Часть вторая 20 page

– Нонночка, я ведь с ума сходил по тебе! – прохрипел он, припадая к ее губам.

Инна заставила себя целоваться с ним, думая о том, что если Олег находится в ее квартире, то здесь же и его мобильный. А именно он ей и требовался.

Мужчина распалялся все сильнее и сильнее, он повалил Инну на диван, она же простонала:

– Нет, лучше набери нам ванну! Прошу тебя, Олежек! Раздевайся и иди туда. А я к тебе сейчас присоединюсь!

Олег скрылся в ванной, а через минуту появился абсолютно обнаженным. Он снова полез к Инне, она еле отбилась, заметив, что одежда валялась на полу неподалеку. Уверив Олега, что она сейчас присоединится к нему в покрытой пеной ванне, Инна отпихнула его от себя.

Едва он скрылся, Инна быстро подняла его брюки: так и есть, Олег настолько потерял голову от похоти, что оставил в них мобильный. Инна достала его и стала просматривать входящие и исходящие сообщения.

«А.П. мертв. Постарайся проникнуть к И. Сделай так, чтобы она тебя простила». Ага, такое наставление давал ему тот, кто подписался всего одной буквой «Р».

Роман Романович!

Олег отвечал этому самому «Р», что «И. упрямится, не желает меня видеть. Ничего, я ее дожму».

И последнее сообщение от Олега на мобильный «Р»: «Дожал. Поднимаюсь к ней в лифте. Операция продолжается».

Как же, он ее дожал! Инна едва сдержалась, чтобы не фыркнуть. Операция продолжается… Итак, все ясно: Олег вкупе с Романом Романовичем организовали убийство ее отца. И убийство Лени тоже. Только с какой целью?

Больше всего Инне хотелось шагнуть в ванную, держа в руке большой и очень острый нож с кухни. Приставить клинок к тому, чем Олег гордился больше всего, и поставить его перед выбором: или вся правда, или он тут же, в ванне, станет евнухом. Причем без наркоза!

Но это были глупые фантазии. Олег так легко не сдастся, к тому же она физически намного слабее этого накачанного бугая. Информацию можно получить от него, используя обман и хитрость.

Инна открыла дверь и зашла в ванную. Олег нежился в огромной овальной мраморной купели. Заметив девушку, он чарующе улыбнулся и произнес:

– Нонночка, ты все еще в одежде? Давай живо раздевайся и присоединяйся ко мне! Мы тебя заждались!

Инна приложила руку ко лбу и сказала:

– Олежек, я плохо себя чувствую. Извини, но ничего не выйдет. Сейчас, во всяком случае. Кстати, мне только что позвонили из Следственного комитета. Они заедут сюда, чтобы задать несколько вопросов. Ты ведь останешься, чтобы поддержать меня?

Конечно, он не остался, а пулей вылетел из ванны и, стряхивая пену, заявил, что представителям Следственного комитета лучше не видеть его у нее в квартире. Он живо натянул одежду и ретировался, не забыв, однако, на прощание поцеловать Инну в щечку и сказать, что заглянет к ней на следующий день.

Когда дверь за ним закрылась, Инна перевела дух, а затем бросилась в ванную и стала судорожно чистить зубы, словно опасаясь, что во рту сохранился вкус поцелуя с Олегом. Она когда‑то любила его! Да нет же, она до сих пор его любит!

Инна разрыдалась, затем заметила, что ванна наполнена покрытой пеной водой, и тотчас выпустила ее. Там пять минут назад нежился Олег, который приехал, чтобы «дожать» ее.

Вдруг раздался звонок, хотя Инна никого не ждала. К ней прибыл курьер – строгого вида молодой человек, сопровождаемый двумя мрачными типами. К руке молодого человека металлической цепочкой был пристегнут кейс.

– Добрый вечер! – произнес он почтительно. – Я – представитель юридического отдела холдинга, который принадлежал Аркадию Петровичу. Согласно его распоряжению, отданному около трех лет назад, в случае его кончины вы, Инна Аркадьевна, в течение суток с этого трагического момента должны получить данный пакет. Однако прежде требуется уладить кое‑какие формальности – иначе нельзя!

Инне пришлось приложить большой палец левой и указательный палец правой руки к портативному прибору, считавшему отпечатки пальцев, а также ответить на три вопроса: назвать день рождения мамы (девятое апреля), любимый цвет отца (темно‑синий) и его любимую книгу («Имя розы»).

