ГЛАВА 11. Ромеи, если это ромеи, встретили натиск умело, успев сомкнуться, составив щиты в ряд, короткие мечи внизу

Ромеи, если это ромеи, встретили натиск умело, успев сомкнуться, составив щиты в ряд, короткие мечи внизу, слева от щита, для быстрого удара в живот. Владимир, который сам сражался в таком строю, вспомнил и уязвимое место таких ровных линий, что умеют давить сомкнутым строем, истреблять без счета нестройные ряды варваров, но если внезапно перед ними оказывается герой…

Он страшно выкрикнул таким громовым голосом, что дрогнула земля, качнулось небо, от крика едва не лопнули жилы на шее. В обеих руках блеснуло по мечу, он бросил коня вперед, словно жаждал погибнуть, так герои‑варвары прорывали безупречные ряды римских легионов, македонских фаланг, парфянских элинт…

Они дрогнули, видел по лицам, чудовищно огромный и сильный конь навалился и смял двоих, а мечи в его руках заблистали быстро и страшно, звон железа стал частым, словно с небес сыпались на широкий лист железа наконечники стрел. Сразу три дротика ударили его в грудь и плечо, его мечи ссекли наконечники, а вторым ударом он уже достал одного, тут же поразил второго, потянулся за третьим, но с боков толкнули, вперед начал протискиваться Претич, за ним Чейман и, к изумлению Владимира, пугающе оскаленный Белоян, от вида которого кони вставали на дыбы, стряхивали всадников, а сами всадники бледнели и роняли оружие.

Владимир со страшной силой обрушивал меч, молниеносно поворачивался, рубил, вместо щита удары принимал на другой меч, рядом держались воевода и вечно мельтешащий перед глазами Чейман. Воевода привычно бдил, дабы дитяти не причинили вред, Белоян берег великого князя, ревнителя старых устоев, с двух сторон настолько умело взялись защищать обозленного великого князя, что никак не мог показать себя во всю мощь, а тут еще Чейман всюду лезет вперед, норовит грудью закрыть, красиво умереть жаждет…

Помощник, что стал медведем, кидался как дикий зверь, сила стала медвежьей, но соображал как человек, на меч или копье не кидался сдуру, а ревел так, что конь пугался и сбрасывал всадника ему под лапы. Дружинники рубили быстро и страшно, спеша воспользоваться растерянностью врага.

Владимир наконец добрался до угрюмого всадника‑мага. Тот нехорошо оскалил зубы, в его поднятой руке внезапно заблистал меч. Владимир похолодел чуть, но за спиной его дружина, он выкрикнул по‑ромейски оскорбление, его мечи взвились в воздух. Когда столкнулись, в глазах всадника он уловил изумление, железо зазвенело, враг оказался не только силен, но и умел драться, булат сталкивался в воздухе с такой скоростью, что для всех они были окружены мерцающей завесой из сверкающего железа, а от непрерывного звона пухли уши.

Владимир чувствовал, что уже везде кончился бой, дерутся только они двое. Воевода пытался прийти на помощь, но его перехватил Белоян или кто‑то еще. Всадник‑маг рубился умело и мощно, но его меч не успевал за двумя мечами Владимира, а князь обеими руками бился одинаково. Со шлема слетел яловец, на плече вздыбилась искореженная ударом булатная пластина, затрудняя движение, с руки со звоном слетел булатный наручень.

– Сдавайся! – крикнул Владимир, он тоже дышал тяжело, слова вырывались с хрипами. – И ты будешь жить…

– Как же… – прохрипел всадник по‑русски, – ты такое и брату своему говорил…

Владимир вздрогнул, в этот миг подготовленный удар обрушился на его шею. Левая рука с мечом метнулась прикрыть, раздался звон, он ощутил удар в плечо и голову, отшатнулся, вслепую отмахнулся правым мечом, во что‑то попал, а в голову хлынула звериная ярость, что делала его берсерком, страшным даже для викингов, с которыми он ходил в набеги на Италию, Францию, Британию.

Страшно вскрикнув, он приподнялся на стременах, перед ним было ненавистное лицо врага, что ударил в самое больное место. Звон, руку едва не вывернуло из плеча. Он охнул, пальцы разжались, выпустив обломок меча. Дружинники разом выдохнули воздух. Меч разрубил воина‑мага до седла, лишь тогда сломился, ударившись о булатную пластину в седле.

