Глава тридцать третья. В которой кровь течет правильно, хавдинги надевают боевые шлемы, а Свейн ползет на животе

В которой кровь течет правильно, хавдинги надевают боевые шлемы, а Свейн ползет на животе

Наконец‑то Даг уснул крепко и безмятежно! В отличие от взрослых, он не чувствовал никакой близкой опасности.

За Глумом Свенсоном, братом Гудрун Белоглазой, выстроился целый караван, его сопровождали две дюжины вооруженных слуг. Олав Северянин постоянно ожидал нападения, но последняя часть пути прошла мирно. Мчались вдоль берега реки по накатанным колеям, снег искрился, справа и слева тянуло дымком усадеб. Догнали и обогнали медленный караван треллей, затем обогнали два купеческих каравана с мороженой рыбой. Когда река сделала крутой поворот, впереди на белой проплешине среди елей показались сотни пустых саней и десятки высоких костров.

– Смотри, сынок, это тинг. Там собираются все вольные мужчины нашего херада, – Хильда взяла Дага за затылок и повернула в нужном направлении.

– Ух, вот это да! – только и смог выкрикнуть мальчик. Ничего необычного в его удивлении не было; когда тебе восемь лет, многое в мире еще незнакомо и по‑настоящему интересно.

В той стороне, куда указала мама, неторопливо струились дымки. Там суетились сотни, если не тысячи людей, издалека они походили на растревоженный муравейник. Однако Даг не обнаружил ни привычных домов из торфа, ни хижин лесорубов, ни шалашей охотников. Люди, приезжавшие для обсуждения важных дел и судебных разбирательств, рыли себе землянки под высокой скалой. Много землянок осталось с прошлого года, нынче их выкапывали из‑под снега, углубляли, чинили осевшие накаты. На большом тинге дела могли затянуться и на неделю, и дольше; многие, как и Северянин, прикатили с запасом провианта, с женами и детьми. Расторопные торговцы в шубах привычно расставляли свои палатки и столы. Еще не приехал ландрман и судьи, а на утоптанной снежной поляне уже вовсю кипела торговля и горели костры.

– Хозяин, ваши землянки готовы! – К Олаву подскочил верный хускарл, прибывший на место сбора загодя, накануне. – Мы натопили, ельника нарубили, дым славно уходит!

– Хозяин, Рагнар Пустой Живот здесь, – шепнул другой работник. – Его видели вместе с кормчим Сигурдом…

– Хозяин, мы сказали за тебя, что возьмем на пробу ту новую руду, что предлагали в Бирке, – доложил третий данник, заведовавший торговлей. – Олав, если ты передумал, я побегу, еще не поздно отказаться…

Тинг херада из года в год проходил в привычном месте, на широком речном плесе. Место это привыкли называть Столбами Совета или Столбами Клятвы. Три острых каменных столба, как волчьи клыки, торчали над изгибом реки. Скудная земля между ними за столетия почернела от пламени костров, а сами Столбы вылизали ветры. Полукругом острыми уступами поднималась скала, защищая обширное поле тинга от воющих северных ураганов. На другом краю поля, напротив Столбов, возвышалась скошенная гранитная плита. Возле нее никто не растягивал шатров и не разводил костры. Там должны были поставить статуи богов. Пока что место пустовало, ждали главного конунга‑жреца из Упсалы. Летом к Столбам добирались двумя способами – по речному мелководью и по единственной сухой дороге через холмы. Зато зимой дорог становилось много, легко долетали на санях из всех усадеб херада…

– Руду мы купим, пусть везут. Распрягайте и кормите лошадей, – распорядился Олав, закалывая на плече толстый меховой плащ. – Женщины, ступайте в землянку, займитесь едой. Сверкер, бери с собой Дага, пойдем провожать нашего дружинника.

