Часть вторая 15 page

У сводного брата – Никита родился от второй жены отца – были, кажется, легкие психологические проблемы, однако чем именно страдал юноша, Инна не знала. Несколько недель он провел в подмосковной клинике, специализирующейся на регуляции функций памяти, и вернулся оттуда хоть, как обычно, и задумчивым, однако гораздо более разговорчивым и общительным.

Но Никита в тот момент интересовал Инну меньше всего. Все‑таки у них была разница почти в десять лет, и виделись они не так уж часто. Сама Инна обитала в роскошной квартире на последнем этаже стеклянного небоскреба в излучине Яузы, а мальчик вместе с отцом проживал в особняке в Серебряном Бору.

Но причина была даже не в том, что они редко виделись. Свадьба – вот что являлось водоразделом. И, конечно же, Олег.

Олега Инна знала давно, чуть ли не с самого детства. Он был старше ее на два года, спортсмен, красавец и чрезвычайно удачливый бизнесмен. Но, если честно, его главная удача заключалась в том, что он появился на свет в семействе российских миллиардеров. Как и отец Инны, родители Олега были чрезвычайно состоятельными и влиятельными людьми.

Виктор Олегович Карпушинский, отец Олега, нажил состояние в области черной металлургии и химпрома. Карпушинский обладал состоянием около миллиарда долларов – конечно, не так много, как у Берберовых, однако, подобно Аркадию Петровичу, он тоже входил в лигу тяжеловесов.

А ведь она знала Олега еще тогда, когда они обитали в коммунальной квартире! И тогда его отец был никаким не миллиардером, а, как и ее собственный, сотрудником научно‑исследовательского института, правда, не того, в котором работал доцентом отец, а располагавшегося неподалеку. Жили они тоже рядом, на соседних улицах. Правда, семья Олега обитала в своей собственной, хоть и небольшой, квартирке. Именно это – личная жилплощадь! – была в те времена сокровенной мечтой отца. Именно поэтому он и подался, собственно, в бизнесмены. Если бы он только знал, что когда‑нибудь этой жилплощади у него будет пруд пруди – как в России, так и за границей!

Странно, но, вспоминая старые времена – конец восьмидесятых и начало девяностых, когда она была совсем еще ребенком, – Инна никогда не ужасалась тому, в какой бедности и убожестве они жили. Да, они обитали в коммуналке, да, у них не было автомобиля, да, мама постоянно после работы пропадала в очередях за дефицитными продуктами… Но, если на то пошло, в общем и целом у Инны было очень даже счастливое детство.

Возможно, это счастье заключалось в том, что она уже тогда была знакома с Олегом. Когда‑то они играли вместе, ходили друг к другу в гости, но затем все закончилось – их отцы стали бизнесменами, да и дети вступили в пору взросления. Не мог же подросток общаться с девчонкой, младшей его на целых два года!

Поэтому старая дружба заглохла, Инна лишь изредка видела Олега, и каждый раз, бросая взоры на этого высокого темноволосого, атлетически сложенного красавца, она чувствовала, что у нее замирает сердце и сладко тянет в животе. А он, казалось, не обращал на нее внимания.

Конечно, ведь в те годы она не представляла собой ничего особенного, точнее, была гадким утенком – слишком длинные руки и ноги, крошечная грудь, прыщи на лице. Инна ужасно стеснялась собственной внешности, полагая, что останется такой навсегда. И даже на полном серьезе потребовала в возрасте пятнадцати лет от отца оплатить ей курс пластических операций в голливудской клинике – она хотела превратиться в совершенно другого человека. В неземную красавицу, на которую наконец‑то обратит внимание Олег!

Да, она любила его, и влюбилась в него наверняка еще давно, в золотистом детстве. Сначала Инна не осознавала это, а поняла только тогда, когда Олег стал недоступен. Он мелькал на страницах светской хроники в желтых газетах и журналах, а Инна завела даже специальный тайный альбом – туда она вклеивала все газетные упоминания о ее милом Олеге.

Когда ему было восемнадцать, он женился на фотомодели. Инна была на грани самоубийства, даже раздумывала над тем, каким ядом отравиться. Пока она решала этот нелегкий вопрос, брак уже успел распасться – длился он всего три месяца. Но рано она радовалась, потому что полгода спустя Олег снова связал себя узами Гименея, на этот раз с чрезвычайно популярной киноактрисой, секс‑символом девяностых, которая, правда, была старше Олега на целых восемь лет.

