Как заставить язык работать на себя

Хорошие ораторы не боятся пользоваться простыми словами. Они уверены в своих идеях и не заботятся о том, чтобы упаковать их в обертку цветистых или претенциозных слов. Напыщенный язык привлекает внимание к себе, а не к тем мыслям, для выражения которых предназначен. Но это не значит, что говорить нужно примитивно, как любой человек с улицы. Язык примеров, которые я привел, простой, но не упрощенный. Вот несколько рекомендаций, как заставить язык работать на себя, когда вы пишете или произносите речь.

1. Будьте собой. Используйте слова, которые для вас привычны. Если вы не относитесь к общительным представителям простого народа, не изъясняйтесь, как мастер из дешевой парикмахерской. Но если вы к ним принадлежите, не стоит говорить, как Уильям Бакли[48]. Ваша речь зазвучит фальшиво. Она такой и будет. Если вы редко шутите, то не стоит нарушать этого правила только ради того, чтобы угодить слушателям. Если вы взрослый человек и выступаете перед подростками, не пользуйтесь их сленгом. Иначе будете выглядеть глупо. Слово «типа» должно продолжать обозначать разные типы чего‑либо, а понятие «круто» оставим для яиц и откосов.

2. Говорите с аудиторией, именно с ней, а не перед ней. Пусть ваша речь выглядит как диалог, а не как лекция. Этого эффекта можно добиться, используя личные местоимения, сокращения и другие элементы диалогической речи, как я делаю в этой книге. Заметьте, что я часто обращаюсь к вам, дорогие читатели, напрямую. Так, только что вы прочитали: «Если вы не относитесь к общительным представителям простого народа», «если вы редко шутите», «если вы взрослый человек». Что если бы я предпочел другой способ подачи? Допустим, написал бы: «Если оратор не относится к общительным представителям простого народа», «если оратор редко шутит», «если оратор – взрослый человек». Возможно, вы подумали бы, что я не очень‑то интересуюсь вами и вашим желанием стать хорошим оратором или спичрайтером.

3. Не стесняйтесь пользоваться отсылками к личному опыту, если они уместны применительно к теме речи и ее аудитории. Вот отрывок из речи Уильяма Сешнса, который в то время возглавлял ФБР. Он обращался к членам Американской академии достижений:

Я родился в 1930 году. Самые старшие здесь помнят, что это был разгар Великой депрессии. Поэтому уже ребенком я осознал, что все очень дорого и времена тяжелые. Со временем меня стало беспокоить то, что происходило вокруг меня и на что я был не в силах повлиять. Когда мне было одиннадцать, отец отправился на Вторую мировую войну в Юго‑Восточную Азию. Некоторое время я рос без отца и уже думал, что его больше не будет, но через четыре года он вернулся. И вот в пятнадцать лет я возобновил отношения с отцом. Заботы, которые волновали меня тогда, – это те же заботы, что, возможно, волнуют вас сегодня.

Иногда отсылки к личному опыту могут обладать внушительной эмоциональной силой. 12 мая 1962 года генерал Дуглас Макартур выступил с запоминающимся и эмоциональным напутствием перед слушателями Военной академии США (в Вест‑Пойнте). Вот отрывок из этой речи:

Для меня удлиняются тени. Приходит сумрак. Мои светлые дни позади – звуки и краски. Они еле мерцают, пробиваясь сквозь дымку прошлого. Воспоминания о них полны чудесной красоты, омытой слезами и обласканной улыбкой прошлого. Я жадно прислушиваюсь к отдаленной колдовской мелодии горна, играющего зорю, к барабанам, отбивающим марш. Во сне я снова слышу грохот пушек, треск пистолетных выстрелов, странный, печальный ропот поля битвы. Но в самых ранних воспоминаниях я вновь возвращаюсь в Вест‑Пойнт. Там снова и снова звучат слова: долг, честь, страна.

Циник сказал бы, что это слишком сентиментально. Но бьюсь об заклад, что циников среди выпускников, слушавших в тот день генерала, не было.

4. Используйте сильные, активные глаголы и яркие существительные. Такие слова я называю «нутряными», поскольку они исходят скорее из души, чем из головы. Самые сильные глаголы – это те, которые обозначают повседневные действия. Когда вы произносите бежать, плакать, прыгать, скакать, сочиться, течь, рычать, пахнуть, рвать, эти глаголы вызывают в сознании образ существ из плоти и крови, которые что‑то активно делают. Такие же глаголы, как представлять, свидетельствовать, обнаруживаться, постулировать, размышлять, предполагать, удостоверять и фабриковать, безусловно, имеют свои сферы употребления, но они безжизненны и бесцветны. Они обозначают идеи, а не действия. Заметьте, что приведенные в качестве примеров сильные глаголы более короткие, а во всех понятийных глаголах не менее двух слогов.

Представим себе, что я описываю реакцию бейсбольных болельщиков в тот незабываемый вечер, когда Генри Аарон сделал хоумран, побив, казалось бы, вечный рекорд Бейба Рута. Допустим, так: «Аарону была устроена овация пятьюдесятью тысячами вставших для этой цели болельщиков. Аплодисменты длились по меньшей мере пять минут». Все это точно. Так и было. Никаких сомнений. Но сравним с другим описанием: «Пятьдесят тысяч болельщиков повскакивали с мест, они хлопали, кричали, вопили, и это буйство не стихало минут пять». Это тоже правда. Есть ли разница?

Конечно, есть. Первая версия точно излагает события, но пренебрегает слушателем. Нет огня, нет страсти. Примерно как: «Я пошел в магазин и купил буханку хлеба». Ну и что из этого? Тоже мне новость!

Вторая версия рисует картину, которая помещает слушателя прямо на стадион, где он словно участвует в событиях, кричит и хлопает вместе со зрителями.

«Овация стоя» – это идея. Она по сути своей безжизненна и бесцветна. «Повскакивали с мест» – это действие. «Аплодисменты» – это идея. «Хлопали, кричали, вопили» и «буйство» – яркие и живые слова. «Длились» менее экспрессивно, чем «не стихал».

5. Предпочитайте действительный залог страдательному. Если вы вдруг забыли школьную грамматику, то напоминаю: залог – это отношение субъекта действия к глаголу. Если субъект совершает действие, то предложение стоит в действительном залоге. Когда субъект подвергается действию, речь идет о страдательном залоге. Например, в предложении «Барбара бросила торт в Чарльза» субъект (Барбара) действует (бросает торт) – то есть используется глагол в действительном залоге. «Торт брошен Барбарой в Чарльза» – предложение с глаголом в страдательном залоге, потому что субъект (торт) подвергается действию (брошен). В любом случае в лицо Чарльзу летит торт, но предложение с глаголом в действительном залоге сильнее, энергичнее и интереснее.

Хорошие писатели и ораторы предпочитают действительный залог. Это не значит, что страдательный залог употреблять не следует. Напротив, часто он необходим, а иногда предпочтителен.

6. Используйте конкретные слова, а не общие фразы. Это положение я бы хотел уточнить. Пользуйтесь конкретными словами, если вы хотите, чтобы вас поняли. В книге Write Way (Pocket Books, 1995), которую мы написали вместе с лингвистом Ричардом Ледерером, конкретный язык назван «языком контроля». Дело в том, что использование языка контроля дает оратору возможность самому контролировать доставку сообщения, а не уступать это право слушателю.

Чтобы пояснить свою мысль, предлагаю небольшой тест. Прочитайте три следующих предложения и ответьте на вопрос к каждому из них:

• В середине января я зашел к приятелю. Было очень холодно.

• Через месяц после демобилизации я устроился на работу, где моя зарплата выражалась пятизначным числом.

• Джо среднего роста.

А теперь вопросы: насколько холодно было в тот день, когда я зашел к приятелю? сколько денег я стал получать на работе, куда устроился через месяц после армии? каков рост Джо?

Если вы живете на севере Миннесоты, то «очень холодно» для вас – это примерно ‑30 °C, а если в южной Флориде, то, наверное, +18 °C.

Когда я устроился на работу после армии, то действительно получал «пятизначную» зарплату – 10 000 долларов в год. Но мы с женой, конечно, предпочли бы оказаться на другом конце «пятизначной» шкалы и зарабатывать в год 99 999 долларов.

А что значит «среднего роста»? Среди кого? Баскетболистов НБА? Солистов балета? Отряда бойскаутов?

Значит ли это, что нужно вообще избегать общих фраз? Конечно, нет. Я хочу объяснить, что полезно осознавать, насколько сильно они влияют на речь и то впечатление, которое вы оставляете. Чем конкретнее слово, тем точнее его значение. Более того, конкретные слова интереснее, а от обобщений часто веет скукой.

7. Как можно реже используйте жаргон. Жаргон – это пласт языка, характерный для определенных занятий, профессий или социальных групп. Юристы, врачи, учителя и другие профессионалы общаются между собой на особом языке. Само слово «жаргон» восходит к старофранцузскому слову, которое изначально обозначало бесцельную болтовню. В одном словаре жаргон определяется как «непонятный, нелепый или варварский язык». Действительно, некоторые жаргонные слова непонятны и нелепы, но в целом жаргон не так уж плох. Проблема в том, что он, как ползучий сорняк, часто оказывается там, где вовсе не нужен. Когда жаргон выходит за границы профессионального употребления и перетекает в повседневную речь, это может вызвать затруднения у тех, кто с ним незнаком. Более того, некоторые жаргонные слова бессмысленны даже для тех, кто их понимает. Однажды я читал письмо из арт‑студии, где одна из форм искусства определялась как «весьма продвинутый способ передачи гармонического движения, которое балансирует личностные требования к уравновешенности». Я предлагаю всем желающим самостоятельно перевести эту тарабарщину на обычный язык.

Основное правило употребления жаргона таково: если вы говорите с коллегами, то можете запросто использовать привычные вам слова. Они вас поймут. Но если вы адресуетесь к аудитории, выходящей за пределы одной профессии, то применять жаргон не стоит. Шансы на то, что вас не поймут, невероятно высоки.

Не пытайтесь пользоваться жаргонными словами из других сфер деятельности. В этом случае чрезвычайно велики шансы сесть в лужу. Наконец, если вы применяете в речи жаргон, делайте это правильно, не злоупотребляйте им независимо от аудитории.

8. Помните, что слова часто имеют значения, или коннотации, которые могут выходить за рамки их словарных определений. Чтобы проиллюстрировать это утверждение, я попрошу вас прочитать список слов, ненадолго задумываясь над каждым. Во время паузы закрывайте глаза и пытайтесь представить себе соответствующую картину:

• тонкий;

• стройный;

• тощий;

• дистрофичный;

• костлявый.

Итак, что приходит вам в голову при слове «стройный»? А «тонкий»? А «тощий»? Все слова в списке тесно связаны друг с другом по значению, но вызывают различные образы. Большинство людей хотят быть стройными, но мало кто стремится стать тощим. Так что, выбирая слова, думайте о том, какие образы они вызывают у слушателей.

9. Задайте нужный тон. В 1950‑х годах психиатр Эрик Бёрн разработал метод под названием «трансакционный анализ», который описал в своей книге «Игры, в которые играют люди»[49]. Примерно через десять лет Томас Харрис, ученик Бёрна, написал на ту же тему еще одну книгу – «Я – о’кей, ты – о’кей»[50]. Идея трансакционного анализа в том, что человеческая личность состоит из трех элементов, или эго‑состояний, которые называются «ребенок», «родитель» и «взрослый». В любое заданное время возобладать может любое из этих состояний. На каждую трансакцию, то есть контакт между людьми, воздействует то, какое эго‑состояние в данный момент доминирует в человеке. Трансакция – это не только очный контакт, но и письменное общение.

Итак, доминирующее в ораторе эго‑состояние влияет на то, что он говорит, как говорит и как его речь воспринимают слушатели. Иными словами, оно влияет на тон речи.

Чтобы понять различия между эго‑состояниями, прочитайте следующие фразы:

• Если бы в офисе не так шумели, я бы успевал сделать работу вовремя, не засиживаясь каждый день допоздна.

• Если ты будешь лучше планировать работу, то сможешь выполнять ее вовремя, так что засиживаться каждый день допоздна не придется.

• Если в коридоре шумно, возможно, стоит прикрыть дверь, чтобы не отвлекаться.

В первом случае говорящий ищет оправдание тому, что не успевает окончить работу, жалуется на коллег и требует сочувствия, что приходится работать допоздна. В итоге предложение звучит по‑детски и выглядит нытьем.

Во втором случае говорящий ведет себя по‑отечески, наставительно, воспитывая отбившегося от рук ребенка. Здесь доминирует эго‑состояние «родитель».

В третьем предложении предлагается разумное решение проблемы; очевидно, что здесь в права вступил «взрослый».

Трансакционный анализ был призван объяснить и улучшить межличностные взаимоотношения. В случае с речью доминирующее эго‑состояние выступающего влияет на ее тон. Нечего и говорить, что нужно избирать вариант «взрослый».

10. Переходите к делу. Авраам Линкольн мог начать геттисбергскую речь следующим образом: «Давным‑давно – думаю, примерно восемьдесят шесть или восемьдесят семь лет назад, в любом случае это было до моего рождения, – несколько наших предков, то есть отцов‑основателей, собрались на небольшое совещание и…» Если бы Линкольн так и сделал, южане получили бы хороший шанс выиграть войну. Но он перешел прямо к делу, сказал все, что хотел, и на этом остановился. Если вы будете поступать так же, то ваши слова обретут вес, а идеи будут хорошо приниматься.

11. Все, что вы говорите, нужно произносить правильно. Сегодня некоторые ораторы и спичрайтеры, кажется, нарочно игнорируют простейшие правила грамматики и словоупотребления. Хотя стандарты для устной речи более гибки, чем для письменной, оратор, пренебрегающий языковыми нормами и отличающийся плохим произношением, вряд ли может рассчитывать на полное внимание аудитории. Даже его компетентность может оказаться под сомнением. Такой выступающий зачастую производит плохое впечатление, сам не понимая почему.

Недавно я слышал выступление американского сенатора, который постоянно путал слова «предполагать» и «подразумевать». Еще один чиновник все время говорит что‑то типа «для мене и жены». Бывший президент имел обыкновение произносить слово nuclear («ядерный») не как «ньюклеар», а как «ньюкуляр». Уважаемый профессор колледжа, мой знакомый, часто вместо «положите книгу на стол» говорит «положьте книгу на стол». Даже известные всей стране телеведущие засоряют эфир непростительными ошибками в области грамматики, синтаксиса, словоупотребления и произношения.

«Мое прощальное обращение к вам»

Привожу отрывок речи президента Дуайта Эйзенхауэра. Она была произнесена 17 января 1961 года по поводу его ухода с поста президента (после второго срока). Эйзенхауэр трогательно попрощался с нацией, передав эстафету Джону Кеннеди и «новому поколению американцев». Он не вошел в историю как один из лучших президентов‑ораторов, но имел свой стиль выступлений, который выдавал в нем достойного, несколько приземленного человека. Его невозможно было не любить.

Добрый вечер, собратья мои американцы. Во‑первых, я бы хотел выразить свою признательность радио– и телевизионным сетям за то, что на протяжении многих лет они давали мне возможность говорить с нашим народом. Огромное спасибо им и за то, что предоставили эфир этим вечером, чтобы я мог обратиться к вам.

Через три дня, после полувекового служения стране, я сложу с себя полномочия и на традиционной торжественной церемонии передам президентскую власть моему преемнику.

В этот вечер я обращаюсь к вам, мои соотечественники, с прощальной речью, чтобы сказать несколько последних слов.

Как и любой гражданин, я бы хотел пожелать новому президенту и его соратникам: «В добрый путь!» И я молюсь, чтобы грядущие годы принесли благословение, мир и процветание для всех.

Наш народ ждет, что президент и Конгресс найдут согласованный подход к важным вопросам, мудрое решение которых определит лучшее будущее для нации.

Итак, в этом последнем президентском обращении к вам этим вечером я поблагодарю вас за подаренную мне неоценимую возможность служить обществу – и в мирное время, и в военные годы. Я верю, что в чем‑то мое служение было ценным, в остальном – уверен – вы найдете способ исправить мои ошибки в будущем.

Я и вы – братья‑сограждане – должны укрепиться в вере, что все люди, с Божьей помощью, достигнут мира и справедливости. И да будем мы непоколебимы в приверженности нашим принципам, решительны и сдержанны в своей силе, упорны в следовании к великой цели нашей нации.

Ко всем народам мира я еще раз обращаю эти молитвенные слова Америки:

«Мы молим, чтобы великие нужды людей – всех народов, любой веры, расы, национальности – были удовлетворены. Чтобы открылись все пути тем, кто был лишен возможностей. Чтобы благословила свобода тех, кто ее жаждал. Чтобы имеющие свободу осознали тяжкое бремя ответственности, которое она накладывает. Чтобы те, кто был глух к стенаниям нуждающихся, познали щедрость. Чтобы скрылись с лика земли нищета, болезни и невежество. Чтобы настал благословенный час, когда все народы заживут в мире, основанном на узах взаимной любви и уважения».

Итак, в пятницу, в полдень, мне предстоит стать обычным гражданином. И гордость переполняет меня. Я с нетерпением жду этого часа.

Спасибо вам и доброй ночи.

«Звание американца должно неизменно вызывать законную гордость»

Примерно за 165 лет до того, как президент Эйзенхауэр произнес свое прощальное слово, другой президент, Джордж Вашингтон, тоже прощался с нацией. В своей речи, датированной сентябрем 1796 года, Вашингтон объявил, что не пойдет на третий срок, и дал несколько советов, которыми не грех было бы воспользоваться современным политическим лидерам. Несколько архаичный язык звучит для нас непривычно, но речь стоит прочитать и изучить.

Друзья и сограждане!

Учитывая, что скоро вновь будет избран гражданин, который возглавит администрацию Соединенных Штатов, и настало время, когда вам следует задуматься о том, кому вверить сей ответственный пост, я счел, что мне пора, и в числе прочего, дабы способствовать более точному выражению общественного мнения, довожу до вашего сведения мое решение исключить свое имя из списка кандидатов, за которых вам будет предложено голосовать. То, что я согласился до настоящего времени служить на посту, на который дважды призывал меня ваш выбор, было жертвой, которую мои намерения принесли представлению о долге, и уважением к тому, что мне представлялось вашим желанием. Я постоянно надеялся, что мне удастся гораздо раньше, следуя соображениям, которые я не мог игнорировать, вернуться в отставку, из которой я, вопреки желанию, был отозван. Моя решимость поступить таким образом до последних выборов даже подтолкнула меня к мысли о подготовке обращения к вам; однако здравые размышления по поводу того затруднительного и угрожающего состояния наших дел в отношениях с иностранными государствами и единогласный совет лиц, пользующихся моим доверием, вынудили меня отказаться от этой идеи. Я рад, что ваша озабоченность по поводу как внешних, так и внутренних проблем уже не вызывается намерениями, противоречащими чувству долга или порядочности, и я убежден, что, независимо от ваших предубеждений относительно моих услуг, в нынешнем состоянии, в котором находится наша страна, вы не отнесетесь неодобрительно к моему решению подать в отставку. Здесь, возможно, мне следует остановиться. Но забота о вашем благосостоянии, которая не покинет меня до конца дней, и неразрывно связанное с ней осознание опасности вынуждают меня предложить вам несколько мыслей, явившихся итогом долгих раздумий и многочисленных наблюдений, которые кажутся мне чрезвычайно важными для вашего постоянного процветания как народа, с тем чтобы вы их серьезно обдумали и впоследствии неоднократно возвращались к ним. Они будут высказаны искренне, так как это всего лишь беспристрастные предостережения уходящего друга, которому в силу отсутствия личной заинтересованности незачем кривить душой. Мне не забыть благосклонность, с которой вы отнеслись к плодам моих размышлений, предложенных вашему вниманию на прошлой церемонии по сходному поводу, и она придает мне смелости и сегодня.

Граждане единой страны – по рождению или по выбору, – эта страна вправе рассчитывать на вашу любовь. Звание «американцы», которое принадлежит вам как представителям этой нации, должно неизменно вызывать патриотическую гордость более сильную, чем любая другая привязанность, обусловленная принадлежностью к тому или иному краю.

С незначительными различиями у вас одни и те же религия, нравы, привычки и политические принципы. Вы воевали вместе за общее дело и вместе одержали победу. Свобода и независимость, которыми вы обладаете, – плод совместных обсуждений, совместных усилий, общих опасностей, страданий и успехов.

Но эти соображения, как бы убедительно ни взывали они к вашим чувствам, гораздо менее значимы, чем те, что отражают ваши непосредственные интересы. Вот когда у каждой части нашей страны появляются мощнейшие мотивы тщательно оберегать и защищать союз с остальными частями.

Поэтому все части нашей страны, осознавая таким образом прямую и особую заинтересованность в союзе, все они вместе не могут не обнаружить в единой массе средств и усилий более убедительную силу, более убедительные возможности и, соответственно, более надежные гарантии защиты от внешней опасности, менее частые нарушения мира иностранными государствами и, что неизмеримо более ценно, должны извлечь из союза гарантию от тех свар и войн между собой, которые столь часто поражают соседние страны, не объединенные едиными правительствами, и вызвать которые могло бы одно лишь соперничество между ними, но которые противостоящие иностранные альянсы, привязанности и интриги поощряли бы и ожесточали. Следовательно, подобным же образом они будут избегать необходимости увеличения числа военных учреждений, которые при любой форме правления не благоприятствуют свободе и которые следует расценивать как особенно враждебные республиканской свободе. Этот союз нужно рассматривать как главную опору вашей свободы, и любовь к первому должна заставить вас ценить последнюю. Эти соображения убеждают каждый мыслящий и целомудренный разум и свидетельствуют о необходимости сохранения союза как основополагающей цели патриотического стремления.

Единое правительство абсолютно необходимо для обеспечения эффективности и прочности вашего союза. Никакие альянсы между составными частями союза, какими бы строго соблюдаемыми они ни были, не могут заменить такое правительство. Неизбежно возникнут нарушения и помехи, которые во все времена испытывали все альянсы. Осознавая эту важную истину, вы усовершенствовали свою первую попытку принятием формы правления, в отличие от предшествующей, более рассчитанной на тесный союз и на эффективное руководство вашими общими интересами. Нынешняя форма правления, плод вашего собственного выбора, независимая и не вызывающая опасений, принятая в результате досконального изучения и зрелого обдумывания, абсолютно свободная с точки зрения своих принципов и распределения своих властных полномочий, соединяющая безопасность с энергией и содержащая условие, возможное для внесения поправок, справедливо располагает правом претендовать на ваше доверие и вашу поддержку. Уважение к ее авторитету, соблюдение ее законов, подчинение ее установлениям являются долгом, предписанным основополагающими принципами истинной свободы. Основой нашей политической системы признается право народа создавать и изменять свои формы правления. Но существующая Конституция до тех пор, пока она не изменена в результате четкого и достоверного решения народа, священна и обязательна для всех. Сама идея полномочий и права народа на образование правительства предусматривает обязанность каждой личности подчиняться учрежденному правительству. Любые препоны на пути отправления законов, любые союзы и ассоциации, созданные под любым уважительным предлогом с действительным намерением осуществлять руководство или контроль над конституционными властями, препятствовать им или запугивать их в ходе принятия ими решений и осуществления действий, наносят ущерб этому основополагающему принципу и носят пагубный характер.

Они способствуют возникновению фракционной борьбы, приданию ей чрезвычайной роли, замене делегированной воли нации волей партии – зачастую небольшого, но предприимчивого меньшинства общества – и, принимая во внимание чередующиеся триумфы партий, превращению государственных органов власти в зеркало, отражающее непродуманные и нелепые прожекты фракций, а не в орган реализации разумных планов, поддерживаемых всеобщим мнением и отвечающих взаимным интересам.

Чередующееся доминирование одной фракции над другой, обостренное естественным для партийных расколов чувством возмездия, которое в различные времена и в различных странах влекло за собой наиболее чудовищные преступления, само является ужасным деспотизмом. Но это ведет в конечном счете к более прочно закрепившемуся деспотизму. Нарастающие разброд и шатания подталкивают людей к мысли искать защиты и отдохновения у отдельной личности с абсолютной властью, и рано или поздно глава победившей фракции, более способный или более удачливый, чем его соперники, обращает эту ситуацию на пользу своего собственного возвышения на руинах общественной свободы.

Хотя подобная крайность не ожидается (но ее тем не менее не следует полностью упускать из виду), непрекращающиеся искажения партийного духа вполне способны привлечь внимание разумных людей и обязать их предотвращать и сдерживать эти искажения.

Всегда приносят плоды отвлечение общественного внимания и ослабление государственной власти. Это пробуждает в обществе необоснованную зависть и фальшивые тревоги, разжигает вражду между отдельными слоями общества, временами приводит к бунтам и восстаниям. Все это открывает дверь зарубежному влиянию и коррупции, которые под прикрытием партийных разногласий легко находят доступ к правительству. Таким образом, политика и воля одной страны оказываются подчиненными политике и воле другой.

Существует мнение, что в свободных странах партии представляют собой полезный инструмент контроля над отправлением власти и способствуют сохранению духа свободы. В каком‑то смысле это, возможно, верно и в правительствах монархического толка патриоты могут рассматривать партийный дух со снисхождением, если не с одобрением. Но в правительствах народного толка, в избранных правительствах, такого рода дух не следует поощрять. Можно с уверенностью утверждать, что в каждой партии, естественно, будет всегда достаточно такого духа, а в условиях наличия постоянной опасности проявления крайностей общественное мнение должно использовать свое влияние для того, чтобы смягчить и умерить его. Чтобы поддерживать огонь, необходима всеобщая бдительность для предотвращения того, что он разгорится в пламя, иначе огонь не согреет, а поглотит.

Важно также, чтобы привычка мыслить предупредила тех, кому поручено руководить свободной страной, что не следует превышать полномочия, определенные им Конституцией, и избегать покушения одного властного подразделения на прерогативы другого. Дух покусительства способствует консолидации прерогатив всех властных подразделений в одних руках и, таким образом, создает, независимо от формы государственного правления, истинный деспотизм… Если, по мнению народа, распределение или изменение властных полномочий в какой‑либо их части неверно, пусть оно будет изменено поправкой, предусмотренной Конституцией. Но нельзя допускать изменений путем узурпации власти, поскольку, даже если в конкретном случае это будет служить благу, таким оружием обычно свергаются свободные правительства. Такой прецедент всегда намного перевесит с точки зрения нанесенного вреда любую частичную или временную выгоду.

Проявляйте добрую волю и соблюдайте справедливость по отношению ко всем государствам. Поддерживайте мир и согласие со всеми. Религия и мораль поощряют такое поведение… В осуществлении такого плана ничто не является более существенным, чем отказ от постоянной, глубоко укоренившейся вражды по отношению к одним государствам и горячей привязанности к другим; вместо этого следует развивать честные и дружественные отношения со всеми. Государство, испытывающее по отношению к другому ставшую привычной ненависть или вошедшую в привычку симпатию, является в какой‑то степени рабом. Оно раб своей вражды или расположенности, и каждое из этих чувств достаточно для того, чтобы сбить такое государство с пути, отвечающего его долгу и интересу. Антипатия, существующая в одном государстве по отношению к другому, легко располагает обе стороны к нанесению оскорбления или ущерба, нетерпимому отношению к малейшей нанесенной обиде, а также к заносчивости и несговорчивости при возникновении непринципиальных или незначительных споров. Отсюда частые коллизии, упорные, острые и кровавые столкновения. Нация, движимая недоброй волей и негодованием, вопреки трезвым политическим расчетам иногда понуждает правительство к войне.

Горячая привязанность одной нации к другой чревата самыми разными дурными последствиями… Симпатия к государству‑фавориту, способствуя созданию иллюзии общих интересов при отсутствии оных и внушая одной стороне неприязнь к другой, неоправданно и безосновательно втягивает первую в ссоры и войны с участием второй. Она также ведет к тому, что государству‑фавориту предоставляются привилегии, в которых отказано другим, а это способно нанести двойной урон стране, предоставляющей эти привилегии, так как она теряет то, что следовало бы сохранить, и вызывает зависть, злобу и желание отомстить у тех, кто лишен подобных преимуществ.

Такая симпатия дает некоторым гражданам – тщеславным, продажным или введенным в заблуждение людям, верным государству‑фавориту, – возможность предавать интересы своей страны или жертвовать ими, не вызывая ненависти к себе, а подчас даже обретая популярность, скрывая под маской благородного чувства долга, похвального уважения к общественному мнению или стремления к всеобщему благу бездумное тщеславие, стяжательство или одержимость.

Чтобы избежать коварного иностранного влияния – заклинаю вас, верьте мне, сограждане! – свободному народу следует постоянно быть бдительным, поскольку история и опыт доказали, что иностранное влияние – один из злейших врагов республиканского правительства. Но чтобы эта бдительность приносила плоды, она должна быть непредвзятой, иначе станет инструментом того самого влияния, которого надлежит опасаться, тогда как призвано служить защитой от него. Слишком ярко выраженное расположение к одному иностранному государству и слишком сильная неприязнь к другому приводят к тому, что те, кто разжигает подобные чувства, видят опасность лишь с одной стороны, скрывая между тем иностранное влияние или служа ему опорой. На истинных патриотов, которые будут сопротивляться интригам государства‑фаворита, обрушивается ненависть, и они попадают под подозрение, тогда как слуги обманщиков и введенные ими в заблуждение удостоиваются аплодисментов и обретают доверие народа, предавая его интересы.

Во взаимоотношениях с иностранными государствами главное правило для нас – развивать торговые связи и по возможности избегать установления связей политических. Коль скоро у нас возникли обязательства, будем их выполнять честно и добросовестно. Но на том и остановимся. Европа имеет ряд первостепенных интересов, которые к нам либо не имеют отношения вовсе, либо имеют отношение отдаленное. Следовательно, ей часто приходится вступать в конфликты, причины которых нас не касаются.

Таким образом, нам неразумно налагать на самих себя искусственные узы и терпеть превратности ее политики или участвовать в заурядных комбинациях, связанных с ее расположением или враждебностью.

Наше отдаленное и обособленное местоположение дает нам основания, сверх того, побуждает нас идти иным курсом. Если мы останемся единым народом под началом дееспособного правительства, то вскоре сумеем пренебречь материальным ущербом от внешних неурядиц и, когда сочтем нужным, занять позицию тщательно соблюдаемого нейтралитета – и тогда враждующие государства, лишенные возможности сделать приобретения за наш счет, не осмелятся на провокации против нас, тогда мы сможем выбирать между миром и войной, исходя из собственных интересов, диктуемых справедливостью. Почему же не воспользоваться преимуществами особого положения? Зачем оставлять свою землю и переходить на чужую? К чему ставить нашу судьбу в зависимость от судьбы какой‑либо части Европы, а наши мир и процветание – от тщеславия, интересов, настроений и капризов, сопернических побуждений Европы? Наш истинный политический курс – избегать долгосрочных альянсов с какой бы то ни было частью мира, по крайней мере пока мы вольны этот курс выбирать. Не поймите меня превратно, я не имею в виду, что поддерживаю несоблюдение имеющихся обязательств. Как в государственных делах, так и в частной жизни я придерживаюсь аксиомы «Честность – лучшая политика». Поэтому повторяю: пусть эти обязательства соблюдаются так, как предполагалось изначально. Но, на мой взгляд, не нужно и неразумно добавлять к ним что‑либо еще.

Политика, гуманность и наши интересы диктуют необходимость установления гармоничных отношений со всеми государствами. Но даже наша торговая политика должна основываться на принципах равенства и непредвзятости, не стремясь получить и не предоставляя исключительных привилегий или льгот; сообразуясь с естественным положением вещей; разумно распределяя и варьируя торговые потоки, но ничего не навязывая… Нельзя совершить большей ошибки, чем ожидать предоставления действительных привилегий одним государством другому. Это иллюзия, которую должен вылечить опыт и которую должна отвергнуть врожденная гордость.

Предлагая вам, мои соотечественники, эти советы старого и любящего вас друга, я не осмеливаюсь надеяться на то, что они произведут желаемое мной сильное и неизгладимое впечатление. Я могу лишь пожелать, чтобы они контролировали обычное проявление эмоций и предостерегли нашу страну от того курса, который до сего времени определял судьбу государств. Но я льщу себя надеждой, что они окажутся в какой‑то мере полезными хотя бы в отдельных случаях, что они смогут иногда смягчить ярость партийного духа, предостеречь от вреда зарубежных интриг, защитить от фальшивого патриотизма. Эта надежда будет достойной наградой за озабоченность вашим благополучием, которой мои советы и были продиктованы.

Слагая с себя свои официальные полномочия, я руководствуюсь теми принципами, которые определены в наших законах, а также теми моральными устоями, которые определяют мое поведение перед всем миром. Для меня свидетельство наличия совести уже в том, что я по крайней мере всегда считал, что она руководит мною… Хотя, оглядываясь на события, произошедшие за время моего пребывания на посту, я не могу вспомнить ни одной намеренно допущенной ошибки, тем не менее я слишком хорошо знаю свои недостатки и думаю, что, вероятно, совершил множество оплошностей. В чем бы они ни заключались, я нижайше молю Всемогущего предотвратить или смягчить те дурные последствия, к которым они способны привести. Я также храню в душе надежду на то, что моя страна отнесется к ним со снисхождением и после сорока пяти лет моего преданного служения ей промахи, виной которым недостаточная компетентность, будут преданы забвению, когда сам я уйду на покой.

Полагаясь на доброту своего народа в этом и во всех остальных отношениях и будучи движимым пламенной любовью к нему, столь естественной для человека, чьи предки на протяжении нескольких поколений, как и он сам, видели этот народ на его родной земле, я предвкушаю отъезд в свой отдаленный уголок, где, радостный, разделю со своими согражданами жизнь с соблюдением справедливых законов и под управлением свободного правительства. И эта жизнь – дражайший предмет моих мыслей и счастливый плод наших общих забот, трудов и борьбы.