Даг сделал пять шагов, оглянулся и замер. На сей раз волчья лапа шевельнулась не на макушке, а где‑то внутри живота. За лысыми Столбами Совета он увидел такую красоту, что захотелось закричать, зарычать или выдернуть из земли тяжелый камень. Войска могучих бондов собрались на излучине, почти все свободное половинное ополчение их округа. Лейдунги из своих сюслов привели Эйрик Хитрец, и Сигурд Короткая Нога, и Торарин Исландец, и многие другие, о которых даже Олав Северянин только слышал, но не видел. Гомон, смех и звон металла доносились отовсюду. Сюсломаны метались, пересчитывая людей, трелли топорами долбили замерзшую землю, углубляя старые землянки. От озера Ветерн вверх по реке все катили и катили сани с новыми гостями. Старые друзья обнимались, затевали шутливые поединки, вместе топили походные бани. Парни с удаленных усадеб, затаив дыхание, разглядывали девушек, закутанных в куницу, песца и редкого соболя.

Дочери и жены бондов не упустили случая блеснуть лучшими нарядами. Они неторопливо прогуливались среди торговых рядов, хохотали, перекидывались шутками с мужчинами. Даг почти сразу приметил своих давних недоброжелательниц – дочерей Гунхильды Насмешницы. Нынче они вырядились как знатные дамы. На груди у каждой красовалась гирлянда серебряных цепочек, на цепочках крепились овальные броши размером в ладонь. Подражая своей мамаше, вредные дочки Насмешницы обвешались ключиками, иголками, гребнями и другими непонятными блестящими предметами. Волосы они подвязали цветными лентами, на юбки нашили аппликации из кусочков крашеной ткани, а глаза подвели сурьмой так, что стали похожи на лесных троллей. По крайней мере именно так троллей Даг себе и представлял.

Вообще, в торговых рядах женщин и совсем молоденьких девушек оказалось гораздо больше чем мужчин. Почти каждая щеголяла в дорогих мехах, но меха ненароком распахивали, чтобы показать подругам шитье серебром и золотом…

К удивлению Дага, среди парней тоже обнаружилось немало модников. Возле девушек увивались красавчики в широких креповых штанах. Парни нарочно скидывали плащи, чтобы красавицы могли оценить их дорогие узорчатые туники и пояса, украшенные редкими камнями…

Те, кто приехал на одну ночь, землянок не рыли, ставили шатры. Люди разжигали костры высотой в два человеческих роста, складывали шалашом целые древесные стволы. От костров шел такой жар, что снег под ногами таял, темнел, сползал к обледеневшей речке.

– Они едут на войну? – вцепился Даг в дядю Сверкера, указав на огромную толпу новобранцев.

– Они ждут, пока все соберутся. Кормчие выкликнут всех по именам. Затем херсиры осмотрят оружие, снаряжение и коней.

– Но у многих вообще нет коней!

– На конях воевать никто и не собирается, – пренебрежительно отмахнулся Сверкер. – Настоящие мужчины дерутся в пешем строю, это только степные наемники на службе у кейсара удирают от боя на конях. Но не всегда предстоит плыть по морю, а до моря еще надо добраться…

– К завтрашнему дню новые ополченцы соберутся, – заключил Горм, шумно втягивая ноздрями дух жареной оленины. – Приедет ландрман Торстейн и поведет всех в военную крепость, куда указал ему конунг. До весны они вряд ли выйдут в море. Скорее всего, они выступят против викингов Харальда Серая Шкура, он разоряет наши усадьбы на севере…

– А это кто? Я его помню… – Даг указал на сутулую горбоносую фигуру в черном. За мужчиной в черном плаще торопились двое помощников, они несли кованый сундук и мешки с загадочным содержимым.

– Это же лагман, «говорящий закон», он судит все поединки и делит межи, – напомнил Сверкер. – Но здесь он судить не будет, он только следит, чтобы кормчие соблюдали закон.

Прогудел горн, ему ответил другой и третий. Тысячи мужчин на громадном пространстве пришли в хаотичное движение. В первую минуту Дагу показалось – они носятся просто так, от костров к лошадям, к землянкам и обратно к кострам, к сушащейся одежде. Но постепенно стал проявляться грубый рисунок будущего воинского построения. Херсиры строили будущих дружинников очень просто – по их маннгердам, по возрасту и росту. Получалось далеко не сразу, некоторые упрямцы категорически не желали попадать не то что в третью, но и во вторую шеренгу. Даг тянул шею, силясь угадать своего дядю Свейна Волчья Пасть, но людей было слишком много. Настоящая рать!

