Глава 27. На коленях в желтом круге

Как ручная зверушка, лежала я в покоях Клитуса Вителлиуса, у ног восседающего в величественном кресле хозяина. Руки его покоились на изогнутых подлокотниках. Он угрюмо смотрел в окно, на башни Ара.

– Хозяин! – Я встала перед ним на колени. На мне – коротенькая уличная туника, его ошейник.

Вряд ли удастся отговорить его.

Я положила голову на его колено. На затылок легла его рука. Слезы застили мне глаза.

– Ты тревожишь мой покой, – проговорил он.

– Прости, – проронила я, – если не угодила.

– Не понимаю, что за чувство питаю я к тебе. – Взяв в ладони мою голову, он смотрел мне в глаза. – Ты всего лишь рабыня.

– Только твоя рабыня, хозяин, – уточнила я. Он отбросил меня прочь.

– К тому же ты с Земли. Просто земная девка, на которую надели ошейник и сделали рабыней.

– Да, хозяин, – мягко согласилась я.

Он раздраженно вскочил. За последние дни мне от него досталось!

– Я боюсь тебя, – вдруг признался он. Я ошарашенно замерла.

– Я боюсь самого себя – – В голосе звучало бешенство. – И тебя боюсь, и себя.

Я съежилась под его взглядом.

– Из‑за тебя я становлюсь слабым. Я – воин Ара!

– Рабыни смеются над слабостью господ! – возмущенно выпалила я.

– Принеси плетку! – взревел он.

Я помчалась за плеткой, принесла, встав на колени, положила ему в руку. Он схватил мою тунику у ворота: вот‑вот сорвет, швырнет меня на пол, высечет в наказание. В ладони зажата ткань туники, плетка поднята. Но нет – отпустил, отбросил плетку прочь. Схватил ладонями мою голову.

– Занятная, умная рабыня! Вот чем ты так опасна, Дина. Тем, что умна.

– Высеки меня, – попросила я.

– Нет!

– Хозяин неравнодушен к Дине?

– Что за дело мне, Клитусу Вителлиусу, предводителю воинов Ара, до какой‑то рабыни?

– Прости девушку, хозяин.

– Может, освободить тебя?

– Нет, хозяин. Тогда я не сумею владеть собой. Противопоставлю твоей воле свою. Буду бороться с тобой.

– Не бойся, – утешил он. – Я – Клитус Вителлиус. Я рабынь не освобождаю.

По дороге к Курулену мы зашли в «Ошейник с бубенцом». Там Клитус Вителлиус развязал мне руки: теперь, как кабацкая рабыня, я могла подать ему пату.

– Ты не поведешь меня в альков? – спросила я.

– Самка, – потягивая пату, улыбнулся он.

А вот и рабыня Бусинка, обслуживает посетителей. Уже за полдень, но до вечера еще далеко.

– Я была неплохой кабацкой рабыней, – сообщила ему я.

– Не сомневаюсь.

И рабыня Бусинка, и другие знакомые мне девушки с разрешения хозяина таверны Бузебиуса подходили, говорили со мной, целовали. Думаю, не одна из них мне позавидовала – еще бы, иметь такого хозяина! – но я рассказала, что идем мы в Курулен, там меня продадут.

– Не нужна ли тебе рабыня, хозяин? – увивалась вокруг Элен, здешняя танцовщица. – Купи меня, – прошептала она, робко протягивая руку, чтобы коснуться его колена, – я славно послужу тебе.

От его пощечины она отлетела на пол, на губах выступила кровь.

– Станцуй для нас, землянка, – приказал он. Акцент выдал ее.

– Да, хозяин. – И под мелодию, что наигрывали четверо музыкантов, Элен, глотая слезы, закружилась в танце перед горианином. Потом он отослал танцовщицу, и ее как ветром сдуло. Не скажу, что меня это расстроило.

Неся корзину овощей, в таверну вошел Брен Лурт. Заметил меня, отвел глаза. Проскользнул на кухню. По‑прежнему на подхвате в таверне.

– А где Марла, хозяин? – поинтересовалась я. Когда‑то среди рабынь Клитуса Вителлиуса она была моей главной соперницей.

– Я продал ее работорговцу, – ответил он, – обучающему танцовщиц.

Марла. Длинные темные волосы, прекрасное лицо, сногсшибательная фигура. Да, увешанная колокольчиками, она будет неплохо смотреться в посыпанном песком кругу в зале таверны. Отличная танцовщица из нее получится.

– А Этту, – продолжал Клитус Вителлиус, – я подарил стражнику, Мирусу.

– Я рада, хозяин.

Мирус – это тот белокурый юный великан, который надевал на Этту кандалы в Табучьем Броде. Я видела, как их тянет друг к другу. Теперь она принадлежит ему. Наверно, Этта счастлива. И я рада за нее. Мирус всегда казался мне самым привлекательным из людей Клитуса Вителлиуса – не считая самого предводителя, конечно.

– Рабыня Бусинка, как ты знаешь, принадлежит теперь Бузебиусу.

– Да, хозяин.

– Лену, Донну и Чанду я подарил своим людям за усердную службу: одному – Лену, другому – Донну и Чанду.

Я кивнула. Ничего необычного: в награду за отвагу и доблесть воинам часто жалуют рабынь. Красавица рабыня – чудесный подарок.

– Скоро мы отправимся в Курулен, хозяин? – спросила я.

– Скоро. Но прежде я должен дождаться друга.

– Могу я спросить – кого?

– Только если желаешь отведать плетки. Я промолчала.

– Но ты его знаешь, – добавил Клитус Вителлиус.

Я с любопытством взглянула на хозяина, но ничего не спросила – высечет, да еще на глазах у знакомых девушек. Взгляды хозяев на наказания сильно разнятся. Кто‑то считает, что девушку надо наказывать за закрытыми дверями, другие предпочитают, не откладывая, проучить ее на том самом месте, где она провинилась, пока проступок свеж в ее памяти. Клитус Вителлиус – надо отдать должное его мудрости – полагает, что это зависит от обстоятельств и от самой девушки. Иногда наказание действеннее, если девушке приходится его ждать. Как правило, рабыню не секут на глазах девушек, принадлежащих тому же хозяину. Они прекрасно знают, что там, за закрытой дверью, хлещут плеткой их подругу, – и этого достаточно. Не сомневаюсь, однако, что на этот раз Клитус Вителлиус без колебаний пустил бы в ход плетку прямо в «Ошейнике с бубенцом». Понимает, конечно, как горько было бы мне принять побои там, где я некогда работала, особенно на глазах у знакомых девушек. Скажем, на глазах у Элен – неописуемое унижение! Вот я и сидела тише воды ниже травы.

Но вот до моего уха донеслась удалая крестьянская песня. При всех своих неисчислимых достоинствах в музыке Турнус явно не силен.

– Турнус! – рассмеялась я.

– Да, – кивнул Клитус Вителлиус.

– Только не дари меня ему! – взмолилась я.

– Не бойся, малышка, – успокоил меня Клитус Вителлиус и, вскочив на ноги, бросился навстречу Турнусу, который, опираясь на свой огромный посох, уже шагал между столами.

Приятели обнялись, подошли к нашему столу. Турнус, я заметила, был уже навеселе. Странно, что они встретились здесь. Видно, Турнус прибыл в Ар по делам.

– Здравствуй, малышка Дина, – пророкотал он.

– Здравствуй, хозяин, – ответила я.

Глядел он молодцом и был, казалось, весьма доволен собой. Та летняя засуха не затянулась. Урожай, должно быть, собрал хороший.

Интересно, что за дела у него в Аре? Теперь осень.

Из кухни показался Брен Лурт и тут же с убитым видом нырнул обратно. Появляться среди гостей он не смел, его дело – поденщина, он мужлан. Крестьянин. С каким позором изгнали его из Табучьего Брода! Да он, пожалуй, скорее умрет, чем покажется на глаза Турнусу, главе касты из Табучьего Брода.

Снова на глаза попалась рабыня Бусинка. Хлопочет вокруг Тандара из Ти, из Салерианской Конфедерации, и четверых его людей. Наезжая сюда по делам торговли между Аром и Конфедерацией, он, видно, частенько заглядывает в «Ошейник с бубенцом». И влечет его сюда девушка. Имя ее – рабыня Бусинка.

– Судовой паги! – громогласно потребовал Турнус, огромным посохом стуча по столу.

– Тише! – донеслось от соседнего стола. Там бражничали пятеро приятелей.

– Судовой паги! – стуча по столу, не унимался Турнус.

– Подожди! – крикнули из‑за другого стола.

– Судовой паги! Судовой паги! – кричал Турнус, неистово колотя посохом.

К столу уже спешил Бузебиус.

– У нас много сортов паги, господин, – обратился он к разбушевавшемуся посетителю, – из Ара и из Тироса, из Ко‑ро‑ба и Хелмутспорта, из Ананго, из Тарны!

– Судовую! – шумел Турнус. Сидящие за соседними столами воины бросали на него неодобрительные взгляды. Я работала когда‑то в «Ошейнике с бубенцом», потом – в «Чатке и курле».

Не надо обладать большим опытом, чтобы предположить: либо Турнус успокоится, либо сейчас начнется заваруха.

Все перечисленные Бузебиусом виды паги изготавливаются, разумеется, из са‑тарны, но из разных ее сортов, выращенных к тому же в разных местностях и по‑разному смешанных.

– Судовой паги! – требовал Турнус. Судовую пагу, как известно, варят в деревнях. В городе ее нечасто встретишь. Она и тарлариона свалит. Говорят, устоять на ногах после чаши суловой паги под силу лишь крестьянину, к тому же потомственному. Да и то не каждому. Говорят, от крестьянского папаши и ребенок рождается пьяным – за девять месяцев в утробе протрезветь не успевает.