Инна же думала о том, что если новая жена Олега старше его на восемь лет, то рано или поздно он обратит внимания на нее, ту самую, что была младше его всего на два года. Но для этого требовалось кардинально изменить внешность.

Уходить из жизни к тому времени Инна передумала, решив, что если брак Олега с молодой красавицей распался всего за три месяца, то отношения с красавицей постарше расстроятся еще быстрее.

Но не тут‑то было. Олег и его актриса жили душа в душу, постоянно появлялись на светских тусовках и столичных раутах, давали интервью желтым изданиям. При этом актриса заявляла, что она ради молодого мужа готова оставить кинематограф, являвшийся для нее смыслом жизни, и родить Олегу шестерых детей.

Инна к тому времени перестала собирать вырезки об Олеге, так как точно знала, что он станет ее – и только ее! Но отец отнесся к ее желанию изменить внешность сначала с полным непониманием, а затем даже высмеял, заявив, что не собирается оплачивать подобную несусветную глупость.

Инна тогда ужасно обиделась, надолго заперлась в своей комнате – они проживали в своем первом особняке, тогда еще на Рублевке – и потом дулась в течение следующих двух месяцев. А затем вдруг заметила, что грудь у нее немного увеличилась, а часть прыщей с лица волшебным образом исчезла. Значит, у нее был еще шанс, значит, надежда имелась!

Инна принялась усиленно заниматься спортом, поставив перед собой задачу: к своему совершеннолетию затмить красотой актрису и увести у нее Олега. И она достигла поставленной цели, не прибегая к услугам пластических хирургов, а ограничившись помощью личного тренера.

Инна превратилась в грациозную, стройную девушку, про которую желтые издания восторженно писали, называя «юной принцессой Грезой» и «самой симпатичной российской наследницей миллиардов». Ведь ее отец к тому времени уже вошел в число самых состоятельных людей страны.

По случаю ее восемнадцатого дня рождения был устроен грандиозный прием. Планировался визит двухсот с лишним гостей, но Инну занимал только один‑единственный: Олег. Она знала, что он тоже был в числе приглашенных – сама внесла его туда.

А еще ей было известно, что его брачный союз с актрисой вроде бы дал трещину, они часто ссорятся, и Олег изменяет ей. Все это она почерпнула не из желтых изданий, а от частного детектива, которого наняла втайне от отца и дала задание денно и нощно следить за Олегом.

В тот мартовский день – холодный, ненастный, с внезапным снегопадом – она волновалась так, как еще никогда не волновалась в своей жизни. Смотря на себя в огромное венецианское зеркало, Инна отметила, что выглядит не так уж и плохо. Да и дизайнерское платье, сшитое на заказ в Париже – темно‑лазоревое, струящееся, сногсшибательное, – шло ей до невозможности.

Она отказалась от драгоценностей, так как никогда не любила побрякушки, пусть и баснословно дорогие, все равно не сомневалась, что затмит на приеме всех. Но ей хотелось обратить на себя внимание одного‑единственного человека – Олега.

Прием начался, а Олега все не было. Инна ломала руки и была на грани истерики. Ей было наплевать на комплименты прибывающих гостей, на попытки молодых – и не очень – людей завязать с ней разговор и осыпать массой комплиментов.

Не выдержав, Инна бросилась прочь из гигантского зала, заполненного гостями, и оказалась в своих апартаментах. Она схватила трубку телефона и набрала отлично известный, давно врезавшийся в память номер. Это был номер частного детектива, некогда сотрудника всемогущего КГБ.

– Инна Аркадьевна, не волнуйтесь! Объект только что выехал из дома и направляется к вам! – успокоил ее частный детектив, и у Инны отлегло от сердца. Олег скоро приедет, и тогда она сможет сделать так, что у него появится новая любимая женщина: она!

Он появился, но не один, а в сопровождении своей актрисы. Не без удовольствия Инна отметила, что она в последнее время располнела, что ей чрезвычайно не шло, что у нее появились, пусть и небольшой, второй подбородок и тяжелые складки на шее, что под глазами у нее залегли тени, а около губ наметилась саркастическая складка. Значит, сведения были верные: Олегу она надоела, и он искал себе новую спутницу жизни. В том, что он найдет ее на этом приеме, Инна не сомневалась и знала, как ее будут звать…

В отличие от жены Олег выглядел потрясающе. Ему было всего лишь двадцать лет, но он был крупный бизнесмен и заядлый спортсмен. На его фоне актриса смотрелась старой грузной теткой, да она и была такой – восемнадцатилетняя Инна с ужасом думала о том, что этой особе почти тридцать! Одно слово – старуха!

