Глава 3. Где‑то внизу живота явственно чувствуется тугой узел напряжения, скопившегося от невыносимого ожидания последних дней

Где‑то внизу живота явственно чувствуется тугой узел напряжения, скопившегося от невыносимого ожидания последних дней. Мы все ужасно переволновались, помня о том, что сегодня нас начнут допрашивать, и еще неизвестно, чем эти допросы для нас закончатся.

И в то же самое время в глубине души каждая из нас надеялась, что ее либо отпустят работать дальше, либо просто отправят домой. По сравнению с перспективой провести долгие годы в камере, даже принудительная высылка на Родину казалась нам не столь уж страшной. После двух дней, проведенных здесь, нам уже было все равно: куда и как. Лишь бы на свободу!

Я до сих пор, когда вижу в кино заключенных, сразу же вспоминаю свои размышления того периода: «Ладно еще, когда ты знаешь, что через год или два тебя выпустят, – можно жить и ждать, когда это произойдет. А вот как себя чувствуют те, которые сели на всю жизнь? Зачем они живут?! Чего ждут?! Чуда, что может быть когда‑нибудь и их отпустят? Можно ли жить, имея лишь призрачную надежду на свободу?! Мне казалось, что – нет. По крайней мере, я бы – не смогла».

Вот такие грустные мысли меня посещали.

Да‑а, вот кому здесь раздолье, – тому, кто любит пофилософствовать о смысле бытия. Похоже, что тюрьма – лучшее место для подобных размышлений. Обычно у нас не хватает на них времени. Здесь же время – единственное, что у нас осталось.

Но, не буду больше нагружать вас своей философской белибердой, а вернусь к моей истории.

– Девчонки, смотрите, не проболтайтесь про соки! Если они узнают, что мы еще и соки пили, – начнется разбирательство. «Мамашек»‑«папашек» клубных да менеджеров начнут таскать по судам, а нас вообще отсюда не выпустят, – серьезно начала Ира. – А вы, – она обратилась к Лере с Яной, – не вздумайте признаться, что с корейцами за бабки ходили. Скажете, что они – ваши знакомые. Позвали побухать. Все ясно?

Ира с Настей пробыли в Корее дольше всех нас и, соответственно, знали о местных особенностях куда больше нашего. Вот мы и старались прислушиваться к их советам.

– Во всем остальном – лучше не врать, а то не дай Бог сами запутаетесь, – весомо добавила Настя.

– Ладно, уж, – поняли, – понуро закивали девчонки.

Раздался скрежет замков, дверь отворилась, и вошли двое охранников.

– Валериа Говрилова, – громко, старательно выговаривая незнакомые слова по бумажке, огласил один из них, – и Ирина Паноева.

Девочки встали и направились к выходу.

– Ни пуха! – хором крикнули мы.

– К черту! – ответили нам дружно, в один голос.

Их не было около часу. Когда вернулись – на обоих лица не было.

– Как вы? Как все прошло? Что спрашивали? Вы нормально? – засыпали мы их вопросами.

– Янка, мы попали. Там корейцы были, с которыми мы ездили. Их тоже допрашивали, – упавшим голосом сообщила подружке Лера. – Отпираться бесполезно. Они уже во всем признались: и сколько «мамашке» заплатили, и сколько нам… Я все рассказала.

– Ой, б…ть! Ну, попали! – в ужасе прошептала Яна.

– Яна Сысоева и Анастасия Кобанова! Пошли, – охранник сурово взглянул на наш бурный обмен информацией и требовательно позвал на выход следующую партию «смертничков».

– Ни пуха, – уже с меньшим энтузиазмом напутствовали мы.

– Да к черту! – нервно отозвались Яна с Настей.

Я поняла, что из‑за Леры с Яной у нас у всех еще могут возникнуть проблемы. Раз эти двое были с корейцами за деньги, то с чего им верить остальным!? Наверняка они думают, что все мы именно проституцией в Корее и занимаемся.

Я бросилась к Ире и скомандовала:

– Рассказывай!

– Да капец! С чего начать‑то…? – вид у нее был растерянный. Было такое ощущение, что она под асфальтовым катком побывала. – Сперва кореец через переводчика спрашивал, с какой целью я была в гостинице и кем мне приходится Ник. Когда я сказала, что мы жениться собираемся, он стал расспрашивать о нашей интимной жизни: сколько раз за ночь мы занимались любовью, сколько раз в неделю, как часто он и я кончали… Когда я спросила, зачем ему это надо знать, он ответил,… не поверишь, – ТАК ОН УЗНАЕТ, ЛЮБИМ МЫ ДРУГ ДРУГА ИЛИ НЕТ! – перейдя в последней фразе на крик, закончила рассказ Ира.

