Шире, прямее, быстрее

Дошло это до меня только после обеда. Перед этим я проплыл метров триста в бассейне «Хершельбад», из‑за своих вечных проблем со спиной, и по пути домой с рынка увидел в дверях «Розенгартена» Джованни.

Я приветствовал его словами:

– Коллега вернуться? Мама миа – нет, соле мио – нет?

Но он сегодня был не расположен к нашей привычной игре – «немец беседует с гастарбайтером». Ему хотелось рассказать о своих родных в Радде и об их хозяйстве; при этом ему явно было гораздо легче говорить на нормальном немецком, чем на нашей тарабарщине. Потом он принес мой обед, и все опять было вкусно. Он сегодня с утра сам делал закупки на оптовом рынке и на бойне, так что шницель из телятины был сочным, а соус приготовлен из свежих помидоров и сдобрен свежим шалфеем. Эспрессо и самбуку он подал, не дожидаясь заказа.

– Вы считаете по‑итальянски? – спросил я Джованни, стоявшего у моего столика с ручкой и блокнотом и выписывавшего мне счет.

– Хотя хорошо говорю по‑немецки? Мне кажется, считают все на родном языке, как бы хорошо ни говорили на чужом. Хотя считать‑то как раз совсем не трудно.

Я вспомнил про американскую о‑пэр в семье Хопфенов. «Раз, два, три… пять… десять…» Она насчитала двадцать гномиков. На немецком. Несмотря на свой сильный американский акцент и на то, что не могла правильно склонять «господин доктор» и «мельница». Сын Бригиты, Ману, который долго прожил у своего отца в Бразилии, но уже давно говорит на приличном мангеймском диалекте, упорно считает по‑португальски, как бы я ни пытался склонить его к немецкому, когда помогаю ему делать уроки по математике. С другой стороны – Лея ведь считала не для себя, а для спорящих детей, чтобы доказать неправоту обоих.

Я решил взглянуть на нее. Но я не помнил, где оставил свою машину. У бассейна? На Марктплац? Дома? Печальное явление – когда приходится использовать чутье сыщика для компенсации собственного старческого склероза. Выручила этикетка на шампуне: он был куплен в аптекарском магазине в Неккарштадте. Я вспомнил, что после завтрака отвез Бригиту домой, на Макс‑Йозеф‑штрассе, купил там шампунь и пешком через мост Курпфальцбрюкке пошел в бассейн.

Я добрался до машины и поехал по автостраде в Гейдельберг, а потом вдоль Неккара до Эбербаха. Я не знал, что В37 вся ремонтируется, что ее хотят сделать шире, прямее и быстрее и что у Хиршхорна она даже пройдет сквозь гору. Может, она в один прекрасный день получит статус автострады? Может, в один прекрасный день вместо почтенных виадуков, по которым великий герцог провел над оденвальдскими ущельями железную дорогу, эти леса, горы и долины прорежет магнитная трасса? И клуб «Медитерране» в один прекрасный день приберет к рукам этот зачарованный уголок – комплекс старинных зданий, состоящий из гостиницы, охотничьего домика и давно закрытой фабрики? Таких зеленых деревьев и такого красного песчаника, как здесь, вдоль дороги из Кайльбаха в Отторфсцелль, нет больше нигде, а местное пиво на тенистой террасе – просто божественный нектар. Кто сказал, что после обеда обязательно нужно пить кофе со сладкими пирогами? Я пил пиво, ел венский шницель и салат, политый свежеприготовленным соусом, а не соусом из бутылки, и щурился на солнце, которое пробивалось сквозь густую завесу листвы.

В Аморбахе я наткнулся у Марктплаца на клинику доктора Хопфена, а один из его пациентов объяснил мне, как проехать к его дому.

– У вокзала направо, через железнодорожные пути и – вверх, к отелю «Франкепберг». Вы увидите указатель «Заммерберг» – вот туда и езжайте. Последний дом слева, напротив въезда в отель.

Вскарабкавшись на гору по узкой крутой улочке и развернувшись напротив отеля, я увидел, как перед домом Хопфена какая‑то девочка открыла ворота, выпустила «ровер», вновь закрыла их и тоже села в машину. На заднем сиденье барахтались еще двое детей. За рулем была женщина. Мотор несколько раз глохнул. Я тем временем осмотрелся. Фруктовые деревья на склоне, склад строительных материалов в долине, а за железнодорожными путями – аморбахская церковь с двумя башенками‑луковицами. Потом я поехал за ними вниз, в город. Перед монастырем, где яблоку было негде упасть от машин туристов, к счастью, нашлось два местечка – для «ровера» и моего «кадета».

Я пошел пешком за женщиной и детьми в сторону Марктплац. В тот момент у меня еще были сомнения. Но когда они вошли в клинику, а через какое‑то время вышли из нее и я увидел ее в фас, мои сомнения рассеялись: это была Лео. Пергидрольная блондинка в розовых солнцезащитных очках, мужской клетчатой рубахе и джинсах. Все, что можно было сделать для перевоплощения в о‑пэр из Америки, она сделала. Я отправился за ними дальше. Они зашли в мясную лавку, потом в сырную. А пока детей стригли в парикмахерской, Лео изучала полки в книжном магазине напротив. Перед тем как сесть в машину и поехать домой, они заглянули в церковь с башенками. Я тоже вошел внутрь, с удовольствием полюбовался светлым, просторным интерьером и порадовался звукам органа, на котором как раз упражнялся органист. Утыканный стрелами святой Себастьян тут же представал объектом заботливого ухода Ирины. Лео с детьми устроилась в последнем ряду. Девочка с любопытством смотрела по сторонам, а мальчишки щелкали пузырями из жевательной резинки. Лео стояла на коленях; опершись локтями на спинку скамьи и положив на ладони подбородок, она застывшим взглядом смотрела в пустоту.