Глава 19

ОПУСТОШЕНИЕ ПОБЕРЕЖЬЯ:

«ВТОРОЕ ЦУНАМИ»

Цунами, подобно гигантскому бульдозеру, очистило берег и дало проектировщикам невиданную возможность, так что они сразу же за нее ухватились.

Сет Майденс, газета International Herald Tribune, 10 марта 2005 г. [1062]

Я пришла к берегу окена на рассвете в надежде повидать рыбаков, пока они еще не уплыли, чтобы заняться своей работой на бирюзовой воде. Это было в июле 2005 года. Берег был почти пустынным, если не считать маленький флот раскрашенных деревянных катамаранов и одну семью, которая собиралась отплывать. 40-летний мужчина по имени Роджер, голый по пояс и в саронге, сидел на песке и чинил спутанную красную сеть, ему помогал Иван, его 20-летний сын. Дженита, жена Роджера, ходила вокруг лодки, держа в руках маленькую жестянку с дымящимися благовониями. «Я прошу об удаче и чтобы ничего не случилось», — объяснила она свои действия.

Не так давно в этом месте, как и на других берегах Шри-Ланки, шли интенсивные спасательные работы после одной из ужаснейших природных катастроф: 26 декабря 2004 года на побережье обрушилось цунами, унесшее 250 тысяч жизней и оставившее 2,5 миллиона людей без крова по всему региону[1063]. Шесть месяцев спустя я приехала в Шри-Ланку — эта страна пострадала особенно сильно, — чтобы посмотреть, как тут идет восстановление, и сравнить его с реконструкцией Ирака.

Я путешествовала вместе с Кумари, активисткой из Коломбо, которая участвовала в спасательных и восстановительных работах и согласилась стать моим гидом и переводчиком в регионе, пострадавшем от цунами. Мы начали с Аругам-Бей, рыбачьей деревни и не слишком популярного курорта на восточном берегу острова. Правительственная группа, занимающаяся восстановлением, говорит об этом месте как о показательном примере «перестройки, когда новое становится лучше старого».

Тут мы и встретились с Роджером, который всего за несколько минут представил нам совершенно иную версию происходящего. По его словам, это был «замысел выгнать рыбаков с берега». Он уверял, что такой масштабный план выселения существовал задолго до цунами, но природная катастрофа, как это бывает со всеми бедствиями, помогла осуществить такую крайне непопулярную программу. В течение 15 лет семья Роджера проводила сезон ловли рыбы в плетеной хижине на берегу Аругам-Бей, она стояла примерно на том месте, где мы встретились. Как и десятки других семей рыбаков, они хранили свои лодки под хижинами и сушили улов на банановых листьях, разложенных на прекрасном белом песке. Они легко общались с туристами, чаще всего серферами из Австралии и Европы, которые жили в обшарпанных гостиницах на берегу, где снаружи висели потрепанные гамаки, а на пальмах — динамики, из которых звучала музыка лондонских ночных клубов. Рестораны покупали рыбу прямо с лодок, а рыбаки с их живописным традиционным стилем жизни придавали побережью экзотический колорит жизни другой страны, который в основном нравился туристам.

Долгое время между рыбаками и гостиницами в Аругам-Бей не возникало никаких трений, отчасти потому, что гражданская война в Шри-Ланке не позволяла мечтать о масштабных проектах ни в одной сфере. Восточное побережье Шри-Ланки когда-то было местом самых отчаянных боев, поскольку на него претендовали обе стороны — как северные «Тигры освобождения» Тамил Илама (их еще называли «Тиграми Тамила»), так и сингальское правительство из Коломбо, — но ни одна сторона не могла целиком взять эту территорию под контроль. Чтобы достичь залива Аругам-Бей, надо было проплыть мимо ряда контрольных пунктов, при этом путешественник рисковал попасть в перестрелку или стать жертвой взрыва террориста-смертника (именно «Тигры Тамила» впервые придумали так называемый «пояс шахида»). Путеводители единодушно призывали туристов воздержаться от посещения нестабильного восточного побережья; волны для серфинга там были великолепные, но лишь самые отважные путешественники решались это проверить.