Олег долгое время не замечал ее, хозяйку приема. Закусив губу и теребя пальцы, Инна стояла посреди зала, дожидаясь, что он поднимет глаза – и увидит ее. Ведь в ее планах все было совсем не так! Олегу было предписано войти – и сразу быть сраженным видом ослепительно красивой юной богини, то есть ее самой.

Но эту самую юную богиню он, казалось, и не замечал. Поэтому Инна изменила стратегию и сама направилась к Олегу, сопровождаемому актрисой. С большим неудовольствием Инна отметила, что платья у них по покрою хоть и совершенно разные, но практически неотличимые по цвету.

Наконец Олег отвлекся от разговора с ее отцом и бросил взор на именинницу. Инна испытала чувство триумфа, когда увидела, как у него приоткрылся от изумления рот и поползли вверх брови. Да, Олег был ошеломлен и потрясен. Он явно не ожидал, что гадкий утенок превратился в лебедя.

Олег несколько мгновений таращился на Инну, а потом со смехом произнес:

– Нонночка, а ведь у вас одинаковые платья! Вы что, у одного модельера отоваривались?

Инна едва сдержала слезы, которые навернулись на глаза. «Нонночка!» Именно так он называл ее когда‑то в детстве! Но теперь это ее не забавляло, а злило. И все, что он заметил, это якобы одинаковые платья. Но какие они были одинаковые – только разве что по цвету, не более того!

Платье на актрисе сидело неуклюже, открывая взору ее увеличившийся животик и висящие грушами груди. Инна решила, что и через десять лет будет выглядеть так же, как сейчас, а не махнет на себя рукой, подобно актрисе. Но она не собиралась ждать десять лет, чтобы завоевать Олега. Он был ее – и только ее!

Поэтому, игнорируя актрису, Инна принялась в открытую флиртовать с Олегом. И надо же, у нее получилось! Вдруг до него дошло, что она не та неуклюжая ребячливая Нонночка из далекого детства, а статная красавица в дизайнерском вечернем платье.

Они даже танцевали, и Инна чувствовала ладонь Олега у себя на спине. Как бы ей хотелось, чтобы они очутились в этот момент в ее спальне! Ну, или в его. Тогда бы свершилось то, о чем она мечтала все эти годы: она бы занялась любовью с Олегом. Это он был в свои двадцать лет знатным ловеласом и плейбоем, к тому же женатым. А она как была, так и оставалась девственницей, потому что ждала его – единственного и неповторимого Олега!

Инна чувствовала, как он пожирает ее глазами, причем это был не интерес старого друга к старинной подруге, а интерес мужчины к женщине. Инна вовсю наслаждалась знаками внимания с его стороны и с сочувствием посматривала в сторону актрисы, одиноко стоявшей в стороне. Олег даст ей отставку, и тогда…

Заметив взгляд Инны, Олег замялся и произнес:

– Нонночка, ты ведь обещаешь мне сохранить в тайне то, что я тебе скажу? Потому что об этом никто еще не знает. Ну, или почти никто…

Инна возликовала, чувствуя, что сердце у нее готово выпрыгнуть из груди. Настал момент истины, тот самый, которого она ждала все эти годы! Потому что Олег готов сейчас признаться ей в любви. Ну, если и не признаться, то сообщить, что покидает свою актрису. А тогда заполучить его в любовники, а позднее и в мужья не составит труда.

Инна кивнула, и они отошли в сторону. Олег по‑прежнему кидал странные взгляды на свою грузную и грустную жену. Он взял ее руки в свои, и Инна ощутила электрический разряд, прошедший по ее телу. Так и есть, он понял, мимо чего проходил все это время. Он признал свои ошибки, и она готова принять его. Олег был только ее, и Инна была на седьмом небе от счастья. Впрочем, как оказалось, это было ненадолго. Потому что бархатный баритон Олега вернул ее на грешную землю.

