Часть четвертая 4 page

Кроме документов и нескольких коммуникаторов на столе находился только неподвижный снимок в простой деревянной рамке, на котором улыбались женщина и двое детей, все трое немного полные, милые и радушные. Буссэ заметил, что Фурд разглядывает фотографию, но возражать не стал.

– Коммандер, вы когда‑нибудь видели людей после действительно серьезной драки?

– О нет, полковник, никогда. Когда мы заходим в порт, то нас всегда встречают с распростертыми объятиями.

– Обычно, – невозмутимо продолжил Буссэ, – последствия драк здесь, в Блентпорте, довольно неприглядны. Разбитые головы, сломанные кости; кровь, вышибленные зубы; люди, избитые с головы до ног, с наибольшими потерями в области, находящейся на равном расстоянии от этих точек.

Фурд начал улыбаться в тот момент, когда полковник перестал.

– Но не в этот раз, коммандер. Я только что нанес визит некоторым морякам из флота Гора, которые участвовали в инциденте с вашими людьми. Они все серьезно пострадали, а один находится в крайне тяжелом состоянии. Возможно, вам об этом известно. И, разумеется, я этого ожидал. Но я совсем не ожидал того, как их избили. Людей аккуратно изувечили, чисто, намеренно и с патологической жестокостью; более того, совершенно неадекватно ситуации. – Он перевел взгляд с Фурда на Тахла. – Такое ощущение, словно их атаковали вы, если не обращать внимание на жестокость и несоразмерность.

Необычно, но шахранина застали врасплох. Он дипломатично погрузился в созерцание панели индикаторов на стене: девятнадцать огоньков, по одному на каждую площадку.

– Или же как будто, – продолжил Буссэ, – «Вера» уже прилетела сюда, замаскировавшись под двух членов вашей команды. Вот так выглядели эти ранения.

В Блентпорте стояло шестнадцать кораблей, на пульте горели красным шестнадцать лампочек, включая девятую площадку, где располагался «Чарльз Мэнсон».

– Я сожалею о том, что это произошло, полковник. Но это происходит всегда.

Тахл увидел, как Буссэ и Фурд взглянули друг на друга, замолчав на какое‑то время. Наконец полковник отвел глаза. Открыл коммуникатор, сказал: «Подтверждаю. Приступайте немедленно», щелчком закрыл его и ответил Фурду:

– Я только что привел в действие несколько планов, коммандер.

Тот не успел ничего произнести, когда заметил, что одна из красных лампочек на панели погасла; небольшой корабль взлетел с малой площадки. Фурд проследил за тем, как тот поднимается, бесшумно и вертикально.

Коммуникатор коммандера зажужжал.

– Лучше ответьте. Это связано с моим звонком.

Фурд подчинился.

– Коммандер, это Кир. Нам только что поступило сообщение от командования гарнизона с приказами, которые, по их словам, вы санкционировали.

– Какие приказы?

– Приготовиться к вашем приезду в течение тридцати минут, а также приготовиться, если понадобится, моментально перейти к режиму вооруженной защиты. Вы подтверждаете эти распоряжения?

Даже Тахл более не мог изображать вежливую заинтересованность приборами. При нападении к вооруженной защите прибегали в самом крайнем случае, так как она делала приземлившееся судно полностью непроницаемым и совершенно неподвижным. Насколько знал Фурд, такие меры никогда не использовались кораблями Содружества в портах Содружества, даже «аутсайдерами».

Он быстро взглянул на Буссэ.

– Да, подтверждаю.

– Надеюсь, Буссэ знает, что делает, коммандер.

– Я сейчас с ним, – сухо ответил Фурд, – и полагаю, что знает.

Он медленно, с расстановкой закрыл коммуникатор. Вдалеке взмыл с площадки еще один корабль, погас еще один индикатор. В этот раз на взлет отправился огромный крейсер класса 097. Первые несколько сотен метров он шел на бесшумном магнитном движке; потом включились атмосферные ускорители, оставляя на серой доске неба многочисленные следы, похожие на царапины от гигантских ногтей. Сопровождавший полет скрежет вполне соответствовал картине. Фурд подождал, пока шум стихнет.

