Венера в мехах

Автор: Дэвид Айвз

В ролях:

2010 год:

Томас………………. Уэс Бентли

Ванда………………… Нина Арианда

2012 год:

Томас……………….. Хью Дэнси

Ванда………………… Нина Арианда

Вспышка грома и молнии застает Томаса в пустой арендованной студии. Близится вечер. В комнате стоит несколько старых металлических стульев. Стол с лампой и стопкой фотографий. Диван. Металлическая стойка с кофеваркой и бумажными стаканчиками. В середине комнаты находится железная труба, уходящая в потолок. На стене висит щиток.

ТОМАС (в мобильный телефон) Нет, нет. Ничего. Никого. Это безумие. Нет ни одной подходящей женщины. Молодой или моложавой женщины. Нет красивых, хлестких, сексуальных женщин. Ни одной сексуальной молодой женщины с классическим образованием и толикой мозгов. Я многого прошу? Актрису, которая может произнести слово «деградация» без репетитора?

Звук грома.

Дорогая, ради Бога, в книге Ванде 24. В те времена двадцатичетырехлетняя женщина, скорее всего, была бы замужем. У нее было бы пятеро детей и туберкулез. Большинство женщин этого возраста в наши дни звучат, будто дети, надышавшиеся гелием. «И я была вся такая, а он был весь такой, ну знаешь. И я типа иду вся такая, а он такой, знаешь?». Нет, я не знаю, ничего не знаю, кроме того, что просмотрел сегодня тридцать пять актрис-неумех. И даже среди тех, кто постарше, не было никого подходящего.

Все, кто может, заняты на съемках сериалов или не собираются работать за такие гроши. Это такая тупость. Они приносят с собой кучу костюмов. Куда делась женственность? Развивайте ее, пожалуйста. Молодые женщины даже сыграть женственность не способны. Половина одета, как шлюхи, половина, как мужланки. Из меня получилась бы Ванда лучше, чем у большинства из этих девушек. Все, что мне для этого нужно – надеть платье и чулки. Хорошо, наша Ванда должна быть где-то, но в данный момент…

Гром и молния. Свет в комнате мигает.

Алло? Алло, милая? Дорогая, ты здесь?

ВАНДА. Тук-тук!

ВАНДА входит, на ней сапоги на высоких каблуках, промокший плащ. Она несет огромную сумку, дамскую сумочку и потрепанный черный зонт.

ВАНДА. Я опоздала? Я сильно опоздала, да? Черт.

ТОМАС. Если ты пришла на пробы «Венеры в мехах», то все уже разошлись по домам полчаса назад.

ВАНДА. Боже, мне жаль. Так жаль! Мой телефон перестал работать. Потом мой чертов каблук застрял в крышке канализации. А потом тот парень в электричке, даже же хочу рассказывать о нем, терся о мою задницу всю поездку. Потом начался ливень. Я промокла насквозь. Черт, черт!

Она садится в кресло.

Господи. Ну я и счастливица. Фак!

ТОМАС. Может, тебе что-то принести?

ВАНДА. Все хорошо. Мне везет, как всегда. Спасибо тебе, Господи, снова. Мне жаль. Меня зовут Ванда Джордан.

ТОМАС. Ванда?

ВАНДА. Понимаешь, что я имею в виду? Меня даже зовут также. Разве в этом городе много девушек с таким именем? Вообще я Уанда, но родители называли меня Вандой. В любом случае, я идеальна для этой роли. И вот я застреваю в этом долбанном поезде, пока тот парень чуть ли ни изнасиловать меня пытается. Поговорим о судьбе. А как тебя зовут?

ТОМАС. Томас Новачек.

ВАНДА. Привет. Ой, постой-ка. Томас Новачек? Ты же автор!

ТОМАС. Да, вернее, я адаптировал произведение.

ВАНДА. И ты еще и режиссер, да?

ТОМАС. Без сомнения.

ВАНДА. Боже, обожаю твои пьесы! В смысле, те, что знаю. «Анатомия теней»? Просто вау! «Анатомия теней» чудесна. Я смотрела дважды.

ТОМАС. Я не писал «Анатомию теней».

ВАНДА. Точно. В смысле, ну знаешь, я про другую. Как неловко… В любом случае эта пьеса удивительна. Те отрывки, что я читала. Столько необузданности.

Она снимает плащ, открыв взгляду лакированный кожаный топ и короткую черную кожаную мини-юбку, а также серебристый собачий ошейник.

Ха, действительно сексуально. Или эротично в несколько унизительном отношении. Кстати, я обычно не гуляю в кожаном белье и в ошейнике. Обычно я скромна и непримечательна. Просто подумала, что это поможет мне вжиться в образ. Это же про садомазо? Пьеса?

ТОМАС. Не совсем. Действие происходит в 1870.

ВАНДА. Хм, думаю, это не совсем в стиле 1870.

ТОМАС. Нет.

ВАНДА. Кто знает, может, садомазохисты и раньше одевались похоже.

Она достает фото из сумочки.

Вот мое портфолио. Знаю, мое резюме довольно скудное. Но я умею играть, я создана для этой роли, клянусь. Я была шикарна в роли Гедды Габлер.

ТОМАС (смотрит резюме) Театр Уринал? Как-то я пропустил их сезон… Тебе было назначено?

ВАНДА. Да, на 2:15. Примерно час назад. Ну, лучше поздно, чем никогда.

ТОМАС (проверяет списки) Ванда?...

ВАНДА. Джордан. Люди всегда спрашивают, правда ли это. «Ванда Джордан?».

ТОМАС. Я не вижу твоего имени в списке.

ВАНДА. Правда? Мой агент сказал, что договорился обо всем. А меня тут нет? 2:15. Дерьмо! Спасибо тебе, Господи, снова! Кстати…

Она снимает с себя топ, демонстрируя бюстгалтер.

Джеронимо!

ТОМАС. Постой-ка. Что ты делаешь?

ВАНДА (снимает с себя кожаную юбку, демонстрируя черные трусики и подвязки) Я принесла кое-какие костюмы.

ТОМАС. Нет, Ванда…

ВАНДА. Клянусь, это займет секунду. Я нашла такое шикарное платье. Настоящее платье тех времен.

ТОМАС. Нет, на самом деле. Не стоит беспокоиться.

ВАНДА. Что? Не читать?

ТОМАС. Да, не надо.

ВАНДА. Но раз я здесь, я могу попробовать. Да?

ТОМАС. Тут нет никого, с кем ты можешь провести читку. Актер уже ушел домой.

ВАНДА. Я бы попробовала с тобой. Такая честь – пробы с настоящим автором.

ТОМАС. Я только адаптировал.

ВАНДА. Услышать пьесу из первых уст – так классно. Ладно тебе, что ты теряешь? Я уже…

ТОМАС. Остановись. Скажу правду, мисс…

ВАНДА. Ванда.

ТОМАС. Мы ищем несколько иной типаж.

ВАНДА. Да. Какой?

ТОМАС. Ну, кого-то более… Даже не знаю, как сказать.

ВАНДА. Кого-то, кто не я. Я слишком молода. Или слишком стара. Я слишком крупная. Или слишком маленькая. Мое резюме не достаточно внушительное. Хорошо.

Она опускает голову и начинает плакать.

Мне так жаль, так жаль. Сегодня был очень тяжелый день. Что же мне сделать? Черт… Черт!

ТОМАС. Скоро мы назначим даты новых прослушиваний…

ВАНДА. Да, но я же здесь. Верно? Может, попробуем? Так ты сэкономишь себе время завтра или когда там? А мне не придется снова ехать сюда из глуши.

ТОМАС. Ванда, послушай. Это был очень длинный день. Я устал. Я измотан. Я только что прослушал столько специфичного народу для этой роли, включая девушку со стальными зубами. Ты сама будешь не рада, если я буду тебя прослушивать.

ВАНДА (снова надевает юбку) Хорошо.

ТОМАС. В это время дня я всегда немного выхожу из строя.

ВАНДА. Ладно.

ТОМАС. И меня ждут на ужин.

ВАНДА (надевает плащ). Да. Я понимаю.

ТОМАС. Все будет намного лучше на свежую голову. Большое тебе спасибо за то, что пришла. Поздравляю, что отхватила такой наряд. Очень броско. Увидимся.

ВАНДА направляется к двери со своими вещами, но останавливается.

ВАНДА. Не думаю. Хотя спасибо за твои слова. Кажется, ты хороший человек. Это просто бизнес, знаешь. Этот хренов бизнес! Я потратила десять баксов на это чертово платье!

Она достает длинное белое платье из сумки.

Разве оно не в стиле 1870 года?

ТОМАС. Очень в стиле.

ВАНДА. Разве это не ее? Как у настоящей Ванды? Я думала, она бы носила такие длиннющие платья, потому что раньше все ненавидели свои тела.

ТОМАС. На самом деле это распространенное заблуждение о 19 веке.

ВАНДА. Может, я покажу тебе, как выгляжу в нем? Пожалуйста, Господи, пожалуйста-препожалуйста!

У Томаса звонит телефон.

ТОМАС. Извини.

ВАНДА. Отлично.

Она быстро раздевается и начинает переодеваться в платье.

ТОМАС. Ванда, стой!

В трубку:

Привет, дорогая. Связь прерывалась. Наверное, ветер.

Ванде, жестами показывая, что ей надо остановиться:

Нет! Нет!

Ванда продолжает переодеваться.

В трубку:

Нет, это я не тебе. Кое-кто вошел только что. Нет, я сомневаюсь. Слушай, я выхожу через пару минут. Я перехвачу что-нибудь по дороге. Нет, у меня есть книга. Я люблю тебя тоже. Чао!

ВАНДА. Застегнешь сзади?

ТОМАС застегивает ей молнию на платье.

Как круто! Сам Томас Новачек проводит со мной пробы!

ТОМАС. Я не актер, так что задачу тебе не облегчу. Для этого эпизода нужен настоящий актер.

ВАНДА. Да ладно, ты идеален. Ты – Ковальски.

ТОМАС. Куземский.

ВАНДА. Куземский. Ты – это он.

ТОМАС. Как сказать…

ВАНДА (когда Томас заканчивает) Спасибо вам, благородный сэр. Ну что, откуда начнем? Я готова ко всему.

ТОМАС. Думаю, начнем с первой сцены. У тебя есть отрывки?

ВАНДА (копается в большой сумке и достает потрепанный сценарий) Да. Правда, он немного испорчен.

ТОМАС. Это полный сценарий. Как ты его достала?

ВАНДА. Я не знаю. Мне его прислал агент.

ТОМАС. Как твой агент смог его получить?

ВАНДА. В этом есть что-то странное? Сценарий под грифом «совершенно секретно»?

ТОМАС. Неважно. Ты его читала?

ВАНДА. Я просмотрела его в поезде. Что ты можешь мне рассказать? Это же основано на чем-то? Помимо песни Лу Рида. Венера в мехах?

ТОМАС. Это основано на старом немецком романе «Венера в мехах», автор – Леопольд фон Захер-Мазох.

ВАНДА. Спорю, ты читал на немецком.

ТОМАС. Так и было. Кстати, в 1870 книга вызвала большой скандал.

ВАНДА. Уверена, это же садомазохистское порно.

ТОМАС. Это не садомазохистское порно.

ВАНДА. Ты не думаешь, что это порно? Порнографично для того времени.

ТОМАС. «Венера в мехах» - великолепная история любви. Это серьезный роман, занимающий место в мировой литературе.

ВАНДА. Я думала, пьеса будет порнографичной. Кстати, не надо мне рассказывать про садомазохизм. Я же в театре.

ТОМАС. Слово «мазохизм» произошло от имени автора, из-за этой книги.

ВАНДА. «Мазохизм», «Мазох». Мне стоило заметить. Ух ты. Так вот из-за кого появилось слово «садомазохизм». Круть!

ТОМАС. Не уверен, что именно об этом думал Захер-Мазох.

ВАНДА. Конечно. Он думал, что писал серьезный роман, остальные думали, что это порно. Ну, так, где мы типа находимся?

ТОМАС. Мы «типа» где-то в Карпатах, на восточной окраине Австро-Венгерской империи.

ВАНДА. Австро-Венгерская империя… Напомни-ка?

ТОМАС. Это сложно.

ВАНДА. Но там ведь красиво, да?

ТОМАС. Это санаторий для богатых. Фантастическое место. Куземский читал в своей комнате за утренним кофе. И тут «тук-тук», и Ванда зашла.

ВАНДА. Это символично? Для его персонажа. Ну, то, что он читает?

ТОМАС. Знаешь, некоторые люди читают, даже в наши дни. Иногда даже страницы из настоящей бумаги.

ВАНДА. Подловил. СевЕрин или СеверИн?

ТОМАС. СеверИн.

ВАНДА. СеверИн.

ВАНДА. И каков этот Куземский? Дай мне несколько характеристик.

ТОМАС. Он один из богатейших людей своего времени. Путешествует. Образован. Грамотен. Интеллигентен.

ВАНДА. Все в его голове.

ТОМАС. Как пожелаешь.

ВАНДА. «Как пожелаешь». Мне нравится! Когда я слышала подобное в последний раз? Итак, он элегантен. Немного напоминает тебя.

ТОМАС. Тебе не хочется узнать о ней?

ВАНДА. Думаю, о ней я знаю. Но, если хочешь, давай.

ТОМАС. Я бы сказал, Ванда – типичная молодая женщина своего времени, несмотря на озвученные ей ориентиры.

ВАНДА. Несмотря на?

ТОМАС. Ее ориентиры. На вид она вполне пристойна. Может, немного хладнокровна. Тоже образована.

ВАНДА. Ну, это ясно из текста. Что-то еще? Какие-то идеи по поводу ее образа? Что-то, чего я не знаю. Я поработаю над этим. Я предполагаю, это так называемый диван.

В сторону железной трубы:

А это что? Майское дерево? Фаллический символ?

ТОМАС. Это остатки отопительной системы со времен, когда тут была фабрика.

ВАНДА. Так, подожди минутку.

ТОМАС. Что?

ВАНДА (копаясь в большой сумке). Мои меха. На ней же была меховая накидка, когда она пришла?

ТОМАС. Да.

ВАНДА (достает меховую шаль и надевает ее) Так, хорошо. Мягкий мех. Куда мне?..

ТОМАС. Где тебе удобно.

ВАНДА. Нет, скажи мне.

ТОМАС. Почему бы тебе не встать сюда?

Она становится.

Левее. Нет, еще левее.

ВАНДА. С левой стороны этой сцены.

ТОМАС. А здесь есть другая?

ВАНДА. Извини.

ТОМАС. Хочешь прочитать окончание сцены?

ВАНДА. Нет, давай импровизировать. Как далеко мы можем зайти?

ТОМАС. Только до конца страницы 3.

ВАНДА. И все? А затем ты меня выгонишь?

ТОМАС. Давай начнем.

ВАНДА. Другими словами, да. И последнее. Слова на титульной странице… Это что, цитата?

ТОМАС. Эпиграф.

ВАНДА. Да. «И покарал его Господь, и отдал его в руки женщины». Что это?

ТОМАС. Эта цитата пару раз встречается в романе. Это из Книги Юдифи.

ВАНДА. Из Библии?

ТОМАС. Да, Книга Юдифи – одна из неканонических книг Библии.

ВАНДА. Извиняюсь. Я в этом не разбираюсь. Но ведь это сексизм, разве нет? «И покарал его Господь, и отдал его в руки женщины»?

ТОМАС. Я просто процитировал книгу.

ВАНДА. Да, но ты включил эту фразу на титульную страницу, это что-то да значит. Не бери в голову. Это не мое дело. Я всего лишь актриса. Здесь слишком светло. Не возражаешь, если я поменяю лампы? Ненавижу флуоресцентный свет.

Звук грома.

ТОМАС. Хорошо. Чувствуй себя, как дома.

ВАНДА выключает флуоресцентное освещение, идет к предохранителю и регулирует свет.

Не знал, что здесь целая система.

ВАНДА. Так. Более драматично. И последнее. Это 19 век, как думаешь, у Ванды есть трансатлантический акцент? Хотя не бери в голову. Я просто кое-что попробую.