– Суловой паги! – кричал Турнус.

– Замолчи! – не выдержал сидящий через два столика от него дюжий детина.

– Прошу прощения, господин, – увещевал Турнуса Бузебиус, – мы суловой паги не держим.

Точно не веря, Турнус поднялся на ноги как громом пораженный. Лицо его выражало целую гамму эмоций.

– Сядь! – закричал кто‑то из посетителей.

– Выкиньте его отсюда! – потребовал другой.

– Нет суловой паги? – переспросил Турнус.

– Нет, господин, – развел руками Бузебиус.

– Тогда я спою! Серьезная угроза!

Верный своему слову, Турнус затянул какую‑то немыслимую песню. И тут, не выдержав, один из мужчин бросился на него и принялся тузить что было сил. Вскоре к нему присоединились и другие. Клитус Вителлиус, к моему удивлению, предпочел остаться в стороне. Я ползала между ногами дерущихся. Вдруг двое из них взмыли к самому потолку – оторвав от пола, Турнус с глухим стуком столкнул их головами. Завизжали рабыни. На Турнуса накинулась целая свора. Груда тел погребла его под собой. И тут перед глазами мелькнуло что‑то расплывчатое, темное, огромное. Брен Лурт! Схватив за ворот одного из нападавших, он подбросил его в воздух – тот отлетел и с грохотом повалился между двух столов.

– Сдаюсь! – раздался откуда‑то из‑под груды тел голос Турнуса. Но тут же наружу высунулась его рука, схватила чашу с пагой, которую он и осушил, пока, пытаясь добраться до него, противники отвешивали друг другу тумаки.

– Держись, глава касты! – прокричал Брен Лурт, отшвыривая к стене еще одного драчуна. Схватил за воротники двоих, стукнул головами. Я вздрогнула от стука. Развернул к себе еще одного – тот и понять ничего не успел, как увесистый кулак расквасил ему физиономию. Врезал еще одному – тот выплюнул два зуба. Брен Лурт дрался как сумасшедший.

– Держись, глава касты! – кричал он. – Я здесь!

Турнус, к тому времени уже выбравшийся из кучи малы, стоял в сторонке с кубком паги в руке.

– Хорошо дерется, – сказал он Клитусу Вителлиусу.

– Да, – уворачиваясь от летящей бутылки, согласился Клитус Вителлиус.

А Брена Лурта уже притиснули спиной к стене. Вокруг сжималось кольцо из двадцати разъяренных мужчин Ара. Он бешено оглянулся. Встретился глазами с Турнусом.

– Их всего двадцать! – подбодрил его Турнус. – А ты – крестьянин!

Брен Лурт поймал на лету брошенный ему Турнусом посох и принялся орудовать им направо и налево. Истошно закричал какой‑то мужчина. Остальные, сталкиваясь между собой, попятились. Точно бьющаяся на ветру ветка, посох стремительно замелькал в воздухе – не уследишь. Посыпались на пол зубы, потекла кровь, затрещали сломанные челюсти. Кто‑то отчаянно взвыл, держась за раздробленный подбородок. А уж переломанных ног, я думаю, и не счесть. Молниеносный выпад – и посох вонзился кому‑то в грудь. Затрещали ребра, мужчина зашатался. Остальные старались подобраться к молодому крестьянину сбоку. Подняв стол, Турнус сломал его о голову одного из нападавших.

– Остановитесь, остановитесь, господа! – рыдая, кричал Бузебиус.

Оставив Клитусу Вителлиусу кубок с пагой, Турнус встал спиной к спине с Бреном Луртом. Теперь они сражались вдвоем – Брен Лурт разил противника посохом, Турнус защищал его со спины, без устали нанося удары половиной разбитого стола. Наконец остатки стола разлетелись вдребезги – Турнус обрушил свое оружие на голову какого‑то настырного здоровяка. Тот отшатнулся. Но вот Турнус и Брен Лурт прижаты бок о бок к стене.

Громыхнул вынимаемый из ножен меч. Потом еще шесть. Вот теперь я не на шутку испугалась.

– Нет! – раздался вдруг голос Тандара из Ти. Обнажив меч, он стоял на столе. Один за другим вытягивали из ножен мечи и четверо его людей. Все – воины.

Воины Ара сверлили нежданных заступников злобными взглядами.

– Нет! – отчеканил Тандар из Ти.

Показался из ножен и меч Клитуса Вителлиуса, моего хозяина, предводителя воинов Ара. Поставив на стол оставленный Турнусом кубок, он встал между Турнусом и Бреном Луртом и наступающими на них мужчинами.

– Должен согласиться с моими собратьями‑воинами, – объявил Клитус Вителлиус. – Негоже обнажать стальной клинок против того, кто бьется деревянной дубиной.

– Правду он говорит! – подхватил кто‑то. – Мы из Ара! Мечи убрались в ножны.

