Глава тринадцатая. Наместник Нижней Мезии Туллий Менофил (продолжение)

Наместник Нижней Мезии Туллий Менофил (продолжение)

Надо признать: выглядела Анастасия сногсшибательно. Одетая, накрашенная и завитая по последней римской моде, в дорогих шелках и украшениях, которыми не могла похвастаться ни одна знатная матрона Маркионополя. Даже у присутствовавших здесь дочерей самого наместника Туллия побрякушки были скромнее. Ничего удивительного. Наместник Туллий – очень богатый человек, но его богатства – это в основном вклады и недвижимость. Держать собственность в виде драгоценностей – типично разбойничий подход. Однако в данном случае эффект был достигнут. Более того, Леха Коршунов смотрелся ничуть не хуже своей жены (ее же стараниями) и намного респектабельнее своего командира. Черепанов, в своих парадных доспехах, выглядел рядом с расфранченным младшим кентурионом, как селезень рядом с павлином. Мысленно он сделал в памяти зарубку: использовать умения Лехиной подруги для повышения собственной респектабельности. Сразу видно: она понимает в этом толк. Было бы совсем неплохо предстать перед Корнелией (и прочей аристократией) не суровым солдатом, а изысканным вельможей.

– Благородный сенатор Туллий, позволь представить тебе, владыке важнейшей из римских провинций, моего друга и подчиненного, недавно повелевавшего дикими скифскими воинами, соревновавшимися в доблести с нашими легионами. Бывший рикс гревтунгов, а ныне кентурион моей когорты Алексий Виктор, прозванный Коршуном.

– Польщен столь высоким знакомством. – Коршунов приветствовал наместника, на римский лад прижав кулак к груди. – Но хочу уточнить: риксы, принцепс, не бывают бывшими. Бывший рикс – мертвый рикс. А я жив!

Сказано было на вполне приличной латыни. Правда, фразу эту Коршунову пришлось довольно долго репетировать. Как и следующую…

– А вот, достойнейший Туллий, моя супруга Анастасия Фока!

– Будь моим гостем, кентурион Алексий… – улыбнулся наместник. («Анастасия Фока… где‑то я уже слышал это имя», – подумал он). – Или ты предпочитаешь, чтобы тебя именовали риксом?

– Кентурион – лучше, – сказал Коршунов. – Я служу Риму… – Его словарный запас стремительно иссякал.

– Замечу: у тебя очаровательная жена, кентурион, – продолжал наместник. – Где я мог слышать твое имя, домна?

– Я родилась в Сирии, – ответила Анастасия. – Как и ты, благородный Туллий. Может, там?

– Анастасия Фока… – повторил наместник, будто пробуя имя на зуб.

Черепанов заметил, как напряглась женщина. Хотя на лице ее по‑прежнему сияла улыбка. Следовало вмешаться.

– Великолепные музыканты у тебя, владыка[64], – польстил наместнику Геннадий, хотя единственная здешняя музыка, в которой он разбирался, – это трубные звуки боевых флейт и буккин.

– О да!

Наместник посмотрел в сторону эстрады, где, возвышаясь над головами гостей, наяривал на лирах, барабанах и прочих инструментах праздничный оркестр. На первом плане изгибалась и перебирала стройными ножками темнокожая танцовщица в одежде из разноцветных лент. Вот ее голосок Черепанов послушал бы с удовольствием. Наедине. Кстати, почему бы и нет? Надо только намекнуть об этом ее хозяину…

Наместник удалился – приветствовать кого‑то длинного и лохматого, в сенаторской тоге. Философа из благородных, вероятно. А спустя четверть часа гостей пригласили к трапезе.

Черепанову и его спутникам было отведено почетное место: за одним столом с хозяином. Геннадию – поближе, Коршунову с Анастасией – подальше. Всего же столов было не менее дюжины.

– Вероятно, такой праздник обходится недешево, – заметил Черепанов.

– Естественно, – ответил наместник. – Но этот праздник оплачивает не городская казна, а вот он. – Сенатор кивнул на возлежавшего напротив верховного жреца бога Меркурия. Жрец уже накушался и задремал – у него был сегодня трудный день. – Расскажи, доблестный Геннадий, что происходит в армии? Они более не ропщут?

