Родство в субкультурах

Современные сообщества, возникшие в процессе самоорганизации, также задействуют матрицу родства для саморегулирования. На примере хиппи данный процесс был рассмотрен Т. Б. Щеттанской (Щепанская 2005: 247-259). В частности, было обнаружено, что группы внутри данной субкультуры идентифицируют свою внутреннюю структуру в терминах родства, определяя себя как «семьи». Автор периодически наблюдала как «кто-нибудь начинает вычерчивать обитую "генеалогию", пытаясь охватить как можно больше народу» (Щепанская 2005: 249). Иными словами, используемые термины родства моделируют внутри-групповые взаимоотношеттия, а также статусы в группе.

\303\

Существует ритуал усыновления: наделение именем и фенькой, которая, как считается, «связывает». Между «матерью» и «сыном» устанавливаются дружеские отношения и почти никогда интимные. Мать патронирует сына: учит слэнгу, принятым нормам поведения, предостерегает от употребления наркотиков. Это способствует более быстрому обретению высокого статуса в группе.

Генеалогические древа это связи происхождения: кто кого ввел в тусовку. Преобладают вертикальные связи: огец — сын, мать — сын (указывающие на отношения счаршинсша). В среднем слое упор делается на горизонтальные связи: «астральное побратимство». «Системные братья» имеют обязательства по взаимной поддержке. Все знакомые «брата» уважают (и поддерживаю!) тебя. Братание осуществляется посредством ритуала, путем перемешивания крови, от чего у членов тусовки, как правило, имеются шрамы на руках.

«Сестренками» называют девушек своей микрогруппы. Чаще всего эго геряа друга (постоянная партнерша или просто приятельница). Это обозначает прежде всего табу на сексуальные контакты, так как «сестренка», являясь членом сообщества (через мужчину), исчезает как «объект охоты». Иными словами, термины родства также накладывают ограничения на сексуальные контакты. Они придают подобным ухаживаниям оттенок иицесга. «Пионеру» «охота» вообще запрещена-— женщины «тусовки» для него «матери». Он получает право на постоянное общение через соответствующий обряд (усыновление), одновременно закрывающий возможность сексуальной связи. Потом он наконец получает доступ к г ер лам, но только достигнув степени «олдовости» (Щепанская 2005: 258).

1. Обычно-правовые аспекты родства в тюрьме

Заключенные объединяются в так называемые «семьи». Семья состоит, как правило, из двух человек, хотя встречаются семьи из 5-6 человек. «Семья» берег на себя распределение и выполнение хозяйственных функций: содержание личного имущества и надзор за ним, добыча и распределение материальных благ. Членство в семье обеспечивается материальным вкладом каждого. Поэтому умельцы, изготавливающие и обменивающие нужные для заключенных вещи, всегда уважаемые члены семьи. Если кто-то из членов семьи лишается дополнительных источников получения благ (посылки, личные деньги), то другие заключенные оказывают ему помощь. Помощь оказывается и тогда, когда кто-то из «домочадцев» оказывался в штрафном изоляторе. Вот так заключенные встречают своего товарища, члена «семьи», который возвращается из штрафною изолятора или помещения камерного типа: готовится праздничный ужин, продукты для которого начинают добывать задолю до выхода; не исключена выпивка, а если ее нет, то обяза-

\304\

тельно густо заваренный чай (чифир). Вышедшему страдальцу обязательно дарится новое нижнее белье, чтобы он постарался забыть запах карцера. Встреча товарища — святое дело. В ее организации принимают участие не только члены «семьи», но оказывают помощь другие осужденные, и прежде всего земляки. Иждивенческие настроения могут послужить поводом для изгнания из «семьи». Взаимоотношения в «семье» подчинены групповым интересам. В такой «семье» «паханы» пользуются непререкаемым авторитетом, хотя не исключены бунты.

Заключенные, сотрудничающие с администрацией, тоже объединяются в «семьи». Отношения у них носят дружеский характер. «Отверженные», как правило, семей не образуют, хотя существуют попытки. Эти попытки вызывают презрительное отношение у другой части осужденных, которые называют их «гаремом».