Ситуация резко изменилась в феврале 2002 года, когда Коломбо и «Тигры» подписали договор о прекращении огня. Это не было настоящим примирением, но давало реальную передышку, хотя иногда мир нарушали отдельные взрывы или убийства. Несмотря на неопределенность положения, как только дороги открылись, путеводители начали восхвалять восточное побережье как новый Таиланд: великолепный серфинг, прекрасный берег, отели для любви, ароматная еда с пряностями, вечера при свете луны... «отличное место для вечеринок», как о том писал гид издательства Lonely Planet[1064]. И Аругам-Бей был самым привлекательным местом восточного побережья. В то же время открылись контрольные пункты, и это позволяло большому количеству рыбаков со всей страны вернуться на щедрые воды восточного побережья, в том числе в Аругам-Бей.

Аругам-Бей считался зоной рыбной ловли, но владельцы местных отелей начали жаловаться, что рыбацкие хижины портят великолепный вид и запах сохнущей на песке рыбы отпугивает туристов (как заявил мне один из хозяев отелей, голландец по происхождению, «существует же такое понятие, как загрязнение окружающей среды запахами»). Некоторые из владельцев отелей начали давить на местные власти, чтобы те переместили рыбацкие хижины и лодки в другой залив, не пользующийся такой популярностью у иностранцев. Рыбаки сопротивлялись, они говорили, что живут тут уже много поколений и Аругам-Бей не только удобен для спуска лодок, но тут есть также пресная вода, электричество, школы для детей и покупатели рыбы.

Этот конфликт мог кончиться взрывом за шесть месяцев до цунами, когда посреди ночи рыбацкие хижины на берегу загадочным образом загорелись, 24 жилища обратились в пепел. Как сказал Роджер, они с семьей «потеряли все: имущество, сети и веревки». Мы с Кумари побеседовали со многими рыбаками Аругам-Бей, и все они уверены, что это был поджог. Они подозревают хозяев отелей, которые желали прибрать берег к рукам.

Но если этим огнем рыбаков хотели напугать, замысел поджигателей не удался: жители деревни еще тверже решили, что не покинут это место, а рыбаки, лишившиеся жилищ, быстро их восстановили.

Цунами совершило то, чего не удалось сделать огню, — оно полностью очистило берег. Оно смыло все хрупкие конструкции подчистую: все лодки, хижины, коттеджи и бунгало туристов. Из 4000 местных жителей около 350 погибло, в основном это люди, подобные Роджеру, Ивану и Джените, которые кормились от океана[1065]. Однако под обломками и телами лежало то, о чем туристический бизнес постоянно мечтал, — первозданный берег, очищенный от грязных следов человеческого труда, Эдем для отпуска. То же самое можно сказать про все окрестные берега: когда их очистили от обломков, остался — рай.

После того как жизнь начала возвращаться в привычную колею и семьи рыбаков вернулись на те места, где когда-то стояли их дома, их встретила полиция со словами, что восстанавливать жилища им запрещено. «Теперь новые законы, — сказали они, — никаких домов на берегу, любые строения должны отстоять от линии прилива как минимум на 200 метров». Большинство рыбаков готовы были на это согласиться, но в 200 метрах не располагалось доступной земли, так что им некуда было податься. И такая новая «буферная зона» появилась не только в Аругам-Бей, но и по всему восточному побережью. Берега стали для них недосягаемыми.

На Шри-Ланке от цунами погибло около 35 тысяч жителей, а миллиону из них пришлось переехать. 80 процентов жертв — а в некоторых районах до 98 — составляли рыбаки с маленькими лодками, подобные Роджеру. Чтобы получить питание и небольшое пособие, сотни тысяч людей двинулись от берега в отдаленные временные лагеря, часто это были длинные мрачные бараки из листов жести, которые так сильно накалялись на солнце, что многие предпочитали спать под открытым небом. Со временем эти лагеря становились все грязнее, в них вспыхивали инфекционные болезни. Снаружи их патрулировали военные с автоматами.

Правительство официально заявило, что создание буферной зоны — это мера безопасности на случай повторения нового цунами. Казалось бы, это разумная мера, но один факт вызывал серьезные сомнения. Эта мера не распространялась на туристический бизнес. Напротив, при поддержке властей отели разрастались по всему берегу океана, где раньше жили и работали рыбаки. На курортные объекты правила буферной зоны совершенно не распространялись: если строение относилось к программе «восстановления», каким бы оно ни было по конструкции и как бы близко ни стояло к воде, строительству никто не препятствовал. Так что берега Аругам-Бей заполнили строительные рабочие, которые что-то заколачивали и сверлили. «Но разве туристам не надо опасаться цунами?» — спрашивал Роджер.