Она делает вокальные упражнения.

Я готова. Отвернись. Давай, отвернись. Ты читаешь и пьешь кофе, ты меня не видишь.

ТОМАС поворачивается к ней спиной.

Так. Утро в Трансильвании.

ТОМАС. Приступай, как будешь готова.

ВАНДА. Тук-тук-тук.

ТОМАС/КУЗЕМСКИЙ. Войдите.

ВАНДА/ДУНАЕВА (с идеальным акцентом) Герр доктор Северин фон Куземский?

ТОМАС поворачивается и «видит ее».

Я – Ванда Фон Дунаева. Я остановилась в комнате этажом выше. Прошу прощения, что побеспокоила вас. Но я нашла эту книгу в березовой роще прошлой ночью.

Она протягивает свой сценарий.

Копия Фауста, с вашей печатью внутри. Она лежала у фонтана со статуей Венеры.

ТОМАС/КУЗЕМСКИЙ. Спасибо, я как раз спрашивал горничную про книгу.

ВАНДА. Я бы передала через горничную, но я также нашла внутри эту провокационную закладку.

Берет «закладку» из «книги».

Это Рафаэль?

ТОМАС/КУЗЕМСКИЙ. Это Тициан. «Венера с зеркалом». Моя любимая картина.

ВАНДА. Да, ваша Венера такая же замусоленная, как ваш Фауст. Это полная копия?

ТОМАС/КУЗЕМСКИЙ. Простите, что?

ВАНДА/ДУНАЕВА. По отношению к оригиналу.

ТОМАС/КУЗЕМСКИЙ. На мой взгляд, эта женщина – Венера. Это полная копия картины, если вы про это.

ВАНДА/ДУНАЕВА. Я полностью понимаю вашу увлеченность. Роскошный красный бархат. Темный мех накинут на ее обнаженное тело. Браслеты на ее запястьях. Ее золотистая грудь. Картина восхитительна. Но Венера накидывает на себя мех – или она приоткрывает его, что продемонстрировать свое великолепие?

ТОМАС/КУЗЕМСКИЙ. Нам никогда не узнать. Нам обоим, я имею в виду. Спасибо за то, что вернули.

ВАНДА/ДУНАЕВА. Я не могла не заметить интересное стихотворение на обороте. «Венера в мехах». Это вы написали?

ТОМАС/КУЗЕМСКИЙ. Это довольное скверное стихотворение.

ВАНДА/ДУНАЕВА. Скверное? Едва ли.

«Любить и быть любимым – какое блаженство!

И еще большая радость:

Мучения, которые причиняет поцелуй этой женщины,

Которая делает нас своими рабами, своими игрушкам,

Которая заставляет меня раболепствовать.

Моя богиня, мой диктатор, Венера в мехах…»

Интересная сентиментальность. Я бы хорошо хранила эту закладку на вашем месте.

ТОМАС/КУЗЕМСКИЙ. Я ценю вашу осмотрительность.

ВАНДА/ДУНАЕВА. Вот ваш Фауст с вашей Венерой. Все в целости и сохранности. Так…

ТОМАС/КУЗЕМСКИЙ. Присядете, фрау Дунаева?

ВАНДА/ДУНАЕВА. Спасибо.

ТОМАС/КУЗЕМСКИЙ. Помочь вам снять ваши меха?

ВАНДА/ДУНАЕВА. Как любезно с вашей стороны.

Он снимает с нее шаль.

ТОМАС/КУЗЕМСКИЙ. Это ведь кавказский соболь. Возможно, из Казахстана.

ВАНДА/ДУНАЕВА. Точно. Соболь из Казахстана.

Куземский стоит и рассматривает меха в его руках. Она ждет.

Вы дрожите, герр Куземский!

ТОМАС/КУЗЕМСКИЙ. Извините, могу я вам что-либо предложить?

ВАНДА/ДУНАЕВА. Кофе было бы замечательно.

ТОМАС/КУЗЕМСКИЙ. Можете взять мой.

ВАНДА/ДУНАЕВА (снимая перчатки) Как мило. Два кусочка сахара, пожалуйста.

Он наливает ей кофе.

Надеюсь, я вас не потревожила вас стуком своих каблуков через потолок.

ТОМАС/КУЗЕМСКИЙ. Совсем нет. Можете ступать своими каблуками так громко, как вам нравится.

ВАНДА/ДУНАЕВА. Так вы поэт, герр Куземский. Мечтатель.

ТОМАС/КУЗЕМСКИЙ. Дилетант, если угодно. Я только натягиваю холсты, но не пишу картин. Можно сказать, что я живу так же, как рисую и сочиняю. Как дилетант.

ВАНДА/ДУНАЕВА. Ваши знания в области мехов не похожи на дилетантские. Вы отлично изучили мою накидку, а ведь мы только встретились.

ТОМАС/КУЗЕМСКИЙ. Моя любовь к меху врожденная.

ВАНДА. Прочти.

ТОМАС/КУЗЕМСКИЙ. Любовь к меху – это врожденное. Страсть, дарованная нам всем природой.

ВАНДА. Давай же.

ТОМАС/КУЗЕМСКИЙ. Любовь к меху – это врожденное. Страсть, дарованная нам всем природой. Кому не знакома эта зависимость от поглаживания густого, мягкого меха? Это покалывание. Электрические заряды. Что есть кошка, как не гальваническая батарея с когтями?

ВАНДА/ДУНАЕВА. Хорошо сказано. Возможно, ваша мать кутала вас ребенком в соболя. Простите. Я назойлива.

ТОМАС/КУЗЕМСКИЙ. На самом деле, моя тетя очень любила меха…

ВАНДА/ДУНАЕВА. Это все объясняет.

ТОМАС/КУЗЕМСКИЙ. Мы все легко объяснимы. Но нас нелегко… освободить.

ВАНДА/ДУНАЕВА. Освободить от чего?

Пауза.

Конец страницы 3.

Звук грома.

ТОМАС. Верно. Это было замечательно, Ванда.

ВАНДА. Я просто блуждала, пытаясь влиться.

ТОМАС. Ты не казалась блуждающей.

ВАНДА (с протяжным акцентом) Вот она, хорошая игра. Я говорила, я профи.

ТОМАС. Очень хорошо.

ВАНДА. Ерунда. Теперь я смущена.

ТОМАС. Я не сказал, что было идеально…

ВАНДА. Нет, я уверена.

ТОМАС. Давай почитаем еще немного. Тут его большой отрывок. Его мы пропустим…

ВАНДА. Нет, прочти. Ты возражаешь? Это меня вдохновляет. Ты хороший актер, Томас.

ТОМАС. Я просто притворялся.

ВАНДА. Нет, ты, правда, хорош. У вас уже есть актер на роль Куземского?

ТОМАС. Пока нет. У нас несколько вариантов.

ВАНДА. Тебе стоит сыграть его.

ТОМАС. Конечно.

ВАНДА. Я серьезно. Ты будешь прекрасен.

ТОМАС. Это сложно. Я не могу поверить, что актеры смогут проникнуться этим.

ВАНДА. Ты драматург. Ты режиссер. Дрессировать актеров – твоя работа.

ТОМАС. Я впервые в роли режиссера.

ВАНДА. Никогда не узнаешь.

ТОМАС. Я режиссер только потому, что мне кажется, нет такого режиссера, кто сможет подать все в нужном ракурсе. Дать жизнь постановке.

ВАНДА. И поэтому ты так идеален. Ты можешь сделать все правильно. Направить историю в нужное русло.

ТОМАС. У меня все спланировано. Я хочу использовать лирическую сюиту Альбана Берга в качестве музыкального сопровождения.

ВАНДА. Да, здорово!

ТОМАС. Ты слышала лирическую сюиту?

ВАНДА. Нет! Но ты видишь? Ты понимаешь суть этих людей. Но, может, для Куземского тебе попробовать немного… может, акцент или что-то в этом роде.

ТОМАС. Больше европейского?

ВАНДА. Да, точно.

ТОМАС (изображает). Ну что, похоже или вышло по-идиотски?

ВАНДА. Вот так! Странновато, но здорово.

ТОМАС. Ты случайно сюртук не принесла?

ВАНДА. Принесла! Дать тебе?