– Паги всем! – вскричал Тандар из Ти. – Я плачу!

– Второй круг – за мной! – не отстал Клитус Вителлиус.

– За крестьян! – провозгласил тост мужчина с окровавленным лицом.

– За крестьян! – откликнулись голоса. Недавние противники окружили Турнуса и Брена Лурта, хлопали по спинам.

– Петь не буду, – обещал Турнус.

– Несите пату! – торопил Бузебиус испуганно забившихся в угол девушек. Зазвенели колокольчики, девушки со всех ног бросились исполнять приказ.

– А ты что здесь делаешь, несчастный Брен Лурт? – гремел Турнус.

– Служу, – понурился Брен Лурт. – Мне стыдно, что ты увидел меня здесь.

– И правильно! – Турнус взял поданный Клитусом Вител‑лиусом кубок и, запрокинув голову, опорожнил его в свою бездонную глотку.

– Как ты здесь оказался? – в свою очередь спросил Брен Лурт. – Разве не пора собирать сатарну?

– Я думал, ты.уж все забыл.

– Нет, – ответил Брен Лурт.

– Никак не ожидал, – Турнус смерил юношу взглядом, – встретить тебя здесь. Но вышло кстати.

– Рад, – проговорил Брен Лурт, – что смог помочь тебе.

– Забавное совпадение, – подивился Турнус. Клитус Вителлиус улыбнулся.

– Да, – озадаченно согласился Брен Лурт.

– Еще паги! – потребовал Турнус. Рабыня налила ему паги. И снова кубок опустел почти мгновенно.

– Но что ты здесь делаешь? – допытывался проницательный Брен Лурт. – Сейчас самая страда.

– Ищу людей, – отвечал Турнус, – чтобы помогли в сборе урожая.

– Я силен, – со слезами на глазах сказал Брен Лурт.

– Хорошо, – кивнул Турнус.

Чуть не плача, Брен Лурт бросился к нему с объятиями.

– Выпей паги, – распорядился Турнус, – и собирайся в дорогу. Са‑тарна растет быстро – ждать не будет.

Вскинув руки, Брен Лурт вскрикнул от радости, завертелся, как резвящийся на солнышке ребенок, схватил чашу, вырвал у ошеломленной рабыни кувшин, налил себе сам. Закинув голо‑; ву, опорожнил чашу и откинул в сторону.

– Ему еще надо многому научиться, – проговорил Тур‑нус, – но придет день – он станет главой касты. У него будет свой Домашний Камень.

– Рад был помочь, – сказал Клитус Вителлиус.

– Спасибо, воин! – сграбастав его руку, проревел Турнус.

– Я так счастлив! – закричал, повернувшись ко мне, Брен Лурт. – Ты такая красивая, Дина! Такая красивая!

– Если доволен хозяин – и я довольна, – ответила я. Я и вправду была за него рада.

Брен Лурт взглянул на Клитуса Вителлиуса. Улыбнувшись, воин поднял руку.

– О! – вскричала я. Брен Лурт схватил меня за волосы – они уже достаточно отросли, чтобы хозяин мог запустить в них руку.

– Пойдем, красотка! – Пригнув, он потащил меня, спотыкающуюся, в ближайший альков. Я все пыталась схватиться за его руку. Он даже занавес не задернул. Я обернулась. Отпрянув, прижалась спиной к задней стене алькова, поджала ноги.

– Какая ты красивая, Дина! – твердил он. – Какая красивая! Я такой счастливый, а ты такая красивая! Быстро раздевайся, а то я сорву с тебя платье!

Я расстегнула идущие от ворота к талии красные пуговицы. Пуговицы – сравнительно недавнее нововведение в одежде го‑рианских рабынь. Свободные граждане их в своей одежде не используют. Чаще всего одежда гориан на пуговицы не застегивается, а надевается через голову или закалывается брошью или булавкой. Правда, часто используют крючки. Одежду на пуговицах на Горе считают более соблазнительной. Их можно расстегнуть или срезать ножом, обнажая тело рабыни. Многие хозяева не позволяют девушкам, находящимся во внутренних покоях, застегивать пуговицы. Вот рабыня открывает посетителю дверь в хозяйское жилище и, опустив голову, становится перед ним на колени – а платье ее, быть может, было застегнуто лишь за минуту до этого. То же самое и с крючками. Иногда по покоям рабыни расхаживают и обнаженными. Тогда, прежде чем открыть дверь, девушка набрасывает легкую тунику – либо надевающуюся через голову, либо завязывающуюся на плечах. Видя в дверях рабыню, никогда не знаешь наверняка: может, только что, послушная воле хозяина, она услаждала его взор пленительной наготой и, стоит захлопнуться двери, вновь предстанет перед ним обнаженной. Итак, я развязала груботканый пояс туники. И пояс, и пуговицы – красные. Сама туника белая, без рукавов. Торопливо стянув тунику через голову, я отбросила ее в сторону и повернулась к Брену Лурту. На теле моем не осталось ничего, кроме клейма и ошейника.