Он вместе с товарищами полагал, что буферная зона была всего лишь предлогом для правительства осуществить свою давнишнюю мечту: очистить берег от рыбаков. Ловля рыбы позволяла им содержать свои семьи, но не вносила вклад в экономический рост, как его понимают такие учреждения, как Всемирный банк, а земля, на которой когда-то стояли их хижины, могла бы приносить куда больше дохода. Незадолго до моего приезда внимание прессы привлек документ под названием «План развития ресурсов Аругам-Бей», который подтвердил наихудшие опасения рыболовов. Федеральное правительство поручило команде международных экспертов подготовить план реконструкции Аругам-Бей, отсюда и появился этот документ. Хотя были повреждены только здания, стоящие непосредственно около берега, а большая часть города сохранилась, по плану Аругам-Бей надлежало сравнять с землей и выстроить заново, превратив его из курорта для хиппи в «привлекательное для туристов место» — с пятизвездочными отелями, роскошными шале по 300 долларов в сутки для экотуризма, причалом для гидросамолета и площадкой для вертолетов. В документе говорилось, что Аругам-Бей должен стать образцом для 30 новых близлежащих туристических зон, это превратит пострадавшее от войны восточное побережье Шри-Ланки в Ривьеру Южной Азии[1066].

Яркие мечты и планы совершенно несовместимы с жертвами цунами — сотнями семей рыбаков, которые давно жили и работали на берегу. В отчете говорилось, что жители деревень переедут в более подходящие места, иногда в нескольких километрах от океана. И что еще хуже, этот проект развития на 80 миллионов долларов будут финансировать за счет денег, собранных на помощь жертвам цунами.

Именно лица этих плачущих семей рыбаков после катастрофы и подобных им из Таиланда или Индонезии пробудили в международном сообществе необыкновенную щедрость — тела именно их родственников складывали рядами в мечетях, их рыдающие матери пытались отыскать своих утонувших младенцев, их детей уносил океан. Однако для поселений, подобных Аругам-Бей, «восстановление» означало только одно — намеренное разрушение прежней культуры и образа жизни и захват их земли. Как сказала Кумари, весь процесс реконструкции в результате «сделал жертвами жертвы, был эксплуатацией эксплуатируемых».

Когда стало известно об этом проекте, он вызвал возмущение по всей стране, а особенно в Аругам-Бей. Лишь только прибыв в город, мы с Кумари оказались в толпе нескольких сотен демонстрантов, одежда которых представляла собой пеструю смесь из сари, саронгов, хидджабов и «вьетнамок». Они собрались на берегу с намерением пройтись маршем мимо отелей и выйти в соседний городок Поттувил, где заседают местные власти.

Когда они проходили мимо отелей, юноша в белой майке с красным мегафоном организовывал лозунги демонстрантов. «Не хотим, не хотим...» — начинал он, и толпа отвечала: «Туристических отелей!» Затем он начал: «Белые, белые...» — и толпа ответила: «Убирайтесь вон!» (Кумари было неловко переводить это мне с тамильского языка.) Другой молодой человек, с задубевшей от солнца и соли океана кожей, взял у первого мегафон и закричал: «Мы хотим, мы хотим...» — и послышались ответы: «Чтобы нам вернули землю!», «Наши дома!», «Рыбацкий порт!», «Посланную нам денежную помощь!» «Голод, голод...» — закричал молодой человек, и толпа ответила: «Рыбаков ждет голод!»

Остановившись около ворот здания местных органов власти, предводители марша высказали обвинения своим избранным представителям — в коррупции, в том, что они предали народ и потратили деньги, переданные на помощь рыбакам, «на приданое своих дочерей и драгоценности жен». Там звучали речи о дискриминации мусульман, о том, что предпочтение отдается сингальцам и что «иностранцы наживаются на нашей беде».

