Что показывает сравнение.

"Что вы знаете об Англии, если знаете только Англию?" - спрашивал Р. Киплинг.

Сопоставлению деловых культур разных народов посвящено много иссле­дований. Именно посвящено, ибо есть какое-то священнодействие вокруг этой темы: культы, мифы, каноны. Например, абсолютизируется климатический фактор, и деловое поведение объясняется его воздействием. И что получает­ся? Холодный климат у финнов порождает оптимизм, чувство независимости. А дальше у того же автора тот же фактор почему-то оборачивается пессимиз­мом и мрачным характером у русских¹. Это скорее верования, поверья, чем факты. И вообще, по поводу кросс-культурных проблем преобладают необяза­тельные суждения, причем на каждое из них можно привести и противопо­ложное.

Условность, спорность, а главное - практическую непригодность многих кросс-культурных концепций можно проиллюстрировать на примере самой сильной из них, созданной знаменитым в 80-х гг. Гиртом Хофштедом. Для срав­нения национальных деловых культур он предложил несколько парных при­знаков. Рассмотрим их применительно к российским и западноевропейским (в основном - голландским) организациям.

ИНДИВИДУАЛИЗМ-КОЛЛЕКТИВИЗМ. Разумеется, западная дело­вая культура характеризуется первым признаком, наша - вторым.

Однако в голландских организациях мы обнаружили сильные коллекти­вистские черты в процессах выработки решений в организациях самого разно­го типа. Так, руководители, т. н. "первые лица", регулярно проводят собрания персонала числом до 100 человек для обсуждения возникающих или давниш­них проблем с целью поиска их решений. Но сами руководители эти совеща­ния не ведут, а предоставляют такую возможность внутреннему консультанту по организационному развитию и участвуют на положении "как все". Более того, консультант старается не выделять его при этом ни особым вниманием, ни большим, чем у других, объемом временем. Часто это происходит вне по­вседневной рабочей обстановки, за городом. И вообще, идеология участия ря­довых работников в управлении весьма популярна на Западе.

¹ Льис Р.Д. Деловые культуры в современном бизнесе. М.: Дело, 1999. С. 217 и 318.

В советской традиции (а она в СНГ господствует до сих пор) управленческие решения принимаются руководителем, как правило, единолично, совещания, т. н. планерки проводятся сугубо иерархично. У нас подлинный культ единоначалия, распространен воинствующий самоцентризм руководителей всех рангов.

Другой пример по тому же поводу. В Голландии весьма популярна форма организации некоторых компаний как равных партнеров, без одного руково­дителя, т. е. с коллективным руководством. Подобное явление - исключитель­ная редкость у нас. Даже новые и небольшие фирмы в абсолютном большин­стве создаются под индивидуальность лидера и несут на себе сильный отпеча­ток его личности.

Разумеется, на Западе мы имеем дело с коллективизмом индивидуалов -в том смысле, что каждый при этом осознает себя по многим параметрам го­раздо более независимым, чем у нас. Принцип "не высовывайся" делает наш коллективизм уравнительно пассивным. Сам коллективизм выглядит верти­кальным, патерналистским. Иначе говоря, мы имеем дело не столько с разни­цей между индивидуализмом и коллективизмом как таковыми, а с коллекти­визмом как средством мобилизации человеческих ресурсов организации че­рез систему участия, с одной стороны, и коллективизмом как средством соци­ального контроля над персоналом - с другой.

БОЛЬШАЯ - МАЛАЯ ДИСТАНЦИЯ ВЛАСТИ. Тот же пример с собра­ниями подчиненного руководителю персонала, стеклянные проемы в стенах или дверях кабинетов, почти свободный вход к начальнику и взаимно уважи­тельная форма общения руководителей и подчиненных указывают на доволь­но короткую дистанцию власти в организациях на Западе.

Но организационная диагностика у нас едва ли не всегда показывает сле­дующий типичный феномен: большой, а иногда и больший объем приказов, заданий первого лица адресован на 3-4 иерархических уровня ниже его, ми­нуя промежуточных руководителей отделами, цехами и далее. Властная дис­танция, таким образом, становится действительно короткой в сравнении с си­стемой делегирования ответственности. Но в вертикальной деловой культуре сокращение властной дистанции происходит сверху вниз, по выбору самого начальника и вопреки организационному порядку, с нарушением его. В гори­зонтальной культуре такое сокращение гораздо более взаимно.

СИЛЬНОЕ - СЛАБОЕ ИЗБЕГАНИЕ НЕОПРЕДЕЛЕННОСТИ. Думаю, по этому критерию межличностные различия в каждой стране могут быть осо­бенно сильны в сравнении с межстрановыми. Ибо для одного человека не­определенность тревожна, а для другого она - шанс, возможность самому вли­ять на обстановку. И так у любого народа.

Конечно, рыночное и демократическое общество в основе своей строится на высокой неопределенности: колебания спроса, маневры конкурентов, пове­дение электората и т. п. Оно более терпимо к новым идеям, нестандартным поступкам. И напротив - в странах тоталитарных или недавно перенесших тоталитаризм, где отклонение от заданных норм было нетерпимо.

Но это - в идеологии и в формальной организации. В культуре же (а именно ее мы подвергаем сравнению) заметны существенные обратные признаки.

Централизованное планирование, стремление к повсеместному контролю постоянно сталкивались со сложностью социума, во многом недоступной для

них. Реальность не помещалась в заданные рамки и жила по-своему. Это раз­двоение уже само по себе вносило высокую неопределенность в социальный порядок. Например, производственные планы были довольно строгими, освя­щались авторитетом закона, решениями Пленумов ЦК КПСС, контролирова­лись Госпланом и т. п. Но эти планы по большей части не выполнялись, ибо и были невыполнимы, и не могли быть выполнимы: из единого центра невоз­можно предусмотреть гигантского разнообразия практической ситуации. Фак­тически действовала другая экономика и по другим правилам.