– Ты красивая, Дина! – вскричал он.

– Пожалуйста, не делай мне больно, – попросила я.

Не помня себя от радости, он схватил меня за лодыжки, подтянул к себе, грубо – вот деревенщина! – раскинул в стороны мои ноги.

– Прошу тебя, хозяин! – скулила я.

– Я так счастлив! – твердил он. – А ты такая красивая, малышка Дина!

– О! – вырвалось у меня. – О!

Я вцепилась в него, откинула голову. По‑моему, он и сам толком не успел получить удовольствия – так переполняло его ликование.

– О! – кричала я.

Затих. Покрыл поцелуями мое дрожащее тело.

– Я так счастлив! – Присел около, поцеловал еще раз. – Надо убирать сатарну.

– Да, хозяин, – поддакнула я.

– Удачи тебе, Дина!

– Удачи тебе, хозяин! – ответила я.

И, выйдя из алькова, он отправился искать Турнуса. Из таверны они ушли вместе. А я, полежав в мехах еще немного, натянула тунику, застегнулась, завязала пояс, вышла в зал и стала на колени за спиной Клитуса Вителлиуса. Он бражничал с Тандаром из Ти и четырьмя его спутниками. Прислуживала им рабыня Бусинка.

– Салерианская Конфедерация, – рассуждал Клитус Вителлиус, – угрожает безопасности Ара.

– Верно, – подтвердил Тандар из Ти.

– Похоже, тебя занимает что‑то другое, – заметил Клитус Вителлиус – ему, видно, не терпелось поговорить о политике.

А Тандар из Ти не сводил глаз с наливающей ему пату Бусинки.

– Хорошенькая, – обронил Клитус Вителлиус.

– Да. – Подавшись вперед, Тандар из Ти нежно коснулся шеи девушки. Не поднимая головы, та вздрогнула, зарделась. – Встань на колени у стола, рабыня, – приказал он. Отставив кувшин с пагой, она встала в позу наслаждения – в коротеньком шелковом платьице, в увешанном колокольчиками ошейнике, благоухающая духами.

Наезжая в Ар, Тандар из Ти – уже успели шепнуть мне девушки – частенько заглядывал в «Ошейник с бубенцом». Почти уверена: причиной тому – она, рабыня Бусинка.

– Как ты думаешь, может, мне ее купить? – разглядывая прелестную фигурку, спросил Тандар из Ти Клитуса Вителлиуса. Бусинка задрожала так, что едва не нарушила позу.

– Красивая, – похвалил Клитус Вителлиус. – Если она тебе нравится, предложи Бузебиусу цену.

– Бузебиус! – позвал Тандар из Ти. Бусинка, казалось, вот‑вот лишится чувств.

– Мне нравится вот эта малышка, – указывая на нее, объявил мгновенно примчавшемуся на зов Бузебиусу Тандар из Ти. – Даю за нее тарск серебра.

– Господин так щедр, – залебезил Бузебиус, – предлагая так много за столь ничтожную девку.

– Так по рукам? – спросил Тандар из Ти.

– Пять тарсков, – выпалил Бузебиус.

– Вот подлец! Даю два.

– По рукам! – хохотнул Бузебиус. Еще бы – он в прибыли: ведь на рынке, насколько я помню, он отдал за Бусинку меньше тарска. К тому же угодил Тандару из Ти, выгодному клиенту.

Рабыня Бусинка без чувств скользнула на пол. Бузебиус снял с нее колокольчики и ошейник, стянул платье – лишь клеймо осталось – а она, нагая, все лежала без сознания у стола. Не пришла в себя и тогда, когда Тандар из Ти защелкнул наручники на ее тонких запястьях.

Но вот она открыла глаза. Голая, в его наручниках!

– Я твоя, хозяин? – протягивая схваченные железными кольцами руки, пролепетала она.

– Да, рабыня.

Обмирая от радости, она встала перед ним на колени, бросила на меня мимолетный взгляд: «Не выдавай!» Когда‑то она, леди Сабина из Крепости Сафроникус, дочь Клеоменеса из Крепости Сафроникус, ради укрепления политических связей между Крепостью Сафроникус и Салерианской Конфедерацией, была обещана пятому сыну воина Эбуллиуса Гайиуса Кас‑сиуса, Правителя города Ти, воину Тандару из Ти.

Он поднялся на ноги. Она не сводила с него глаз. Перед ней, глядя на нее, стоял Тандар из Ти, ее хозяин! Некогда ее прочили ему в жены. Теперь она стала его рабыней.

– Я люблю тебя, хозяин, – проговорила она.

– Пойдем‑ка мы на постоялый двор, – объявил один из мужчин. – По‑моему, тут одной рабыне не терпится послужить хозяину.

– Встань, рабыня, – приказал Тандар из Ти.

Она встала перед ним, держа перед собой скованные наручниками руки.