– Ты первая узнаешь об этом… Дело в том, что Люсенька беременна и у нас будет чудный малыш. Я так счастлив, как никогда! И хочу поделиться радостной вестью с человеком, который будет радоваться этому прекрасному событию вместе со мной. С моей подругой детства Нонночкой!

Инна стояла, чувствуя, что кровь отливает от лица. Перед глазами все поплыло, она боялась, что если сделает шаг, то непременно упадет. А Олег, не замечая ее состояния, продолжал взахлеб рассказывать о беременности своей Люсеньки.

Так вот чем объяснялись перемены во внешности актрисы! Она ждала ребенка! И Олег вовсе не намеревался ее бросать – все это были идиотские, распущенные журналюгами слухи. Олег был уверен, что появление на свет малыша сплотит их еще больше.

Но самое ужасное было даже не это. Самое ужасное, что он, несмотря на произошедшие в ней перемены, говорил о ней как о Нонночке, подруге детства. Вот кем она была для него, но не больше! Зря она старалась, организовывая этот прием, выбирая платье, интриговала. Олег любил свою актрису, которая ждала их ребенка.

Она и не помнила толком, как смогла справиться с приступом дурноты, вдруг охватившим ее. Инна стояла и слушала болтовню Олега, больше всего желая закатить ему оплеуху, а потом прильнуть к его широкой груди и залиться слезами. Но никто бы не понял ее, если бы она так поступила. И меньше всего – ее собственный отец.

Поэтому чудовищным усилием воли Инна нацепила на лицо милую улыбку и, прервав воркование Олега, произнесла:

– Ах, как чудесно! Я так за вас рада! Вы – самая красивая пара из моих знакомых! Конечно, я никому не скажу о том, что ты мне сообщил. Но мы ведь выпьем за вашего очаровательного малыша? Извини, пожалуйста…

Она отошла в сторону, делая вид, что направляется к официанту, сновавшему меж гостей с серебряным подносом, заставленным бокалами с французским шампанским. Но Инна пролетела мимо него и выбежала прочь из зала. А потом, пробежав по коридорам, поднялась к себе в комнату, бросилась на постель и зарыдала.

Слезы душили ее, ей было так обидно и жалко. Обидно, что Олег не замечает ее и не изменил своего к ней отношения. И жалко – конечно же, саму себя, кого же еще! Она рыдала не меньше получаса, не думая о том, что ее, наверное, ищут. Ей не хотелось возвращаться на этот ставший в мгновение ока опостылевшим праздник. Праздник, в котором не было ничего веселого и на котором царила она – ее соперница, жена Олега!

Инна поднялась с кровати, прошла в ванную, посмотрела на себя в зеркало и ужаснулась увиденному. Красное, распухшее от слез лицо, растрепанные волосы, потекшая тушь и размазанная косметика.

Ей потребовалось еще около получаса, чтобы привести себя в порядок. Да, лицо снова было идеальным, а вот на душе кошки скребли. Больше всего Инна хотела остаться в своей комнате и не выходить к гостям, но она знала, что отец такого поведения не поймет.

Она вышла и наткнулась на младшего брата, Никиту. Девятилетний мальчик, неуклюжий, прихрамывающий, подошел к ней и произнес глухим голосом:

– Ты плакала?

Инна быстро посмотрела в висевшее на стене зеркало и надменно произнесла:

– Нет, с чего ты взял?

Никита был сыном второй жены отца. Ведь мама, милая мама, умерла. Отец только‑только начал приобретать влияние в мире бизнеса, заключая одну за другой небывало выгодные сделки. А мама, раньше работавшая в университете, оставалась одна в их новой огромной квартире. Конечно, не одна – были и прислуга, и она, Инна. Но ей тогда было не до мамы: ее мысли были заняты Олегом.

То, что мама плохо себя чувствует, она скрывала до последнего. Не хотела мешать своими жалобами мужу и отрывать его от важных дел. А когда однажды за ужином мама потеряла сознание и ее доставили в один из закрытых военных госпиталей столицы, то выяснилось, что опухоль, поразившую ее мозг, остановить уже нельзя.

Российские врачи дали ей полгода. Зарубежные коллеги применяли новейшие методики лечения, но и они в итоге капитулировали перед болезнью. Создавалось впечатление, что мама сама не хотела жить и бороться, тем самым позволив болезни завладеть своим телом. Она умерла в первый день осени, на чужбине, в Швейцарии, без боли и мучений, находясь в полузабытьи, вызванном большой дозой седативных средств. Отец в то время был в Москве, так как не мог уехать, ибо предстояла сделка века. Он рвался в Цюрих, но мама по телефону, за неделю до смерти, успокоила его, заявив, что приезжать не надо и что они увидятся неделю спустя. А через неделю ее не стало.