У меня на глаза навернулись слезы. Я представляю, каково было ей: вот так, запросто, взять и выпотрошить перед каким‑то говнюком все самое ценное и дорогое, все личное и глубоко интимное, принадлежащее только им двоим; превратить воспоминания о близости с любимым человеком в банальную похабщину в угоду этим моральным уродам с искаженным восприятием ценностей… Мне стало тошно. Физически тошно.

Ира отдышалась, уняла дрожь в руках и продолжила уже спокойнее:

– Спрашивал, как долго мы встречались. Про соки спрашивал несколько раз в разных формулировках: все запутать пытался. Еще спрашивал, сможет ли Ник приехать, чтобы подтвердить мои слова. Я позвонила своему, но он говорит, что у них учения начались и приехать не сможет, – база закрыта. Вот, собственно, и все, – с тяжелым вздохом закончила она.

– Ты не расстраивайся. Самое худшее уже позади. Жаль, конечно, что Ник не приедет. Но все равно все будет хорошо! Ты как, нормально? – я продолжала произносить «правильные» слова, хотя и понимала, что они ничем не помогут. Ей сейчас очень тяжело, и единственное, что могло бы помочь – это встреча с любимым человеком. Но он не приедет.

Ира ничего больше не сказала, и притихла, свернувшись в комочек на одеяле.

От дикого волнения меня начала колотить дрожь. Пальцы рук заледенели, ногти приобрели лиловый оттенок. У меня всегда так бывает, когда сильно волнуюсь.

На душе было гадко и хотелось выть. Не подумайте, что это метафора, – мне и в самом деле хотелось задрать голову и завыть от тоски и отчаяния, как воют волки в холодную ночь.

Очередной скрежет замка. Открывается дверь.

Сердце стукнуло и провалилось.

Вошли Яна с Настей. Позади них топтались охранники.

– Екатерина Гладкова и Мария Мугос.

Я еле как доволокла ноги до двери: слушаться они не хотели.

«Господи помоги! Господи помоги! Господи помоги! Господи‑помоги‑господи‑помоги‑господи‑помоги…!» В голове настойчивым молоточком стучала лишь эта фраза‑заклинание.

Нас провели по коридору в комнату, напоминающую офис солидной компании. Меня посадили в один конец помещения, Марию – в другой.

– Хотите кофе, сигарету? – вежливо поинтересовался переводчик.

– Да, пожалуйста. И то и другое, – ответила я благодарно.

Мужчина принес мне кофе в картонном стаканчике и дал сигарету. Я с жадностью прикурила и отпила кофе. Напряжение, кажется, понемногу стало отпускать.

– Ваше полное имя, дата рождения, – произнес он. Все это время он лишь переводил вопросы, задаваемые полицейским, сидящим за столом напротив меня.

– Екатерина Алексеевна Гладкова. Шестнадцатое июня тысяча девятьсот восемьдесят первого года.

– Где вы работаете?

– Город Кунсан. Америка‑таун. Клуб «Стерео», – чеканила я без запинки.

– Как долго вы там проработали?

– Один месяц, – вздохнув, ответила я.

Переводчик посмотрел на меня с нескрываемым удивлением, но промолчал.

– Кем вам приходится Джейсон Шеппард? – задал он очередной вопрос.

Теперь уже настала моя очередь удивляться: «откуда он знает его имя?».

Но потом я вспомнила, что при осмотре номера его также просили предъявить документы и переписали все данные в протокол.

– Он мой друг.

– Вы встречались? Он ваш парень?

– Да, мы встречались.

– Как долго?

– Около трех недель.

– У вас были сексуальные отношения?

– Нет, не было.

Я отвечала спокойно, без пауз и лишних эмоций. Благо, после рассказа Ирины я уже была готова к подобным вопросам.

– А почему не было?

– Я не хотела торопиться.

– Но он же вам нравился? Так почему не было? – настаивал он на своем. Похоже, им очень хотелось услышать подробности нашей интимной жизни. А вот фиг вам! Я не собиралась выдумывать того, чего не было, только затем, чтобы потешить их нездоровое любопытство.

– Меня мама учила, что до свадьбы себя хранить надо. Вот поэтому и не было, – ответила я. Надеюсь, они не заметили иронии в моем голосе.

– И ваш парень не возражал?! – он даже не пытался скрыть недоверия.

– Не, он у меня джентльмен.

– И у вас ни разу не было секса?! – полицейский, как и переводчик, все еще отказывался мне верить.

– Не было, – упорно стояла я на своем. – Вы ведь простыни из номера именно для этого забрали, – чтобы проверить, был у нас секс или не было. Зачем еще и меня по сто раз об этом спрашиваете?! – не выдержала я.

