Полезное:
Как сделать разговор полезным и приятным
Как сделать объемную звезду своими руками
Как сделать то, что делать не хочется?
Как сделать погремушку
Как сделать так чтобы женщины сами знакомились с вами
Как сделать идею коммерческой
Как сделать хорошую растяжку ног?
Как сделать наш разум здоровым?
Как сделать, чтобы люди обманывали меньше
Вопрос 4. Как сделать так, чтобы вас уважали и ценили?
Как сделать лучше себе и другим людям
Как сделать свидание интересным?
Категории:
АрхитектураАстрономияБиологияГеографияГеологияИнформатикаИскусствоИсторияКулинарияКультураМаркетингМатематикаМедицинаМенеджментОхрана трудаПравоПроизводствоПсихологияРелигияСоциологияСпортТехникаФизикаФилософияХимияЭкологияЭкономикаЭлектроника
|
Глава 29. Месть воина. Меха любви⇐ ПредыдущаяСтр 33 из 33
До Башен Воинов оставалось пройти четыре моста, когда Клитус Вителлиус, внезапно обернувшись, взглянул на меня. Я, обнаженная, шла за ним след в след и остановилась как вкопанная. Остановилась и вторая девушка. Но на нее он не смотрел. Держа в левой руке щит, в правой – копье, подошел ко мне. Я, задрожав, упала на колени и склонила голову. – Ой! – вскрикнула наша спутница. Отложив в сторону щит и копье, он связал ей руки за спиной и прикрутил к кольцу, ввинченному на высоте ярда в столб у основания моста Четырех Фонарей. В городах Гора в людных местах такие кольца – дело обычное, к ним хозяева привязывают рабынь. И вот девушка уже привязана к столбу – нагая, со стянутыми за спиной руками. На нее льется свет фонаря. Какая красивая! – Хозяин? – окликнула рабыня Клитуса Вителлиуса. Он достал из сумки тупой грифель, нацарапал на ее плече несколько слов. Потом – и к моему, и к ее удивлению – снял с нее ошейник. – Хозяин? – всхлипнула она. Он убрал ошейник и грифель в сумку. – Читать умеешь? – Да, – ответила она. – Прочти, что я написал на твоем теле. – Не вижу, хозяин, – проговорила она. – Но могу догадаться по ощущению. – Так прочти вслух, рабыня. – Ты написал: «Надень на меня ошейник. Возьми меня себе». – Верно. – Ты оставляешь меня первому встречному, хозяин? – Ты возражаешь, рабыня? – Нет, хозяин! – Она отпрянула от уткнувшегося в горло наконечника копья – Клитус Вителлиус уже успел поднять его. Копье уперлось в мою спину. – Вставай, рабыня! Я вскочила на ноги. Обогнав меня, он зашагал через мост Четырех Фонарей. Я покорно поспешила вслед. Поднявшись на мост, обернулась. У моста – никого. Уже поздно. В круге света маячит одинокая фигурка – привязанная к столбу обнаженная девушка дожидается первого попавшегося прохожего. Вот удача кому‑то подвалит! Великий Ар уже светился огоньками. Я повернулась и пошла прочь, стараясь не отстать от Кли‑туса Вителлиуса. Как он смотрел на меня тогда, остановившись у моста! В жизни не видела в мужских глазах Такой страсти, вожделения, жажды обладания. Накатила слабость. Сколько же женщин придется мне заменить ему! С высокомерием воина отшвырнул прочь девственницу, оставил первому встречному, кому вздумается завладеть ею. И за себя, и за нее, и за многих других придется мне служить ему. Сумею ли? До Башен Воинов оставалось совсем немного – два моста. Клитус Вителлиус снова обернулся ко мне. – Я не могу ждать. – Да, хозяин. Мы стояли на высоком мосту – одном из самых высоких в Аре. Под нами мерцал огнями город. Над головами дрожали звезды Гора. Он положил на мост щит выпуклой поверхностью вверх, знаком указал мне лечь на него. Я легла – и оказалась вниз головой. Прикрепленными к краям щита ремнями он привязал мои руки, раскинув их в стороны. Теперь я распята на щите. – Вот я и обладаю тобой, где хочу, Дина, женщина Земли, – объявил он. – Да, хозяин, – ответила я. Он сжал меня в объятиях. – Я люблю тебя, хозяин, – отдаваясь своему властелину, прошептала я. Схватив за плечи, он подтянул меня повыше, к своим губам. Казалось, привязанные к щиту руки сейчас оторвутся! Швырнул обратно на высокий, как арка, щит. Животом, бедрами почувствовала я его губы – и уже не могла противиться охватившей меня бешеной страсти. А потом, себя забыв от рабской любви к нему, хозяину, зашлась в крике. Он отвязал мои руки. Сбросил меня со щита. Перекатившись на бок, я недвижно лежала на мосту – рабыня в его ошейнике. – Скоро ночь, – сказал он. – Надо отвести тебя к мехам любви. – Да, хозяин. – Вставай. – Он поддел меня ногой. Я попыталась подняться, но, не устояв на ногах, упала на четвереньки. Он рассмеялся. Я осела на бок. Протянула к нему руку. – Вставай, землянка! – приказал он. – Постараюсь, хозяин. Но снова я упала на колени. – Не бей меня, хозяин, – взмолилась я. – Ты совсем лишил меня сил! – Я чувствую, – кивнул он. – Да, хозяин. С такой силой любовь захлестнула все мое существо, что не осталось сил стоять. Такой слабости до сих пор я не знала Казалось, лишь на одно есть силы: лежать бессильно распростертой перед ним, обнимать, целовать его, ловить каждое прикосновение. Верно, к таким уловкам прибегает мать‑природа, чтобы помешать самке сопротивляться, не дать убежать, отдать ее на милость более сильного существа. – Я не могу идти, хозяин, – пожаловалась я. – Позволь мне ползти за тобой к мехам. Он закинул щит за спину, привязал к нему копье. Его руки мягко подхватили меня, я склонила голову ему на плечо, и oн понес меня через мост, к следующему мосту, к Башням Воинов.