Инна подозревала, что с мамой происходит что‑то ужасное, но отец запретил информировать дочь. Так она и не смогла проститься с мамой. И только потом узнала, что мама не случайно перестала бороться и впала в депрессию: у отца появилась другая женщина. И мама об этом знала, что и ускорило ее кончину.

Причем другая женщина у отца появилась не в последнее время, а много лет назад. Это была его верная секретарша Верочка, некогда работавшая в НИИ, как и он сам, а потом вслед за отцом перешедшая в основанный им холдинг.

Эта Верочка была далеко не красавица, скорее даже дурнушка. И умом она тоже особенно не отличалась, однако была особой цепкой и хитрой, при этом удивительно умевшей подстраиваться под людей, от которых она зависела. При этом она обладала еще двумя свойствами, которых не было у мамы. Во‑первых, Верочка умела готовить, причем великолепно. Мама же ненавидела печь пироги и делать калорийные, заправленные майонезом салаты. Во‑вторых… Об этом Инна узнала много позже, но все уже узнала. Во‑вторых, Верочка, несмотря на свою носорожью внешность, была неутомима в вопросах секса. А вот отец и мама уже давно спали в разных комнатах…

Отец никогда бы не позволил себе завести любовницу‑фотомодель или актрисульку. Но в Верочке он даже видел не любовницу, а, скорее всего, соратницу. Она знала, когда надо подать ему горячий куриный бульон с гренками, а когда – румяную, поджаренную курочку с пюре. А потом, конечно же, наступало время релаксации, и малосимпатичная Верочка проявляла чудеса выдумки и небывалую прыть в постельных вопросах. При этом она в дела Аркадия Петровича никогда не лезла, что только поднимало ее в глазах отца.

Как и когда маме стало известно об этой связи, Инна так и не узнала. Наверное, уже давно, потому что отношения между отцом и мамой испортились окончательно за много лет до ее смерти. О разводе не могло быть и речи, не таким человеком был отец. Он никогда не бросал женщин, пусть даже и более нелюбимых. Но зато он мог без зазрения совести причинять им боль.

Боль испытала и Инна, когда два месяца спустя после похорон мамы вдруг узнала, что у нее имеется сводный брат Никита. Это был ребенок Верочки от отца. Этого братца Инна возненавидела даже больше, чем саму Верочку. А отец, выждав полгода, тихо и без помпы сочетался браком со своей секретаршей, ставшей вдруг женой босса.

Никита страдал врожденным дефектом бедра, поэтому ходил, хромая, вперевалку, чего ужасно стыдился. За границей ему сделали несколько операций, хромота стала не такой явной, но полностью устранить дефект так и не удалось.

Верочка, пусть и не семи пядей во лбу, понимала, что сын к управлению империей мужа не предрасположен. Поэтому она изо всех сил старалась забеременеть, с чем были определенные проблемы. Ведь ей было тогда далеко за сорок.

Инна относилась к мачехе с изрядной дозой презрения, но кого она действительно ненавидела – так это уродца‑братца, поселившегося в их особняке (огромную столичную квартиру отец продал сразу же после смерти мамы, словно не желая обитать там, где она заболела и мучилась).

Ему было пять лет, когда она познакомилась с ним, а ей самой – почти пятнадцать. Она нещадно шпыняла Никиту, издевалась над ним, высмеивала перед подругами его хромоту и задавала заумные вопросы. Впрочем, что касалось последнего, сводный брат всегда оказывался на высоте – у него были ответы даже по самым сложным темам. Он обладал отличными способностями к естественным наукам и математике, однако имелись и психологические проблемы. Никита боялся общения с людьми, терялся, если сталкивался с незнакомыми, и, как вынес вердикт один из светил педиатрии, страдал легкой формой аутизма.

Только повзрослев, Инна ощутила жгучее раскаяние за то, как относилась с младшему брату. Он уж точно не был виноват в том, что отец связался с его матерью. А она жестоко издевалась над его физическим увечьем, что Никита всегда переносил стоически, словно не замечая колких фразочек и глумливого смеха.