ТОМАС. Я пошутил.

ВАНДА. Да ладно, попробуй. Это тебе поможет.

Достает черный сюртук из сумки.

Проверь, подойдет ли.

ТОМАС. Красиво. Он подлинный?

ВАНДА. Мне сказали, это винтаж.

ТОМАС (смотрит на этикетку). «Зигфрид Мюллер, Вена, 1869».

ВАНДА. Я даже не заметила. Три бакса. Неплохо, да?

Она помогает ему надеть сюртук.

Вау! Будто под тебя делали! Как ощущения?

ТОМАС. Хорошо. Сидит идеально.

ВАНДА. Выглядит отлично. Привет, красавчик!

ТОМАС. А сколько стоил ошейник?

ВАНДА. Этот? Он остался со времен, когда я была проституткой.

Пауза.

Да я шучу! Это всего лишь шутка. Ладно, давай я повторю реплику, тебе будет проще начать. «Возможно, ваша мать кутала вас ребенком в соболя. Простите. Я назойлива».

ТОМАС/КУЗЕМСКИЙ. На самом деле…

ВАНДА. Ему ведь приходится нелегко?

ТОМАС. Видимо.

ВАНДА. Так давай. – «Простите. Я назойлива».

ТОМАС. На самом деле… моя тетя очень любила меха…

ВАНДА/ДУНАЕВА. Это все объясняет.

ТОМАС/КУЗЕМСКИЙ. Мы все легко объяснимы. Но нас нелегко… освободить.

ВАНДА/ДУНАЕВА. Освободить от чего?

ТОМАС/КУЗЕМСКИЙ. От того, что мы есть. Каким мир нас сделал. То, что нас определяет, занимает лишь одно мгновение. Цитируя одного грека, «полет стрекозы». Всего один миг – и ты уже другой, навсегда. Как вам кофе?

ВАНДА/ДУНАЕВА. Я едва успела попробовать, но он замечательный. – Это символично, да? В смысле, он – как кофе. Она только сделала глоток, но уже впечатлена.

ТОМАС. Ты меня насквозь видишь.

ВАНДА/ДУНАЕВА. А у вас был такой миг, герр Куземский?

ТОМАС/КУЗЕМСКИЙ. Был, очень рано. Но это вам не будет интересно.

ВАНДА/ДУНАЕВА. Нет, я в восторге! Это как одна из детективных историй. Жду появления загадочной тети, любившей меха.

ТОМАС. Я, правда, могу пропустить следующий фрагмент.

ВАНДА. Нет, прочитай. Я хочу услышать. – «Жду появления загадочной тети, любившей меха».

ТОМАС/КУЗЕМСКИЙ. Я был невозможным ребенком. Хилым в младенчестве, избалованным моими родителями. Детство я провел, читая в библиотеке и мучая слуг - и кота. Когда мне было 12, к нам приехала моя тетя. Графиня, царственная женщина. Чувственная, властная, внушительная. Она отказалась…

Он прерывается.

ВАНДА. Что такое?

ТОМАС. Ничего. Просто… Когда я произношу эти слова вслух, я чувствую себя иначе, чем в момент, когда печатал их в 2 ночи…

ВАНДА. Ты молодец, ты справляешься. Твоя тетя приехала с визитом. И что дальше?

ТОМАС/КУЗЕМСКИЙ. Царственная женщина. Чувственная, властная, внушительная. Она отказывалась исполнять мои капризы, она раздражала меня своим пренебрежением. Я грубо подначивал ее, оскорблял, называл Мессалиной. Она отомстила. Однажды мои родители уехали, и тетя пришла в библиотеку. На ней был огромный воротник из меха русской черной лисы. На голове - бриллиантовая тиара. А в руке она держала длинную березовую ветку. С собой она привела кухарку и посудомойку. Моя тетя сбросила свою накидку и закатала рукава, обнажив мускулистые руки. Я пытался убежать, но те, другие женщины, схватили меня и повалили на мех, стянув штаны. Я старался вести себя героически, но эти двое крепко держали мои руки и ноги, пока тетя хлестала меня тростью. Свистящие звуки раздавались с каждым ударом. Мои ноги и мой зад были, как в огне, удары разъедали, как кислота. Тем временем служанки подстегивали ее и издевались надо мной. Они называли меня маленькой девочкой и смеялись над моими слезами. Я боролся, но безрезультатно. Моя тетя продолжала бить меня, пока я не начал умолять ее о пощаде, захлебываясь слезами. Когда она закончила, она заставила меня сесть на колени и поблагодарить за наказание. Она заставила меня поцеловать каждый прутик. Затем она ушла, угрожая, что вернется. Свидетелями этого были наши смеющиеся служанки – и кот. С этого момента мех перестал быть просто мехом для меня. Видите, именно в тот миг, с той женщиной, я обрел себя.

ВАНДА/ДУНАЕВА. Она вернулась?

ТОМАС/КУЗЕМСКИЙ. В некотором роде. Каждую ночь моя тетка-графиня снилась мне, одетая в меха черной лисы и наказывающая меня березовой тростью. До сих пор она приходит ко мне по ночам. Изысканный деспот.

ВАНДА/ДУНАЕВА. Вы несчастный, несчастный человек.

ТОМАС/КУЗЕМСКИЙ. Разве? Я не мог бы быть богаче, зная все то, чему я научился у ее ног.

ВАНДА/ДУНАЕВА. Чему вы научились?

ТОМАС/КУЗЕМСКИЙ. Нет ничего более чувственного, чем боль, или более приятного, чем деградация. Графиня превратилась в мой идеал. Идеальная женщина, идеальный друг. Олицетворение богини любви. С тех пор я ищу ее двойника – женщину с очаровательной жесткостью. Когда я найду ее, я женюсь на ней.

ВАНДА. Томас, твоя речь… Это восхитительно.

ТОМАС. Спасибо, я потратил на нее достаточно времени.

ВАНДА. Выходит, что на самом деле это пьеса про жестокое обращение с детьми.

ТОМАС. Что? Нет, пьеса не об этом. Боже! Дурацкая особенность наших дней – везде приплетать незначительные социальные вопросы.

ВАНДА. Насилие над детьми – не совсем незначительная…

ТОМАС. Нет, конечно. Но ты мыслишь банально. Прекращай, хорошо? Это не антропология или социология. Это пьеса.

ВАНДА. Да, но…

ТОМАС. Не обобщай. Это намного больше, чем «вопрос телесных наказаний».

ВАНДА. Хорошо, прости.

ТОМАС. Глупый, убогий мир, в котором мы живем! Почему мы так стремимся унизить себя? Почему мы хотим себя ограничить? Будто мы только ходячие доказательства теорий Фрейда или примеры из журнала People. Что ты мне скажешь дальше? «Раса, социальный класс, половая принадлежность»?

ВАНДА. Тебе надо написать это и отправить в Times.

ТОМАС. Я писал. Но они не напечатали. В любом случае…

ВАНДА/ДУНАЕВА. Вы уникальны, герр Северин фон Куземский. Но на вашем месте я была бы осторожнее. Когда вы найдете свой идеал, она может оказаться более жестокой, чем вы хотели.

ТОМАС/КУЗЕМСКИЙ. Я готов к риску. В любом случае, вот я.

ВАНДА/ДУНАЕВА. Я знаю, что вы из себя представляете. Вы любитель чувственных наслаждений. Сдержанный сластолюбец.

ТОМАС/КУЗЕМСКИЙ. А вы, фрау Ванда фон Дунаева? Кто вы такая?

ВАНДА/ДУНАЕВА. Я язычница. Я гречанка. Я люблю древность, люди там не похожи на современных, живущих только в своих мыслях, а также, потому что люди прошлого не были похожи на христиан, живущих на кресте. Я не живу в своей голове, не живу на кресте. Я живу на этом диване. В этом платье. В этих чулках и туфлях. Я хочу жить, как Елена и Аспазия, а не как мои современницы, не знающие, что такое счастье. Почему я должна отказываться от любых удовольствий, воздерживаться от чувственного опыта? Я молода. Я богата и красива. Я не должна отказывать себе.

ТОМАС/КУЗЕМСКИЙ. Я уважаю вашу преданность своим ориентирам.