Я подала ему вино. Кроме меня, девушек в его доме не оказалось. О, я хорошо понимала, что это значит! Единственный мужчина – полный хозяин, и единственная женщина – абсолютная рабыня. Безупречное рабство, в котором двое идеально подходят друг другу, в котором друг для друга они – все на свете. Одним мужчинам это дано, другим – нет. Многое завися? от того, встретит ли мужчина свою, ту самую рабыню, а женщина – своего, того самого хозяина. Именно это – хоть говорить об этом с Клитусом Вителлиусом я и не смела – и произошло с нами. Думаю, сознавал это и он. Я подала ему вино. Он дал и мне выпить из чаши. Высокая честь! Знак его отношения ко мне. Пить с того же края, которого касались его губы, я, разумеется, не осмелилась. Я отставила чашу. По его знаку расстелила меха любви – не на ложе, в ногах. Я – рабыня. Покои освещала лишь неяркая лампа. Клитус Вителлиус махнул рукой – и я откинулась на меха в ногах ложа. Скинув тунику, он опустился рядом. Замети 0 было, что едва сдерживается, чтобы не наброситься на меня. – Я твоя! – Я протянула к нему руки. – Возьми меня хозяин. – Я неравнодушен к тебе, – признался он. – Будь сильным со мной, хозяин, – пристально глядя на него, прошептала я. – Я не хочу бросать тебе вызов. Не хочу сражаться с тобой. Хочу служить тебе, любить тебя. Хочу отдать тебе все, до конца, без остатка. Он не сводил с меня глаз. – Ты не понимаешь, хозяин? Будь у меня выбор, я выбрала бы не свободу, а твои оковы. Женщине – это я хорошо усвоила – приходится выбирать между любовью и свободой. И то и другое по‑своему ценно. Каждая выбирает по себе. – Но я не оставил тебе выбора, – проговорил он. – Конечно нет, хозяин. Ты – горианин. – Может, я тебя продам.. – Можешь делать со мной что хочешь, хозяин. Я в полной его власти – я только рабыня в оковах. Он, казалось, разозлился. – Принеси мне вина, хозяин, – обронила я. Он изумленно воззрился на меня. – Девушка всего лишь проверяет хозяина. – Я улыбнулась. И тут он с размаху ударил меня по лицу. Больно! Я почувствовала вкус крови. – Думаешь, – спросил он, – если я к тебе неравнодушен, значит, буду с тобой слаб? – Нет, хозяин, – выдавила я. На меня падала тень от рабского кольца. Рядом на полу лежала прикрепленная к кольцу цепь и ошейник. Он приладил тяжелый ошейник мне на шею поверх легкой стальной ленты – приковал меня к кольцу в ногах ложа. Рука его коснулась моего тела. – Я вижу – ты будешь сильным со мной, хозяин. – Ну и дурак же я, – процедил он, – вбил себе в голову земную девку. – Я одного хочу – любить тебя, служить тебе, хозяин. – И все же ты хороша. – Девушка благодарна хозяину, если он считает ее привлекательной. – Так ты выбрала бы рабскую долю? – вспомнил он. – Да, хозяин. – Шлюха. – Да, хозяин. – Решать все равно буду я. – Да, хозяин. – И я решил… – Да, хозяин, – произнесла я с мольбой. – …что ты – моя рабыня. – Да, хозяин! – вскричала я и забилась в его руках в самом неистовом, чудовищном экстазе, какой только доводилось испытать когда‑либо женщине, в рабском оргазме, доступном лишь той, кем поистине обладают. – Как могу я так любить тебя, – спросил он, – если даже не владею тобой по‑настоящему, если ты не до конца моя? – Не знаю, хозяин. Клитус Вителлиус признается в любви к рабыне! Надеюсь, он не станет меня бить. Схватив меня за волосы, он оттянул к мехам мою голову. – Мужчина может любить только ту женщину, которая принадлежит ему, принадлежит по‑настоящему. Иначе он лишь одна из сторон в контракте! – А женщина, – добавила я, – может любить лишь того, кому по‑настоящему принадлежит. – Кому ты принадлежишь, рабыня? – спросил он. – Тебе, хозяин, – ответила я. – Твои слова приятны мне, рабыня. – Освободи меня! – поддразнила я его. – Хочешь плетки? – Нет, хозяин, – вдруг испугавшись, поспешно заверила я. Он – хозяин. Может делать со мной что хочет. – Проси о свободе, – разрешил он. – Пожалуйста, освободи меня, хозяин! – Нет, – он рассмеялся. – Не освобожу. Ты останешься моей рабыней. Я закрыла глаза. Когда‑то там, на Земле, меня звали Джуди