Но, кажется, эти восклицания не оказывали никакого действия. В Коломбо я разговаривала с генеральным директором Совета по туризму Шри-Ланки по имени Сеенивасагам Калайсельвам, бюрократом средних лет с дурной привычкой пересказывать биографии местных «выдающихся людей» — мультимиллионеров. Я спросила его, что будут делать рыбаки из таких мест, как Аругам-Бей. Он откинулся на спинку кресла из пальмового дерева и начал объяснять:

«В прошлом в прибрежной зоне у нас было немало незаконных поселений... построенных без учета плана развития туризма. Цунами сделало доброе дело для туристического бизнеса — большинство из таких незаконных поселений были разрушены, и от этих зданий уже ничего не осталось». Если рыбаки вернутся на эти места и снова примутся их строить, сказал он, «нам опять придется их снести... Берег должен быть чистым».

А начиналось все совершенно по-другому. Когда Кумари впервые прибыла на западное побережье вскоре после цунами, официальная помощь сюда еще не поступала. Это означало, что каждый должен был стать и спасателем, и медиком, и могильщиком. «Внезапно этнические барьеры, раздиравшие регион на части, исчезли, — рассказывала Кумари. — Мусульмане приходили к тамильцам участвовать в похоронах, а тамильцы ходили к мусульманам, чтобы вместе есть. Люди из глубины страны посылали ежедневно по два пакета с едой от каждого дома, что было признаком щедрости, потому что они были крайне бедны. Они это делали совершенно бескорыстно, просто им казалось: "Я должен поддержать соседей, надо поддерживать наших сестер, братьев, дочерей, матерей". Только ради этого».

Подобное преодоление культурных барьеров происходило по всей стране. Подростки-тамильцы пригнали свои трактора с ферм, чтобы искать тела в завалах. Христианские дети отдали свои школьные формы, которые пошли на белые погребальные саваны мусульман, для этого же индуистские женщины отдали свои белые сари. Казалось, гигантская разрушительная волна океана была настолько мощной, что не только унесла дома с берегов и уничтожила дороги, но также смела вековечную ненависть, кровную месть и воспоминания о том, кто последний раз кого убил. Для Кумари, которая годами занималась нелегкой работой в движении за мир, где активисты пытались навести мосты поверх этих барьеров, было удивительно, с каким достоинством люди встретили эту трагедию. Вместо бесконечных разговоров о мире жители Шри-Ланки в момент величайшего напряжения на самом деле обрели мир.

Также казалось, что страна вправе рассчитывать на международную помощь в деле восстановления. Сначала эта помощь исходила не от медлительных правительств, но от обычных людей, видевших катастрофу по телевизору: школьники Европы собирали деньги, продавая выпечку и напитки, музыканты организовывали концерты с участием звезд, верующие собирали одежду, одеяла и деньги. Граждане потребовали от своих правительств, чтобы те также приняли участие в помощи на официальном уровне. За шесть месяцев таким образом было собрано 13 миллиардов долларов — это был мировой рекорд[1067].

В первые месяцы деньги на реконструкцию достигли нуждающихся: неправительственные организации и службы помощи привезли питание и воду, палатки и временные домики, богатые страны прислали команды медиков и продовольствие. Были созданы временные лагеря, чтобы дать людям крышу, пока не будут построены настоящие дома. И денег на строительство, без сомнения, было достаточно. Но когда через шесть месяцев после катастрофы я посетила Шри-Ланку, продвижение вперед остановилось: новые дома так и не были воздвигнуты, а лагеря для оставшихся без крыши людей уже походили не на временные убежища, а на городские барачные поселки для постоянного проживания бедняков.

Люди, желавшие оказывать помощь, жаловались на правительство Шри-Ланки, которое сковывает их действия на каждом шагу: сначала создает буферную зону, затем отказывается предоставить другие участки земли для застройки, а потом заказывает бесконечное количество исследований и генеральных планов иностранным экспертам. Правительственные бюрократы понимали, что все это время жертвы цунами живут в тесных лагерях, получая скудные пайки, слишком далеко от берега, чтобы снова приступить к рыбной ловле. Часто эту задержку объясняли волокитой и неумелым руководством, однако проблема имела более глубокие корни.