…Владимир ощутил, что ему помогают слезть. Претич озабоченно пощупал рану на плече и шее. Владимир дернулся, воевода присвистнул:

– Еще бы чуть… Боги берегут. Хотя за что, не понимаю.

– Какие боги, – огрызнулся Владимир. – Мой меч… хоть и хреновый.

Белоян молча приложил к ране пахучие листья, перевязал тряпицей. Владимир кривился, похож на старую бабку, что мается горлом. Дружина сейчас смолчит, потом шуточки пойдут по всему Киеву…

– Потери?

– Двое ранены тяжко, но Белоян уже пошептал, – доложил Претич. – Да и вообще, кости правит… Медведь же тоже костоправ… ха‑ха!.. только самоучка. Остальные ранены по мелочи.

Только сейчас Владимир разглядел, что Претич бледнее обычного, хотя глаза блестят довольно, а из‑под шлема выглядывает краешек окровавленной тряпицы.

– Меч скуем, – пообещал волхв. – Настоящий!.. Видать, эти пиры не совсем тебя еще извели.

– И бабы, – добавил воевода.

– И бабы, – согласился Белоян. – Ты победил богатыря.

– А чего он… магией не шарахнул?

Белоян хмыкнул, а воевода сказал гордо:

– А этот клешоногий… который прикидывается волхвом, на что? Он же как клещ вцепился в его руки‑ноги… А то и в язык. Ну, по‑своему, по‑волховьи… Короче говоря или выражаясь кратко, исподтишка, незримо. А тот, видать, уже привык драться по хитрости…

Владимир уязвленно хмурился. Выходит, что он и победил вроде бы не совсем по‑равному. Это как княжеская охота, когда стой себе, а на тебя со всех сторон выгоняют оленей, дабы ты сам ножки не утрудил…

Белоян застыл, поднял руку. Все замерли, даже кони перестали фыркать, обнюхивая окровавленных людей. Высоко в небе нарастало едва слышное злобное шипение. Словно Змей Горыныч дохнул огнем или же кузнец Людота сунул раскаленный меч в растопленное масло. В двух полетах стрелы мелькнуло огненное копье, ударившее с неба, громыхнуло, на земле вспыхнул огонь, взлетели черные комья.

Не рассуждая, Владимир уже несся туда, едва успел придержать коня перед страшной ямой, где в глубине со злобным бульканьем кипела красная земля, быстро покрываясь коричневой коркой. А в самой середке вздыбилась корявая спина валуна…

Он соскочил с коня, едва не запутавшись в стремени, издали донесся истошный вопль волхва:

– Рассыпься по всему полю!.. Собирай!

Ага, собирай, подумал Владимир потрясенно. Он оставил коня, а сам, оскальзываясь на рыхлом крае, попробовал спуститься, вблизи видел, что это не камень, а покрытая окалиной глыба железа. От нее несло жаром, брови трещали, он закрылся рукой, приблизился, но брать не решился, земля только что кипела, как горячее молоко.

Смутно слышал радостные вопли. Дружинники затеяли какую‑то игру, им все игра, хоть и раненные, а он, не в силах дождаться, попробовал замотать руки тряпкой из седельного мешка, обжегся, глыба даже не шевельнулась. Земля застыла, еще горячая, воздух над ней колышется, глыба в ней торчит, как прибрежный валун во льдине.

Раздосадованный, вылез, а к нему уже спешили волхв с двумя дружинниками. К великому облегчению Владимира, дружинники несли целые оглобли, предусмотрительный у него волхв!

Долго стукали острыми краями, сбивали прикипевшую землю. Наконец подважили, навалились. Земля затрещала, затрещали и колья, но глыба дрогнула, медленно поползла вверх. Волхв оттолкнул князя без стеснения:

– Погодь… Она выпала из горнила небесного кузнеца. Вишь, еще не остыла?

– Надо сразу к Людоте, – сказал Владимир торопливо.

Волхв сказал значительно:

– Небесный огонь сохранится, даже если остынет. Ты проследи, чтобы и остальное собрали. Железа много нападало. Хорошо бы собрать все, но разве соберешь те, что с маковое зерно?.. А в них та же небесная мощь…

– Ребятишек можно прислать, – предложил воевода. – Пусть ищут, выковыривают.

– Девкам на бусы, – добавил Чейман. – В Киеве есть такие…

– Я те дам девкам, – рявкнул воевода. – Воинам на украшения! На оружие.