– Чудесно, – похвалил он.

– Спасибо, хозяин. Он осмотрел ее бедро.

– Хорошее клеймо.

Откинул назад ее волосы, держа за подбородок, повернул из стороны в сторону голову.

– Уши проколоты. Превосходно. Отступил, любуясь восхитительным телом.

– Хорошая покупка, – одобрил один из его спутников.

– Да, – согласился он. Взглянул ей в глаза: – Пожалуй, я назову тебя Сабиной.

– Хозяин? – Она вздрогнула как от удара. Пронзила меня /лазами. Я ответила ей недоуменным взглядом. Я не выдавала ее тайны!

– Разве не прелестное имя для рабыни? – спросил он.

– Да, хозяин, – послушно подтвердила она, – прелестное имя для рабыни.

– Ах ты плутовка, – схватив ее за руки, расхохотался он, – думала, я не знаю, кто ты?

– Хозяин? – только и выдавила она.

– Ты – дочь Клеоменеса, когда‑то тебя звали Сабиной и прочили мне в жены.

Она смотрела на него в смятении.

– А теперь, разумеется, ты просто рабыня.

– Да, хозяин.

– Когда Совет Конфедерации рассматривал вопрос о нашем браке, – рассказал он, – я проник на тарне в Крепость Сафроникус. Выслеживал тебя, хотел узнать, понравишься ли.

– Понравилась? – вскричала она. Нравиться мужчинам – недостойно свободной женщины. Нравятся только рабыни.

– Да, – кивнул он.

– Увидев меня в уличном платье, нелегко было понять, понравлюсь ли я тебе.

– Помнишь твои покои, – спросил он, – окно высоко в стене?

– Да…

– Ничего не стоило добраться до него с крыши, по веревке. У нее перехватило дух.

– В ванне ты была очень хороша.

Она смущенно потупилась, залившись краской.

– Рабыня застенчива? – удивился он.

– Нет, хозяин, – ответила она, а потом робко добавила: – Я действительно тебе понравилась?

– Да, вполне, – отвечал он. – И эта девушка, Марла, и остальные тоже.

– Да, у меня были красивые служанки. – Она подняла на него глаза. – Красивее меня?

– На мой взгляд – нет.

– Я рада.

– Понимаешь, какая возникла передо мной дилемма, – рассказывал он. – Я смотрел на тебя, и меня охватывало вожделение. Ты так женственна, так привлекательна. Ты из тех женщин, которыми хочется безраздельно обладать. Я желал тебя. Мечтал видеть тебя нагой у своих ног, жаждал надеть на тебя ошейник. А ты была предназначена мне в жены. Ну скажи, возможно ли относиться к такой пленительной женщине иначе как к рабыне?

– Не знаю, – откликнулась она.

– К тому же, – продолжал он, – ты из торговцев. Брать в жены дочь торговца воину не пристало. Подобных политических уловок я не признаю. Меня никто и не спросил.

– И меня тоже, – добавила она.

– Но ты женщина.

– Верно.

– Дочери торговцев, – заявил он, – годятся воинам только в рабыни.

– Неужто, хозяин? – лукаво переспросила она.

– Да, – бестрепетно ответил он.

– Да, хозяин, – потупилась она.

– Кроме того, свободная ты была уж слишком надменна. Тебя надо было поработить, надеть ошейник и высечь.

– Да, хозяин. – В голосе ее зазвенел страх.

– Я решил расторгнуть помолвку. И покинуть город. – Тандар из Ти ухмыльнулся. – Но случилось так, что необходимость в этом отпала.

– Как же хозяин нашел меня?

– Благодаря братству Воинов, – ответил он. Клитус Вителлиус улыбнулся.

– Спасибо, хозяин, – сказала Клитусу Вителлиусу рабыня Бусинка, ныне Сабина.

Он кивнул, принимая благодарность. Сабина, рабыня, повернулась к Тандару из Ти.

– Ты нашел меня, – сказала она. – Ты владеешь мною. – В глазах ее стояли слезы. – Я надеялась сохранить в тайне свое происхождение.

– Почему? – не понял он.

Она смутилась. Тряхнула головой.

– Почему?

– Я должна говорить? – спросила она.

– Ты рабыня. Говори.

– Потому, – смело взглянув ему в глаза, заговорила она, – что хотела быть твоей рабыней! – Снова смущенно потупилась. – Я чувствовала, что ты – мой истинный хозяин, а я – твоя истинная рабыня.

Мужчины переглянулись. О, они по достоинству оценили признание крошки рабыни!

– А еще, – добавила она, – я не хотела обесчестить тебя.

– Клеймо на теле дочери торговца не может меня обесчестить, – возразил Тандар из Ти.

– Понимаю, что не может. – В голосе ее сквозила ярость. Но это и в самом деле так. Что с того, что на Горе поймали и заклеймили девчонку? – Но теперь, зная, кто я, и сохранив в неприкосновенности свою честь, ты должен освободить меня.