ВАНДА/ДУНАЕВА. Извините, но мне не нужно ваше уважение. Я полюблю мужчину, который будет доставлять мне удовольствие, и доставлю удовольствие мужчине, который сделает меня счастливой. Но только пока он будет делать меня счастливой, ни секундой дольше.

ТОМАС/КУЗЕМСКИЙ. Для мужчины нет ничего более жестокого, чем женская неверность.

ВАНДА/ДУНАЕВА. А для женщины – навязанная мужская привязанность. - Могу я продолжать?

ТОМАС. Да, продолжай.

ВАНДА/ДУНАЕВА. В нашем обществе женщина может иметь власть только через мужчин. Ее характер – отсутствие характера. Она пуста, она наполнена созданиями, презирающими ее. Я хочу посмотреть, какой будет женщина, когда она перестанет быть рабыней мужчин. Когда она получит право на полноценное образование и партнерство в работе. Когда она станет собой, индивидуальностью. – Господи, эта Ванда основательно опередила свое время.

ТОМАС. Леопольд фон Захер-Мазох опередил. Ванда, как ты выучила все эти реплики?

ВАНДА. Я быстро учу.

ТОМАС. Быстро учишь, пролистав сценарий в поезде? Ты знаешь его наизусть!

ВАНДА. Ты говорил, Ванда выглядела не соответствующе озвученным ею…

ТОМАС. Озвученным ориентирам.

ВАНДА. Да. Так ты думаешь, она не верила во все это?

ТОМАС. Она говорит, что верила. Права женщин и бла-бла-бла.

ВАНДА. Но ты думаешь, это показная бравада? Типа она врет? Мне просто интересно, почему ты сказал «озвученные ориентиры», а не просто ориентиры.

ТОМАС. Это все красивые постскриптумы.

ВАНДА. Томас, да ты злодей.

ТОМАС. Виноват.

ВАНДА/ДУНАЕВА. В нашем обществе женщины могут иметь власть только через мужчин, бла-бла-бла. Я хочу посмотреть, какой будет женщина, когда она получит право на полноценное образование и партнерство в работе. Когда она станет собой, индивидуальностью.

ТОМАС/КУЗЕМСКИЙ. Вы говорите так только потому, что сами весьма индивидуальны.

ВАНДА/ДУНАЕВА. Мужчина обычно говорит так женщине, чью индивидуальность хочет разрушить.

ТОМАС/КУЗЕМСКИЙ. Если не возражаете, то для меня вы не только гречанка, язычница и индивидуальность. Вы кажетесь мне богиней.

ВАНДА/ДУНАЕВА. Правда? Какой?

ТОМАС/КУЗЕМСКИЙ. Венерой.

ВАНДА. Ванда ведь действительно Венера? Я сошла с ума? Она как Венера, которая спустилась в облике женщины, чтобы заполучить его. Ну, типа помучить его.

ТОМАС. Не сказал бы… Не совсем так…

ВАНДА. Ладно, не буду спрашивать. Возможно, ты хотел оставить это противоречивым.

ТОМАС. Двусмысленным.

ВАНДА. Хорошо, хорошо.

ТОМАС. Вообще, эта история похожа на «Вакханок».

ВАНДА. Да! Что такое «Вакханки»? Шучу. Это ведь старая пьеса.

ТОМАС. Да, старая пьеса.

ВАНДА. «Жители Коринфа!». Одна из этих пьес? «Этот смертный, проклятый за оскорбления в сторону богов на целую вечность!».

ТОМАС. Да, одна из тех пьес. Бог Дионис спускается и превращает Пенфея, правителя Фив, в трепещущее желе.

ВАНДА. Звучит сексуально.

ТОМАС. Обезумевшие женщины в Фивах – вакханки – разорвали Пенфея на части, а Дионис остался победителем.

ВАНДА. Да, да. Думаю, я это видела.

ТОМАС. Только у нас не Дионис, а Афродита.

ВАНДА. Да! Напомни…

ТОМАС. Афродита – греческая версия Венеры.

ВАНДА. Та же самая женщина.

ТОМАС. Та же богиня.

ВАНДА. Да здравствует Афродита!

ТОМАС. Да здравствует Афродита! Я очень педантичен?

ВАНДА. Да. Но это даже мило. Что мы делаем?

ТОМАС/КУЗЕМСКИЙ. Вы кажетесь мне богиней.

ВАНДА/ДУНАЕВА. Правда? Какой?

ТОМАС/КУЗЕМСКИЙ. Венерой. Но могли бы языческие ориентиры быть эффективными в нашем более цивилизованном обществе? И без рабов? Греки имели возможность жить так свободно, потому что у них были рабы.

ВАНДА/ДУНАЕВА. Значит, мне нужен один. Будете моим рабом, герр доктор Куземский?

ТОМАС/КУЗЕМСКИЙ. С радостью. Покажите мне женщину, честную достаточно, чтобы сказать: «Я – Помпадур, я – Борджиа, я – твоя госпожа» - и я упаду перед ней на колени.

ВАНДА/ДУНАЕВА. Но где Афродита может найти своего господина в наши дни?

ТОМАС/КУЗЕМСКИЙ. Ни один мужчина не достоин доминировать над богиней. Он может быть лишь ее рабом.

Он становится на колени.

Сделайте меня своим рабом.

ВАНДА/ДУНАЕВА. Вы уже успели влюбиться в меня?

ТОМАС/КУЗЕМСКИЙ. Сильно. И страдаю так, будто знал вас всю жизнь.

ВАНДА/ДУНАЕВА. Встаньте. И отойдите от меня.

Он отодвигается и останавливается.

Должна сказать, вы меня заинтриговали. Мне нравятся ваши серьезность и ясность мышления. Ваши знания и глубина чувства. Физически вы непривлекательны. Но когда мужчина покоряется мне, я вижу подвох.

ТОМАС/КУЗЕМСКИЙ. Никаких подвохов. Просто любите меня.

ВАНДА/ДУНАЕВА. Видите? Уже просьбы.

ТОМАС/КУЗЕМСКИЙ. Выходите за меня.

ВАНДА/ДУНАЕВА. Я ветреная женщина, герр Куземский. Нужно быть очень смелым, чтобы любить меня. Я рассказала вам о своих принципах и о том, как я живу.

ТОМАС/КУЗЕМСКИЙ. Я просто хочу, чтобы вы стали моей женой.

ВАНДА/ДУНАЕВА. Вы ничего обо мне не знаете.

ТОМАС/КУЗЕМСКИЙ. Подчините меня.

ВАНДА/ДУНАЕВА. Это абсурд.

ТОМАС/КУЗЕМСКИЙ. Зачем тратить время на препирательства? Я передаю всю власть в твои руки, отныне и навсегда. Безоговорочно. Доминируй надо мной. Делай, что тебе хочется. Бей меня, если хочешь.

ВАНДА/ДУНАЕВА. Это, безусловно, оригинально.

ТОМАС. Встань туда.

ВАНДА. Что?

ТОМАС. Встань рядом с диваном.

ВАНДА. Здесь лучше.

ТОМАС. Я думаю, тебе лучше находиться там. У тебя сила. Ты занимаешь властную позицию.

ВАНДА (становится рядом с диваном) Это, безусловно, оригинально. – Нет, все неправильно.

ТОМАС. Оставайся там и попытайся. - Я передаю всю власть в твои руки, отныне и навсегда. Безоговорочно. Доминируй надо мной. Делай, что тебе хочется. Бей меня, если хочешь.

ВАНДА/ДУНАЕВА (решительно) Это, безусловно, оригинально.

ТОМАС. Ты не стараешься.

ВАНДА. Ты хотел, чтобы я сюда встала – я встала. Я сказала свою реплику. Это пробы!

ТОМАС. Мы также пытаемся понять, получится ли у тебя взять правильный курс. Теперь встань туда.

Она становится.

Я передаю всю власть в твои руки, отныне и навсегда. Безоговорочно. Доминируй надо мной. Делай, что тебе хочется. Бей меня, если хочешь.

ВАНДА/ДУНАЕВА. Это, безусловно, оригинально. – Боже, ты прав. Так, правда, лучше.