До цунами: провалившийся план

План по перекройке Шри-Ланки появился за два года до стихийного бедствия. Он родился с окончанием гражданской войны, когда все те же заинтересованные участники явились в Шри-Ланку, чтобы вместе открыть эту страну для мировой экономики, и среди них USAID, Всемирный банк и Азиатский банк развития. Все соглашались, что самое очевидное преимущество Шри-Ланки заключается именно в том, что страна из-за длительной войны осталась одним из немногих мест, не охваченных общим потоком глобализации. Эта маленькая страна сохранила удивительно много дикой природы: там были леопарды, обезьяны и тысячи диких слонов. Ее берега не осквернили небоскребы, а на горах стояли индуистские, буддистские и мусульманские святилища. И что всего прекраснее, восторгалось агентство USAID, «все это располагалось на небольшом пространстве размером с Западную Вирджинию»[1068].

По плану джунгли Шри-Ланки, которые давали надежное убежище вооруженным партизанам, надо было открыть для отважных экотуристов, которые будут кататься на слонах или смогут вообразить себя Тарзаном, перемещаясь по канатной дороге меж кронами деревьев, как это делают в Коста-Рике. Местные религии, за которые пролито столько крови, могут приспособиться к духовным запросам западных гостей: буддистские монахи откроют центры медитации, индуистские женщины будут показывать в отелях свои красочные танцы, а аюрведические медицинские заведения — снимать боли и недомогания.

Короче говоря, пусть в других странах Азии существуют потогонные предприятия, call-центры и лихорадка биржи; Шри-Ланка будет дожидаться момента, когда заправилам этой деятельности понадобится отдых. Именно из-за того, что радикальный капитализм позволил им накопить огромные богатства, деньги тут не будут проблемой; на них можно будет получить идеальное сочетание роскоши и дикой природы, приключений и чуткого обслуживания. По убеждению консультантов, будущее Шри-Ланки лежит в создании такой сети туристического бизнеса, какую создала Aman Resorts, недавно открывшая два удивительных отеля на южном побережье, где комната стоит до 800 долларов в сутки и в каждом номере есть глубокий бассейн.

Правительство США прониклось таким энтузиазмом относительно Шри-Ланки с ее потенциалом превратиться в туристическую страну наивысшего класса и со всеми богатыми возможностями для строителей и туристических фирм, что USAID запустило программу организации туризма Шри-Ланки и создало для ее продвижения влиятельную группу лоббистов в вашингтонском стиле. Она получает кредиты, чтобы увеличить средства на развитие туризма «от уровня менее 500 тысяч долларов в год до примерно 10 миллионов в год»[1069]. Тем временем американское посольство приступило к осуществлению Программы соревнования, которая на самом деле должна отстаивать экономические интересы США в Шри-Ланке. Директор программы, седой экономист Джон Варли, объяснил мне, что, по его мнению, Совет по туризму Шри-Ланки мыслит слишком мелко, мечтая привлечь один миллион туристов в год к концу десятилетия, добавив: «Я лично думаю, что они могли бы назвать цифру вдвое больше». Питер Харрольд, англичанин, осуществляющий на Шри-Ланке операции Всемирного банка, сказал: «Мне всегда кажется, что для сравнения нам стоит ориентироваться на Бали».

Нет сомнений, что первоклассный туризм — это быстро растущий рынок. Между 2001 и 2005 годами доходы роскошных отелей со средней ценой номера 405 долларов в сутки выросли на 70 процентов — очень неплохой показатель, если учесть спад активности после 11 сентября, войну в Ираке и взлет цен на топливо. Феноменальный рост в этом секторе во многом является побочным продуктом резкого неравенства, появившегося в результате повсеместной победы экономики чикагской школы. Каким бы ни было общее положение экономики, всегда найдется достаточно людей из элиты, состоящей из новых мультимиллионеров и миллиардеров, чтобы Уолл-стрит сочла эту группу «сверхпотребителями», способными постоянно поддерживать спрос на предметы роскоши. Аджей Капур, бывший руководитель нью-йоркской группы стратегий на рынке акций в Smith Barney (дочернего предприятия Citigroup), призывал своих клиентов вкладывать деньги в его «плутономическую корзину» акций, где представлены такие компании, как Bulgari, Porshe, Four Seasons и Sotheby's. «Если экономика богатых, как мы полагаем, будет процветать и дальше и если неравенство доходов сохранится и будет далее расти, с нашей "плутономической корзиной" также все будет в порядке»[1070].