– Не могу тебе сказать касательно всей армии, но моим легионерам роптать некогда. Мой принцип прост: солдат должен быть сыт, обмундирован и постоянно занят делом. Разумеется, и жалованье он должен получать в срок. А если у солдата остаются силы роптать, значит, кентурион мало его гоняет. В моей когорте таких кентурионов нет. Да и во всей армии Максимина – тоже.

– Армии Максимина? – нахмурился наместник.

– Он ею командует. Разумеется, верность легионов принадлежит богоравному императору Александру.

– Так ли это? Император, насколько я слышал, не сомневается в верности своих азиатских легионов, а здесь…

– Здесь, владыка, дела обстоят так же! – отчеканил Черепанов. – Легионы преданы командующему, а командующий верен августам! Как и все мы.

Черепанов положил правую руку так, чтобы был заметен профиль императора на золотом перстне, украшавшем его безымянный палец. Перстень этот был вручен ему год назад самим Августом – в знак особого доверия. Носитель такого перстня мог лично обращаться к повелителю Рима.

Если наместник и мог прежде не обратить внимания на этот перстень, то теперь он заметил его наверняка.

– Надеюсь, ты прав, принцепс, – сказал Туллий Менофил. – Ведь ты один из немногих армейских командиров, пользующихся расположением и Фракийца, и Рима. И понимаешь, чье расположение важнее, не так ли?

– Я всего лишь принцепс, – дипломатично ответил подполковник. – И я понимаю (тут он понизил голос), что армия остается армией, даже если у нее вдруг появляется другой командующий.

Наместник положил в рот ломтик копченого угря, запил вином…

– Ты понимаешь меня, – сказал он. – В сенате многие считают: не дело ставить на важные должности неримлян. Но так считают не все. Империи нужна свежая кровь, чтобы вернулись времена Траяна и Юлия. Держись правильной стороны, принцепс, и мы обеспечим твою карьеру.

– Мы?

– Мы. – Наместник многозначительно коснулся алой полосы на своей тоге.

«Сенат», – сообразил Черепанов.

Свора заплывших жиром магнатов, отхвативших при нынешнем слабом императоре здоровенный кусок власти. Максимин у них – кость в горле. Они готовы на все, чтобы от него избавиться. Даже заигрывать с варваром‑принцепсом. А избавившись от фракийца, они выкинут Черепанова на свалку. И на его место посадят какого‑нибудь Магна или Метелла. Чужих в этом кругу используют, но внутрь не пускают.

– Ты так говоришь, – заметил Геннадий, вертя на пальце перстень с профилем императора. – А другие скажут: зачем покупать чужих лошадей, если у нас есть собственные! Я – новый человек…

– Иными словами – тебе нужны гарантии, – сказал наместник.

Черепанов не ожидал от него подобной прямоты.

– Ты читаешь мои мысли, благородный Туллий. Сейчас мое имя на слуху, но так будет не всегда. И недоброжелателей в Риме у меня предостаточно… особенно среди сенаторов.

– Я верю, что твоя слава будет только расти, принцепс, – возразил наместник. – Уже сейчас твоя известность конкурирует с известностью Капелиана… это имя тебе ничего не говорит, я вижу?

Черепанов кивнул.

– Капелиан командует мавританской конницей в Африке. И показал себя отличным военачальником. Кстати, когда Максимин был префектом лагерей в Сирии, Капелиан командовал там же вспомогательными войсками. Говорят, они с Фракийцем до сих пор переписываются. Если хочешь узнать о Капелиане подробнее, можешь расспросить о нем своего друга Антония Антонина, – усмехнулся Туллий Менофил. – Оба Гордиана, и старший и младший, Капелиана терпеть не могут. Капелиану очень не повезло, что отец и сын теперь правят в Карфагене.[65]Готов биться о заклад: стоит Капелиану разок ошибиться – и у мавров появится новый командир.

– Думаю, ты прав, – согласился Черепанов. – И слова твои очень поучительны: ведь и я не застрахован от ошибок, а мы говорили о гарантиях…

– Брак, – сказал наместник. – Вот средство для честолюбивого и талантливого человека войти в круг избранных. Хорошая партия – и твои сыновья тоже будут заседать в сенате. Но это должна быть римлянка, настоящая римлянка из хорошей семьи… возможно, мы еще вернемся к этому разговору, – добавил он многозначительно.