– А где наш дядя Свейн? Свейн где?

– Свейн Волчья Пасть где‑то там, на коне, в первой шеренге, – сказал Горм. – Если только он вообще тут, а не в походе…

У Дага от возбуждения раздувались ноздри, как у охотничьего пса, почуявшего зверя. Он вдыхал гремящий воздух, точно пил хмельное вино. Рослые ополченцы выровняли строй по линии флажков, воткнутых в землю. В первой шеренге перед строем переступали ногами застоявшиеся кони хавдингов. На всадниках сияли древние закрытые шлемы с защитными пластинами для щек и носа. Над бровями и поперек лба их покрывал серебряный орнамент, так что многие шлемы походили на жуткие маски. Некоторые носили сверху гребни с мордами кабанов, медведей или головами орлов. На тинг все вырядились празднично, закололи плащи самыми красивыми тяжелыми фибулами, коней укрыли блестящими попонами, привезли с собой боевые штандарты с черепами и обрывками трофейных знамен.

Позади вождей, во второй шеренге и по бокам глубокого строя, держались опытные хольды, отслужившие в ополчении не первый месяц. Они одевались проще, но почти у каждого имелась оленья куртка с костяными вкладышами и дорогой меч с инкрустацией. Дорогие мечи носили с небрежной гордостью, потому что их дарил отличившимся сам ландрман, а то и конунг. В кольце старших вояк стояли новички, они хорохорились, но чувствовали себя весьма неуверенно.

– Се‑конунг Сигурд привык к битвам на море, и другие форинги тоже рвутся на свои драккары, – печально произнес старина Горм, оглядывая неровные ряды ополченцев. – Все привыкли к набегам. Кони у нас плохие, а у саксов и даже у венедов кони добрые… Я сто раз говорил Сигурду Короткая Нога, что надо учиться у византийцев. Надо учиться драться на берегу, а мы деремся всегда одинаково… бьем как тупым обухом, эх!

Будущим бойцам предстояли месяцы трудной учебы в военном лагере и месяцы на веслах, под командованием свирепых морских форингов. Олав проводил сына рыбака в расположение отряда Сигурда Короткая Нога. Там писарь занес его имя на табличку, младший херсир проверил оружие, доспехи и пищевой паек. На прощание мужчины клана обняли своего защитника, каждый сказал последние короткие слова.

– Жреца‑тула ведут! Сам тул приехал! – зашелестело по рядам.

Предсказатель из Старой Упсалы самостоятельно передвигался с большим трудом. Нутряные и суставные хвори, нажитые непосильным служением в холодном храме, дали о себе знать уже в молодом возрасте. Но жрец сумел перешагнуть восьмой десяток. Он еще помнил времена, когда шведского конунга выбирали у священного Камня Мора, а нынешний правитель Бьорн бегал бесштанным мальчишкой. Вместе с его товарищами, такими же белобородыми скрюченными старцами, он круглый год следил за довольством асов и точностью жертвенных ритуалов. По праздникам он пил особые отвары, пел песни волков и прозревал будущее…

На тинг жреца привезли крепкие юные прислужники, чтобы тот лично зарезал овцу и сообщил ландрману о предстоящих знамениях. Старика вели под руки. Его волчья шуба волочилась по снегу, а на трясущейся голове угрожающе покачивался черный шлем с рогами‑полумесяцами. Жрец направлялся туда, где у трех Столбов уже вкопали походную статую Одина.

– Тихо все! Слушайте «говорящего закон»!.. – пронеслось над рядами.

