Глава 3. Наконец долгая, наполненная страхом пауза оборвалась

Наконец долгая, наполненная страхом пауза оборвалась. Одна из женщин опустилась в кресло и сказала:

– Мы думали, вы – на Фингэл‑стрит… У нас на Фингэл‑стрит проекция…

– Как вы нас нашли? – спросил мужчина. И тотчас комната заполнилась голосами – совсем юными, взволнованными.

В этой разноголосице Парсонсу удалось разобрать большую часть слов. Он попал на собрание заговорщиков. Здесь, в районе складов, их явка, она считалась надежной, настолько надежной, что никто не воспринял всерьез его появление.

Шупо. Так его называли эти люди. Что означает это слово? Впрочем, что бы ни означало…

– Я не шупо, – медленно, внятно произнес Парсонс.

Они сразу воспрянули духом. И снова все глаза – большие, черные, юные – обратились на него.

– А кто еще взламывает двери? – с упреком осведомился мужчина.

– Он еще и в маске, – добавила девушка.

Молодые люди дружно закивали. К волнению добавилась толика негодования.

– Белая маска! – сказала девушка. – Невероятно.

– Мы тоже носим маски, – возразил мужчина. – Последнее время.

– Это точно, – подтвердил другой. – Мы часто надеваем маски. Почти всякий раз, когда выходим из дому.

По всей видимости, Парсонс наткнулся на группу отщепенцев, людей вне закона. Скорее всего, это тайная политическая организация. Конспирация – верный признак боязни разоблачения.

«Мне повезло, – решил он. – Они не опасны. Они сами меня боятся».

– Позвольте взглянуть на ваше настоящее лицо, – попросил мужчина. Остальные поддержали его возмущенным гомоном.

– Это и есть настоящее, – сказал Парсонс.

– Белое?!

– Вы только прислушайтесь к его выговору! – сказал другой мужчина. – У него языковый барьер!

– И вдобавок – частичная потеря слуха, – подхватила девушка. – Даже половину из того, что мы говорим, он не понимает.

– Настоящий къювак! – брезгливо сказал мальчик.

К Парсонсу вразвалочку подошел невысокий узколицый юноша, поднял правую руку, оттопырил большой палец и сказал с откровенным презрением:

– Давайте с этим покончим.

– Отрежь! – сверкая глазами, выпалила девушка. И тоже подняла большой палец. – Давай режь! Сейчас же!

Ясно, подумал Парсонс. Политических преступников в этом обществе увечат. Древняя кара. Его чуть не затрясло от омерзения.

Варварские обычаи. Тотемы. Возвращение в первобытнообщинный строй…

«И еще тот парень на автостраде, он меня принял за самоубийцу и пытался задавить. Как он изумился! А ведь город казался таким красивым», – опечалился он.

Мужчина, стоявший в углу, ничего не говорил, только потягивал напиток из бокала и смотрел. В резких чертах его лица было что‑то демоническое; среди молодых заговорщиков только он, похоже, умел держать себя в руках. Внезапно он направился к Парсонсу и произнес:

– Вы не ожидали встретить здесь людей. Вы думали, на складе никого нет.

Парсонс кивнул.

– Насколько мне известно, – продолжал заговорщик, – облик, подобный вашему, – верный симптом исключительно опасной болезни. Однако вы не выглядите больным, у вас даже глаза без пигментации…

– Голубые, – поправила девушка.

– То есть без пигментации, – упорствовал мужчина с демоническими чертами лица. – Но более всего меня интересует ваша одежда. Тысяча девятьсот десятый, я полагаю?

– По‑моему, больше похоже на две тысячи десятый, – тщательно подбирая слова, ответил Парсонс.

Мужчина чуть растянул губы в улыбке.

– Я ненамного ошибся.

– И что с того?

Черные глаза блеснули.

– Ничего. – Мужчина повернулся к своим товарищам. – Не волнуйтесь, амики, он вовсе не так опасен, как вам кажется. Я предлагаю запереть дверь, а потом успокоиться.

Он снова повернулся к Парсонсу.

– Сейчас две тысячи четыреста пятый год. Насколько мне известно, вы – первый человек. Раньше были вещи. И животные. Говорят, это естественное, но капризное явление. Я о перемещениях. Лягушки на улицы сыплются… между прочим, исчезающий вид. Ученые только руками разводят. Камни. Мусор. Безделушки. Вы меня понимаете?

– Да, – ответил Парсонс.

Мужчина пожал плечами.

– А в чем тут дело – никто не знает. – Он улыбнулся. – Меня зовут Уэйд. А вас?

– Парсонс.

– Хайль. – Уэйд вскинул руку. – Так что же вас к нам привело? Любопытство? Впрочем, неважно. Добро пожаловать на вечеринку. Правда, мы тут не столько веселимся, сколько…

– Занимаетесь политикой, – закончил Парсонс.

– Да. Чтобы изменить общество. Изменить, а не изучить. Я тут главный. Мы, как бы это сказать… кажется, у вас был специальный термин. Клетка? Звено?

– Ячейка, – подсказал Парсонс.

– Точно, – кивнул Уэйд. – Как у пчел. Соты. Мед. Хотите, я изложу нашу программу? Впрочем, вы, наверное, ничего не поймете. Я предлагаю вам уйти. Тут небезопасно. Для нас.

– А там, – указал Парсонс на дверь, – небезопасно для меня. – Он дотронулся до своего лица. – Дайте хоть немного времени, чтобы изменить цвет.

– Кавказский тип. – Произнося эти слова, Уэйд морщился, словно взял в рот какую‑то гадость.

– Мне нужно полчаса, – раздраженно сказал Парсонс.

Уэйд повел вокруг себя рукой.

– Будьте нашим гостем. – Он посмотрел в лицо Парсонсу и улыбнулся. – В нашем мире… в этом мире, если угодно, – стандарты жесткие. Впрочем, кто знает. Возможно, вы адаптируетесь. К сожалению, здесь нет ничейной земли. Кто не с нами, тот против нас. По этому закону живет все общество.

– Иными словами, вы живете по законам первобытного племени. Чужак не считается человеком; его надлежит убивать на месте. Ничего нового. – Парсонс ощутил, как в нем нарастают волнение и неприязнь. Руки дрожали. Доставая и зажигая сигарету, он постарался успокоиться. – Ваш тотем, – указал он на Уэйда, – орел. Почитаете орлиные достоинства? Стремительность и беспощадность?

– Не совсем так, – возразил Уэйд. – Наши племена объединены, у нас общее мировоззрение. Об орлах мы ничего не знаем. Названия племен вышли из Века Тьмы, который наступил вслед за Водородной войной.

Парсонс опустился на колени, открыл серый чемоданчик, торопливо выложил баллончики с кремами для кожи. Несколько минут Уэйд и остальные заговорщики наблюдали, затем, похоже, утратили интерес. Беседа возобновилась. От Парсонса не ускользнуло, насколько легко переключалось их внимание. Как у детей. Хотя почему «как»? Они и есть дети. В этом мире он не встречал еще никого старше двадцати. Самым старшим выглядел Уэйд; он держался подчеркнуто серьезно, даже помпезно, с интеллигентским снобизмом. Будь он современником Парсонса, тот бы принял его за второкурсника колледжа, где сильны левацкие настроения. Любопытно было бы взглянуть на взрослого, подумал Парсонс.

Внезапно отворилась дверь. Вошла стройная девушка с охапкой свертков. При виде Парсонса она воскликнула от изумления и застыла как вкопанная. Темные зрачки расширились.

– Икара, он не болен, – сказал ей Уэйд. – Перед тобой одна из тех лягушек. Сдвиг во времени по имени Парсонс. – Он повернулся к Парсонсу. – Она моя… шлюха? Проститутка? Хороший и близкий друг. Пуэлла.

Икара кивнула и положила свертки на стол, ими тотчас занялся один из заговорщиков.

– Почему у вас такая белая кожа? – обеспокоенно спросила Икара, наклоняясь к Парсонсу. Она учащенно дышала, темные губы кривились. От страха? Или от отвращения?

– В мою эпоху, – запинаясь, проговорил он, – человечество делилось на расы – белую, желтую, коричневую и черную. А расы делились на всевозможные подрасы. По всей видимости, позднее они все перемешались.

Икара наморщила красивый носик.

– Расы? Какой ужас! И речь у вас безобразная. Сплошные ошибки. Почему дверь не на замке?

Уэйд тяжело вздохнул.

– Он вырезал замок.

– В таком случае пусть починит, – не раздумывая, потребовала Икара. Она не разгибалась – наблюдала за движениями рук Парсонса. – Что это за ящик? Зачем вы открываете эти тюбики? Чтобы переместиться назад во времени? Можно, мы на это посмотрим?

– Он красится, – пояснил Уэйд. – Чтобы стать темнее.

Она склонилась еще ниже, принюхалась и, едва не касаясь Парсонса иссиня‑черными волосами, тихо произнесла:

– Вам и с запахом нужно что‑нибудь сделать.

– Что? – Он встряхнул баллончик.

– Вы плохо пахнете, – внимательно разглядывая его, пояснила Икара. – Плесенью.

Услышав эти слова, приблизились остальные – понюхать и высказать свое мнение.

– Больше похоже на водоросли, – сказал один из юношей. – Может, это одежда так пахнет? Похоже на растительное волокно.

– У нас тут принято мыться, – произнесла Икара.

– У нас тоже, – буркнул Парсонс.

– Каждый день? – Она попятилась. – Я вам верю. Наверное, это от одежды. – Она зачарованно смотрела, как он опрыскивает кожу. – Да, так гораздо лучше. Но все равно вы ужасно выглядите. Не человек, а…

– Недочеловек, – насмешливо договорил за нее Парсонс.

Икара выпрямилась и сказала Уэйду:

– Я не вижу возможности… По‑моему, это неразрешимая проблема. Духовный Куб сразу отпадает. И как быть с Фонтаном? Этот человек совсем не такой, как мы. И вообще, нет времени с ним возиться. Мы же здесь не для этого собрались. А тут еще дверь нараспашку…

– Это плохо? – осведомился Парсонс.

– Что дверь нараспашку?

– Что я не такой, как вы.

– Разумеется, плохо. Вы не похожи на нас, значит, не принадлежите к нашему обществу. Правда, мне кажется, выучить как следует язык сумеете. И смотрите, краска помогает! – Икара обнадеживающе улыбнулась.

– Самая большая проблема – это мировоззрение, – сказал Уэйд. – Его не так просто освоить, как язык. Он не знаком даже с основополагающими концепциями. Все равно что ребенок. – Он приподнял бровь и повернулся к Парсонсу. – Кстати, сколько вам лет?

– Тридцать два.

Он уже покрасил лицо и предплечья и теперь снимал рубашку. Уэйд и Икара переглянулись.

– О боже! – изумленно вымолвила Икара. – Вы не шутите? На самом деле тридцать два? – Очевидно, она решила сменить тему. – А для чего нужен этот серый ящичек? И эти блестящие штучки?

– Это мои инструменты. – Парсонс уже снял рубашку.

– А как насчет Списков? – Казалось, Уэйд обращается сам к себе. – Правительству это не понравится. – Он поднял голову. – Ни в одно племя его не возьмут. Он превысил ценз.

Парсонс толкнул в сторону Уэйда открытый чемоданчик и сердито произнес:

– Мне нет дела до ваших племен. Вы спрашиваете, что это такое? Лучшие хирургические инструменты из тех, что были изобретены за двадцать шесть веков. Не знаю, далеко ли вы продвинулись в медицине, но уж поверьте: ни в прошлом, ни в будущем я с голоду не помру. В любой эпохе мои знания и практический опыт оценят по достоинству. Врач может не знать ничего, кроме своей профессии, но для него везде найдется место.

Икара и Уэйд снова переглянулись, на сей раз растерянно.

– Хирургические инструменты? – сбивчиво переспросила Икара. – Медицина? Врач? Что это такое?

– Я врач, – пояснил обескураженный Парсонс.

– Вы… – Икара несколько секунд подыскивала слово. – Я что‑то такое читала в книгофильме. Алхимик? Нет, они жили раньше. Колдун? Врач – это колдун? Вы предсказываете события по движениям звезд? И советуетесь с духами?

– Чушь, – пробормотал Уэйд. – Духов не существует.

Парсонс уже брызгал краской на грудь, плечи и спину. Затем надел и застегнул рубашку, хотя не мешало бы подождать, пока высохнет пленка. Натянул куртку, уложил инструменты в чемоданчик, встал и направился к двери.

– Салвэй, амикус, – мрачно произнес Уэйд.

У порога Парсонс задержался, чтобы попрощаться, но вдруг дверь, будто по собственной воле, распахнулась наружу. От неожиданности Парсонс едва не упал. Он успел схватиться за косяк и увидел прямо перед собой маленькое, перекошенное злорадной гримасой лицо. Ребенок. Нет, кошмарная, инфернальная карикатура на ребенка. И не один, а целая толпа. В одинаковых крошечных зеленых фуражках. В мундирчиках, точно для школьной игры пошитых.

Ближайший к Парсонсу ребенок направил на него металлическую трубку и выкрикнул тонким голосом:

– Шупо!