– Ну ладно, ладно… Вы утверждаете, что с Джейсоном у вас были серьезные отношения. Как часто вы встречались? Что делали?

– В парк ходили гулять, обедали в ресторане, просто так по Кунсану гуляли… – принялась перечислять я.

– А он вам подарки делал? – прервал меня полисмен.

– Ам‑м… цветы дарил, – после секундной паузы выдала я.

– И это – все? – протянул он разочарованно. – Ни ценных подарков, ни денег он вам не дарил?

Ах, вон к чему он клонит! Пытается прознать, встречалась я с Джейсоном просто так, аль за дорогие подарки да за деньги. Ну‑ну…

– Нет, ничего ценнее цветов не дарил. Но они краси‑и‑и‑ивые были, ужас! Лилии. Я люблю лилии, – я уже не могла удержаться от сарказма.

Тут что‑то всплыло в моей памяти, мозги зашевелились активнее, еще активнее: лилии, лилии… что‑то такое, связанное с ними… Боже, ну да! Ведь я вытянула из корзины лилию с двумя цветками, а Светка сказала, что это – плохая примета! Вот черт! Права была. Яркая вспышка воспоминаний пронеслась в моем сознании, и я «уплыла» в события недельной давности.

Вот мы гуляем по Кунсану. Я периодически подношу цветок к лицу и вдыхаю немного резковатый, но абсолютно неповторимый, особенный запах лилий. Джейсон держит меня за руку и шепчет какие‑то глупости, приятные и понятные лишь нам двоим… В моей голове проносились наши встречи, прогулки, чувства, возникшие так неожиданно и поглотившие меня целиком.

– Значит, подарков он вам не делал. А на работе он вам выпивку покупал? – был задан очередной вопрос, но я его даже не заметила, «уплыв» туда, где мне было так хорошо.

– Прошу прощения! – сквозь дымку воспоминаний до меня, наконец, донесся голос переводчика, заметно повысившего тон.

Я «вынырнула» в реальность:

– Да, извините. Что вы сказали?

– Покупал ли ваш друг выпивку вам на работе? – переспросил он.

– Нет, я вообще редко пью, а на работе – тем более.

– У вас есть совместные фотографии?

– Да, но у меня забрали их. При аресте, – напомнила я.

– Одну минутку, – переводчик извинился и отошел.

Полисмен остался сидеть на месте, продолжая разглядывать меня с откровенным презрением.

«Не верит, – подумала я. – Ну и ладно, я здесь не для отпускания грехов».

Переводчик вернулся минут через пять с бумажным пакетом. Вскрыл его и извлек на свет мои вещи: кошелек, фотографии, блокнот.

– Эти фотографии? – спросил переводчик и посмотрел на меня.

– Да, эти.

Он стал просматривать фотографии: вот мы в Кунсане, в парке, в «Стерео». Я неожиданно вспомнила, что на одной из фотографий мы сидим за столом, и передо мной стоит сок. Вот черт!

Естественно, он обратил внимание именно на нее.

– Что это за напиток? – спросил он сухо.

– Коктейль. Мы ходили в бар до работы, и я выпила коктейль. Праздник был.

– А что в коктейле, какой это был бар и что за праздник?

– Коктейль обычный: сок, немного ликера и что‑то еще. Название бара не помню. А праздник был – Первое Сентября, – с ходу соврала я, не моргнув и глазом.

– Это вы до работы сфотографированы или после?

– До.

Хм, и к чему это он клонит? – пока не понимала я.

– А вы всегда так по‑вечернему одеваетесь средь бела дня? – с интонацией «ага, попалась!» уточнил переводчик.

– Нет, только по праздникам. Первое сентября – большой праздник в России, – с улыбкой «меня так просто не проймешь» отрезала я.

Лицо полисмена, когда переводчик передал ему мой ответ, еще заметнее исказилось злостью и презрением, а глаза – еще больше сузились.

– Вы можете попросить своего друга приехать, чтобы он подтвердил ваши слова? – спросил он.

– Я могу позвонить, но не уверенна, что он сможет приехать, – я была почти уверена, что он не приедет. Ведь Ник сказал уже Ире, что у них начались учения и с базы никого не выпускают.

Но на всякий случай решила уточнить:

– А где мы вообще находимся? Куда ему ехать‑то, если он все‑таки сможет?

– Ченджу.

– Скажите,… нас депортируют? – волнуясь и слегка запинаясь, я задала и самый главный, давно мучивший всех нас вопрос.

– Да. Пока что не могу сказать точно, – сможете вы впоследствии вернуться в Корею или нет, но что депортируют – это точно. Так что если ваш друг приедет, пусть привезет ваши вещи.

Сердце, похоже, ухнуло куда‑то вниз, да так там и осталось.

Негнущимися пальцами я набрала привычный номер.