Что же касается второй жены отца, Верочки… Занятно, но в течение короткого времени она из дурнушки превратилась в матрону. Она радикально улучшила свою внешность, сделав несколько пластических операций в голливудской клинике, причем отец в данном случае не имел ничего против; полностью обновила зубы и сбросила в течение короткого времени целых пятнадцать килограммов; радикально сменила имидж, отказавшись от смешного провинциального перманента и пестрых, странноватых ситцевых платьев; стала закадычной подругой нескольких самых влиятельных российских модельеров и начала выезжать в свет. И стала если не красавицей, то, во всяком случае, симпатичной особой.

Но, много уступая в плане интеллекта и мужу, и сыну, Верочка, меняясь, сохранила ряд своих способностей, столь важных для Аркадия Петровича. Она по‑прежнему сама готовила для него и завтраки, и обеды, и ужины и самолично отвозила их ему в московский офис. Для этого использовался вертолет. А кроме того, она ублажала своего супруга в постели, а также в других местах. До Инны доходили слухи о том, что Верочку и отца однажды застукали на ксероксе в недвусмысленной ситуации, а также в лифте и за три минуты до визита заграничной делегации на кожаном диване в зале для приемов. Верочка знала, как управлять супругом, управлявшим огромным холдингом.

Но мачехе не давало покоя отсутствие легитимного наследника. К Инне она относилась подчеркнуто дружелюбно, но та понимала – мачеха ее на дух не переносит. И больше всего опасается, как бы в итоге холдинг не отошел именно Инне. На своем собственном сыне, Никите, Верочка давно поставила крест: он был не от мира сего. Она его любила, однако понимала, что управлять холдингом он не в состоянии.

Значит, требовался другой ребенок – ее собственный, рожденный от Аркадия Петровича. Но ведь Верочке было далеко за сорок! И забеременеть обычным способом, несмотря на массу практических попыток, ей так и не удалось. А когда она все же забеременела, чему несказанно радовалась, через два месяца случился выкидыш.

Рисковать больше Верочка не хотела, а время поджимало. Ни усыновлять, ни удочерять никого она не желала. Ей требовались своя плоть и кровь – только так она могла обрести рычаг воздействия на мужа и дела холдинга.

Поэтому она посетила голландскую клинику и вернулась оттуда в отличном расположении духа. То, что не получалось естественным путем, было сделано искусственным. Верочка забеременела и несла во чреве даже не одного наследника, а целых двух: пару разнояйцевых близнецов, мальчика и девочку.

Беременность протекла на редкость легко, и Верочка уже строила планы относительно судьбы своих чад. Они рано или поздно унаследуют управление холдингом – именно они, а не Инна. Даже имена для детишек были уже заготовлены: конечно же, в честь деда и бабки по отцовской линии – Петр и Анна.

Инну эти дела не особенно занимали, она только отметила, что отец заваливает Верочку дорогущими подарками – она в отличие от падчерицы была охоча до редкостных, безобразно безвкусных драгоценностей: чем больше каратов, тем лучше. Верочка же уже стала покрикивать на мужа, готовясь к роли королевы‑матери. Шпыняла она и Инну, доставалось и ее собственному сыну Никите.

А затем, на пятом месяце беременности… Инна так и не узнала, что тогда именно случилось. Посреди ночи у Верочки открылось кровотечение, причем отца дома не было – он находился в деловой поездке в Прибалтике. Вообще‑то у Верочки в комнате была тревожная кнопка, стоило которую нажать, и к ней тотчас устремлялась команда, состоявшая из медика и двух медсестер. Но почему‑то Верочка не успела нажать тревожную кнопку, видимо, лишилась чувств от большой кровопотери. А когда медсестра, заглянувшая к ней в спальню, нашла Верочку в ванной, было уже поздно – женщина находилась на грани жизни и смерти.

Спасти ее не удалось, она скончалась утром следующего дня, так и не приходя в сознание. А вместе с ней и неродившиеся Петя и Аня.

Инна помнила, что смерть Верочки и ее отпрысков стала для отца намного более сильным ударом, чем кончина мамы. Отец даже открыто плакал, чего Инна никогда не видела, и впал в депрессию, даже начав пить. И это он, презиравший алкоголь и не потреблявший шампанского даже на Новый год, во время боя кремлевских курантов!

