На голубом глазу

Какого цвета глаза были у Джона Дальтона? Темные, насколько можно судить по сохранившимся портретам. Да и какая в общем‑то разница? Эти глаза и так снискали себе славу‑ благодаря особому видению мира.

Дальтон никогда не задумывался о том, что с его здоровьем что‑то не так. У него было любимое дело‑ наука и были успехи в ней. В частности, увлекался Дальтон и оптикой. Но нет, не оптика«открыла ему глаза» на все происходящее. А совершенно побочное хобби‑ ботаника.

Ах, цветочки‑лепесточки. Как вы милы и прелестны, как много можете о себе поведать! Вот только разобраться бы с вашей классификацией: слишком она сложна для понимания! С белыми и желтыми соцветиями у Дальтона никаких проблем не возникало (как и с зелеными листьями). А вот когда цветок был розовым или сиреневым‑ все, пиши пропало.

Голубое от розового Дальтону никак не удавалось отличить, и начинающий любитель растений очень злился. И кто только придумал такую запутанную номенклатуру? Фиолетовый, малиновый, розовый и голубой, на взгляд Дальтона, казались близкими всего к одному цвету, и это был синий. Когда же исследователь пытался спросить у кого‑ нибудь, в чем разница между тем и этим цветком, собеседники думали, что он шутит.

Так продолжалось довольно долго. Но вот однажды осенним вечером взгляд цветовода случайно упал на горшок с геранью, которая еще днем была небесно‑голубой(то есть небесно‑голубой для Дальтона). А сейчас, в романтических отблесках свечи, цветок выглядел темно‑красным.

Ну, этот цвет Дальтон никак не мог перепутать, красный он знал хорошо! Пришлось звать свидетелей, чтобы вместе понаблюдать за этим занятным явлением. Но почему‑то свидетели не увидели ничего занятного. Увы, для них цветок был как цветок, что утром, что вечером! И лишь в родном брате Дальтон нашел родственную душу‑ брат наблюдал то же, что и он.

Нехорошие подозрения зародились у нашего цветовода. Похоже, в его глазах есть какая‑ то«ненормальность». А может, и вся его семейка такая же?

Но если Джон Дальтон и расстроился, то ненадолго. Свою особенность он хорошенько изучил и описал. Она и по сей день носит его имя‑ дальтонизм. Но что могло вызвать эту странность? У«автора» заболевания появилось одно предположение: все дело в роговице. Может, она имеет голубоватый оттенок и похожа на цветное стеклышко в витраже?

Естественно, при жизни проверить это было никак нельзя: в глаз не заглянешь изнутри. Так и пришлось Дальтону завещать свой орган зрения науке. Это означало(вы не слишком впечатлительны?), что лаборанту по фамилии Рэнсом было поручено послесмерти Дальтона всячески исследовать его глаза.

Лаборант выполнил просьбу. Не слишком церемонясь с глазами покойного, снял роговицу. Она оказалась абсолютно прозрачной. Тогда он проделал в одном глазу отверстие, но, сколько ни смотрел сквозь него, никаких особенных вещей не увидел.

Рэнсом понял, что ничего не понял и что в проблеме Дальтона, скорее всего, виноват зрительный нерв. Глаза (или то, что от них осталось) были опущены в банку с формалином, а банка поставлена на полку.

Но судьба этих глаз все же сложилась довольно удачно. Банка оказалась принадлежащей Манчестерскому литературно‑философскому обществу, тому самому, где Дальтон впервые сделал доклад о нарушениях цветового восприятия. Через полтора столетия ее смогли заполучить для своих исследований физиологи из Кембриджа. В результате анализа, уже современного, была выделена ДНК и найдена генная мутация.

Дальтонизм ‑ подарок наследственный. Но потерять цветоощущение можно даже после травмы, инсульта или инфаркта. Братьям Дальтон дефект достался, по всей видимости, от матери, ведь наследуется он в основном по женской линии. И избавиться от него невозможно. Встречается слепота на один цвет, на два, а самая редкая «модификация» ‑ у монохроматиков, для которых мир и вовсе подобен черно‑белому кинофильму.

Дальтоники были даже среди знаменитых художников. Илья Репин уже в преклонном возрасте взялся за переделку картины «Иван Грозный и сын его Иван», но только исказил цвета. Да и то верно говорится: лучшее ‑ враг хорошего!

Безусловно, Джону Дальтону было бы приятно узнать, какое полезное дело совершили он и его глаза. Странно только, что никто из знакомых в свое время так и не решился подсказать ему, что его «черная» мантия на самом деле ярко‑малиновая. Так он в ней по улицам и ходил.