ТОМАС/КУЗЕМСКИЙ. Это будущее мужчин и женщин. Позвольте тем, кто хочет встать на колени, встать. Позвольте тем, что хочет подчиняться, подчиняться.

ВАНДА/ДУНАЕВА. Чего же вы желаете в глубине души?

ТОМАС/КУЗЕМСКИЙ. Быть никем. Не иметь собственной воли. Быть вашей собственностью и раствориться в вас. Одевать и раздевать вас, надевать на вас чулки и туфли.

ВАНДА/ДУНАЕВА. И вы называете это любовью?

ТОМАС/КУЗЕМСКИЙ. Высшего сорта. Любовью, которую испытывают люди по отношению к их богам. В любви, как и в политике, один партнер должен управлять. Один должен быть молотом, другой – наковальней. Я охотно соглашусь быть наковальней. – Мне остановиться?

ВАНДА. Нет, мне очень нравится. Как проницательность! Особенно в отношении женщин. Томас, ты действительно понимаешь женщин.

ТОМАС. Годы тренировок. Где я остановился?

ВАНДА. Быть наковальней.

ТОМАС/КУЗЕМСКИЙ. Да! Великая любовь рождается из противоположностей. Ванда, я ищу боль, а вы – удовольствие. И вы, кто ищет удовольствий, не должны откладывать. Вы должны наслаждаться без сожалений, баловать себя своей безжалостностью. Вам следует использовать любовника так, как он бы использовал вас. Вы должны управлять им, выжать из него все без остатка.

ВАНДА/ДУНАЕВА. Вы потрясающий.

ТОМАС/КУЗЕМСКИЙ. Если не хотите меня в качестве мужа, возьмите меня как раба. Обращайтесь со мной со всей божественной жестокостью. Наказывайте меня просто за то, что я есть, потому что вы богиня и имеете на это право.

ВАНДА/ДУНАЕВА. Зачем мне плохо обращаться с мужчиной, который меня любит?

ТОМАС/КУЗЕМСКИЙ. Потому что так мое поклонение вырастет еще больше.

ВАНДА/ДУНАЕВА. Я не хочу, чтобы мне поклонялись.

ТОМАС/КУЗЕМСКИЙ. Вот и первая ваша ложь. Каждая женщина жаждет поклонения, так же, как и наш Создатель. Создайте меня. Разрушьте меня! Уничтожьте меня!

Телефонный звонок.

Извини.

В телефон:

Нет, я все еще здесь. Нет, все хорошо. Не знаю, может, через несколько минут. Я позвоню, когда выйду. Отлично. До встречи, куколка.

Он вешает трубку.

Итак...

ВАНДА (раздается звонок) Извини.

Берет телефон из сумочки и говорит в трубку.

Привет. Нет, все круто. Пробы прошли хорошо. Увидимся. Кстати, я в агентстве, они думают, что смогут мне что-нибудь предложить. Да, оператор. Ночная работа, нужно печатать до утра. Серьезная фирма, они должны предложить мне договор, бла-бла-бла. Я не знаю. Ну, это слишком плохо. Я сказала, слишком плохо. Пока.

Вешает трубку.

Господи.

ТОМАС. Твоя вторая половинка?

ВАНДА. Так еще кто-то говорит?

ТОМАС. Извини, как сейчас в английском языке называют вторую половину?

ВАНДА. «Придурок».

ТОМАС. Неважно.

ВАНДА. Тебе интересно, почему я солгала?

ТОМАС. Это не мое дело.

ВАНДА. Как там Ванда сказала? «Почему я должна себе в чем-то отказывать?». У меня есть другая рыбка на примете.

ТОМАС. Итак, ты - молот, а он - наковальня.

ВАНДА. А что мне делать? Говорить: «Отлично, милый, все, что ты скажешь!»? Это не любовь. Это как взять частичку меня. Хочешь частицу, придется мириться и со всем остальным. Разве твоя пьеса не об этом?

ТОМАС. А она об этом?

ВАНДА. Прикалываешься?

ТОМАС. Не знаю. Разве?

ВАНДА. Да брось. Куземскому это нравится.

ТОМАС. Разве?

ВАНДА. Может, хватит? Ты нереально уклончив.

ТОМАС. Хочешь кофе? Я могу налить тебе немного, у нас еще осталось. Хочешь? Что?

ВАНДА. Том, ты меня клеишь?

ТОМАС. Нет, я просто хотел узнать, хочешь ли ты кофе?

ВАНДА. Это «символический кофе»?

ТОМАС. Нет, это настоящий кофе.

ВАНДА. Думаешь, твоя жена одобрит, что ты предлагаешь мне этот настоящий кофе?

ТОМАС (наливая 2 чашки кофе) Я не женат.

ВАНДА. Я думала, по телефону…

ТОМАС. Это моя невеста.

ВАНДА. Большая разница. И что подумает твоя невеста? Это не ты – тот парень, что однажды сказал в интервью: «Работа в театре – лучший в мире способ потрахаться»?

ТОМАС. Я был ребенком. Это было мое первое интервью.

ВАНДА. Ты никогда не был женат?

ТОМАС. Нет.

ВАНДА. Жил с мамочкой все время?

ТОМАС. Нет, просто у меня есть старомодная причуда.

ВАНДА. Лисий мех?

ТОМАС. Я должен полюбить.

ВАНДА. Очень серьезная причуда.

ТОМАС. Штука в том, что когда я влюбляюсь…

ВАНДА. То пускаешься во все тяжкие.

ТОМАС. Мгновенно. Звук колоколов. Вспышки перед глазами. Хаос. Молния.

Вспышка молнии.

Легка на помине.

Протягивает ей чашку кофе.

Кофе или тебе не надо?

ВАНДА/ДУНАЕВА. Я могу представить, что отдаю себя единственному мужчине, но только если он завоюет мое уважение, если он продемонстрирует свою силу, если он поработит меня. Я упаду на колени перед этим мужчиной и преклоню голову, я буду его рабыней. Кажется, мы не очень хорошая пара, так? Мы сводим друг друга на нет.

ТОМАС/КУЗЕМСКИЙ. Я вижу, мы созданы друг для друга. Разве вы не чувствуете, Ванда?

ВАНДА/ДУНАЕВА. Позвольте мне предложить проверку. Сделку, если пожелаете. Я дам вам год, чтобы вы доказали, что вы – подходящий мужчина для меня.

ТОМАС/КУЗЕМСКИЙ. Год – это долго.

ВАНДА/ДУНАЕВА. А, сейчас вы диктуете условия?

ТОМАС/КУЗЕМСКИЙ. Извините.

ВАНДА/ДУНАЕВА. В течение этого года вы будете моим рабом, раз уж предоставили мне выбор. Я составлю контракт, описывающий условия. – Ух ты, она уже готова. Думаю, она была готова еще до того, как пришла сюда.

ТОМАС. Была ли?

ВАНДА. Ты написал, ты и скажи.

ТОМАС. Я не знаю, была ли она готова. И я не уклоняюсь от ответа.

ВАНДА. Думаю, ты хотел сделать это противоречивым.

ТОМАС. Двусмысленным.

ВАНДА. Двусмысленным. Или она такая озабоченная, что ей все равно, как получать удовольствие?

ТОМАС. «Озабоченная». В таком ключе я не думал.

ВАНДА. Или она заключила с ним жесткую сделку – будь моим рабом в течение года, а потом ты сможешь меня трахнуть? Ты старался быть противоречивым.

ТОМАС. Двусмысленным.

ВАНДА. Двусмысленным.

ТОМАС. С моей точки зрения – точки зрения Куземского – ты можешь быть моим последним шансом. Может, единственным шансом.

ВАНДА. Я? Шансом на что?

ТОМАС. На жизнь. На жизнь, которая кажется нормальной для таких Куземских.

ВАНДА. В общем, у него есть кинк на «побей-меня-пожалуйста», и он решил проверить, захочет ли она. Он прослушивает ее.

ТОМАС. Она его тоже прослушивает.

ВАНДА. Он – чудак. Она – товар. Как и все женщины тогда.

ТОМАС. Кто ты, фрау Ванда Джордан?

ВАНДА. Я – язычница, я – гречанка.

ТОМАС. Нет, на самом деле.