Одним из моих первых клиентов в начале 70-х гг., в самом начале моей карь­еры консультанта по управлению, был директор экскаваторного завода. Однаж­ды при мне он разбирал один из многочисленных срывов в поставках ему сырья и комплектующих с других заводов. Поставщик, автомобилестроительный завод, обязан был по разнарядке Госплана Союза прислать моему директору партию фар для экскаваторов. Неожиданно от поставщика позвонили (письменно такое не фиксировалось), что фары они согласны поставить лишь в обмен на литье кон­кретного сорта. И экскаваторщики мучительно изыскивали возможность изготов­ления требуемого литья в своем маломощном литейном цехе. На мой вопрос: "Как он может отказать в поставке фар? Ведь разнарядка Госплана имеет силу закона!" - директор ответил: "Когда соблюдает, а когда и нет. Ведь его самого кто-то подвел с тем же литьем". Такое это было плановое хозяйство...

Но с другой стороны, система время от времени обнаруживала отклоне­ния и боролась с ними еще большим ужесточением и количеством нормативов и предписаний. Это хорошо видно было на примере показателей для оценки эффективности работы предприятия: их создавали все больше и больше. И по мере роста их числа они неизбежно входили в противоречия между собой, ста­новясь еще менее реализуемыми на практике. Постепенно отклонение от норм стало обычным. Двойная жизнь чрезвычайно усиливала неопределенность со­циального порядка. А нынешний кризис довел ее до крайности.

Что же касается Запада, то там определенности гораздо больше. Правила конкуренции, реагирование на спрос, предпочтения избирателей в основном стабилизировались. А упорядоченность повседневной жизни (соблюдение все­возможных расписаний, уплата населением налогов, да и соблюдение законов в целом, возможность планирования на довольно большую перспективу, бо­лее высокая обязательность во взаимоотношениях и т. д.) делает неопределен­ность в западном мире чем-то противным его культуре.

Конечно, российская деловая культура ориентирована на определенность. Но только в организациях, подобных армии, она отвечает этому критерию. В экономике же, культуре, повседневности стремление установить определен­ность приводит к противоположному результату.

МАСКУЛИНИЗАЦИЯ - ФЕМИНИЗАЦИЯ. Преобладание в обществе волевого начала, высокого престижа и поддержки успеха, достижительной мотивации и героизма характерно, по Хофштеду, для культуры "мужского" типа (к чему ближе Россия), а большее внимание к хорошим отношениям, умерен­ность во всем, качество жизни, уважение слабости - все это более типично для "женственной" культуры (как в Западной Европе).

Действительно, Советский Союз был сильно идеологизирован на культ великих свершений, самопожертвования, героики и т. п. В ходу были выраже-

ния типа "битва за урожай", "трудовой подвиг", высшей наградой была золо­тая звезда "Герой Социалистического Труда". До 60-х гг. таковыми были само­сознание и мироощущение большинства населения: мы открываем человече­ству новую эру, скоро мир пойдет за нами. Отсюда и жестокость в человечес­ких отношениях: проблемы личности выглядели ничтожными на этом фоне. Последовавшие затем тяжелые разочарования и глубокий кризис общества, конечно, не прибавили нашим отношениям теплоты и дружелюбия.

На Западе на поведенческом уровне между людьми гораздо больше привет­ливости и того же дружелюбия. Экология физическая и социально-психологи­ческая куда как благоприятнее. В быту и на работе заметно больше вежливости и разных удобств, подчас до изнеженности комфортом во всех этих смыслах.

В то же время рыночная культура включает в себя состязательность, кон­куренцию, гонку за новшествами. Это соперничество открытое, к нему готовят с детства. Экономическая конкуренция бьет наповал. Мне же с детства приви­то отвращение к конкуренции именно по той причине, что там выигрыш одно­го означает поражение другого. Так же и с инновационным азартом - культ потребительства через поток нововведений в сознании многих из них негатив­но окрашен с нравственной стороны. Будучи консультантом по управлению, я понимаю, что рыночный образ жизни неизбежен, и я содействую его становле­нию в России наименее болезненным путем, тяжело переживая, однако, его специфическую агрессивность.

Кроме того, широким слоям населения в СНГ советской системой приви­та особая женственность характера, т. е. пассивность в делах, отсутствие энер­гии и предприимчивости, скромности в запросах. Отношения губернатора, директора завода с их ближайшим окружением сильно напоминают отноше­ния с гаремом: приближают одних, возносят их на высокие посты своих мно­гочисленных заместителей и потом свергают их с капризным непостоянством привязанностей, заменяют другими - тоже до первых разочарований.

Иначе говоря, маскулинизация и феминизация проявляются по-разному. В первой "мужество" задается, навязывается идеологией и властью, хотя след­ствия оказываются обратными. Во второй - то же качество проявляется спон­танно и благодаря ему достигается такой уровень благосостояния, когда для "женственности" остается больше возможностей.

Итак, идеи Хофштеда о разделенности мира по 4 рассмотренным призна­кам, безусловно, есть выдающееся открытие (или изобретение?). Но любая типизация условна, ибо не в состоянии учесть многомерность культур. Да и культуры эти меняются, различия между ними сокращаются.

Проблемы наших организаций лучше всего видны в сравнении с другими странами. Ибо что Вы знаете о России, если знаете только Россию?

Понятно, что наиболее информативным для нас является сравнение с За­падом. Например, с Голландией, где мне удалось провести такое сравнение точ­нее и шире. Если не повторять общеизвестное, то стоит выделить следующие отличия.

Основная линия различий между двумя деловыми культурами делит их, условно говоря: