ГЛАВА 7. К обеду над Киевом внезапно нагнало тучи

К обеду над Киевом внезапно нагнало тучи. От земли до неба встала серая блистающая стена воды. Еще не приблизилась к воротам, а в небе уже показался дальний край черной тучи. Когда ливень обрушился во двор, из‑за тучи выглянуло умытое солнце, капли дождя засверкали как жемчужины, разбивались на множество мелких брызг, почти пыль.

Гридни и бабы не прятались, хохотали и перебегали под дождем, выталкивали друг друга под толстые, как веревки, струи. Затем стена ливня стремительно отодвинулась, пошла через терема и дворы к Боричевскому взвозу, вслед глядели с сожалением: едва‑едва пыль прибило!

За воротами нарастал гомон. Во двор ввалилась толпа, во главе шагал дородный разгневанный купец с длинной бородищей, но еще молодой, налитый силой и наглой уверенностью. За ним поспешали еще двое, явно помощники, следом торопились трое стражей, несколько зевак.

Владимир спросил громко:

– Стряслось что? Молви как есть, суд князя скорый, но праведный.

Купец встал внизу у крыльца надменно, расставив ноги и вызывающе выставив черную как смоль бороду. Чем‑то походил на богатого хазарина, вон даже пейсы на ушах висят, только хазары никогда в дремучие леса не ступали, а этот явно из леса, повадки медвежьи, голос зычен, за версту несет смолой и живицей, ими древляне пропитываются с колыбели.

– Обиды чинят твои люди, – сказал купец с ходу, умышленно забыв Владимира назвать князем. – Мои товары отобрали при въезде!

Владимир, нахмурившись, вперил грозный взор в стража, признав в нем городского воротника:

– Так ли?

Тот с готовностью подтвердил, рот до ушей, в глазах злорадство:

– Точно! Но заплатили всё, сколько было запрошено!

Купец взвизгнул:

– Запрошено? Я не запрашивал! Эти мерзавцы всего лишь спросили, сколько стоит мой товар…

Он орал, брызгал слюной, но Владимир не слушал дальше, уже зная, как было. При въезде через городские ворота стража интересуется, во сколько приезжие купцы оценивают свой товар, дабы взять десятину. Иные хитрецы занижают стоимость своего товара, тогда стражи по княжескому наказу тут же вручают эти деньги, а товар забирают. Мол, на хитрую дупу есть хвост с винтом.

– Еще люди были? – спросил Владимир у воротника. – Зрели? Вот и хорошо. Другим неповадно будет. Да и скажут, что все по закону.

Купец орал и брызгал слюнями, его утащили под руки. Владимир, морщась, слушал гневные крики, что Киев больно много власти взял, Искоростень еще себя покажет, на людях ездить нельзя…

Владимир хмуро смотрел вслед. Древляне на диво окрепли. Дань платят исправно, но не забыли страшного разгрома, не забыли крови. Дети рождаются со словами не–нависти к Киеву. В дремучих лесах, за непроходимыми –завалами собирается, по смутным слухам, их дружина. Конечно, с могучим киевским войском не тягаться, но у Киева и без того немало врагов. Схватится Киев с кем‑то, можно и в спину ударить…

…Священник Иван вышагивал через двор мощно, уверенно, бросал по сторонам грозные взоры. Черная ряса, положенная по вере, поблескивала редким шитьем серебряными нитями, на груди тяжело колыхался золотой крест неимоверной величины. На цепи, что поддерживала крест, можно бы держать племенных быков. В руке длинный посох из слоновой кости, навершие из золота, а сам посох затейливо украшен тонкой резьбой, поблескивают разноцветные камешки, коим нет цены.

Владимир наблюдал с крыльца насмешливо и враждебно. Ромею только одного не удается достичь, чтобы простодушные славяне провожали его с открытым ртом: дебелости. У славян слово «худой» означает как тощего, так и больного, а если про кого с одобрением говорят, что поправился, то это и выздоровел и потолстел… Иван же хоть и не худ, напротив – высок и крепок телом, но дурное мясо все никак не нарастает на сухое, жилистое тело.

Поросята с визгом шарахнулись от корыта, а у коновязи тревожно заржали и попробовали оборвать повод кони. Через двор наперерез попу шел тяжелый, как три медведя, Белоян. Священник ускорил шаг. За воротами его ждала крытая повозка. Толстый, как копна, гридень молча отворил перед ним дверцу, вскарабкался на облучок, и повозка укатила.

Легкий запах зверя донесся до крыльца раньше, чем подошел Белоян. Владимир невольно подумал, что волхв стал зверем, чтобы стать еще больше человеком, но… не возьмет ли звериная природа верх?