ВАНДА. Ты снова меня клеишь.

ТОМАС. Из какого мира ты явилась?

ВАНДА. Я – ребенок военных. Я из ниоткуда.

ТОМАС. Какой город? Штат?

ВАНДА/ДУНАЕВА. В течение этого года вы будете моим рабом, раз уж предоставили мне выбор. Я составлю контракт, описывающий условия. Вы согласны?

ТОМАС/КУЗЕМСКИЙ. Все, что вы потребуете.

ВАНДА/ДУНАЕВА. Вот моя рука. – Они пожимают руки друг другу.

Они изображают рукопожатие на расстоянии.

Есть грек, который приезжает в город…

ТОМАС/КУЗЕМСКИЙ. Грек?

ВАНДА/ДУНАЕВА. Настоящий грек. Он ездит на белоснежном жеребце и носит высокие кожаные сапоги. С ним обычно пара чернокожих слуг. Я хочу, чтобы ты выяснил, откуда он, все о нем. Я хочу, чтобы это прекрасное животное склонило голову передо мной.

ТОМАС/КУЗЕМСКИЙ. Но Ванда…

ВАНДА/ДУНАЕВА. Что? Какие-то возражения уже?

ТОМАС/КУЗЕМСКИЙ. Простите меня.

ВАНДА/ДУНАЕВА. Ждите меня завтра у березовой рощи, у статуи Афродиты.

ТОМАС/КУЗЕМСКИЙ. Во сколько?

ВАНДА/ДУНАЕВА. Будете меня ждать, пока и не приду. И не приходите, пока не выясните все про этого грека. Поцелуйте мою ногу.

ТОМАС (имитирует поцелуй) Он наклоняется и целует ее ногу.

ВАНДА. Мне нравится этот момент. Просто бах: «Поцелуйте мою ногу». – А сейчас наденьте на меня мой мех.

Он начинает надевать платок на ее плечи, но медлит, обхватив ее плечи сзади.

Северин, где этому наступит конец?

ТОМАС/КУЗЕМСКИЙ. Это в вашей власти, фрау Ванда фон Дунаева, не в моей. Когда я увижу вас следующий раз, можете ли вы…

ВАНДА/ДУНАЕВА. Могу что?

ТОМАС/КУЗЕМСКИЙ. Наденете ли вы ваши меха?

Звук грома.

ВАНДА/ДУНАЕВА. Спасибо за кофе. Раб.

Пауза.

Сейчас мне, действительно, это нужно. Кофе.

Она наливает себе кофе.

Вау, старик Лео был весьма возбуждающ. Они всего лишь пожали друг другу руки, но вышло так чувственно.

ТОМАС. Радости сдержанного века. Когда разговор сам по себе был эротичен.

ВАНДА. У них был только разговор. Но в книге было не так. В смысле…

ТОМАС. Так ты читала книгу? «Венеру в мехах»?

ВАНДА. Да, я нашла экземпляр и взглянула на него.

ТОМАС. Ты лгала раньше. «Эта пьеса основана на чем-то?»

ВАНДА. Я хотела получить несколько объяснений. Ты говоришь, это не садомазо, но позволь мне показать мою копию.

Достает книгу из большой сумки.

Лакированные сапоги на высоком каблуке, хлыст, голая детская попка. Это не Тициан. Это садомазо, малыш. Это порно. Размести это на постере, получишь поток покупателей.

ТОМАС. Твоя Венера такая же замусоленная, как твой сценарий. Ты ведь не просто проглядела книгу. Это тоже была ложь.

ВАНДА. Ну, хорошо, я знакома с книгой. Как вышло, что ты не включил сцену с Венерой? Когда она появляется в начале? Голая под мехом, перед камином.

ТОМАС. Я не знал, как вписать это.

ВАНДА. Просто поставь сцену с самого начала, перед встречей с Вандой. Ты не можешь ставить «Венеру в мехах» без Венеры. Их может играть одна и та же актриса. Я сыграю. Голой на сцене? Черт. Я беру это!

ТОМАС. Я подумаю.

ВАНДА. Зачем? Мы можем импровизировать. Может, у тебя есть идеи. Хорошо, теперь я Венера.

Она расстегивает свое платье, оставаясь в бюстгальтере и трусах.

Представь, что я полностью обнажена.

ТОМАС. А сейчас ты меня совсем не клеишь, да, Ванда?

ВАНДА. Брось, ты – большой мальчик. Просто представь меня своей невестой и импровизируй.

ТОМАС. Я раньше этого не делал.

ВАНДА. Так все девушки говорят.

Звук грома.

Просто фигня, будь в образе. Описывай сцену, где мы. Начало пьесы.

ТОМАС. Хорошо. Комната Куземского. Середина ночи.

ВАНДА. Итак, середина ночи…

Она выключает лампы, идет к предохранителю и ставит ночное освещение.

Может, горит свеча.

Она включает лампу на столе.

Камин включен, с левой стороны сцены.

ТОМАС. С правой.

ВАНДА. Хорошо, с правой. А что делает Куземский?

ТОМАС. Не знаю. Читает?

ВАНДА. Естественно.

ТОМАС. Слишком банально?

ВАНДА. Если он читал при встрече с Вандой, он не должен читать здесь.

ТОМАС. Он пишет в дневнике.

ВАНДА. Мне нравится. Он сидит за письменным столом спиной к зрителю. Может быть, горит камин, и мы видим обнаженную Венеру, облаченную лишь в мех, свернувшуюся клубочком, как кошка.

Она ложится на спину на диван.

Одень меня. Ты же режиссер.

Он подходит, надевает на нее мех. Собирается уходить.

Откровенно.

Он возвращается и кладет мех по-другому, медленно, задерживаясь на мгновение.

А сейчас иди за письменный стол. Будь в образе.

ТОМАС входит в образ и идет к столу.

Напиши что-нибудь в дневнике.

ТОМАС. Уже.

ВАНДА. Произнеси вслух. Это театр. Как иначе мы узнаем, кто ты? Это начало спектакля, свет еще приглушен. Все, что мы слышим, звук старых часов. Тик-так, тик-так.

ТОМАС/КУЗЕМСКИЙ. «Октябрь, 22, 1870 год. 2:02 утра. Я стою, окруженный лесами и пустынями. Луны сегодня нет, только тьма и тишина…»

ВАНДА изображает посвистывание птицы.

«Нет, стойте… Я слышу…»

Она снова свистит.

«… воробья».

ВАНДА. Соловья.

ТОМАС/КУЗЕМСКИЙ. «Соловья».

ВАНДА издает визг.

«...и любовные завывания котов. Не знаю, почему, но мне так ужасно одиноко. Так тяжело на душе, так пусто. Никто не вытащит меня из этой бездны, что зовется моим именем? Северин фон Куземский».

ВАНДА/ВЕНЕРА (на немецком) Добрый вечер, господин.

ТОМАС/КУЗЕМСКИЙ. Хм. Снова немецкое вторжение?

ВАНДА/ВЕНЕРА (в образе Венеры говорит с акцентом) Надеюсь, не побеспокоила.

ТОМАС/КУЗЕМСКИЙ. Вовсе нет. Да здравствует Афродита.

ВАНДА/ВЕНЕРА. Так ты меня не забыл?

ТОМАС/КУЗЕМСКИЙ. Забыл? Моего старого доброго врага?

ВАНДА/ВЕНЕРА. Ты такой славный. Не хочешь поцеловать мою руку?

Он целует.

Хорошо. Но Томас… - Я сказала Томас? Упс! – Но Северин. Тут так холодно. Каждый раз, как я прихожу, я чувствую, что простужаюсь.

Чихает.

Видите?

ТОМАС/КУЗЕМСКИЙ. Может, не стоит тогда летать голой постоянно?

ВАНДА/ВЕНЕРА. Да, но я Венера. Я должна быть голой всегда, или кто тогда меня узнает? Не хочешь снять свою одежду и обнять меня? Под моей норкой еще есть место.

ТОМАС/КУЗЕМСКИЙ. Нет, спасибо.

ВАНДА/ВЕНЕРА. Но я купила норку специально для тебя, она с Олимпа. Видишь этикетку? «Сделано в Раю».