Молодой человек слегка улыбнулся и произнес:

– Повторяю: это всего лишь формальности. Идентификация завершена, поэтому я могу вручить вам то, что для вас оставил Аркадий Петрович.

Он отстегнул кейс от запястья, при помощи двух ключей открыл его и вынул небольшой, завернутый в черную материю пакет, запечатанный в трех местах сургучом.

Попрощавшись, странная делегация удалилась. Инна сорвала печати и развернула ткань. Внутри она обнаружила конверт из плотного картона, опять же запечатанный, на обратной стороне которого она увидела витиеватую подпись отца.

С бьющимся сердцем Инна вскрыла конверт и извлекла листок бумаги и конверт поменьше. На листке бумаги было всего несколько предложений, выведенных рукой отца.

«Инна, моя милая дочка! Не буду писать ничего сентиментального, но если ты держишь в руках это послание, значит, меня уже нет в живых. Все мы смертны, и причин для скорби нет. Я люблю тебя больше всего. То, что находится в конверте, очень важно. Остальное узнаешь позднее. Позаботься о Никите и будь счастлива. Твой папа».

Чувствуя, что по щекам текут слезы, Инна вскрыла конверт, ожидая обнаружить там все, что угодно. А нашла всего лишь небольшой листок бумаги, покрытый колонками цифр. Инна несколько секунд изучала их, а потом отложила листок в сторону. И что все это значит? К посланию не прилагалось никакой объяснительной записки.

Инна снова взяла листок с колонками цифр, внимательно пробежала их глазами, вздохнула. Раз отец сказал, что это важно, значит, так оно и есть. И если он сообщил ей, что остальное она узнает позднее – так тому и быть.

Она сложила листок с цифрами, подумала, куда его лучше положить, и сунула в итоге в свою сумочку. Другое послание для нее было гораздо важнее – строчки, написанные отцом. Инна перечитала его не меньше десяти раз, а затем прижала к груди и снова заплакала.

Только поздно ночью она заметила, что ей пришло сообщение от взломщика – он назначал ей встречу на Павелецком вокзале около камеры хранения, ровно в полдень. Инна приехала туда на метро – этим видом транспорта она не пользовалась уже много лет. Без пяти двенадцать она оказалась около камеры хранения. Внезапно около нее появилась нищая, забормотавшая:

– Сдай в камеру хранения все, что имеешь. И получишь ноутбук!

Инна уставилась на нее, а нищая, еще раз повторив странную фразу, исчезла. Инна отдала спортивную сумку работнику камеры хранения, получила номерок и пошла прочь. Все, что от нее требовалось, она сделала. Как и велел взломщик, в сумку она положила деньги, координаты Григория Лаврентьевича и описание того, где именно находился ноутбук.

Она уже ехала обратно, когда получила эсэмэс‑сообщение: «Благодарю. Вторую половину – после доставки товара. Получите в течение двух дней».

Ждать целых два дня! Но Инна стиснула зубы, понимая, что ничего другого не оставалось. Она вернулась домой и только там обнаружила, что, пока она прогуливалась по вокзалу и его окрестностям, кто‑то разрезал ее сумочку и вытащил мобильный, портмоне и, что ужаснее всего, письмо от отца. Те самые последние его строчки – ведь это было все, что у нее осталось! Исчез и листок с колонками цифр, но о нем Инна практически не думала. Было чертовски обидно и невероятно больно. Словно садистка‑судьба решила нанести ей последний удар. Уж лучше бы у нее отобрали сумку с половиной миллиона долларов, чем украли письмо от отца…

Обращаться в полицию она, конечно же, не стала, так как было понятно – воришку все равно не найдут. Она только заблокировала мобильный и кредитные карточки. А затем ей доложили, что заявился Олег.

Его Инна хотела видеть меньше всего, но пришлось впустить. Олег был очарователен, как никогда, и, заметив, что у нее унылый и больной вид, предложил прокатиться по столице в его авто. Инна, подумав, что неплохо бы снова заглянуть в его мобильный и прочитать последние сообщения, согласилась.

– Ну и о чем расспрашивали тебя люди из Следственного комитета? – словно невзначай спросил он, когда они уже катили по ночной, залитой огнями Москве. Пошел слабый дождь.

