Глава 18. Но Диана не видела этого

Но Диана не видела этого.

К тому времени, как она подняла голову, ни следа нежности не осталось в его темных глазах. Губы сжались в суровую линию, лицо застыло в непроницаемой маске.

Он указал рукой на ручей, потом на Диану, потом потер ладонями длинные руки и грудь. Пантомима была предельно ясна. Он предлагал ей искупаться в ручье.

Диана фальшиво улыбнулась. Потом заговорила наимягчайшим, наидобрейшим тоном:

– Чудовище, я не стану купаться в твоем присутствии, даже если мне целый год придется оставаться немытой! – Продолжая улыбаться, она встала на ноги, посмотрела на индейца сверху вниз и добавила: – Уж поверь, никогда этого не будет – чтобы я сняла с себя одежду, а ты при этом ошивался где‑то поблизости!

Она повернулась и пошла к костру, надеясь, что он‑то захочет искупаться. Тогда Диана могла бы стащить его скудную одежду, вскочить на лошадь и ускакать, оставив его нагим и босым!

Но ничего подобного не произошло, и Диана ничуть этому не удивилась. Она и не предполагала всерьез, что дикое, первобытное существо интересуется чистотой тела.

Краснокожий поймал форель и зажарил ее на открытом пламени костра. Он лишь безразлично пожал плечами, когда Диана отказалась даже попробовать рыбу. Он уселся рядом с Дианой, скрестив ноги, и с аппетитом съел форель.

Затем с отсутствующим видом погладил живот, вздохнул и довольно потянулся. Диана сидела, внутренне сжавшись и стараясь сохранять такое же бесстрастное выражение, как у краснокожего.

Но не смогла скрыть интереса, когда дикарь снял с горла расшитую бусами ленту и тщательно, аккуратно разрезал ее на маленькие квадратики.

Наморщив лоб, Диана наблюдала за его действиями, гадая, что это еще за новое безумие. Индеец собрал все квадратики – кроме одного, завязал в оторванный рукав платья Дианы и засунул маленький узелок за набедренную повязку.

Он встал, оставив сверкающий яркими бусинами квадратик на траве. Подумав, что индеец просто не заметил его, Диана машинально потянулась к цветному кусочку, намереваясь отдать его краснокожему. Но когда ее пальцы коснулись расшитой кожи, ее руку осторожно, но твердо прижал к траве мягкий мокасин.

Диана резко вскинула голову.

Индеец стоял рядом, возвышаясь над ней, огромный и опасный. Его темные, таящие угрозу глаза пристально смотрели на нее. Она понятия не имела, чем вызвала его неудовольствие, но было очевидно, что это именно так. Он медленно качнул головой справа налево, потом убрал ногу.

Первым желанием Дианы было схватить проклятый пестрый квадратик и зашвырнуть его на середину ручья. Но она благоразумно воздержалась от этого. По каким‑то непонятным причинам этот бесполезный кусочек кожи и несколько бусин интересовали дикаря, имели для него какое‑то значение. Такое значение, что он не двинулся с места, пока Диана не выпустила из пальцев обрезок ленты. И продолжал стоять рядом, так близко, что его твердое обнаженное бедро находилось лишь в нескольких дюймах от лица Дианы.

Диана медленно отвела руку, не желая лишних неприятностей. Она могла лишь предположить, что странное упражнение по разрезанию ленты и сбору всех кусочков с оставлением одного из них на земле имеет отношение к каким‑то глупым первобытным ритуалам. Диана передернула плечами, сложила руки на груди и уставилась на противоположный берег ручья.

– Пожалуйста, если ты от этого станешь счастливым.

Индеец тут же отошел от нее. Делая вид, что ничуть не интересуется краснокожим, Диана украдкой бросила взгляд в его сторону. Он готовился к отъезду. В считанные минуты взнуздал и оседлал жеребца, приторочил к седлу попоны, наполнил флягу водой и повесил ее на переднюю луку седла.