– О? – Он не поверил своим ушам.

– Да. Теперь ты освободишь меня, и все снова пойдет так, как договорено между Крепостью Сафроникус и Салерианской Конфедерацией. Когда я стану свободной, помолвка наша восстановится, и все, хотим мы того или нет, снова встанет на свои места.

Тандар из Ти захохотал. Клитус Вителлиус улыбнулся.

– Хозяин? – Она стояла перед ним обнаженная, в наручниках. Восхитительно хороша!

– Отличное клеймо, – поглядывая на ее бедро, повторил Тандар из Ти.

– Теперь, когда ты знаешь, кто я, ты освободишь меня? Он повернул из стороны в сторону ее голову.

– И уши проколоты.

– Ты непременно освободишь меня!

– Ты – дочь торговца, – ответил он. – А дочери торговцев годятся воинам только в рабыни.

– Ты освободишь меня! – вскричала она.

– На колени! – приказал он. – Я надену на тебя ошейник.

– Хозяин!

– Принеси плеть, – бросил он кому‑то из своих спутников. Она мгновенно встала на колени. Плетка не потребовалась.

Рабыня Сабина смотрела на Тандара из Ти полными восхищения, изумления и любви глазами. Вот что за человек ее властелин!

– Принеси ошейник, – приказал кому‑то Тандар из Ти. В его вещах отыскали ошейник.

– Я нашел рабыню, которая мне нравится, – объявил он. – И надеваю на нее ошейник.

Ни политические интриги, ни гнев государственных мужей – все ему нипочем. Он – воин.

Отступив на шаг, он, как принято в Ти и в некоторых других городах, собираясь надеть на девушку ошейник, пригнул пониже ее голову.

– Повинуешься?

– Повинуюсь безраздельно, хозяин!

Резким движением захлопнул замок, заключив ее прелестную шею в жесткое стальное рабское кольцо, и ударом нога швырнул рабыню на пол.

– Брось меня туда, где ты держишь своих женщин, хозяин!

– Непременно, – пообещал он и, отвернувшись, зашагал из таверны.

Но, не сомневаюсь, прекрасная Сабина будет его любимой рабыней.

Один из спутников Тандара из Ти отыскал Бузебиуса и расплатился по счету.

– Оставил меня рабыней! – похвасталась мне Сабина. – Какой сильный, какой дивный! Одного боюсь – не сумею любить его как должно.

Я поцеловала ее. Женщина не может не преклоняться перед мужчиной, поступающим согласно собственной воле, даже по отношению к ней самой. Женщину восхищает сила, особенно если направлена она на установление власти над нею. Так уж заведено: мужчина приказывает – женщина подчиняется; мужчина властвует – женщина покоряется; мужчина побеждает – женщина сдается. Закон природы. Основа его – любовь. Доказательство этому – радость. Утрать мы этот закон – утратим часть самих себя.

– Удачи тебе! – крикнула мне на прощание Сабина. – Удачи вам всем!

– Удачи! – пожелала ей я.

– Удачи! – откликнулись девушки из таверны. Спутники Тандара из Ти уже стояли у выхода.

– Придется пороть тебя, рабыня? – спросил один из них.

– Нет, хозяин! – И Сабина бросилась за ними. Мы смотрели им вслед.

– Пора, – объявил Клитус Вителлиус, – и нам двигаться в Курулен.

Я робко коснулась его колена.

– Прошу тебя, хозяин!

Он взглянул почти нежно. По‑моему, ему было грустно.

– Ну, хорошо. – Знаком он указал, в какой альков мне идти. В алькове я сбросила с себя уличную тунику. Он задернул

занавеску.

– Сколько раз, – беспечно прощебетала я, – в этом самом алькове служила я клиентам Бузебиуса.

Он обнял меня – так нежно, что прикосновение его меня испугало.

– Мне будет не хватать тебя, Дина.

– На свете много девушек.

– Да, – проговорил он. – Девушек много.

– Ты скоро забудешь меня. Он взъерошил мне волосы:

– До самой весны все еще будут коротковаты.

– И это снизит мою цену, – ввернула я. Он поцеловал меня.

– Придешь посмотреть на меня в клетке?

Девушек часто выставляют перед торгами в клетках на всеобщее обозрение, в Курулене – почти всегда.

– Нет, – ответил он и снова – мягко, нежно – поцеловал меня.

– Оставь меня себе! – взмолилась я вдруг.

– Нет.

Я силилась не заплакать.

– Странно, – вздохнул он. – Я выходил один на один с диким слином, встречался лицом к лицу с вооруженными до зубов врагами. Я – воин и среди воинов один из первых. И все‑же ты, просто девушка, обезоруживаешь меня слезами и улыбкой.

– Нет, хозяин.

– Да все ли ты понимаешь!

– Рабыне не нужны объяснения. Ее дело – повиноваться.

– Вот видишь, – начиная злиться, произнес он. – Ты делаешь меня слабым!