– Алло? – немедленно откликнулись в трубке.

– Привет, это я. Меня сейчас допрашивают и, похоже, нужно чтобы ты приехал. Это важно. Ты сможешь? – скороговоркой выпалила я, втайне надеясь, что он все‑таки сможет вырваться и приедет.

– Да, конечно. Куда нужно ехать? – с готовностью откликнулся Джейсон.

– Ченджу. Я точно не знаю, где это. Мне тут девочки сказали, что у вас учения. Я думала, что база закрыта, – с волнением уточнила я.

– Я приеду завтра. Никаких учений сейчас нет. Ты в порядке?

– Да. То есть, не очень… меня депортируют, – последние слова я буквально выдавила из себя по капле. Почему‑то даже произносить их было страшно, больно и физически трудно.

– Как? Это точно? Но почему?! – он уже почти кричал в трубку.

– Они ничего не объяснили. У меня к тебе просьба: зайди к Свете и забери все мои вещи, – добавила я.

– Хорошо, я съезжу к ней сегодня, – грустно пообещал Джейсон. – Мне очень жаль, что так вышло. Я обещаю, все будет хорошо! – добавил он, пытаясь хоть как‑то подбодрить меня.

– Да, конечно. И спасибо, что согласился приехать. Для меня это очень важно, поверь, – голос начал предательски дрожать, глаза защипало от подступающих слез. – До завтра, – выдохнула я.

– До завтра, – эхом отозвался он.

Смысл происходящего, наконец, начал доходить до меня со всей своей очевидностью: завтра будет наша последняя с Джейсоном встреча. Моя сказка на этом закончилась. Я уеду от него навсегда!

Слезы полились по щекам, и я не могла больше держать эмоции под контролем.

От нахлынувшей боли я согнулась пополам и зарыдала. Меня охватило отчаяние: впервые за много лет я наконец‑то была счастлива, но все это вот‑вот закончится. Господи, ну почему все должно было прекратиться, едва начавшись!? За что, Господи‑и‑и!!!???

Я почувствовала на плече чью‑то руку.

– Не плачьте. Вполне возможно, что все еще образуется, – сочувственно произнес переводчик.

– Он приедет. Завтра, – собрав волю в кулак и стараясь больше не плакать, слегка запинаясь, проговорила я. – Но ничего уже не образуется. Ни‑че‑го… У вас еще есть вопросы ко мне?

– Нет, можете идти, – разрешил кореец и подозвал взглядом охранника.

Меня привели обратно в камеру.

Когда дверь открыли, девчонки бросились ко мне с расспросами:

– Что с тобой? Ты чего плачешь? Твой приедет?

Я не могла заставить себя отвечать. Мне хотелось одного: поскорее забиться в угол и уснуть. Однако я понимала, что так просто они от меня не отстанут. Придется ответить.

– Завтра приедет. Нас точно депортируют, но они не сказали, сможем мы вернуться сюда или нет, – кое‑как промямлила я.

– А как же он приедет, если у них учения? – искренне удивилась Ира.

– Нет никаких учений, – отрезала я. Было ясно, что их парни либо бояться ехать в корейскую полицию, либо просто не хотят.

Мне было немного жаль их разочаровывать, но я сказала правду. В данный момент по‑настоящему мне было жалко только себя, и плевать я хотела на остальных.

С одной стороны, меня радовало, что Джейсон все‑таки приедет, и завтра я его увижу. Ура! Он не струсил и он – не подонок! Два раза – ура!

С другой стороны, я понимала, что это – наша последняя встреча. Да, нам было очень хорошо вместе, все шло к красивому хэппи‑энду, но… до ареста мы даже близко не подошли к тому, чтобы заговорить о нашем совместном будущем. Мы думали, что у нас еще будет для этого время. Теперь же у нас нет ни времени, ни будущего.

Для меня наши отношения были первым сильным и значимым чувством. И хотя до Джейсона у меня уже были мужчины, но ни к кому из них я не испытывала настолько сильных эмоций. Мне нравилось в нем все: внешность, смех, чувство юмора, манера ухаживать, внимание к моим желаниям… Думаю, что впервые в жизни я встретила настоящую любовь.

В тот день, когда я поняла, что ее у меня забрали, мне стало так холодно и одиноко, как никогда. Лучше бы я и не встречала ее вовсе. Тогда бы мне не было так больно.

Вокруг была какая‑то суета, всхлипывания, но я никак не реагировала на происходящее. Сквозь полудрему я слышала, как кто‑то из девчонок просит сотовый, куда‑то звонит,… потом принесли обед, унесли тарелки… А я все лежала и думала о том, как жить мне дальше и чем я буду заниматься по приезду домой.