Фиалковые глаза Дианы потемнели от искреннего любопытства, когда индеец встряхнул пару украденных кожаных ковбойских штанов‑передника, а потом надел их, завязав ремни вокруг стройной талии. Он ловко разгладил потрепанную кожу и застегнул пряжки у колен.

Диана, наблюдавшая за ним из‑под полуопущенных темных ресниц, нашла, что в таком наряде вид у индейца не слишком привлекательный. Но по крайней мере его ноги теперь были прикрыты, хотя бы спереди… однако эти штаны подчеркивали кое‑какие особенности мужской анатомии, не нуждавшиеся в данном случае в акцентах. Потому что индеец натянул штаны поверх набедренной повязки, и теперь его бедра и пах были слишком туго обтянуты.

Он казался в эту минуту подчеркнуто сексуальным бронзовым богом, тщеславно красующимся в солнечных лучах. Диану взволновала его первобытная мужественность. Она подумала, что перед ней подлое и жестокое существо… но не могла оторвать взгляд. А ведь он выглядел просто неприлично, особенно когда присел на корточки, широко раздвинув колени, и прикрепил к своим мокасинам отделанные серебром шпоры.

Диана почувствовала, как к ее лицу прилила краска. Она поспешно отвела взгляд и не смотрела в сторону индейца, пока он не встал и не направился в противоположную сторону. Тогда ей вдруг захотелось рассмеяться, потому что сзади индеец выглядел так, словно этот первобытный дикарь нарядился в шутовской костюм, дабы поиграть в какую‑то неприличную игру…

Диана вспыхнула до корней волос: предательское воображение нарисовало совсем уж странную картину… она увидела краснокожего в кожаных штанах‑переднике без набедренной повязки внизу…

Прежде чем Диана успела полностью совладать с собой, индеец вернулся с украденным стетсоном на голове, ведя оседланного жеребца. Он подошел совсем близко к Диане и протянул ей руку.

Но она, игнорируя и руку, и внимательный взгляд индейца, быстро вскочила на ноги. Индеец заткнул поводья за пояс штанов и положил руку на талию Дианы. Диана нервно оттолкнула его. Шагнув к коню, она взялась за переднюю луку седла и поставила ногу в стремя.

– Чудовище, – сказала она через плечо, – я больше не намерена ехать, сидя поперек седла, чтобы снова весь день поневоле таращиться на тебя. – Она легко вскочила на спину коня, перебросив через него длинную, стройную ногу, и села верхом, стыдливо подоткнув широкую пурпурную юбку вокруг коленей. – Меня тошнит от тебя, – сказала она, заправляя волосы за уши. – Ты просто дурак, если думаешь, что я могу забыть о том, кто ты. Ты животное! Не забуду! Можешь щеголять своим телом, сколько тебе захочется; для меня ты все равно останешься животным. – Она помолчала, посмотрела на него сверху вниз и улыбнулась: – Ну, Чудовище, готов?

На каменном лице краснокожего не дрогнула ни единая черточка. Он забросил поводья на шею жеребца и вскочил в седло позади Дианы. Сняв стетсон, он надел его на голову Дианы и немного помедлил. Диана знала, чего он ждет: что она сорвет шляпу с головы и швырнет ее на землю или нахлобучит ему на голову. Поэтому она не стала делать ни того ни другого. Она надвинула шляпу на лоб, втайне благодарная индейцу за то, что ей не придется весь день изнывать под жгучими лучами солнца.

Длинные руки быстро обхватили Диану. Индеец мягко коснулся шпорами боков коня, и они тронулись. Куда они ехали, Диана не знала.

Когда они миновали место своей ночной стоянки, Диана обернулась и посмотрела назад. На самом краешке скалы над узким ручьем сверкнула пара золотистых глаз; огромный горный лев присел, словно готовясь прыгнуть. Диана уставилась на кугуара, а кугуар – на нее.