– Опять с какой‑то гадостью? – спросил он.

Белоян ревниво кивнул вслед укатившей бричке:

– К боярам… То крестины, то отходная.

– Пусть всяк молится тому, – ответил Владимир неприязненно, – кому хочет. На справедливости любая держава стоит.

– Так‑то оно так… Но христиан все больше. Народ прост, боярин или смерд: их надо ошеломить, ошарашить. Хоть чудом, хоть золотым крестом в пуд весом. А чтоб народ простой зрел величие и богатство христианской церкви, надо все цеплять на себя… Я тоже видел их церкви! Идет такой поп в золотой рясе, морда – во, пузо – во, сразу видно, что сытно живет. Ряса шита золотом, бычью шею гнет золотой крест еще поболе, чем у этого, кадило… или что там у них, тоже из чистого злата, на голове золотая шапка, хитро писанная златым шитьем, даже с каменьями в конский каштан размером…

– Это не поп, – возразил Владимир, морщась, – митрополит или патриарх…

– Все одно. Народ зрит богатство, ахает, падает на колени. Встречают по одежке! А недостаток ума можно прикрыть велеречием, рассуждениями. Их же учат, как уходить от правды. Вот и переманивают дурней… А так как любой народ состоит из дурней, умных везде мало, то…

Владимир раздраженно отмахнулся:

– Ладно тебе. Не пройти здесь чужой вере. Лучше погляди, как там в Царьграде?

Белоян поколебался:

– Силы у меня уже не те… Больно выложился, когда чашу добывал. Накоплю малость, тогда. А пока о самой чаше. Я ж ее принес вовсе не затем, чтобы богатырей твоих мордой по столу… Хотя стоило бы. А затем, чтоб ты сам увидел, на кого можно положиться, а кто не человек, а так… похвальба в сафьяновых сапогах. Одни старые богатыри чего‑то стоят, но тяжелы на подъем, на подвиги уже не тянет. Молодежь растет быстро, но ее уносит на дальние заставы во чисто поле, славы и добычи искать…

Владимир нахмурился, потеребил чуб. Золотая серьга тускло поблескивала, а крохотные искорки от рубина хищно простреливали полутьму, перемигиваясь со звездами, такими же острыми и колючими…

– Чашу пробовали только в Золотой палате. Но еще больше богатырей в Серебряной! А во дворе вовсе не счесть, пусть не таких знатных.

Волхв огляделся по сторонам, поманил его пальцем под укрытие бревенчатой стены. Владимир подошел, спросил с издевкой:

– Уж не стрелы ли печенежской страшишься?

– Дурень ты, – ответил волхв. – Печенеги – друзья, к тому же надежные. А вот твои бояре, терема на той стороне… Я тут прикрылся от их ушей, видишь?

Он повел дланью, Владимир вздрогнул. Над ними стал видим, трепеща крыльями, полупрозрачный нетопырь. Крохотные, как бусинки, глаза горели красным. Огромные уши шевелились.

Владимир сказал торопливо:

– Убей!

– Надо ли? – ответил волхв с неудовольствием. – Все равно не слышит…

– Убей!!!

Волхв щелкнул пальцами, из ладони вырвался короткий слепящий свет в облике копья. Нетопырь пискнул и рассыпался коричневой пылью. Запахло паленой шерстью… Владимир выдохнул с облегчением. Волхв сказал с непонятным выражением:

– Странный ты… Целое войско чужих лазутчиков да разведчиков терпишь в Киеве… да что Киеве – в детинце! – а тут трясешься как осиновый лист.

– Тех я вижу насквозь, – буркнул Владимир. – И вообще не люблю летучих мышей!

– А этих вижу я. Ну ладно, слушай, пока нового слухача не подослали… На твоих богатырей надежды мало. Они пьянствуют да бахвалятся подвигами. Что им древляне? Война опасная, а славы мало. То ли дело завалить Змея, отыскать избушку Бабы Яги да сжечь, погнаться за Кощеем… О таких песни складывают!

Владимир нахмурился:

– Что‑то многовато этой нечисти. Не думаешь ли, что кто‑то насылает?

– Кто?

– Ну, какие‑то колдуны или маги. Сеют порчу, заговорами создают это… гадкое. Прямо из земли рождают, а то и прямо из заговоров. Тебе виднее, что спрашиваешь?

Волхв подумал, покачал головой:

– Ты из Царьграда вернулся подозрительный, как грек. Это там сеют порчу, гадят друг другу. Мы в необжитых землях! Тут чудовища жили с начала времен. Это мы пришли на их земли.

Владимир поник, челюсти сжал, глаза невидяще уставились в одну точку.