В местах лишения свободы образуются землячества. Они объединяют выходцев из одного района или юрода, области или республики. Имеются землячества, сформированные по национальному признаку. Члены землячества оказывают друг другу помощь. Принадлежность к землячеству помогает получить помощь в конфликтных ситуациях. Через земляков легче добиться помощи от лидеров. Не все заключенные объединяются в семьи. Среди них много одиночек. I!о почти все заключенные относят себя к тому или иному землячеству и прибегают к помощи земляков (Хохряков 1991: 85-86).

Горизонтальные связи обьединяют заключенных в «кровное братство». Закон — запрещает отбирать кровную пайку даже у тех, кто находится на низших ступенях иерархической лестницы тюремного мира. Арестанты должны быть кровными братьями. Кровные братья: «когда вместе сидят, когда пайку одну на двоих жрут, когда из одной шленки едят, когда голод-холод, когда один сухарь у кого-то появляется, и то он его напополам ломает или вообще тебе отдает, последнюю рубаху — тебе» (Ефимова 21103: 248).

«Семьи» существуют в женских колониях и тюрьмах. Отношение в этих семьях приближается к обычным семейным отношениям. В них есть заключенная, которая выполняет функции мужа. Она называется «верхней половинойя. Другая сторона выполняет обязанности жены — «нижняя половина». Обязанности мужа сводятся к защите жены, заботе о благосостоянии семьи, ее материальном обеспечении и т. д. «Жена» обстирывает и обшивает другую половину, готовит еду, заботится о внешнем виде «супруга». Раньше, по словам заключенных, у «мужа» были более жесткие обязанности, он должен был обеспечить семью одеждой и питанием помимо положенных нормой, выполнять всю или часть работы за своею половину и пр. Сейчас среди «мужской» части распространены иждивенческие настроения. Если раньше «жена» могла пристыдить «мужа», рассчитывая на поддержку сообщества, то сейчас

\305\

нравы свободнее. Поэтому «семьи» менее устойчивы, в их основе больше эротического, нежели хозяйственного смысла. Распад «семей», «развод» регулируются свободным волеизъявлением. Но для ухода из семьи нужны какие-то причины, т. е. уходящая должна объяснить свои мотивы, каковыми могут быть неряшливость, иждивенчество, измена кого-нибудь из «супругов». «Муж», постоянно меняющий «жен», как и «жена», уводящая от другой «мужа», осуждаются общественным мнением (Хохряков 1991: 131-134).

\306\

Заключение

Подведем некоторые итоги.

1. Представляется, что существующее повсеместно «неписаное законодательство» формируется и процессе общественной самоорганизации, который имеет место на любой стадии бытования социума. Первоначально оно появляется в форме обычного права на самых ранних стадиях социогенеза, обеспечивая социальный порядок в традицион-ном обществе. Возникавшие поведенческие нормы отбирались и удерживались первичным социумом в результате вероятностного процесса, нц базе принципа выживания. Они отражались в сознании акторов в фантастических образах сверхъестественных авторитетов: предков, духов, божеств и т.д. В результате психологические механизмы саморегуляции, которые эффективно обеспечивали соблюдение подобных норм, дополнялись появлением представлений о социальном контроле, исходящим от этих авюритетов.

Словом, можно говорить об обычно-правовой системе, формирующейся одновременно с социальностью как особым видом движения материи. Она определяла процесс возникновения, функционирования и воспроизводства известных норм (неписаных законов). Если в первичном социуме последние были единственным регулятором, то в современном, с развитием сознательной регуляции общественными процессами, эти нормы действуют уже наряду с писаными (государственными) законами. Это относится не только к обществам Востока, где продолжает сохраняться мощный архаический субстрат, а вместе с ним старые обычно-правовые практики регулирования общественных отношений, но и к западным системам, в которых всегда существуют сегменты, возникшие посредством самоорганизации. В последних (субкультурах, например) подобного рода нормы, как мы убедились, характеризуются поразительным сходством с архаическими аналогами. Представляется, дело в том, что те и другие возникают в соответствии с единым алгоритмом, свойственным обычно-правовой системе, в основе которого — принцип выживания во враждебной окружающей среде. Если первичный социум противостоял Природе, то субкультуры — основному Обществу.