«А ведь у благородного Туллия целых три дочери, – подумал Черепанов. – Неужели он рассчитывает заполучить меня в зятья?»

Что ж, это хороший признак. Значит, рейтинг принцепса Черепанова достаточно высок. С другой стороны, стань он зятем наместника провинции, сенатора и т. д. – и карьера гарантирована. Правда, еще неизвестно, как к этому отнесется Максимин, а с мнением командующего Черепанову стоит считаться. Хотя Геннадий отдавал себе отчет: если предложение породниться поступит от другого сенатора, плевать тогда на то, понравится ли это Максимину.

– Мы еще поговорим об этом, Геннадий, – повторил наместник. – Ты ведь не женат, в отличие от рикса Алексия? Где же я все‑таки мог слышать имя его жены… – задумчиво проговорил Менофил. – Не связана ли с ней какая‑то история, ты не знаешь?

– Была одна история, – решился Черепанов. – Только ты вряд ли о ней слышал, ведь это произошло совсем недавно. В Томах. Не слышал?

Наместник покачал головой.

– У тамошнего эдила был приказ о ее задержании. Из твоей собственной канцелярии. Вероятно, кто‑то из твоих шпионов проведал, что у рикса Аласейи жена – гражданка Рима, донес об этом – и там решили на всякий случай разослать приказ о ее аресте. Ты об этом ничего не знаешь?

Наместник еще раз покачал головой.

– Этим занимается мой легат.

– Я так и предполагал. В общем, приказ пришел, и, когда жена рикса Алексия прибыла, эдил ее арестовал. Представь, – с улыбкой продолжал Черепанов, доверительно наклонившись к наместнику. – Этот честный служака понятия не имел, что рикс Аласейа стал кентурионом Алексием. Выполняя твой эдикт, он велит арестовать Анастасию и препроводить в тюрьму, словно воровку. А один из тамошних тюремщиков, какой‑то сластолюбивый вольноотпущенник, позволил себе покуситься на ее честь. К счастью, рядом оказался один из моих бывших легионеров – и не позволил свершиться беззаконию. Иначе, боюсь, кентурион Алексий снова стал бы риксом Аласейей, а этой осенью город Томы превратился бы в руины.

– А такое возможно? – обеспокоился наместник.

– Вполне. Друг мой Алексий! – Черепанов повысил голос. – Сколько у тебя людей по ту сторону Данубия?

– Шесть тысяч воинов под моей рукой! – выдал Коршунов заготовленную фразу. – Это не считая союзных мне сарматов. И еще пять тысяч – по ту сторону Понта. Думаю, многие из них готовы послужить Риму, – с важностью добавил он.

– Вот видишь, благородный Туллий. Из‑за старательности чиновника и похоти какого‑то глупого тюремщика могла случиться большая беда. Представляю, как опечалило бы такое известие нашего богоравного августа Александра, да продлятся дни его правления!

– Да уж! – буркнул наместник. – Этого тюремщика следует примерно наказать!

– Уже не нужно, – успокоил Черепанов. – Рикс собственноручно проткнул подлеца мечом.

– Как это? – оторопел наместник. – Просто зарезал?

– Вот именно. Просто зарезал. Я пояснил ему, что он теперь на службе Рима и пытать негодяя четыре дня, постепенно отрезая от него по кусочку, как следовало бы по их, варварским законам, у нас не положено.

– Убивать человека, даже последнего негодяя, без суда – тоже нехорошо, – заметил наместник. – Тем более служивого человека…

– Ты прав, благородный Туллий. Но я позволил ему это сделать еще и потому, что мне придется доложить об этом случае, а кентурион Алексий – на особом счету у Максимина. Представь, что было бы, если бы сам Максимин пожелал прибыть в Томы искать виновных… Ты же помнишь, что было в Новах,[66]когда там намеревались судить его кентуриона?

– Не будем портить праздник беседой на подобные темы, – холодно произнес Туллий. – Я выясню, что там произошло, и накажу виновных. Без моего ведома более никто не посмеет предъявить обвинение твоему кентуриону… и моему гостю. Закон есть закон, но богоравный август в Риме – выше закона. А здесь, в моей провинции, императора представляю я.