– То‑то мне старый Асмунд сказывал, что королевство создать трудно, но удержать еще труднее. Но дать ему жизнь надолго – это уже почти чудо… Недаром я в странствиях всюду видел развалины таких древних царств, что дух захватывало. А чуб от страха поднимал шлем… А у нас соседи, что только и глядят, как бы ухватить за горло, чудовища лесные и болотные, а тут еще свои же богатыри шумят… Все золото отдал! А что делать? Моя сила – в них. Но нельзя дать и на голову сесть…

Волхв сказал осторожно:

– А поступи так. Как ты сделал с варягами, что помогли тебе захватить власть?..

Владимир развел руками:

– Те вовсе пытались захватить город! И власть мою не признавали… Но ты прав, тут надо тоже сделать прополку. Самых горластых отправить бы на свершение подвигов… Вернутся – хорошо, моя слава упрочится, не вернутся – больше спокойствия. Где, говоришь, чудовища лютуют?

Волхв вытащил из‑за пазухи дощечки. Владимир не понимал письмена, нанесенные чертами и резами, да еще подвешенные к линии, а не посаженные на нее, но волхв заговорил, даже не глядя на записи:

– В Муромских лесах засел лютый Соловей‑разбойник. Те дороги перекрыты для наших купцов. Приходится объезжать, а это платить тамошним князьям за топтание ихней земли. В днепровской круче поселился крупный Змей. Мало того что крылатый, еще и огнем пышет! Повадился скот таскать, а сейчас уже людей похищает…

Владимир бросил мрачно:

– Человечье мясо самое сладкое. Кто попробует, того на него всегда тянет.

Волхв бросил на него предостерегающий взор:

– Я не воин, вкуса крови людской не ведаю. Или ты на что‑то еще намекаешь?

– Да что ты, – отшатнулся Владимир, – ты у нас только по меду знаток, а мяса вовсе не ешь… Чтоб бабы, говоришь, не снились?.. Думаю, что скот начали беречь, вот оголодавший Змей хватает то, что изловит. С голоду и кур красть будет. Хорошо бы туда отряд… а еще лучше, того же Сиявуша‑крикуна. Он силен, может и в самом деле побить зеленого… Что еще?

– Среди днепровских порогов лютуют дивные звери. Мало кто их видел, ибо с берега не разглядишь, а кто видел вблизи, уже не расскажет. Зовут их рухами, живут прямо в ямах на дне, что вырыли им страшные водовороты. Ну… еще из‑за дождей, что в прошлом году едва всю Русь не утопили, болота разошлись, на лес наступают… Болотникам да упырям несть числа. Уже на берег лезут, по лесу шастают. Кого ни попадя хватают. Мужики боятся за дровами ездить, бабы перестали за ягодами ходить.

– Это нам пока не по силам. Ни днепровские рухи, ни болотники. Туда надо целое войско… Даже войско не поможет. Леса корчевать – другое дело. Тогда и болота подсохнут. А пропадут болота – и болотникам конец. А что слышно с пустошью за Черным лесом?

Волхв разложил перед собой дощечки:

– Вот тут я изобразил… Избушку заметили охотники, но подходить не стали. Сразу же назад, войту сообщили, а он прислал мальчишку к нам. Что верно, то верно, раньше там Бабы Яги не было. Но кто знает, откуда пришла? Может быть, переселилась всего на десяток‑другой верст ближе к югу, тут ее и заметили… Туда можно послать одного богатыря. Подумай, реши.

Владимир слушал невнимательно. Белоян перехватил отсутствующий взор князя, тоскующий и одновременно злой:

– Ладно, ты вроде бы здесь, а душа твоя там… Все еще не передумал?

Владимир скосил на него хищный, как у орла, глаз:

– Ты о чем?

– О щите.

Владимир буркнул:

– Я уже и кое‑что сделал.

– Зря, – сказал Белоян сожалеюще. – Дров наломаешь. Для того чтобы с царьградскими магами тягаться, надо голову иметь побольше, чем твоя.

– Ведмедячью, что ли?

– Да хотя бы и медвежью. Я ж меч не таскаю с собой, у меня голова свободная.

– Да и я не в зубах меч ношу, – буркнул Владимир. – Что надумал?

– Пойдем, по дороге расскажу. У тебя где самый надежный подвал?

– На заднем дворе подле оружейной. Там сейчас как раз держат Залешанина. Того самого, что из‑под стоячего подошвы выпорет, а лежачего разденет так, что тот не заметит… Так говорят. Но и такие попадаются!

Белоян кивнул довольно. В маленьких медвежьих глазках блеснуло злое удовлетворение.

– Он нам и нужен.