К вечеру я более‑менее отошла. Мне по‑прежнему было плохо на душе, но все же предвкушение встречи с Джейсоном взяло верх, и я нашла в себе силы рассказать девочкам о моем допросе поподробнее.

Ира и Настя были сильно расстроены поведением своих парней. Я даже не пыталась представить себя на их месте: не смогла бы.

Мы вяло перекидывались фразами, – силы из нас словно высосали.

К вечеру решили посмотреть телевизор. По привычке отыскали канал на английском. Зазвучали знакомые слова, замелькали знакомые кадры…

– Да они что, издеваются!? – услышала я голос Леры. Нам снова показывали «День сурка».

Мы переглянулись и расхохотались:

– Ну, точно – день сурка! Каждый день одна и та же еда, стены и даже фильм! – чуть не катаясь по полу в приступе смеха, грозящего перейти в истерический, выдавила я.

Если кто не помнит: главный герой фильма переживал один и тот же день снова и снова. Не менялось ничего, только он сам.

Со временем мы успокоились и переключились на канал «Еда» (кое‑кто даже начал записывать рецепты). Потом от нечего делать решили сделать зарядку, приняли по очереди душ и отправились спать.

Я долго не могла уснуть, ворочаясь от переизбытка мыслей и эмоций.

Я представляла себе нашу с Джейсоном встречу. Что он скажет? Как себя поведет? Что скажу я?… Хотя, а что тут скажешь?! Все кончено, это и так ясно.

Впоследствии оказалось, что все не столь однозначно.

Я проснулась рано, приняла душ и стала ждать.

Время не просто остановилось: такое ощущение было, что стрелки шагают в обратную сторону. Прошло не более часа (в моем собственном измерении – как минимум сутки), когда дверь в камеру открылась.

– Екатерина Гладкова. Пройдемте, – скомандовал охранник.

Я подскочила и поторопилась на выход. Сердце билось со скоростью шагов бегуна на стометровке. Может это сон?

Меня провели в знакомый офис. Джейсон стоял передо мной. Я бросилась ему на шею и прошептала:

– Ущипни меня! Ты, правда, здесь? – на глаза накатывались предательские слезы.

– Здесь я, здесь, – с улыбкой ответил он.

– Спасибо, что приехал, я так рада! – с благодарностью сказала я и добавила, спохватившись. – Ни слова про соки!

Джейсон взглянул на меня и кивнул в знак понимания.

– Садитесь, – скомандовал переводчик по‑английски.

– Ваше имя, дата рождения, где работаете? – спросил он.

– Джейсон Бредли Шеппард, тысяча девятьсот семьдесят девятого года рождения, двадцать первого сентября. Работаю на военной американской базе в Кунсане, – ответил Джейсон.

– Вы были в гостинице «Вестерн» с Гладковой Екатериной?

– Да, я.

– Кем она вам приходится?

– Она моя невеста.

– Вы имеете в виду – подруга? – уточнил переводчик.

– Нет, именно невеста. Мы собираемся пожениться, – добавил Джейсон.

Я посмотрела на него с непониманием. Что он такое говорит?! Он перехватил мой взгляд и прошептал на ухо: «Мы ведь поженимся? Ты не против?»

Во рту у меня пересохло. Может, все‑таки мне это снится? Во всяком случае, ощущения были именно такие. Нереальность происходящего меня пугала и я все щипала себя украдкой за ладошку.

– Да, конечно, – заплетающимся языком произнесла я. Соображала я также плохо, как и говорила.

Переводчик тем временем задавал вопросы о наших взаимоотношениях: как часто встречались, где, когда, про секс. Слава Богу, Джейсон ответил на все вопросы так же, как и я. Под конец ему дали подписать какую‑то бумагу. Я с интересом посмотрела, что это.

Выглядела бумага примерно как бланк заявления в милицию о краже: имя, фамилия, дата рождения, текст. Единственное, что зацепило мое внимание, была графа «является ли Екатерина Гладкова проституткой?» и варианты ответа – «да» или «нет». Джейсон поставил галочку напротив «нет» и расписался.

– А что теперь? Мы можем ехать? – спросил Джейсон. Он, видимо, решил, что, получив ответ, что я не проститутка, они извинятся передо мной, и мы сможем уехать. Ага, размечтался!

– Нет. Невесту вашу отправят в Россию, но позже. Пока она побудет у нас, до решения всех вопросов с менеджером о ее нарушениях, – с довольной ухмылкой произнес кореец.

– Какие такие нарушения?! Я же приехал, все объяснил! Неужели тот факт, что мы хотим пожениться, ничего не меняет? – с непониманием вопрошал мой неожиданный жених.

– Она нарушила правила нахождения в Корее и контракт, в котором говорится, что она может ночевать только в отведенном хозяйкой клуба помещении. Это – во‑первых. Во‑вторых, она не имеет права на общение с клиентами вне стен клуба, – отчеканил он как по заученному.