– Вооруженная защита, полковник?

– Возможно, дело дойдет и до нее. А может, не дойдет. Трудно сказать… Прошу меня извинить. – Он открыл один из коммуникаторов на столе и, не включая изображения, произнес: – Он уже тут, начинайте передачу… Хочу, чтобы он сам все увидел. Спасибо. – Буссэ активировал экран и развернул его к Фурду, на лице которого не отражалось совершенно никаких эмоций.

– Полагаю, сигнал идет с одного из ваших дронов?

– Да, над девятой площадкой сейчас парят четыре.

Тахл тоже ничем не выдал волнения, но только потому, что физически не мог иначе. Когда же он увидел свой корабль – изящный серебряный треугольник в шестьсот футов длиной, – то почувствовал всплеск эмоций, которым не нашел точного определения. Иногда шахранину казалось, что больше он никогда не взойдет на борт «Чарльза Мэнсона». Голос Фурда вырвал его из размышлений:

– Кто эти люди, которые собрались около площадки?

– По большей части гражданское население Блентпорта. Команды с кораблей флота, а также внушительный отряд моих собственных войск.

Словно по сигналу, экран коммуникатора потух. Буссэ не стал включать его снова.

– Вот так. Пока ничего не произошло, но случиться может что угодно. А я, пожалуй, последний человек в Блентпорте, который готов хоть что‑то предпринять по этому поводу.

– Вы сказали, что сможете доставить меня на корабль. Как?

– Пару часов назад, коммандер, я отправил отряд очистить девятую площадку.

– И?

– Как я уже говорил, они все еще там, в толпе. Доложили, что атмосфера слишком накалена для резких действий. Потом сообщили, что предпочли бы остаться, смешаться с толпой, сдержать возможные беспорядки, если, конечно, я не прикажу им отойти. И я все понял. – Он замолчал, а потом тихо засмеялся. – Они стали похожи на тех, кого должны были разогнать. Большую часть моего гарнизона перебросили в горы, мне совершенно непонятно, как провести вас через эту орду, особенно если вы по‑прежнему хотите ехать в коляске, и в самую последнюю очередь я бы хотел говорить о мятеже, даже намеком. – Он снова засмеялся. – Вполне возможно, вы уже защищаете нас от «Веры», коммандер, ведь каждую минуту, пока ваш корабль здесь, Блентпорт становится для Нее все менее привлекательной целью.

Фурд не видел, как Тахл незаметно улыбнулся, и подумал: «А мне нравится, как Буссэ искоса смотрит на мир. Смитсон был прав. Он обычно всегда прав».

Над головой проревел еще один корабль. Погас еще один индикатор.

– Я попытался разрядить ситуацию и ускорил отправку кораблей, оставшихся в порту, некоторые ушли до завершения переоснащения, но осталось еще много. Я на ваших глазах сделал звонок и привел в действие план, по которому мы должны доставить вас – да, и вашу коляску – к кораблю на площадку номер девять и помочь вам подняться на борт в безопасности. Я возглавлю эскорт солдат гарнизона, которые еще не уехали в горы.

– И как вы намереваетесь доставить нас на борт?

– Если я вам расскажу, то вы сочтете мой план смешным, а времени на споры нет. Считайте его последним шансом. Просто подчиняйтесь, чтобы ни случилось.

Фурд обдумал слова Смитсона, прибавил к ним собственные впечатления и сказал:

– Хорошо, полковник. И благодарю вас.

– Еще одно, до того как мы отправимся в путь, коммандер. Когда мы доберемся до девятой площадки, вы можете поставить под сомнение мое решение, а потому помните следующее. Я полагаю неизбежным то, что прежде, чем мы доставим вас на корабль, погибнет солдат из моего гарнизона. И, вполне возможно, не один.