ТОМАС/КУЗЕМСКИЙ. С чего бы мне интересоваться вашей норкой?

ВАНДА/ВЕНЕРА. Северин, я знаю твое маленькое увлечение. Твое пристрастие к шкуркам. Это отвратительно. Тебе не нужна женщина, тебе нужно ее пальто. Тебе стоит жениться на еноте.

ТОМАС/КУЗЕМСКИЙ. Я никогда не встречал енота лучше, чем женщина.

ВАНДА/ВЕНЕРА. Да, но вот норка и я. Из меня бы вышла идеальная жена.

ТОМАС/КУЗЕМСКИЙ. Да. А потом вы и ваша норка бросили бы меня, чтобы обнимать другого мужчину. Подобно любой другой женщине.

ВАНДА/ВЕНЕРА. Но, если я раскрою свои бедра, под норкой… Ты меня не захочешь?

ТОМАС/КУЗЕМСКИЙ. Знаете, здесь не Помпеи. Это цивилизация.

ВАНДА/ВЕНЕРА. Что за сифилизация?

ТОМАС/КУЗЕМСКИЙ. Цивилизация означает, что мы не расставляем ноги перед кем попало. У нас есть принципы.

ВАНДА/ВЕНЕРА. Да, вы, современные мужчины, следуете своим принципам днем, но ночью хотите танцевать обнаженными вокруг костра. И ты превращаешь меня в демона, ты так боишься любви.

ТОМАС/КУЗЕМСКИЙ. Любовь. Вы предлагаете мне ее?

ВАНДА/ВЕНЕРА. Да.

ТОМАС/КУЗЕМСКИЙ. Власть – вот, чего вы хотите. Вы хотите обладать мной, вытирать об меня ноги, как всякий самодур в Помпеях. Мой долг цивилизованного человека – противостоять тебе.

ВАНДА/ВЕНЕРА. Думаешь, у тебя получится? Думаешь, ты не склонишься передо мной?

ТОМАС/КУЗЕМСКИЙ. Никогда.

ВАНДА/ВЕНЕРА. Ты осмелился мне сопротивляться?

ТОМАС/КУЗЕМСКИЙ. Да.

ВАНДА/ВЕНЕРА. Ты – ничто! Пыль! Как ты можешь сопротивляться богине?

ТОМАС/КУЗЕМСКИЙ. Так же, как делал это все годы. С момента, как одна из ваших приспешниц показала мне женскую жестокость.

ВАНДА/ВЕНЕРА. Северин, я хочу, чтобы ты полз ко мне на коленях. Хочу, чтобы умолял.

ТОМАС/КУЗЕМСКИЙ. Никогда.

ВАНДА/ВЕНЕРА. Ты уже мой. И всегда будешь моим.

ТОМАС/КУЗЕМСКИЙ. Никогда!

ВАНДА/ВЕНЕРА. До свидания, мой друг. Я вернусь. – И пуф! Она исчезает.

ТОМАС. Ух ты!

ВАНДА. Неплохо.

ВАНДА поменяла свет.

ТОМАС. Ух ты!

ВАНДА. Ты мог бы написать что-то в этом роде.

ТОМАС. Если можно так сказать.

ВАНДА. Думаю, я бы добавила немного Марлен Дитрих.

ТОМАС. Все было отлично. Шикарно. Это совершенно другая сторона Куземского.

ВАНДА. Да, вот он с Венерой посреди ночи и такой: «Нет, нет, сучка». А на утро с Вандой он: «Возьми меня, ну, пожалуйста!».

ТОМАС. Можно поиграть с освещением. А с утра – тук-тук-тук, вот и Ванда! Как замаскировавшаяся Венера.

ВАНДА. Пришедшая отомстить.

ТОМАС. Потрясающе.

ВАНДА. Так это ты?

ТОМАС. Кто?

ВАНДА. Куземский – Новачек, Новачек – Куземский.

ТОМАС. Нет, это не я.

ВАНДА. А, может, ты – Ванда?

ТОМАС. Пьеса не имеет отношения ко мне.

ВАНДА. Ага, ты просто наблюдатель. Просто писатель. А, прости, тот, кто адаптировал.

ТОМАС. Почему люди всегда думают, что драматурги должны иметь общее с персонажами, о которых пишут?

ВАНДА. Потому что сценаристы всегда делают это дерьмо.

ТОМАС. Разве я не могу просто прописать персонажей?

ВАНДА. Конечно. Ты просто случайно наткнулся на этих героев в старом немецком садомазохистском романе, герр доктор Новачек.

ТОМАС. Это известная книга.

ВАНДА. Так у тебя не было того определяющего мгновения, когда тебе было 12?

ТОМАС. Нет.

ВАНДА. В библиотеке?

ТОМАС. Нет.

ВАНДА. С котом?

ТОМАС. Нет.

ВАНДА. Может, ты до сих пор ждешь своего судьбоносного эпизода.

ТОМАС. Послушай. Эти отношения кажутся мне захватывающими. Очень насыщенными и сложными.

ВАНДА. Хорошо.

ТОМАС. Я думала, история драматична. Создана для театра.

ВАНДА. По-моему, леди слишком много возражает. Хорошо, продолжай.

ТОМАС. В основном, мне нравится размах эмоций этих людей. Сейчас никто уже не испытывает подобного. Неописуемые эмоции. Драматические эмоции. Куземский и Ванда как Тристан и Изольда, как Паоло и Франческа. Никто больше не впадает в такую тотальную зависимость, не испытывает такой страсти и ярости.

ВАНДА. Тебе нужно познакомиться с моими друзьями.

ТОМАС. Ладно. Может, дело во мне. Но есть и другие люди, кто не встречал таких эмоций в реальности. Разве мы ходим в театр не затем, чтобы получить страсть, недоступную нам в жизни?

ВАНДА. Я думала, мы должны стараться получить желаемые эмоции в жизни.

ТОМАС. Хорошо. Отлично. Я ничего не понимаю.

Садится на диван.

ВАНДА. Когда ты возвращаешься домой, невеста не привязывает тебя к кровати и не берет в руки хлыст?

ТОМАС. Нет.

ВАНДА. Тебе стоит попросить невесту.

ТОМАС. Можешь прекратить называть ее невестой?

ВАНДА. Извини. Так как твоя вторая половинка относится к пьесе?

ТОМАС. Не могу сказать, что она без ума от нее.

ВАНДА. Может, она волнуется, что и у тебя есть извращенная сторона. И она не хочет, чтобы ты делал пьесу, потому что люди будут думать, что здесь есть частичка тебя. Или ее.

ТОМАС. Здесь нет ничего от меня или от нее.

ВАНДА ставит стул к дивану, как в кабинете психоаналитика.

ВАНДА. Давай поговорим о…

ТОМАС. Стейси.

ВАНДА. Стейси. Она немного моложе тебя. Из хорошей семьи. Выросла в одном из стильных старинных каменных домов. Может, в Коннектикуте.

ТОМАС. На самом деле, в Массачусетсе.

ВАНДА. Юго-запад Массачусетса, недалеко от границы Коннектикута. Двадцать минут от Личфилда. Похоже на правду?

ТОМАС. Должен сказать, да.

ВАНДА. Она высокая. Немного властная, в хорошем смысле этого слова. Густые волосы, длинные ноги, умная. Может, ходила в Стэнфорд. Близко?

ТОМАС. Калифорнийский Университет.

ВАНДА. Может, философский факультет. Так?

ТОМАС. Она заканчивает докторскую.

ВАНДА. У нее есть собака. Возможно, легавая. И кличка ее… что-то классическое, мужественное, может, из Ветхого Завета… Сет? Эзра?

ТОМАС. Хм, я думал, ты ничего не знаешь о Библии.

ВАНДА. Держу пари, она из тех, кто может содержать семью. Может, у нее был и стартовый капитал, но она, наверняка, имеет какую-то работу в сфере инвестирования, пока пишет диссертацию. Или, может, играет на бирже, получая большие деньги. Я права? Я права. Но ты – творческий человек. Ей это нравится в тебе. Она знает, что однажды ты можешь получить признание. К тому же она ценит твою чуткость. Возможно, ты первый парень на ее пути, у кого она присутствует. Она много читает. Те же к