Постепенно многоголосый шум стих. Даг тянул шею, подпрыгивал за спинами взрослых, но так ничего бы и не увидел, если бы дядя Сверкер не посадил его к себе на плечи. Хавдинги кое‑как выровняли ряды ополченцев, напротив кучно и порознь собрались женщины, купцы и холопы. Бонды держались по родственным группам. Отдельно, сплоченным отрядом, похожим на железный кулак, стояли наемные дружинники ландрмана. Рядом с Северянами устроился и Торир Белоглазый, и родичи Ингрид, и братья вдовы Гудрун, и соседи по маннгерду. Сутулый лагман откашлялся, для звонкости голоса выпил сырое яйцо:

– Слава мудрому Одину, подарившему нам землю и законы! Слава могучему Тору, подарившему нам силу, храбрость и железо! Слава плодовитому Фрейру, подарившему нам детей и детенышей нашему скоту!.. – Лагман еще долго басом выкрикивал славословия, толпа в едином порыве все громче повторяла за ним последние слова. Даг тоже стал шептать вместе со всеми. Еще немного – и ему стало казаться, что он уже вовсе не отдельный человек, а крошечная часть единого просыпающегося зверя.

– Слава конунгу Бьерну, – закончил лагман свое парадное выступление и передал слово ландрману Торстейну.

Грузного ландрмана Даг уже встречал на боях жеребцов, особого впечатления на него этот человек не произвел. Пожалуй, он стремился выглядеть красиво в седле, но получалось это неважно. Под Торстейном гарцевала лошадь редкой длинноногой породы, укрытая позолоченной попоной. Ландрман спешился, поочередно стал обнимать могучих бондов и судей, выстроившихся у гранитной плиты. Сам он к народу не обратился, наверное, не хватало силы в глотке. Следом за Торстейном, с приклеенной улыбкой, повторяя отцовские движения, выступал сын ландрмана, будущий ярл и наследник многих ленных земель. Этот парень со злой лощеной физиономией понравился Дагу еще меньше, но мальчик решил никому об этом не говорить. Восьмилетний Даг недавно заметил – почему‑то всегда, когда он пытается честно поделиться с окружающими своими мыслями, дело заканчивается взбучкой, обидой или того хуже – дракой между взрослыми. Поэтому Даг никому не высказал своего мнения о вождях.

На открытых санях к гранитной плите подвезли дубовые колоды с личинами великих асов. Как положено, Одина установили в центре, его ближних соправителей – по бокам. Жрец‑тул ударил ножом в горло распяленного барашка. Кровь ударила ему в руку, забрызгала до локтя – хороший знак! Херсиры заволновались, забормотали одобрительно. Один принял первую жертву с благосклонностью, это значит – зимний поход лейдунга станет успешным и сыновья вернутся домой!

– Слушайте добрые и недобрые вести! – снова прогудел «говорящий закон». – Кто имеет что‑то сказать, пусть говорит после меня! Первое слово – от славного ландрмана Торстейна! Каждому рядовому дренгу повышается жалованье на четверть эйрира серебра. Каждому хольду, отслужившему полгода, – на пол‑эйрира в мирное время! Каждому хавдингу – на эйрир серебра в мирное время!

– Хвала Торстейну! – рявкнули сотни луженых глоток.

– Хвала! Хвала! Се‑конунг, мы с тобой!

Старый вождь проехался перед строем, спешился у подножия гранитной плиты, упал на колени перед жертвенной чашей. Прислужники конунга‑жреца зарезали двух петухов. Кровь лилась ручьями с морщинистых рук рогатого старика, он схватил прут и стал стегать содержимое чаши. Люди затихли, когда Торстейн снова повернулся к ним лицом. У Дага заколотилось сердце. Он почувствовал, как неумолимо приближается нечто важное. Нечто такое, что заденет каждого и навсегда сломает ход мирной жизни.

– Мало…

– Этого мало великим асам… – прокатилось по рядам дружинников.

– Мало Отцу Павших! – возвысив голос, рыкнул тул. Дага затрясло не на шутку. Он верно угадал – назревало что‑то необычное. Такого он еще не видел!

Пронзительно затрубил рог. Ему ответил другой, третий… Скоро стало казаться, будто сам воздух в котловине вибрирует от неумолчного дребезжащего звука. В чистом голубом небе кружили хищные птицы. Над рекой задымили костры, приправленные сладкими благовониями.

– Везут, везут, смотрите…

– Храни нас, великий Фрейр! Может, хоть в этом году уродится доброе зерно!

– Везут жертву… везут…

– Даг, там твой дядя Свейн! Хочешь ко мне на плечо?

– Свейн? – изумились рядом. – Разве он не в походе?