Отвернувшись наконец, Диана подумала, что великолепное существо, сидящее высоко на скале, куда менее опасно, чем великолепный зверь, сидящий в седле за ее спиной.

Несколько часов подряд они ехали по узким тропам Берегового хребта Скалистых гор, поднимаясь все выше, оставляя позади широкие и прекрасные горные луга, стремительно несущиеся ручьи с кристально чистой водой. Они проезжали через густые сосновые и пихтовые леса. Все выше, к зубчатым вершинам. По широким склонам. Мимо узких опасных пропастей. Мимо гигантских неустойчивых обломков скал.

Диана понимала, что, пока они едут, ей не грозит непосредственная опасность, и почувствовала себя немного свободнее. Но зато долгое, утомительное путешествие давало ей время для размышлений. Она могла лишь гадать, что ждет ее впереди, но варианты будущего представлялись ей весьма ограниченными. Захватчик мог сделать ее своей женщиной, или подарить какому‑то другому дикарю, или обменять на нужные ему товары.

Или убить ее.

Сузившиеся фиалковые глаза Дианы посмотрели на сильные темные руки, обхватывающие ее, на красивые кисти, держащие поводья, на широкий серебряный браслет… Руки индейца постоянно двигались, направляя коня, и Диана принялась рассматривать бронзовые пальцы. Они были длинными и ровными, а ногти на них – чистыми, блестящими и коротко подстриженными.

Волосы на голове Дианы вдруг шевельнулись. Девушка живо вспомнила, как эти руки легли ей на горло. В длинных пальцах дикаря крылась такая сила, что он мог бы сломать шею Дианы, как хрупкую веточку…

По телу Дианы пробежала легкая дрожь.

Она заставила себя не думать о превратностях судьбы, Ей следует подумать о чем‑нибудь другом. Просто другом. Она вернулась мыслями к людям, которых любила. Полковник и бабуля Бакхэннан сейчас, безусловно, умирают от беспокойства о ней. И Кэт Техаска. И Коротышка, и бедняга Древний Глаз. Должно быть, вождь ютов теперь проклинает себя за все случившееся и винит себя, хотя вся вина на самом деле лежит на Диане. Благослови Господь старого добряка…

Малыш Чероки не заслужил особого места в мыслях Дианы. Если уж она и должна разделить с кем‑то свою вину, то немалая доля принадлежала Малышу. Ему не следовало избивать Чудовище и уводить его с гор. С другой стороны, Диана вполне могла рассчитывать, что Малыш возглавит ее поиски, и если ему хоть немного повезет, то, пожалуй, вовремя ее отыщет и спасет от дикаря.

Узкие плечи Дианы ссутулились. Она оставила место в Вашингтоне с тем, чтобы помочь своим дедушке и бабушке. А вместо этого лишь добавила им неприятностей. Ведь они сейчас не только тревожатся о ней, им нужно еще и подумать о своем шоу… Что‑что, а сплетни разлетаются быстро. И то, что звезда шоу полковника находится в плену у дикаря, может вызвать грандиозный скандал, что, безусловно, нанесет немалый финансовый ущерб труппе.

И Пауни Билл, наверное, тут же начнет кружить поблизости, как акула, почуявшая кровь.

Но вот день подошел к концу, они остановились на ночлег, и Диана вновь задумалась о сиюминутных проблемах.

Индеец разбил лагерь на северном склоне вздымающейся высоко в небо Лонгз‑Пик, вершины в четырнадцать тысяч футов, как раз под тем местом, где водопад Роаринг‑Форк рушился в озеро Чазм. Вода, катящаяся по скалам, беспрерывно гудела.

Ужин состоял из дочерна зажаренной на костре форели, пойманной в озере, но Диана уже настолько проголодалась, что нашла блюдо отличным. Когда пришло время укладываться спать, Диана испуганно напряглась. Неужели настал час, неужели ее ждут насилие и смерть? Вынужденная лечь рядом с индейцем, вплотную к его бронзовому телу, она тревожно вглядывалась во тьму, и, казалось, прошла целая вечность, пока она наконец невольно закрыла глаза и уснула.