Инна заметила небольшую складку на его высоком чистом лбу и поняла: вот он зачем наведался! Хочет узнать, о чем ее расспрашивали, и заполучить информацию о ходе следствия.

– Они уверены, что не все так просто со смертью отца и Зои, – ответила Инна, осторожно наблюдая за Олегом. – Уж слишком много несостыковок…

– Несостыковок? – переспросил Олег. – Каких, к примеру?

Инна стала на ходу выдумывать какие‑то небылицы, внимательно наблюдая при этом за Олегом. Постепенно морщины на его лбу разгладились, мужчина произнес:

– Но ведь они не сомневаются в том, что убийца Никита?

– Вопрос в том, что заставило его стать убийцей! – заявила Инна. – Знаешь, я ведь начала собственное расследование…

– Да что ты? – изумленно протянул Олег и на мгновение отвлекся от дороги, из‑за чего чуть не врезался в шедший рядом автомобиль.

Инна, делая вид, что не заметила странного состояния, в котором пребывал Олег, заметила:

– Я уже договорилась с командой зарубежных психиатров, что они проведут независимое освидетельствование Никиты.

– Насколько я знаю, такое не допускается… – протянул Олег, а Инна с улыбкой заметила:

– Олежек, я все‑таки унаследовала кое‑что от папы. Причем немало. И это – более чем весомый аргумент!

Олег испуганно заметил:

– Знаешь, уже стемнело, да и дождь пошел. Гулять как‑то не с руки. И в ресторан тоже ехать глупо – там тебя будут осаждать зеваки или папарацци. Поехали ко мне! У меня есть холостяцкая квартира…

Холостяцкая квартира? У разведенного Олега, являвшегося трижды отцом? Инна промолчала, потому что поняла, что он что‑то затеял. Олег явно напуган, и это было кстати: тот, кто нервничает, начинает допускать ошибки.

Они оказались в Камергерском переулке, где у Олега была шикарная квартира на последнем этаже одного из доходных домов. Инна отметила, что обставлена квартира с большим вкусом и явно за бешеные деньги.

Олег подал ей бокал сока и спросил:

– И что, твое расследование уже позволяет сделать какие‑либо выводы?

Инна отпила сок и сказала:

– Ведь Никита не так давно находился в клинике «Мнемозина». Ты слышал о такой?

Олег дернулся и быстро заверил ее:

– Нет, впервые слышу. И что это за клиника?

Инна сделала еще глоток и вдруг почувствовала, что у нее онемел кончик языка. Почему, собственно? Вдруг она вспомнила: Олег же ковырялся на кухне и мог подсыпать в сок все, что угодно!

Инна поставила бокал на стол возле массивной пепельницы из белого нефрита, а Олег обеспокоенно спросил:

– Не хочешь сока? Может, сделать кофе или чаю?

– Нет, спасибо, ничего не надо! – заявила Инна, чувствуя, что ей вдруг сделалось страшно. Ведь здесь, в холостяцкой квартире, она была один на один с Олегом.

Он подсел поближе к ней и произнес:

– Так ты хотела сказать мне что‑то насчет клиники…

Инна ощутила легкое головокружение. Она попыталась встать, но не смогла. Так и есть, в сок было что‑то подмешано. И сделать это мог только один человек – Олег!

– В этой клинике проводят манипуляции с воспоминаниями… И тем самым управляют человеком и его поступками… – выдавила из себя Инна.

Олег подсел ближе, его рука легла ей на бедро.

– Нонночка, то, что ты говоришь, просто невероятно! Хотя лично я тебе верю – ведь прогресс не стоит на месте, а движется семимильными шагами…

Он подсел еще ближе и вдруг толкнул Инну на подушки. Она попыталась сопротивляться, но тело не слушалось.

Олег навалился на нее, Инна хотела оттолкнуть его, но ничего не вышло.

– Я ведь так скучал по тебе, Нонночка… Ты поступила глупо, не согласившись выйти за меня замуж. Ну ничего, это можно изменить…

Инна почувствовала, как его сильные руки заскользили по ее телу и вдруг оказались на шее.

– Мне трудно дышать… – простонала девушка, а Олег навис над ней, ухмыляясь и злорадствуя.

– Нонночка, не надо тебе было сбегать из‑под венца. Тогда бы все это не понадобилось. Но ты сама виновата. Сама!

И его пальцы стальной хваткой сомкнулись на шее. А потом Олег начал ее душить.