Торнтон. Я училась в небольшом, но престижном колледже. Специализировалась по словесности. Писала стихи. Была популярна среди студентов. Теперь я всего лишь рабыня по имени Дина, с клеймом на теле, беспомощно замирающая в руках хозяина. А Элайза Невинс, моя былая соперница! Теперь и она носит ошейник. Интересно, так ли счастлива она в объятиях своего хозяина, как я – в объятиях своего? Она изучала антропологию. Осознала ли она теперь по‑настоящему – пожалуй, впервые – природу рабства? Наверно, хозяин научил ее, что это такое. Тая от наслаждения, я нежилась в объятиях Клитуса Вител‑лиуса. Я открыла глаза. – Девушке не будет позволено хотя бы иногда высказывать свое мнение? – Может быть, время от времени, – ответил Клитус Вителлиус, – на коленях у моих ног. – Ты чудовище, хозяин! И снова – его тело, снова он раскинул в стороны мои ноги. – Ты груб, хозяин! – не сдержала я упрека и тут же испуганно добавила: – Прости, хозяин! Он не ударил. Я задрожала, принимая это властное мужское тело, отдаваясь, упиваясь этой сладостной, свирепой, напористой лаской. О, он знает множество способов овладеть женщиной, и, что бы ни делал он со мною, я должна беспрекословно покоряться. За окнами на мостах послышались голоса. Наступало утро. – Ты такой ненасытный, хозяин, – сжимая его в объятиях, простонала я. – Ни здоровья, ни силы своей не стыжусь, – ответил он. Достойный ответ. Ответ горианина, объясняющего очевидное невежественной рабыне‑землянке. – А между прочим, ты и сама – весьма похотливая сучка! Стыдишься ли ты этого? – Больше не стыжусь, хозяин. – Значит, ты полна жизни, эмоционально свободна, – сказал он. – Это – признак бодрости, душевного здоровья, раскрепощенности. Здесь, на Горе, я обрела свободу, хоть отныне мне суждено носить ошейник. Странно: в ошейнике – и свободна! На самом деле именно тогда, еще до ошейника, я и была рабыней, узницей противоестественной, извращенной, механистической цивилизации, жертвой культа воздержания. – Может, эмоционально я и свободна, – рассмеялась я, – а вот физически – вряд ли. – Верно, – согласился он и, подтянув меня за цепь, снова опрокинул на спину на мехах в изножье ложа. – Ты оставишь меня своей рабыней? – в который раз спросила я. – Конечно, – отвечал он. – Даже не представляла себе, что встречу мужчину, который так желал бы меня, горел бы таким вожделением и все же держал бы меня в рабстве. – А еще ты не представляла, что встретишь мужчину, который сумел бы удовлетворить самые потаенные твои желания, – продолжал он мне в тон, – глубоко запрятанные, почти неосознанные, скрытые желания, в которых ты и сама себе признаться едва ли решилась бы. – Ты, хозяин, – смутная мечта, чудо, о котором я не осмеливалась и грезить и которое вдруг стало явью. – А для меня – ты, рабыня, – признался он. – Ты и в самом деле будешь суров со мной, хозяин? – Да. – И в самом деле, хоть ты ко мне и неравнодушен, оставишь меня полностью порабощенной? – Да, рабыня. – Даже будешь наказывать, если провинюсь? – Даже буду наказывать, если пожелаю, независимо от того, провинишься ты или нет. – Значит, абсолютное рабство? – Конечно, рабыня. Я робко потянулась к нему, коснулась его плеча, нежно поцеловала. – Я люблю тебя, хозяин. – Молчи, рабыня, – раздраженно бросил он. – Да, хозяин. И он начал ласкать меня – нежно, ласково, и я припала к нему всем телом, замирая от наслаждения, но не произнося ни звука: я – рабыня, говорить мне запрещено. Снова он любил меня, мягко и бережно, и я знала – в любой момент нежность эта может обернуться свирепой жестокостью – если ему так захочется. Обладать рабыней можно тысячами способов, и, я уверена, Клитус Вителлиус мастерски владеет ими всеми. Сердце переполняла радость. Он повелевает мною. Я повинуюсь. Полностью, безоговорочно принадлежу ему. Разве выразишь словами это ощущение? Может, потому‑то он и велел мне молчать – чтобы просто наслаждалась, не пытаясь высказать то, чему ни на одном языке нет названия. Я и не пыталась, а, все забыв, отдалась на волю всепобеждающей любви.
|