– Так что, по‑вашему, она должна сидеть в четырех стенах и вообще никуда не выходить? – возмутился Джейсон.

– По контракту она танцовщица. Это ее работа. И она здесь по рабочей визе. Это значит, что в Корее она имеет право только на работу, а не на развлечения и любовные романы. Хотите – женитесь в России, – с улыбкой гиены отрезал он. – У вас есть пять минут. Потом вы должны покинуть наш офис. Спасибо за сотрудничество.

На несколько минут, показавшихся секундами, нас оставили наедине.

– Катя, мне очень жаль, что так вышло. Это я виноват…, – начал Джейсон.

– Да нет, я сама виновата, предупреждали ведь. Послушай, я понимаю, что такая ситуация… Спасибо, конечно, что попытался меня выгородить, но про женитьбу не обязательно было говорить, – прервала его я, хотя и надеялась в душе, что эти слова не были сказаны лишь для того, чтобы защитить меня.

– Вообще‑то я серьезно. Я узнал, мне нужно сделать паспорт и приехать в Россию. Я клянусь, что месяца через два мы уже увидимся, – со счастливой улыбкой пообещал он.

– Правда?! Я так рада! Я буду ждать! – я обняла его за шею и зажмурилась от счастья.

– Вот тут я вещи привез. Света все собрала, даже деньги от «мамы» передала за соки, – произнес Джейсон, указав на большую сумку.

– Спасибо огромное, а то мне даже переодеться не во что было.

К нам направлялся охранник. Мы поняли, что время истекло.

– Скоро увидимся, не скучай. Я взял у Светы твой телефон в Хабаровске. Она, кстати, звонила твоей маме и передала, что с тобой все в порядке. Я позвоню, как только ты приедешь домой. Ты только сообщи мне, когда будешь дома.

– Хорошо. Ну, до встречи. Пока, – сказала я на прощанье, и охранник указал Джейсону на выход.

Я смотрела ему вслед. Мне очень хотелось, чтобы он обернулся, и чтобы я смогла увидеть в его взгляде немое «обещаю, все будет хорошо», но он так и не обернулся. Я отбросила в сторону странное чувство тревоги и зашагала, подхватив сумку, за охранником. Мне разрешили взять что‑нибудь из вещей с собой в камеру.

Я, счастливая и окрыленная, перебирала собственные вещи. Боже, никогда еще я не была ТАК рада собственному барахлу. Переодеться в чистые вещи казалось мне верхом блаженства.

Выбрав несколько футболок, трико, свитер и несколько комплектов белья я пошла обратно в камеру. За мной закрыли дверь.

– Ну, как? Как все прошло? – с нетерпением в голосе спрашивали девочки.

– Мне предложение сделали! Руки и сердца! Ну, ни романтично ли, прямо в тюрьме!? – со счастливым смехом ответила я.

– Да ты что?! Серьезно? А вы что, собирались? – на меня смотрели пятеро вытянувшихся от удивления лиц, отказываясь верить своим ушам.

– Нет, не собирались. Сказал, что в Россию приедет через пару месяцев, – меня прямо распирало от счастья, которым хотелось поделиться буквально со всеми.

Я в подробностях расписала нашу встречу. Девчонки сели возле меня в кружок и кто с радостью, кто с тоской слушали.

День пролетел более‑менее незаметно. Я, правда, снова долго не могла уснуть, но на сей раз уже от приятного возбуждения после такого неожиданного поворота событий. В голове был полный сумбур: лицо мамы, когда я сообщу ей такую новость, свадьба, совместная жизнь с любимым человеком…

Наконец, я заснула со счастливой улыбкой на устах.

На следующий день ближе к обеду меня снова позвали на выход. «Что на сей раз? – с тревогой думала я. – Неужели опять допрос?!»

Я прошла вслед за охранником по уже знакомому коридору. Все в том же офисе меня ждали «мама» из «Стерео» и ее сын – ди‑джей.

В первую секунду я испугалась, что они начнут ругать меня, поучать, высказывать свое мнение о моем маленьком запасе серого вещества, и даже приготовилась защищаться. Но как оказалось, они пришли совсем не за этим.

– Катя, – обняв меня за плечи, произнесла старая кореянка, – ну как же ты так?!

Похоже, я зря испугалась, – никто здесь не собирался обвинять меня в чем бы то ни было.

– Простите, я так перед вами виновата. Я знаю, вы предупреждали. Глупая я, простите! – не переставая, извинялась я.

Я действительно чувствовала себя очень виноватой перед этими людьми: из‑за меня у них наверняка возникла куча проблем.

– Да ничего страшного. Ты про соки ничего не говорила? – с волнением спросила «мама».

– Нет, ничего не сказала, – успокоила я их.

– Ладно. Про зарплату не волнуйся, тебе менеджер все заплатит. Джейсон деньги передал?

– Да, вчера приезжал, все передал. Большое спасибо.

– Мама штраф заплатила, две тысячи долларов, – вклинился в разговор ее сын.

Ого, ничего себе! И после этого она меня еще и утешает?!

– Мне очень жаль, – выдавила я. А что еще можно сказать на это?

– Вас скоро домой отправят. Заботься о себе, – успокаивала меня «мама».

– Спасибо за все, – ответила я искренне и мы попрощались.

Эта встреча меня очень удивила. Меньше всего я ожидала увидеть здесь «маму», да еще и так хорошо ко мне относящуюся. Учитывая, сколько проблем я им доставила, огромный штраф и прочую головную боль, – это было за гранью моего понимания.

В состоянии некоторого шока я вернулась в камеру и рассказала девчонкам о моих посетителях.

– Вот это да! – была реакция девчонок. – Интересно, а наши приедут?

– Может быть, вы‑то дольше моего проработали. Да и кто‑то же должен вам вещи привезти, – предположила я.

И действительно, на следующий день к девочкам тоже приехали хозяева их клубов и привезли вещи.

Впоследствии оказалось, что тех корейцев, которые «продали» Леру и Яну ожидали серьезные проблемы. Их клуб закрыли, а им самим предстоял суд за сутенерство. «Папа» этого клуба умер от инфаркта спустя два месяца после инцидента, не дотянув немного до начала слушаний.

Я узнала обо всем этом от своей подруги Светы уже в Хабаровске.

На следующий день к нам приехал менеджер. Определенности относительно нашего ближайшего будущего эта встреча не добавила. Ясно было только одно: всех нас депортируют. Но вот когда, – не известно.

Основная проблема была связана с Лерой и Яной: пока не разберутся с хозяевами их клуба, всех нас не отпустят. Сколько времени на это уйдет? Недели?! Месяцы?! Мы не знали.

Высылать нас без этих двоих полицейские не собирались. Почему? Просто им лень было сопровождать нас в аэропорт дважды.

Прошло ровно две недели, пока нас вместе с вещами не погрузили наконец‑то в микроавтобус, надев предварительно наручники, и не повезли в Сеул.

Через несколько часов путешествия мы притормозили около одноэтажного здания с решетками на окнах.

Меня отвели в маленькую комнатку, где уже ждал менеджер.

– Через два дня вы полетите домой. Здесь зарплата за месяц, – он протянул мне пачку корейских купюр.

Я была потрясена! Учитывая уплаченные за меня штрафы, я не ожидала получить вообще никаких денег.

– Большое спасибо! – сказала я с благодарностью. – А почему нас только через два дня домой отправят?

– Потому что рейсов на Хабаровск нет до послезавтра, – ответил он.

Ну что ж, логично.

– Понятно. Спасибо за все и извините, что я так сглупила.

– Ладно, бывает. Пока, Катя, – попрощался Ким.

– До свидания, – произнесла я и вышла.

Нас поместили в камеру (Боже, опять? Когда же это кончится?!). К тому моменту в ней уже находились две женщины, а помещение было раза в четыре меньше, чем предыдущее наше пристанище.

Выданные одеяла воняли за километр, как из солдатской казармы. Не скажу, чтобы я была близко знакома с солдатской казармой, но ассоциации почему‑то были именно такие.

Стены камеры были очень грязными и сплошь испещренными надписями на разных языках. Казалось, что они тоже воняли.

Вонь была везде! Казалось, она лезла под одежду, проникала в легкие и пропитывала собой все тело. Насквозь.

– Господи, лучше бы нас в Ченджу эти два дня додержали, – застонала Ира.

М‑да, впечатление она производила действительно угнетающее.

– Да вы устраивайтесь, не стойте. Вы откуда? – подала голос одна из женщин. На вид ей было около сорока.

– Из Хабаровска и из Новосибирска. А вы? – спросила Настя.

– Узбекистан. Пять лет нелегалкой тут прожила, – с тоской ответила она.

Она очень хорошо говорила по‑русски, абсолютно без какого‑либо акцента.

– И как вам удалось так долго здесь продержаться? – очумело осведомилась я.

Поймите мое удивление: я‑то здесь находилась вполне легально, и то двух месяцев не смогла продержаться.

– А у нас там проверки редко были. В моей деревне иностранцев толком и не было, а я на кухне в ресторане работала, и никому особенно не мешала. Просто месяц назад пьяная разбушевалась, вот меня и арестовали. А когда документы проверили – отправили в эмигрэшку, – пояснила она.