Даг попытался протиснуться в первые ряды, ему не сразу это удалось. У самой гранитной плиты люди замерли плотным монолитом, а позади напирали все новые и новые зрители. Почти все приехавшие на тинг старались подобраться ближе.

Наконец, Даг придумал, как поступить. Он ринулся туда, где распрягали лошадей, по глубокому снегу пробрался в обход и вдоль ряда сугробов вернулся к месту событий. Примеру Дага последовали другие мальчишки, увязались следом, но не все отважились взобраться прямо на скалу. Нарушителей заметили младшие вооруженные жрецы, охранявшие статую бога, но не стали задерживать. Дагу пришлось бежать по краю отвеса высотой не меньше шести локтей. С левой стороны от него, за линией конных хавдингов, замерла толпа, где‑то там находились отец и мать. А справа, за Столбами Клятвы, расстилалась идеально ровная полоса, по которой гнали будущие жертвы.

– Везут, везут…

– Добрая будет жертва…

Парень сразу увидел и узнал своего дядю Свейна. Владелец торгового фелага и по совместительству вождь мощного хирда викингов, Свейн Волчья Пасть гордо ехал впереди на низкорослой, лохматой кобыле. За херсиром рысили четверо лютых из его хирда и на привязи волокли троих изможденных людей. Люди были чудно одеты и выглядели очень странно. Сразу стало понятно, что это иноземцы. Все с длинными узкими бородами, в черных одеяниях, с остатками золоченых воротничков и нарукавников. У самого толстого на груди болтался крест. Когда толстяка отпустили, он упал на колени, высоко поднял крест и что‑то зашептал.

– Вот они… слуги креста…

– Проклятие наше… христианские морды!

– Отдать их Одину! Отдать их Отцу!!

Сам Свейн не слишком ловко сидел в седле, но не смущался своего недостатка. Ведь викинги не дерутся верхом, а в море лошадь уж точно ни к чему! Свейн соскочил с лошади шагов за двадцать до трона. Дальше, к золотым ступням божества, как и положено, он пополз на коленях. Следом за ним поползли Аки Большой, командир «Цапли», и Ульме Лишний Зуб, главный кормчий с «Белого быка», лучшего корабля, принадлежащего Свейну.

Покачивая рогатым шлемом, конунг‑жрец вышел навстречу херсиру. С двух сторон старика поддерживали молодые прислужники.

– Ты сделал то, что обещал?

– Да, Высокий. Мы добыли тех, кто наслал мор и бескормицу на южный Свеаланд.

– Это хорошо. Ты можешь поднести свой дар асам…

Конунг‑жрец говорил тихо, но его услышали все. В долине постепенно установилась нервная гнетущая тишина. Лучшие люди страны словно ждали чего‑то. Настроение передалось и Дагу. Он замер, прижавшись к ледяному камню, не чувствуя холода и ветра. Даг смотрел, как брат его матери, грозный херсир Свейн, на животе ползет последние шаги до ступней величественного тула…

Дальнейшее произошло очень быстро. Пленников перевернули вверх ногами, разрезали им горло и подвесили на толстой деревянной поперечине между двух сосен. С головы повешенного толстяка все так же свисал бронзовый крест. Предсказатель молча обошел мертвецов, присел, вглядываясь в их искаженные лица. Кровь дымящимися ручейками текла вокруг его сапог, оставляя бороздки в снегу. Прислужники почтительно застыли позади, не смея тревожить верховного жреца. Наконец рогатый старик медленно разогнулся:

– Один доволен…

По рядам ополченцев, по нестройной толпе пронесся вздох облегчения.

– Кровь течет правильно.

– Добрая весть…

– Дизаблот пройдет удачно…

– Праздник Девяти состоится вовремя…

– Слушайте, свободные люди Свеаланда! – В тишине трескучий голос ландрмана заметался над речным льдом. – Я собираю половинный лейдунг не для войны. Но к войне мы должны быть готовы… Многие из вас уже слышали, что творится в Ютландии. Конунг Харальд Гормсон жжет святилища и убивает служителей Одина. Он объявил, что вся его страна станет логовом христиан…

После обмена праздничными речами ландрман долгое время занимался организацией свежего войска. Чувствовалось, что он больше доверяет не свободному лейдунгу, а своим бойцам и дружинам ярлов. Этих молодцов набирали надолго, и бежать им было некуда – ни двора, ни семьи, ни своих земель. До зубов вооруженные дренги защищали спину хозяина, угрюмо поглядывали на вольных бондов, а к ополченцам относились с презрением.