Но в течение холодной горной ночи она не раз просыпалась, с трудом выходя из тяжелого забытья, и каждый раз видела устремленные на нее темные, пронзительные глаза. И каждый раз у нее перехватывало дыхание. Пугающее нечто, вроде сильных электрических разрядов, витало в воздухе между ними, и Диана замирала от страха.

Ее пугало выражение загадочных глаз индейца. Чего он ждет? Почему не насилует, не скальпирует, не убивает ее? Это было бы куда милосерднее терзающего душу ожидания!

Наконец настало утро. Диана порадовалась тому, что осталась жива и видит новый день. Поднялись они рано, когда снова отправились в путь, Диана заметила, что индеец оставил на траве еще один квадратик красной кожаной ленты.

Вскоре солнце поднялось в небо и залило все жаром, и прозрачный, разреженный воздух гор не мог смягчить его лучи. Диана поглубже натянула стетсон. Она ослабла, ей трудно было дышать.

Но индеец, кажется, прекрасно чувствовал себя на высоте. Он направлял коня все вверх и вверх и ни разу не проявил признаков неудовольствия.

И похоже, он отлично знал, куда ехал, хотя и ничуть не спешил попасть туда.

При других обстоятельствах изумительные, вызывающие благоговение горные пейзажи, безусловно, произвели бы на Диану огромное впечатление. Легкая сверкающая дымка брызг укрывала водопады на реке Колумбия. Сентябрьское солнце заставляло гореть огнем пики Скалистых гор над озером Спрэг. В глубокой тени горы Индеан‑Пик легкое кружево осеннего льда украшало берега озера Ред‑Рок.

Диана мельком видела круторогого горного барана и белохвостую лань, пронесшихся по цветущему лугу. Видела синюю пролеску и розовый мох и заросли остролистой индейской травы на высокогорных полянах. Она слышала тихий по‑осеннему говор воды реки Хидден‑Вэлли. И восхищалась осинами с дрожащими листьями, на которых светились капли воды после короткого дневного дождя.

Для остановки на ночь дикарь выбрал место у начала величественного Гранитного каньона. Едва они спешились, как последние отблески солнца исчезли на поверхности ручья Гласиер, срывающегося водопадом со скалы. И наступила тьма.

Когда был готов ужин, Диана села у костра напротив индейца. Она надеялась, что он слишком устал, чтобы караулить ее ночью. Сама она утомилась настолько, что едва сидела, но твердо решила дождаться, пока он заснет.

Они молча сидели у костра; луна медленно плыла по черному безоблачному небу. Поднялся холодный ветер, заставивший плясать оранжевые языки пламени.

Наконец Диана почувствовала, что ей просто не вынести больше спокойно взирающих на нее глаз индейца, в темной глубине которых отражались искры огня.

Она встала и побрела к берегу ручья. Она остановилась там, освещенная луной, зная, что темные, бездонные глаза по‑прежнему следят за ней. Она чувствовала их взгляд. Ей некуда было деться от этих глаз. Ей некуда было деться от индейца. Диана уныло покачала головой.

С того момента, как краснокожий похитил ее, она и умоляла, и ругалась, и плакала, и дралась, и тряслась от страха…

Но ничто не помогало.

Диана тяжело опустилась на траву, обхватила руками колени и глубоко, устало вздохнула. Ветер усилился.

Она сидела так в свете звезд, настолько ярком, что без труда могла различить оба берега ручья, она смотрела на усыпанное звездами небо и наконец в отчаянии, как ребенок, пробормотала вслух:

– Звездочка светлая, звездочка ранняя, та, что исполнит любое желание… мне бы хотелось…

– Мне бы хотелось, – перебил ее низкий, едва слышный голос, говорящий на безупречном английском, – мне бы хотелось, чтобы исполнилось то желание, которое я загадал этой ночью.