– Волхвам, – строго сказал Белоян.

– Волхвам зачем?

– На обереги! Думаешь, не надо оберегать эти земли?

Владимир засмеялся, похлопал по рукояти уцелевшего меча:

– Вот чем надо оберегать. Родину не стены оберегают, не штучки волхвов, а наши сердца.

Белоян буркнул:

– Много тебе мечи помогли? Один сломался, второй треснул… треснул, треснул! Не видишь, я вижу. Но насчет детишек прав. Пусть ковыряются. Сколько смогут найти, за все стоит платить.

Когда возвращались, высоко по небу медленно двигался, словно выползал из липкой живицы, зеленый, как кленовый лист, Змей. Владимир рассмотрел даже просвечивающие крылья, небо раскалено, Змей пасть раскрыл, жарко.

Чуть ниже парит ястреб, этот опаснее Змея. Тот разве что на заблудшую коровенку нападет, а ястреб то и дело хватает цыплят прямо со двора. Вон еще один летит, явно уже отнес, спешит за новым…

Претич заметил глубокомысленно:

– Грят, стрелой с наконечником из такого металла Змея сшибают с одной стрелы!

– Кто говорит?

– Старики глаголят.

– Со стариков каков спрос? У них один ответ: в старину были богатыри, а скоро всемером одну соломину поднимать будут. А посмотришь на них, ага, богатыри…

Чейман услышал, подскакал ближе, горяча коня. На подбородке был глубокий порез, кровь уже запеклась коричневой коркой, а в щелях между погнутыми булатными пластинами забились коричневые комки своей и чужой крови.

– Я подсмотрел из окошка, – сказал он весело, – как мой дед садился на лошадь. Бодренько подсеменил, прыг на спину… да только и до брюха не доскочил. Встает, охает: старость – не радость!.. Оглянулся по сторонам, видит: никого нет, никто не заметил его позора. Сплюнул тогда под ноги и говорит сам себе: да ты и в молодости был не лучше…

Дружно заржали, пошли смешки, забавные случаи, кто‑то затянул походную песню. Подхватили, кони пошли веселей, сами дружинники чувствовали, как песня всех выпрямляет, заставляет глядеть соколами.

Претич подъехал к Владимиру, оглянулся, снизил голос:

– Говорят, Свенельда видели…

– Где? – переспросил Владимир похолодевшими гу–бами.

– В этих как раз краях…

Словно бы огромная хищная птица пролетела над ним, закрыв исполинскими крыльями солнце. Владимир ощутил, как осыпало с головы до ног холодом. Могучие, но и очень странные люди пришли из неведомых земель в дружине его прадеда Рюрика. Кроме героев, вроде Асмунда или Рудого, были если не колдуны, то такие, как Свенельд… Священник, что при Ольге начал вести летопись, записал, что в 914‑м, если считать от рождения их бога Христа, воевода Свенельд покорил главный город угличей Пересечен. В том же году сам Игорь покорил древлян, наложив дань больше Олеговой. Так что Свенельд уже тогда был как воитель равен князю Игорю, а войска у него было не меньше. Через тридцать с небольшим лет, в 945‑м, Игорь убит, а Свенельд служит главным воеводой у его сына Святослава. Правда, Святослав еще совсем ребенок, и Свенельд командует всеми войсками Руси… Но вот подрос Святослав, начал свои победоносные войны… Еще почти тридцать лет Свенельд сражается бок о бок с князем, наконец в 972‑м тот убит, а Свенельд, что всегда при Святославе, как‑то прорывается из окружения в Киев… Служит главным воеводой уже у сына Святослава, Ярополка… Он же натравил Ярополка на брата Олега, а когда тот погиб в 977‑м, Ярополк горько упрекал Свенельда, что тот, мол, добился своего…

Как и когда умер Свенельд, никто не знает, а могилы не видели. Владимир по рассказам дряхлых стариков знал, что уже у его прадеда Рюрика он был немолодым суровым воином. Когда речь идет о великих людях, то не знают даже год рождения, но все знают день и час смерти, ибо такое отмечают по всей стране. Но бывают люди, о таких поговаривают шепотом, которые появляются словно ниоткуда, оставляя заметный след, затем так же исчезают…

– Ну что ж, – ответил он хрипло, стараясь придать голосу беспечность, – потороплю Людоту, дабы меч отковал побыстрее!