– Так покори меня, – предложила я.

– Ты не такая, как другие!

– Я всего лишь рабыня. Вот и обращайся со мной как с рабыней.

– Привязать бы тебя да выпороть!

– Привяжи меня, – согласилась я. – Выпори!

– Воин, – отчеканил он, – должен быть свирепым и несгибаемым.

– Будь со мной свирепым и несгибаемым.

– Хочется, чтобы тебя покоряли и порабощали, да, шлюха?

– Да, – признала я. – Я женщина. Он сел рядом.

– Как, должно быть, презираешь ты меня за слабость!

– Да, – в запальчивости бросила я. – Презираю! Он глядел с нескрываемой яростью.

– Я люблю тебя, – сказала я.

От его удара голова откинулась в сторону, изо рта показалась кровь.

– Лгунья! – И, схватив меня, он дал выход своему бешенству. Досталось мне здорово.

– Вставай, – сказал он потом. – Пора идти в Курулен.

Я натянула тунику, подпоясалась, одну за другой застегнула пять пуговиц. Сорвал бы он с меня одежды, повел бы обнаженной по улице – пусть все видят, какому сильному мужчине я принадлежу!

Выйдя из таверны, мы отправились в Курулен.

И вот мы уже у черного хода. Перед нами – мощная железная дверь. Там, внутри, меня продадут.

– Войдем, – сказал он.

– Делай со мной что хочешь.

– Я и делаю.

– Делаешь? – переспросила я.

– Да.

Я подняла на него глаза.

– Я – воин, – в который раз повторил он. – Я не должен быть слабым.

– Но сейчас ты слаб.

– Нет.

– Презираю твою слабость! – процедила я.

– В чем же я слаб?

– Ты не хочешь продавать меня. И все же продаешь.

– Нет. Я хочу тебя продать.

– Посмотри на меня, – попросила я. – Что ты видишь?

– Рабыню.

– И что же на самом деле тебе хочется сделать со мною?

– Продать.

– Нет, – отрезала я. – Тебе хочется отвести меня в свой дом. Бросить к своим ногам. Надеть на меня ошейник. Не продать меня тебе хочется, но владеть мною, повелевать.

– Я многого хочу от тебя.

– Так прикажи! Возьми что хочешь! – с вызовом выпалила я. – Ты выслеживал меня в Аре, мчался за мной в Кос лишь для того, чтобы продать?

Глаза его метали молнии.

– Нет! Тебе хотелось, чтоб я была твоей рабыней! Хотелось видеть меня на цепи, обнаженной!

– Да! – взорвался он. – Я хотел, чтоб ты сидела голая на цепи, моя!

– Так раздень меня! Посади на цепь!

– Нет.

И вдруг я успокоилась.

– Ну так продай меня, – вымолвила я устало. – Тебе решать. Я рабыня.

Он постучал в железную дверь.

– Я считала Клитуса Вителлиуса сильным, – нарушила я молчание. – Думала, он воин. У него хватит сил делать с женщиной все, что ему хочется. А теперь вижу – он слишком слаб.

Он снова застучал в дверь.

– Он слаб, – твердила я. – Рабыня презирает его.

– Не зли меня, – огрызнулся он.

Я отвела глаза. Нечего мне бояться. За дверью послышались шаги. На уровне глаз открылось окошечко.

– Что у тебя за дело? – спросил голос.

– Продаю девушку, – ответил Клитус Вителлиус. Окошечко захлопнулось. Дверь отворилась.

– Входи, господин, – пригласил мужчина.

Мы оказались в просторной комнате. На цементном полу широкой – дюймов шесть – полосой очерчен желтый круг диаметром футов десять. У стены – столик. За ним – человек.

– Сними с нее тунику и ошейник, – сказал он.

Не говоря ни слова, Клитус Вителлиус раздел меня.

– На колени, рабыня, в круг! – приказал мне человек за столом. Тот, что впустил нас, стоял у стены. На поясе у него болталась смотанная веревка из сыромятной кожи. Я вошла в круг, встала на колени на цемент в самом центре. Подошел мужчина, что стоял у стены, снял с пояса веревку, завязал у меня на шее, затянул узел под левым ухом. Попятился, отпуская веревку футов на пять. Остаток ее петлями свисал в его руке. Надо будет – меня ею высекут.

Придется выполнять все, что положено рабыне.

– Дай за нее столько, сколько, по‑твоему, она стоит, – сказал Клитус Вителлиус. – Деньги отошлешь Клитусу Вителлиусу, в Башни Воинов.

– Да, господин, – кивнул человек за столом. Клитус Вителлиус повернулся и вышел.

А я осталась. Одна, на коленях в желтом круге на цементном полу.

Веревка на шее натянулась. Совсем рядом закачались кожаные петли.

Встав из‑за стола, мужчина вошел в круг. Смерил меня взглядом.

– Ну что ж, малышка, посмотрим, что ты умеешь.

– Да, хозяин, – ответила я.