Но в итоге железная воля взяла верх над ужасным горем, и отец вернулся к прежней жизни. Хотя и зарекся когда‑нибудь еще жениться. А потом стал целенаправленно готовить дочь к управлению холдингом.

Все эти мысли промелькнули в голове у Инны, когда она увидела Никиту, стоявшего в коридоре и смотревшего на нее странным, немигающим взором из‑за толстых стекол весьма уродливых очков.

– Я вовсе не плакала! – заявила Инна, стараясь в первую очередь доказать эту очевидную истину не столько Никите, сколько себе.

– Извини, – произнес ребенок своим странным, гнусавым голосом. – А мне показалось…

И вдруг Инна увидела его в новом свете. Это был восьмилетний мальчик, пусть и жутко умный, но в то же время с кучей заболеваний, который недавно потерял мать. Мальчик, о котором никто толком не заботился. Мальчик, который никому не был нужен.

Инна подошла к нему и положила руку на плечо. Никита отпрянул, словно ожидая от нее пакости или очередной проказы. Инна подумала о том, что была крайне несправедлива к ребенку и никогда еще не просила у него прощения за содеянное.

– Никита, я хотела тебе сказать, что мне очень жаль, что я с тобой так обращалась… – начала она, с ужасом вспоминая, как она его третировала – не одна, с подругами!

Никита же уставился на нее своими светлыми, практически бесцветными глазами, казавшимися из‑за толстенных линз еще больше, чем они были на самом деле, и сдавленно произнес:

– Что ты имеешь в виду? Ты ко мне обращалась? Но с чем?

Инна поняла: надо поговорить с ним по душам, не может быть, даже принимая во внимание его странности, что он ничего не замечал все это время. Но как сказать, что ей очень жаль, что раньше она вела себя неподобающим образом, а теперь вдруг прозрела?

Она притянула брата к себе, желая поцеловать в лохматую голову, но Никита увернулся. А потом Инна услышала голос отца – он, обеспокоенный ее долгим отсутствием на празднестве, приуроченном к ее совершеннолетию, отправился на поиски дочери.

Инна обернулась и увидела Никиту, ковыляющего прочь. Да, она была обязана поговорить с ребенком по душам и изменить свое к нему отношение. Но потом эти мысли сменились другими, ведь отец пожелал знать, почему она бросила гостей и сбежала прочь.

Инна вернулась в зал, больше всего опасаясь встречи с Олегом. Но его уже не было – они с супругой отбыли. Оказывается, актриса Люсенька неважно себя чувствовала, поэтому муж и покинул прием.

Отчего‑то Инне припомнилась судьба мачехи Верочки. Она ведь умерла в результате выкидыша. А что, если такая же судьба постигнет и Люсеньку? Мысль была страшная, нечеловеческая, но Инна, терзаемая по ночам бессонницей, лежала в огромной кровати и думала именно об этом. Нет, она не желала смерти Люсеньке, но ведь может статься, что у судьбы с актриской свои счеты…

Она ужасалась самой себе, но проигрывала всевозможные сценарии. Если Люсенька вдруг умрет, то кто первым будет утешать ее вдовца Олега? Конечно же, она, Инна!

Только с чего вдруг актриске умирать? Но ведь Инна не знала, что за участь судьба подготовила Люсеньке. И если бы вдруг стало известно, что ее не стало…

Если бы ее не стало, то она сделала бы все, чтобы занять ее место рядом с Олегом. Ее Олегом. И только ее Олегом!

Она знала, что все это исключительно игра воображения, потому что Люсенька не умрет. Но надежда – ужасающая, циничная, кошмарная – все же теплилась в ее сердце. И Инна не могла понять, что это такое, быть может, проявление семейной жестокости, унаследованной от отца?

Да, она надеялась и ждала телефонного звонка от Олега, который, глотая слезы, сообщил бы, что его супруга только что умерла, ему так больно и одиноко, он хочет, чтобы она приехала к нему и утешила…

Она бы приехала и утешила! Но только звонка такого не было. И Инна знала, что никогда не будет. Она потеряла надежду на это, когда звонок от Олега в самом деле раздался.

Дело было за завтраком – после кончины Верочки отец постановил, что их небольшое семейство, состоявшее из него самого, Инны и Никиты, должно встречаться за общей трапезой как минимум один раз в день. Аркадий Петрович частенько возвращался из холдинга далеко за полночь, поэтому единственной возможностью встретиться за столом был завтрак.