– Поня‑ятно, – задумчиво протянула я. Оказывается, и в сорок лет мозгов бывает слишком мало. Это ж надо додуматься, чтобы, будучи нелегалкой, «бушевать по пьянке» в чужой стране! М‑да, наш народ везде найдет, как отличиться. Что русские, что узбеки, – разницы нет. Все мы вышли из СССР, и менталитет у нас у всех схожий.

– У меня там квартирка была. Съемная. Хорошая такая, – продолжила свой рассказ «дебоширка». – Я и мебель в нее купила. Теперь все корейцам достанется… Б…ь! – смачно припечатала она.

– А я – из Монголии, – подала голос вторая женщина. Эта помоложе будет, – на вид лет тридцати пяти, не больше. – Я на фабрике здесь работала. Виза кончилась, а тут проверка.

В ее речи хоть и чувствовался легкий акцент, но все равно ее русский был почти идеален. Господи, откуда только она его знает!?

Мы расселись по углам и стали болтать о том – о сем.

– И как на фабрике вам работалось? – продолжила расспрашивать я монголку.

– Тяжело, – вздохнула она. – Не женский это труд. Я на мебельной работала. Все время пылью древесной дышишь. Кашель появляется, поясница отваливается. А вы‑то сюда как попали? – заинтересовано уточнила она.

– А мы хостесс работали. Проверка была, а мы в отелях кто с кем, – отчиталась за всех Ира.

Женщины оказались разговорчивыми, и вечер пролетел незаметно.

В отличие от предыдущего места заточения, кормить нас здесь никто не собирался, – в этом здании кормежка в принципе не была предусмотрена. Ни для кого. Поэтому нам пришлось договариваться с охранниками и через них заказывать еду в соседнем кафе. Так что хорошо, что у всех у нас были с собой деньги. Страшно представить, что было бы, если бы оных у нас не оказалось.

Оставшиеся до перелета домой часы текли раздражающе медленно. Вот хуже всего это: ждать и догонять.

Но рано или поздно все кончается. Наступил день отлета.

Едва войдя в аэропорт, мы обратились к нашим соглядатаям чуть ли не хором:

– Нам нужно деньги поменять: воны на доллары.

Ни в одном обменнике Хабаровска корейскую валюту не принимают и, соответственно, наша просьба была вполне объяснима.

– Нельзя, – вяло отмахнулся кореец.

– Как… нельзя? – растеряно пробормотали мы.

– В России поменяете, – достаточно раздраженно буркнул второй сопровождающий нас полицейский.

– Нет, в России не принимают! Нам здесь нужно поменять, – настаивали мы.

– А мне – все равно! Нельзя! – твердо стоял он на своем.

Ну, все! Их упрямство меня достало, и я бухнула чемоданом об пол:

– Мы никуда не пойдем, пока не поменяем. Хоть волоком нас отсюда тащите!

Вообще‑то я редко выхожу из себя, но после всего того, что мы пережили за последнее время, еще и перспектива вместо денег привезти домой никому не нужные «фантики»?! Это уже слишком! Так что сами понимаете, – настроена я была крайне решительно.

Девчонки дружно меня поддержали и так же демонстративно побросали сумки на пол. Охранники грозно на нас посмотрели, но, увидев, что настроены мы решительно, все‑таки согласились.

Мы радостно, чуть не вприпрыжку, понеслись за ними, но, подходя к окошку «Обмен валют», затормозили:

– Эй, народ, а как мы бабки поменяем, если нам паспорта еще не отдали? – попыталась уточнить я.

Мы решили еще раз обратиться к охранникам:

– Дайте нам паспорта. Пожа‑а‑алуйста! На время, только деньги поменять.

– Паспорта вам отдадут в России ваши милиционеры. Давайте деньги сюда, я поменяю, – протянул руку один из них.

Мы быстренько посовещались, но делать‑то – нечего. Так что отдали ему всё, запомнив, кто – сколько и стали ждать. Через несколько минут нам принесли доллары и повели на самолет. Как раз только что объявили посадку на Хабаровский рейс.

Ира и Настя улетали в Новосибирск в тот же день, но их вылет был чуть позже нашего. Прощаясь, мы обменялись адресами и телефонами, поплакали на дорожку и пообещали друг другу не теряться из виду. За эти две недели мы все стали очень близки друг другу.

Посовещавшись с русскими стюардессами через переводчика, охранники передали им наши паспорта и отчалили восвояси.

Наконец, мы оказались в самолете, таком родном и до боли «российском».

– Господи, аж не верится, что домой летим! – воскликнула Лерка с радостью.

– И правда, скорее бы уж домой попасть, – согласилась я. Мне не терпелось увидеть маму и брата. За эти два месяца я соскучилась по ним смертельно.