбреро подпрыгивало над скуластым лицом черепа. Матт понял, что они стараются его подбодрить, но все равно дрожал от страха.

– Послушай, ми вида,– сказала Консуэла. Услышав это слово, Матт судорожно стиснул зубы.– Не знаю уж, чего плохого с тобой приключилось, но поверь, маска тебя укроет. В маскарадном костюме хранители тебя не тронут.

Матт понял, что женщина права, и весьма неохотно натянул маску на голову. Она облегла лицо, как вторая кожа, в ней были проделаны дырки для глаз, носа и рта. Его словно похоронили заживо, и пришлось снова бороться с приступом панического ужаса. Матт глубоко вздохнул, пытаясь отогнать страхи.

– Мучас грасиас[23],– сказал он.

– Де нада[24],– ответила Консуэла.