– Вы поняли, что он сказал? – вполголоса говорил соседям старина Горм. – Торстейн кричит то, что ему приказывают ярл и конунг. Они хотят иметь в дружине не сто человек, а тысячу…

– Тысячу? – рассмеялись в толпе. – Эй, Одноногий, ты выпил слишком много пива!

– Скоро увидим, кто прав, – Горм потемнел лицом. – Скоро увидим… Захотите половить рыбы в море, и вас назовут вором! Приходит конец свободе, вот увидите…

Торстейн объявил, что всякому отслужившему в лейдунге полгода конунг лично вручит меч. Затем распорядился, на кого из бондов в следующий раз лягут расходы по проведению тинга, а кому надлежит принимать у себя самого конунга Бьера с дружиной. Народ выслушал молча, никто особо не роптал. Даже когда объявили о повышении налога на содержание флота.

Но тут…

– С этого года каждый херад из Хельсингланда, Седерманланда и Вестманланда должен снарядить боевой корабль для флота конунга! – продолжал вещать Торстейн. – Каждый корабль должен быть с гребцами и дружинниками. А еду для них и оружие доставлять будем сами первый год… Всем корабельным округам, имеющим выход к Бельту, как и прежде, поручено держать дозоры на берегу. Но в каждый такой округ будет послан человек ярла! Он скажет, где строить укрепления и сколько людей надо для поддержания сигнальных костров. Всякий, кто выходит в викинг, будет платить…

Торстейн говорил еще долго и непонятно для Дага. Однако по мрачным физиономиям отцовских друзей мальчишка понял, что ничего хорошего не обещают.

– Он хочет разорить нас… – шептались бонды. – Такого никогда не случалось, чтобы мы содержали морские укрепления… Как же тогда «право лейдунга»?..

– Отец, почему мы не можем собрать свою дружину? – вслух предположил Даг. – Сами будем охранять берег от чужих викингов.

– По старым законам Упсалы, лейдунг не может собраться в лесу или у кого‑то в усадьбе, – терпеливо объяснил сыну Олав. – Ополченцев собирают только на тинге. В давние времена конунги Свеаланда сами водили флотилии на врага, но нынче… нынче они нанимают верных псов вроде Сигурда Короткая Нога или Торстейна.

– А что такое «право лейдунга»?

– О, это хорошее дело, сын мой. Как только корабль пройдет костры дозоров, на нем никто больше не подчиняется лагману. Если двое подерутся и один другому выбьет глаз, то заплатит виру вдвое больше, чем на берегу. И свидетелей понадобится вдвое меньше для суда стюримана.

– Я помню, как в прежние времена конунг пользовался своим «правом лейдунга», – подхватил Горм. – Он забирал третью долю виры с любого наказания, и это было честно! Прочее забирали мы и корабельный стюриман, и все были довольны…

– А нынче они хотят забрать себе половину, – прокряхтел Глум Свенсон. – Что же будет дальше?

– Может, конунг хочет вообще забрать себе все корабли? – предположила тетушка Ингрид. Она приехала недавно и незаметно пристроилась позади мужчин.

А ландрман, невзирая на ропот, продолжал что‑то громко выкрикивать. Слова его немедленно повторяли зычными голосами два глашатая:

– Слушайте, свободные люди Свеаланда! Большая беда ползет с юга, хуже черной чумы. И несут ее саксонские епископы с крестами! А пока конунг датчан лижет пятки саксам, его бонды потеряли страх. Многие собирают вольные дружины, разбойничают в наших южных сюслах, нападают на наши морские дозоры.

Поэтому наш конунг говорит так – пусть будет половинный лейдунг, но этого мало! С этого года он собирает постоянную дружину! Слушайте, свободные люди! Если мы впустим христиан на свою землю, они сожгут и нас!