Только Другие Люди относились к Фурду плохо. Никто не отказывался сотрудничать с ним (более того, по своей воле некоторые даже упорно пытались навязаться ему в друзья), но всегда существовали Другие Люди. С ними приходилось считаться. Другие Люди цеплялись за предрассудки, лелеяли насквозь прогнившие предубеждения – короче говоря, ненавидели его – и цокали языком на тех, кто иначе стаей прилетел бы приветствовать команду «аутсайдера». Этих самых Других Людей раздражала даже форма корабля, так как она не походила на обычную: была слишком простой, без морщин, наростов или торчащих наружу энергоустановок.

Другие Люди существовали везде. И они, чуть спросишь, цитировали своих знакомых, а те, в свою очередь, ссылались на кого‑то еще, а потому, когда «Чарльз Мэнсон» прибывал на очередную планету и Фурду приходилось покидать корабль и иметь дело с тем, что Другие Люди называли реальным миром, коммандер постоянно оказывался в череде тенистых приемных, где, стоило ему войти, замолкали все разговоры и возобновлялись, лишь когда он выходил за дверь. В каждой такой приемной всегда находились Другие Люди, те, кто по‑настоящему его ненавидел, и они вечно исчезали за минуту до появления коммандера, оставляя за собой еще теплое кресло, недопитый бокал или какую‑нибудь надпись, намалеванную на стене. Фурд понимал, что многие действительно так думают. Знал, что в его отсутствие они повернутся друг к другу и расскажут о том, как этих вот, с «аутсайдера», не выносят какие‑то Другие Люди.

Когда он и Тахл вышли из караульной и приблизились к коляске, ту со всех сторон окружало оружие. Шесть пулеметов среднего калибра смотрели на кузов повозки с двух трехтурельных шестиколесников, которые сопровождали Фурда от внешнего периметра; изящные автоматические пушки невозмутимо следили за любым движением с вершины внутреннего ограждения; а тяжелый калибр погрузили на десять огромных двенадцатигусеничников, те должны были обеспечить безопасность Фурда на последних милях до девятой площадки. Там, похоже, собралось чуть ли не все население Блентпорта, дабы посмотреть, как коммандер взойдет на борт «Чарльза Мэнсона». Или попытается взойти.

Снаружи из громкоговорителя донесся первый сигнал, и три, а то и четыре сотни солдат словно выпрыгнули из‑под земли и молчаливо засуетились вокруг техники. После второго они исчезли, как будто их засосало внутрь машин. А по третьему начали открываться внутренние ворота, большая сетка из перекладин и рабицы около тридцати футов в ширину, и это отняло немало времени. Загорелся знак «ПРОЕЗД РАЗРЕШЕН», кнут возницы развернулся, сплюнул в тяжелом воздухе, и химеры, виляя из стороны в сторону массивными серыми задами, резко бросились вперед, поначалу безуспешно метнулись влево, вправо, а потом с неохотой провезли коляску через ворота. Десять двенадцатигусеничников незамедлительно сгрудились вокруг – два спереди, по три с каждой стороны, два сзади, – словно изолируя инфекцию, проникшую в рану; а потом кавалькада – она походила на дворнягу в окружении десяти слонов – двинулась по широкой длинной дороге, ведущей к посадочным площадкам и сердцу Блентпорта. Те же медленные механизмы, которые подняли ворота, с оглушительным грохотом захлопнули их, и огромная безмолвная стая безголосых белых птиц рассыпавшейся пудрой взметнулась с травы и тут же села вновь.

Автоматические пушки на изгибе ограждения, тянущегося на сотни футов по обе стороны от ворот, пристально следили за процессией, поводя в воздухе стволами по идеально откалиброванным траекториям, даже когда та удалилась на порядочное расстояние; но десять минут спустя Буссэ дал сигнал с ведущего транспорта в караулку, что «ВЪЕЗД НА ТЕРРИТОРИЮ ПОСАДОЧНОЙ ПЛОЩАДКИ РАЗРЕШЕН», и они отвернулись прочь, позабыв о Фурде навсегда.

– Площадка девятнадцать, – объявил Буссэ по коммуникатору Фурда, хотя это было совершенно излишне, кавалькада и так проезжала через перекресток с огромным знаком «ПЛОЩАДКА 19». – Одна из удаленных малых площадок. До вашего корабля около пятнадцати минут, если мы никого не встретим по пути.

– Похоже, уже встретили, – ответил Фурд, имея в виду дрон, который следовал за ними, бесшумно паря в сотне футов над землей, его манипуляторы висели под днищем выпущенными кишками.

Буссэ не ответил, и коммандер попытался перекричать шум машин вокруг:

– Этот дрон подчиняется вам?

– Да, коммандер. Настолько же, насколько этот эскорт.

Слева от них раскинулась посадочная площадка 19. Утопленную в земле решетку из бетона и металла около тысячи футов в длину и четырехсот в ширину пересекали навесные мостики и окружали антигравитационные генераторы; их установили в травянистых склонах, плавно спускавшихся к ее поверхности. Вокруг вздымались мачтовые краны и грузоподъемники, подобно сборищу хирургов, склонившихся над операционным столом. Площадку окружала широкая, окаймленная деревьями дорога, вдоль которой громоздились низенькие здания, по большей части инженерного толка. Остальные службы размещались под землей. Площадка была маленькой, а потому могла оснастить корабль размером с малый крейсер, может, класса 079 или 080, но не больше.

Сейчас тут почти ничего не было. Ни корабля, ни людей – лишь несколько человек торчали у окон и что‑то говорили в коммуникаторы, пока мимо проезжала коляска с эскортом.

На площадке 14 стоял легкий крейсер класса 047. Дорога шла в гору, и, когда процессия взобралась наверх, Фурд оглянулся. Площадку полностью очистили, только заостренный плоский корпус корабля сиял лезвием метательного ножа, и коммандер все понял еще до того, как взревели стартовые сирены, а Буссэ принялся орать в коммуникатор, отдавая приказы занять укрытие.

– Полковник, вы хотите сказать, что нам надо спрятаться под коляской?

– Я хочу сказать, что этот корабль сейчас взлетит и я понятия не имею, что случится потом.

– А разве у вас уже не должны появиться какие‑то соображения на этот счет?

Буссэ оборвал связь.

Снаружи стартовая сирена поднялась на полтона, а машины эскорта сомкнулись защитным кругом вокруг повозки. Ту трясло, так как химеры испугались и панически дергались в разные стороны. Два дрона взлетели выше и переместились дальше по обе стороны дороги.

– Коммандер, – начал Тахл, – возможно, нам следует…

– Нет времени. Это всего лишь «ноль‑четыре‑семь», но если он действительно решит атаковать, нам конец. Даже сотня машин его не остановит.

Но Фурд уже понял, что собирается делать корабль. Коммандер откинулся назад и стал наблюдать, как тот бесшумно, безупречно поднимается в воздух на магнитных двигателях для маневров в атмосфере и направляется к ним. Эскорт – не столь бесшумно, но так же безупречно – сомкнул круг обороны вокруг повозки. Несмотря на размеры, бронетехника походила на игрушечные модельки, расставленные на дороге гигантской невидимой рукой – рукой, что сейчас вернулась, сжимая в кулаке серебряный нож. Корабль подлетел ближе.

Он остановился лишь однажды. Когда пыль и выхлопные газы, поднятые двигателями, стали оседать, в тишине, разрываемой все более громким криком химер, корабль медленно, намеренно пролетел меньше чем в тридцати футах над ними. Всего лишь 047, но его длинный плоский корпус казался бескрайним. Животные ревели, но не из страха, а от ярости на неправильность этого бесшумного полета. Ни дуновения, ни звука, словно над ними, скользя, открывалась бесконечная створка серебряного люка, и процесс было не остановить.

Позже Фурд узнал, что именно на этом корабле служили трое раненых.

Коммандер запомнил 047 лучше, чем события, предшествовавшие взлету «Чарльза Мэнсона» с девятой площадки, но не потому, что оказался прав относительно намерений крейсера. То был всего лишь символический жест, реально напасть они не могли, но он доказывал нечто такое, что Фурд понимал разумом, но никогда не видел вживую.

Всего лишь 047, но коммандер не преувеличивал, когда говорил, что даже сотня машин эскорта его не остановит; тем не менее даже тысяча таких кораблей не смогла бы справиться с «аутсайдером». Разные порядки величин. Фурд сидел в раскачивающейся повозке, в тени нескончаемого крейсера, и размышлял о них.

047 наконец пролетел мимо, еще пару сотен футов выдержал прежнюю высоту, а потом взмыл в серое небо; он мог уйти вверх прямо с площадки, но символ есть символ. Фурд открыл коммуникатор и тоже совершил крайне нехарактерный для себя поступок.

– Полковник Буссэ?

– Да, да, я знаю, вы были правы, он не напал.

– Я должен перед вами извиниться. Мы оба знали, что он не станет нападать, но вы командовали эскортом, а я – нет. Только один из нас мог позволить себе умничать и полагаться на предположения. Простите меня.

– Благодарю вас, коммандер, вы крайне любезны. Но мы ничего не сделали. Все еще впереди.

Порядки величин, подумал Фурд. Сила 047 затмила мощь эскорта, как валун – горсть гальки. Но за этой демонстрацией возвышался еще больший масштаб: рядом с «Чарльзом Мэнсоном» крейсер потерялся бы, как камень в тени горы.

И еще была «Вера». А вера – Фурд вспомнил о том, что вбивали в него священники из приюта, – могла двигать горы.

Девятая площадка распростерлась внизу, и Фурд впервые за последние два дня увидел свой корабль, чьи очертания уже давно превратились для него во всегда узнаваемый символ. Тот стоял на каждом перекрестке дорожной карты, созданной течением жизни коммандера; сплетал линии, которые у других людей соединялись знаками дома, семьи или друзей, а потому Фурд какое‑то время смотрел только на корабль и не замечал ничего из того, что происходило вокруг.

Девятая площадка была переполнена до отказа. Ремонтную, обслуживающую и грузовую технику, согнанную сюда со всего Блентпорта, просто бросили там, где она стояла, когда работы завершились. То ли пять, то ли шесть тысяч человек сидели, стояли или ходили по площадке и вокруг нее. Когда Суонн поставил «Чарльза Мэнсона» вне очереди и до дальнейшего распоряжения отменил переоснащение других кораблей, люди стали не спеша собираться рядом с «аутсайдером», но процесс пошел быстрее, как только поползли слухи о происшествиях прошлой ночью и этим утром. В основном тут находились рабочие Блентпорта да офицеры и матросы с кораблей Флота, но тут и там в толпе виднелась сине‑серая униформа войск местного гарнизона, солдат было по меньшей мере человек триста. Похоже, подразделение, высланное Буссэ, не то чтобы открыто взбунтовалось, но отказалось уйти, когда им приказали.

Офицеры, члены экипажей, рабочие, солдаты – все они могли обернуться как друг против друга, так и против «Чарльза Мэнсона», настолько переменчивы здесь были побуждения. Над площадкой стоял рокот, выражавший воцарившуюся неопределенность. Казалось, она одновременно не позволяла проявиться открытой враждебности, но давала повод выйти далеко за пределы обычной агрессивности.

А в середине толпы возвышался «Чарльз Мэнсон». Прекрасный, с точеными серебряными очертаниями, тысячи шестисот футов в длину, он от кормы шириной триста футов, где выпирали наружу главные двигатели, сужался до заостренного носа, о который можно было уколоть палец. Материальный, конкретный и бросающийся в глаза, корабль походил на существительное, а россыпь людей и машин вокруг – на предлоги.

– Скоро все закончится, – раздался из коммуникатора голос Буссэ. В нем чувствовалось то ли напряжение, то ли усталость, а может, Фурду всего лишь показалось.

Конвой добрался до поворота, ведущего к девятой площадке, и остановился. Одна за другой машины сбавляли обороты двигателей. Когда шум затих, ему на смену пришел гул – говорили собравшиеся вокруг люди. Звук был неразборчивым, столь же неразборчивым, как и причины, породившие его.

Два дрона, тенью следовавшие за конвоем с тех пор, как процессия миновала внутренние ворота, отлетели в сторону и присоединились к остальным пяти – уже не четырем, заметил Фурд, а пяти, – парившим прямо над «Чарльзом Мэнсоном». С какой целью и по чьему приказу они действовали, коммандер даже не представлял.

– Я тоже не в курсе, – ответил Буссэ, когда Фурд спросил его, – а потому забудьте о них. Сейчас они значения не имеют.

Большинство людей на площадке и травянистых склонах вокруг нее встали и теперь смотрели то на конвой, то на корабль. Шум от голосов поднялся где‑то на полтона. Понять, что чувствовала толпа, было невозможно, она окружала все вокруг, непроницаемая, как и «Чарльз Мэнсон». Тот стоял тихо и спокойно, но каждый люк и отверстие в его корпусе были наглухо задраены.

Двигатели машин конвоя с грохотом взревели, и процессия двинулась по дороге.

На вооружении «Чарльза Мэнсона» состояло множество ракет всех размеров, форм и конструкций. Последние пятьдесят, включая две странные, собранные по указаниям Фурда, доставили этим утром. Тягач, перевозивший их, бросили там, где подъездная дорога выходила на площадку. Поэтому конвой, вместо того чтобы эффектно въехать прямо на забитую народом арену, застрял у входа. Из машин, грохоча сапогами, отдавая честь и выкрикивая приказы, изверглись солдаты, которые быстро выставили оцепление вдоль дороги, сдерживая толпу. Капрал подбежал к грузовику, похоже, намереваясь отогнать его в сторону. Он поднялся по лестнице, висящей вдоль громадного борта машины, и исчез в кабине. Наступила пауза.

– Чего ты там копаешься? – крикнул один из сержантов Буссэ.

– Эта штука не сообщает мне стартовых кодов.

Из скромных размеров группы, собравшейся около въезда на площадку, раздался еле слышный смех. Откровенно хохотать народ стал, когда сержант схватил громкоговоритель и потребовал, чтобы «водитель этого транспортного средства срочно вышел вперед». Веселье чуть поутихло, когда, быстро посовещавшись, отряд нашел человека, который знал, как обойти стартовые коды ракетных грузовиков, и он в свою очередь взобрался в кабину. Спустя минуту тягач взревел, громадина двинулась вперед, но тут же врезалась в маленького робота‑сварщика, протащив его несколько футов по дороге, в коротком всплеске рефлекторной жизни тот принялся гладить бока грузовика в поисках зазоров между пластинами обшивки. Люди стали хохотать пуще прежнего, смех подхватили те, кто столпился чуть ли не у самого корабля. «Умно, – подумал Фурд, – и совершенно неожиданно. Но слишком большой риск, да и недолго это продлится».

Фиаско продолжалось. Восемь из десяти машин конвоя рванули вперед и выстроились большим полукругом там, где кончалась подъездная дорога, не впуская внутрь никого, кроме коляски и оставшихся двух автомобилей. Наконец повозка, гремя колесами, вкатилась на девятую площадку, и в тот же момент полукруг сомкнулся, эскорт повторил маневр, который они проделали еще у внутренних ворот.

На въезде собралась совсем маленькая толпа; большинство людей находилось на самой площадке. Те, кто стоял поблизости, завидев коляску, а возможно, заметив Фурда или Тахла, ушли в сторону. Из машин конвоя тут же посыпались солдаты, отгоняя зевак еще дальше; пока военных было больше. Конвой, сохраняя построение, поехал в сторону «Чарльза Мэнсона», находившегося в центре. Бойцам пришлось маршировать следом. Сначала с шага они перешли на рысь, потом на медленный бег, а затем на форменный спринт. «Не пережми, – безмолвно молил Фурд Буссэ. – Нужно настоящее головотяпство, а не комедия».

Впрочем, бежать долго не пришлось. Примерно через пятьдесят метров конвой наткнулся еще на одну кучу оставленных машин, вокруг и среди которых сидели или стояли люди, ожидая, когда их выпроводят. Конвой остановился. Солдаты нагнали процессию, а так как им отдали приказ держать любопытных подальше, то они тут же всех разогнали. К сожалению, никто не спросил у собравшихся, нет ли среди них водителей брошенной техники. После спешного совещания было решено оттащить ее в сторону.

Разумеется, главным препятствием стал очередной тягач. Этот, правда, оказался меньше предыдущего, а его тормоза недолго сопротивлялись тяге двух двенадцатиколесников: он поддался совершенно неожиданно, покатился в сторону и врезался в пожарную машину. Та покачнулась, завалилась набок и взорвалась.

Затрезвонила сирена. Фурд смотрел на колонну черного маслянистого дыма, взбирающуюся в небо медленно и целеустремленно, словно она была сделана из кирпичей, которые прямо сейчас клали друг на друга невидимые строители. Коммандер начал думать, что Буссэ все‑таки пережал. Но в автомобилях конвоя везли полную противопожарную экипировку, солдаты быстро окружили грузовик и за несколько секунд пеной потушили огонь. Дымный столб, неожиданно лишившись источника, еще какое‑то время парил в воздухе, напоминая восклицательный знак без точки, а потом неторопливо исчез. Из толпы послышался смех, правда, уже не такой громкий: многие обратили внимание на скорость и точность, с какими бойцы разобрались с пожаром, так не походившие на неповоротливость, с которой они въехали на площадку.

Конвой двинулся вперед, за ним тянулась цепочка из отставших солдат, он напоминал недавно выпоротого шута, волочащего за собой мочевой пузырь свиньи, он, шатаясь, перебирался от одного фиаско к другому, прокладывал просеку из помятых, искореженных, обожженных и перевернутых машин. Он то пробивался сквозь толпу, то огибал ее, путь напоминал затейливый лабиринт диагоналей и завитков, он ехал с неуклюжей торжественностью, казалось, только растущей от насмешек, сыплющихся со всех сторон, но, чтобы ни случилось, с каждым маневром все ближе подбирался к «Чарльзу Мэнсону». Фурд несколько раз хотел позвонить Буссэ, поздравить, но не стал; эффективность задумки могла скоро выдохнуться, и, скорее всего, сейчас полковник упорно пытался вычислить, насколько далеко сможет их завести его план. И что делать, когда все планы рухнут.

Когда люди увидели, что конвой приближается к «Чарльзу Мэнсону», они стали подходить от краев площадки к центру, где стоял корабль. Эскорту осталось до «аутсайдера» всего пятьдесят метров, но там уже собралось несколько сотен человек. Пока особой враждебности никто не выказывал, некоторые по‑прежнему смеялись.

Конвой замер. Последовала небольшая пауза, а шесть дронов, парящих наверху, резко снизились, их крюки и манипуляторы висели в нескольких метрах от надфюзеляжного гаргрота корабля. Впечатление было такое, словно люди не сами шли к нему, а «Чарльз Мэнсон» притягивал их невидимыми нитями, как будто вытаскивал рыбу из воды. Впечатление осталось, даже когда хрупкая атмосфера, созданная Буссэ, начала развеиваться, и из толпы послышались раздраженные голоса.