Первые обычно-правовые нормы определяли взаимодействия возрастных страт, тендерные и родственные отношения, без урегулирования которых социальность в принципе бы не состоялась. Именно эш нормы продолжают действовать и в современном обществе, разных его сегментах, в виде неписаных законов. Они порождаю! явления, которые негативно оцениваются западным правосознанием, главной ценностью которого яв-

\307\

ляется человеческая личность, как-то: неравенство по признакам пола и возраста, коррупцию, непотизм и т.д. Однако подобные нормы демонстрируют необыкновенную устойчивость не только на Востоке, но и во многом определяют повседневные практики в западных странах, вопреки декларируемым ценностям и принимаемым на их базе законам.

Обычно-правовые нормы, определившие некогда первичный социум, на Востоке могут официально регулировать отношения в постиндустриальных странах. Ярким примером в этом смысле является Япония, в которой самый "древний» тип социальной иерархии, основанный на возрасте, пронизывает все общество. Более того, игнорирование государством обычно-правовых норм может вести к системным социальным катаклизмам. Данное положение проиллюстрировано на примере «чеченской войны», с привлечением полевых материалов.

2. Различия в понимании права между антропологами и юристами имеют на самом деле глубокую традицию в обществоведении, связанную с разными взглядами на социальную материю.

Один из них рассматривает ее как субстанцию (парадигма Общество), обладающую универсальными свойствами, едиными законами функционирования и развития. Здесь право выступает как главный регулятор социальных отношений (Общества), возникающий на определенной стадии их развития, вместе с государством. При таком подходе четко обозначены этапы в развитии способов поддержания социального порядка. Первый — без писаных законов и органов, обеспечивающих их соблюдение (государство), и второй — с теми и другими.

Понимание права здесь жестко увязано с последним этапом, когда оно обретает статус самостоятельного социального института, отличного от других регуляторов: религии, морали, нравственности и т.д. Отделение права происходит в тесной корреляции с полшогенезом, т.е. с возникновением государства, использующим его в качестве основного инструмента для осуществления легитимного насилия по отношению к своим гражданам. Этот подход в целом характерен для юриспруденции.

Другой взгляд рассматривает социальную материю как субстанцию, обладающую индивидуальными свойствами (парадигма Культура). Под Культурой понимается конкретный социум, который считается уникальным, не подчиняющимся каким бы то ни было общим законам развития. Здесь право проявляется в поведении носителей Культуры, оценивающих свои деяния с точки зрения справедливости, которую они сами признают главным императивом.

Если на ранних этапах АП, как и юриспруденция, была ориентирована на парадигму Общество, то сегодня имеет место разворот в сторону Культуры. Нам же представляется, что это не должно означать ее разрыва с Обществом, т.е. отказа от изучения универсальных особенностей обычно-правовой системы, трансформации архаического права в госу-

\308\

дарственный закон, взаимодействия обычно-правовой системы со статутным правом и др.

Конфликт в методологических подходах, как представляется, может быть устранен на пути переосмысления категорий Культуры и Общества, которые следует рассматривать как относительно самостоятельные субстанции, но в рамках единсша социальной материи, выражающие ее различные ипостаси.

3. Данный методологический постулат даст возможность вычленить иной механизм возникновения неписаных законов в современных социумах Востока. Он отражает несоответствие принятого законодательства их правовым культурам, В данных государствах субъектом заимствованного западного права в лучшем случае становится сама политическая элита государства.

Причина, на мой взгляд, состоит в том, что, развиваясь по культу-рольной модели, государства Востока неизменно заимствуют западное право, являющееся формой выражения (Культурой) принципиально иного общественного контекста Запада (Общества), который эволюционирует в историческом процессе по социеталыюй модели. Однако в чуждой для них среде, выстроенной на принципе иерархичности, нормы западного права бессильны, так как они возникли для регулирования отношений в обществе, основанном на конкуренции. Поэтому на Востоке воспринятые нормы обретают совершенно иные функции. Они либо носят откровенно декоративный характер, либо, приспосабливаясь, начинают работать на укрепление «вертикали власти» (иерархии}, превращаясь в инструмент политической борьбы, камуфлируя обычно-правовые практики, обслуживающие эту борьбу. Более того, западные законы, зачастую, не только не способствуют прогрессу Востока, но, наоборот, ведут к «архаизации» политико-правовой сферы государств региона.

Книга подводит читателя к мысли о необходимости целенаправленного и всестороннего изучения неписаного законодательства, учета его в законотворческой деятельности и судебной практике.

\309\