Но чтобы Шри-Ланка могла сыграть свою роль в плутономике, необходимо было резко усовершенствовать некоторые вещи, причем в срочном порядке. Во-первых, чтобы создать здесь курорты для богатейших людей мира, правительству нужно было устранить барьеры, мешающие частному сектору владеть землей (около 80 процентов земли Шри-Ланки принадлежит государству)[1071]. Также стране нужны были «гибкие» законы о труде, чтобы инвесторы могли укомплектовать свои туристические заведения. И наконец, нужно было модернизировать инфраструктуру: построить автодороги и шикарные аэропорты, улучшить систему водоснабжения и электросеть. Но поскольку Шри-Ланка оказалась в долгах по причине закупки оружия, правительство страны не могло финансировать эти изменения из своих средств. Так начались обычные переговоры о сделке: Всемирный банк и МВФ дадут займы в ответ на создание экономических условий для приватизации и «партнерства государственного и частного секторов».

Все эти планы и условия были тщательно изложены в программе экономической шоковой терапии, одобренной местным представительством Всемирного банка, под названием «Реконструкция Шри-Ланки», которая была создана в начале 2003 года. Ее главным защитником в стране стал политик и предприниматель Мано Титтавелла, человек, который удивительно напоминает Ньюта Гингрича, как по виду, так и по образу мыслей[1072].

Как и все прочие программы шоковой терапии, «Реконструкция Шри-Ланки» требовала много жертв ради того, чтобы инициировать быстрый экономический рост. Миллионы людей должны покинуть свои родные деревни, чтобы освободить берега для туристов и земли для строительства отелей и шоссе. По программе, рыбной ловлей должны в основном заниматься большие траулеры из портов, а не деревянные лодочки, которые можно спустить на воду прямо с берега[1073]. И конечно, как это происходило в подобных обстоятельствах везде, от Буэнос-Айреса до Багдада, на государственных предприятиях должны произойти массовые увольнения, а стоимость работы основных служб должна возрасти.

Защитники программы столкнулись с одной проблемой: большинство жителей Шри-Ланки не верили в то, что эти жертвы окупятся. Это был уже 2003 год, и горячая вера в глобализацию уже давно начала иссякать, особенно после ужаса экономических кризисов в Азии. Наследие войны также было препятствием. Десятки тысяч жителей Шри-Ланки погибли в сражениях за «народ», «родину» и «территорию». Теперь же, когда наконец-то настал мир, самых бедных из них просят отдать свои крохотные клочки земли и их скромное имущество — огород, хижину, лодку, — чтобы Marriott или Hilton могли построить площадку для гольфа (и тогда жителей деревни ждет участь уличных торговцев в Коломбо). Это выглядело бесчестной сделкой, и население отреагировало на нее соответственно.

Программа «Реконструкция Шри-Ланки» сначала породила мощную волну забастовок и протестов, затем жители страны отвергли ее на избирательных участках. В апреле 2004 года население Шри-Ланки отказалось поддерживать иностранных экспертов и их местных партнеров и проголосовало за коалицию левоцентристов и марксистов, обещавших похоронить программу «Реконструкция Шри-Ланки»[1074]. На тот момент приватизация многих ключевых объектов, в том числе систем водоснабжения и электроэнергии, еще не завершилась, а проекты строительства автомагистралей были опротестованы в суде. Для тех, кто мечтал превратить страну в плутономический проект, это было крупной неудачей: они надеялись, что в 2004 году откроется новая приватизированная Шри-Ланка, привлекательная для инвесторов, теперь эти надежды рушились.

Через восемь месяцев после этих судьбоносных выборов на страну обрушилось цунами. Люди, которые горевали о гибели плана «Реконструкция Шри-Ланки», моментально оценили значение этого бедствия. Недавно избранному правительству понадобятся миллиарды от иностранных кредиторов на восстановление домов, дорог, школ и железнодорожных путей, разрушенных стихией, а эти кредиторы прекрасно знают, что в момент опустошительного кризиса даже самые ревностные сторонники экономической независимости внезапно становятся податливыми. Что же касается воинственно настроенных фермеров и рыбаков, которые ранее блокировали движение на шоссе и созывали большие митинги, чтобы воспротивиться попыткам очистить землю под проекты развития, — так у этих людей сейчас голова занята другими вещами.