Парсонс ударил ногой и попал. Легкий как перышко шупо с визгом отлетел назад и влепился в бетонную стенку. Но остальные в тот же миг дружно кинулись в дом. Кто протискивался мимо Парсонса, кто проскакивал между его ног, кто норовил перелезть через него. Они царапались, кусались и оглушительно визжали. А Парсонс, прикрывая лицо, прорвался к ступенькам и побежал вверх.

На тротуаре он оглянулся. В дверях подвала, точно ядовитые зеленые осы, роились шупо. Что происходит? Он видел только их спины, слышал только их вопли. Налет, вот что это такое! Рейд полиции. Шупо – это полицейские. От немецкого «schutz‑polizei». Они выследили заговорщиков и нагрянули арестовать. Парсонс им не нужен. Или им сейчас не до него. А вот и их машины – стоят поперек улицы. Вероятно, самый обыкновенный патруль заметил дверь, которую он, Парсонс, оставил приотворенной. Или шупо проследили за Икарой.

А может, они следили за ним? С той самой минуты, как он появился в этом мире?

«Лишатся больших пальцев, – подумал он о заговорщиках. – Добровольно или нет?»

Шум нарастал – похоже, молодые люди в подвале сопротивлялись отчаянно.

«Если это я привел сюда шупо, – сказал себе Парсонс, – ответственность на мне. Я не могу просто так бежать».

Он неохотно двинулся назад.

Сквозь зеленый орущий рой навстречу Парсонсу вырвались два высоких человека, мужчина и женщина. Они хрипели, вскрикивали, всхлипывали от боли и изнеможения. Парсонс с ужасом увидел блестящую темную влагу на лицах. Кровь. Детям не нужны их большие пальцы. Заговорщики дерутся насмерть. Приносят себя в жертву. Но если даже сдадутся, получат ли пощаду?

– Парсонс! – крикнул ему мужчина.

Голос был сорван, но он его узнал. Уэйд.

– Парсонс! – Он держал девушку на руках и пытался бросить ее вверх. Шупо висели на нем гроздью. – Умоляю! – крикнул он. Глаза его заливала кровь.

Парсонс сбежал по ступенькам, крепко обхватил девушку. Уэйд повалился навзничь и снова поднялся, шупо тянули его во тьму, в шум. Дети в зеленых мундирах торжествующе верещали.

«Кровь, – подумал Парсонс, вырываясь из их рук и поднимаясь по лестнице. – Они узнали вкус крови».

Он ступил на тротуар и зашатался от изнеможения. По запястьям стекала влага. Кровь девушки. Теплой, бесчувственной. Он перехватил ее поудобнее и зашагал по улице. У нее моталась голова. В свете фонарей поблескивали распущенные волосы. Икара. Парсонс почти не удивился. Любовь выше политики.

Он тяжело дышал, одежда была изорвана и окровавлена. Он нес шлюху Уэйда. Или просто подругу? Неважно. Интересно, у них есть фамилии?

Шум схватки привлек внимание прохожих. Они толпились у лестницы в подвал, возбужденно гомонили. Некоторые смотрели на Парсонса и его ношу.

«Может, она уже мертва?» – подумал он.

Нет. Он почувствовал, как бьется ее сердце. Навстречу спешили люди. На шум, а вовсе не на подмогу Парсонсу. Зеваки, самые обычные зеваки.

Он выбился из сил и остановился, чтобы взвалить девушку на плечо, точно куль с мукой. Ее щека коснулась его щеки. Гладкая, мягкая кожа. Он покосился на ее губы – теплые, влажные. Какая красивая девушка. Лет двадцати, не больше.

Парсонс повернул за угол. Он едва держался на ногах, боль раздирала легкие, и вдобавок шалили глаза. Он вышел на ярко освещенную людную улицу, мельком заметил витрины, вывески, стоящие у тротуара машины. На переднем плане – суета, на заднем – приятная глазу статичность. Из дверного проема магазина (судя по витрине, магазина готового платья) доносилась музыка. Знакомая мелодия. Бетховен, «Апассионата». Занятно, подумал он.

Впереди – гостиница. Трудно с чем‑нибудь спутать это многоэтажное здание в окружении деревьев, чугунной ограды и запаркованных машин. Он поднялся на крыльцо, вошел в вестибюль и остановился. Что теперь? Он чувствовал, как бьется сердце Икары. Неровно. Все реже.

Но ведь у него при себе чемоданчик. Да, каким‑то чудом Парсонс до сих пор не выпустил его из руки. Он положил девушку на пол и поднял крышку. Немедленно вокруг собралась толпа любопытных.

– Позовите гостиничного эвтанора!

– Видите, у нее свой.

– Некогда, – буркнул Парсонс. И принялся за работу.