Пока отряды полковника в последний раз изливались из машин конвоя, расчищая проход к «аутсайдеру», Фурд даже не взглянул на свой корабль. Он смотрел на тяжело вооруженные фигуры, мелькавшие перед окнами повозки, и понимал: в этот раз все иначе, так как напряжение было взаимным. Уже пошли отдельные стычки, но они быстро распространялись и грозили в ближайшие секунды вылиться в полномасштабный бунт. В пятидесяти метрах от корабля план Буссэ выдохся.

Кто‑то несколько раз выстрелил в воздух, толпа отступила. Конвой тут же разорвал круг и двинулся вперед, к «Чарльзу Мэнсону», и в этот раз было заметно, насколько легко он избегает столкновений с людьми или машинами. Фурд указал военным место, где располагался шлюз, хотя снаружи оно ничем не выделялось на поверхности корабля.

«Аутсайдер», по сравнению с которым все на площадке казалось крохотным, из‑за происходящего вокруг был практически незаметен; он не двигался и не издавал ни звука.

Солдаты быстро перестроились, затыкая промежутки между машинами конвоя, хотя им явно не давали такого приказа. Клацанье оружия, топот ботинок, пока бойцы занимали позиции, затихли спустя секунды после всплеска машинных двигателей и первых предупредительных выстрелов.

Военные больше не казались забавными. Меньше чем за полминуты, ничего не переворачивая и не поджигая, они заняли территорию, создав рукав между коляской и «Чарльзом Мэнсоном», пятидесятиметровую улицу с таким плотным оцеплением из техники и вооруженных людей по обе стороны, что толпа за ним практически скрылась из вида. И то ли по случайности, то ли в качестве финального жеста, засомневавшись в последние мгновения их оборонительной миссии, почти равное количество солдат держало под прицелом как людей снаружи, так и пространство внутри.

В обычной ситуации бездействие «Чарльза Мэнсона» выглядело бы угрожающим, но безмолвие и неподвижность корабля казались настолько глубокими, что словно шли изнутри, как будто сквозь его корпус проникла какая‑то смертельная болезнь. «Аутсайдер» не делал ничего, а вокруг него разгорался бунт. Он не делал ничего, пока разворачивали рукав, а машины конвоя ринулись прямо к нему, и два автомобиля, возглавлявшие линии оцепления, замерли буквально за мгновение до столкновения с корпусом. Он не делал ничего, когда Буссэ первым выпрыгнул наружу и приказал взять под охрану место, где располагался вход в корабль. Фурд заметил, что туда направлено такое же количество стволов, сколько на толпу. Он связался с полковником.

– Вы не сказали мне о том, что будете прикрывать шлюз. Полагаю, это для вида.

– Взгляните на них, коммандер. Вид такое дело, двойственное.

Фурд закрыл коммуникатор, нахмурился, обдумывая слова Буссэ, и взглянул в переднее окно. Мускулы на шее и плечах возницы дрогнули – в этот раз он не стал пользоваться кнутом, только дернул поводья. Коляска пошла вперед. До самого конца шахранин управлял ею с безукоризненной точностью.

Экипаж катился вдоль линий оцепления, громко скрипя и громыхая в неожиданно наступившей тишине, с днища и колес падали куски грязи. Толпа судорожно заколыхалась, люди вытягивали шеи, изворачивались, лишь бы увидеть, что творится внутри охраняемой территории. Химеры ритмично и тяжело дышали, походя на мастурбирующих динозавров; для них путешествие закончилось.

Шлюз «Чарльза Мэнсона» так и не открылся.

Нависающий над площадкой корпус корабля походил на серебряный отвесный утес. Он затмевал все вокруг, но его безмолвие и неподвижность были настолько глубокими, что у Фурда даже появилось сомнение в том, что корабль вообще здесь присутствует. Коляска добралась до него и остановилась. Коммандер кинул последний взгляд на паутину в углу – он понятия не имел, могла ли она видеть в принципе, – а потом посмотрел на Тахла. Тот кивнул в ответ.