Введение в риторику

§ 1. Под словом речи вообще разумеется всякое словесное выражение наших мыслей и чувствований, расположенное в не­котором определенном порядке и связи. Порядок и связь отличают искусственную речь от языка. Под словом языка в пространном смысле понимать надобно все правила речи, составляющие теперь три особенные науки: логику, или диа­лектику, которая учит думать, рассуждать и выводить заклю­чения правильно, связно и основательно; грам­матику, которая показывает значение, употребление и связь слов и речей,— и риторику, которая подает правила к после­довательному и точному изложению мыслей, к изящному и пленительному расположению частей речи сообразно с видами каждого особенного рода прозаических сочинений.

§ 2. Итак, риторика, принятая во всем ее пространстве, заключает в себе полную теорию красноречия. Красно­речие, как обыкновенно понимаем, есть способность выражать свои мысли и чувствования на письме или на словах правильно, ясно и сообразно с целью говорящего или пишущего. Древние под именем красноречия разумели единственно — искусство оратора, а под именем риторики — правила, служащие к обра­зованию ораторов. Теория прочих прозаических сочинений была предметом их диалектики и грамматики.

§ 3. Цель риторики как теория всех прозаических сочинений не ограничивается убеждением и доказательствами. В противность древним и некоторым новейшим учителям мы понимаем под сим словом науку научать наш разум и занимать воображение или трогать сердце и действовать на волю. Итак, искусство научать, занимать, трогать, доказывать составляет предмет всякого прозаического писателя.

§4. Смысл, если чувство и выражение оных состав­ляют сущность речи, и должны быть в надлежащей связи точно так, как душа и тело. То и другое, как материя и форма, служит предметом риторики, которая, впрочем, не простирает своих ис­следований до мыслей и до слов, предоставляя это логике и грамматике. Она более смотрит на красоту и стройность сочинения, т. е. она учит мысли", правильно обдуманной и по правилам грамматики выраженной, представляет в виде изящном и соответственном каждому роду красноречия.

§ 5. Некоторые под именем красноречия разумеют стихи и прозу, а другие одну прозу, разделяя таким образом всю науку словесности на два рода, на искусство прозаическое и на искусство стихотворное. Сие разделение основано не на одной наружной форме того и другого рода; оно зависит от существенного различия предметов и цели, которые пред­полагают себе оратор и стихотворец; одного — намерение научить, а другой имеет в виду особенно — удовольствие.

§ 6. Есть люди, которые отличаются каким-то природным красноречием; они никогда не учились правилам риторики, но, имея здравый рассудок, живое чувство, вкус и легкость в языке, выражают свои мысли ясно и в таком порядке, который совершен­но соответствует их цели. Сия, частию от природы получаемая, частию воспитанием, обращением и чтением образованная спо­собность обеспечивать успехи предлагаемого нами искусства, и сама приобретает посредством правил новый блеск, силу и совер­шенство.

От всякого писателя требуется, чтоб он со всех сторон ос­мотрел предмет своей речи, чтобы он каждую минуту обладал самим собою, чтоб сам был уверен в причинах и доказательствах, которые предлагает другим, и чтобы, наконец, сам был живо проникнут чувствованиями и страстью, которую намерен возбу­дить в сердце читателя.

§ 7. Польза красноречия очевидна для каждаго, кто обращает внимание на его существо и цель. Ни одна наука не имеет столь великого влияния на душевные наши силы, как изящное искусство, красноречие пленяет наши сердца и воспламеняет воображение; этого мало: будучи рассматриваемо в собствен­ных своих предметах и всем вообще наукам доставляет новые достоинства и прелести. Посредством его не только мысли и познания, но самые чувства, склонности и страсти людей, нам неизвестных, отдаленных от нас веками, становятся нашими собственными, современными. Оно научает нас избирать пред­меты, разбирать их и описывать прилично, порядочно и связно; оно дает самой истине большую силу убедительности и самым страстям больше выражения и трогательности; оно образует наши нравы.

§ 8. Красноречие обращается в искусство безнужное и вред­ное, когда оставляет благородную цель свою, т. е. когда оно устремлено будет не к выгодам истины и добродетели, но к распространению заблуждения и пороков; когда оно решится защищать правила и мнения, противные чистой нравственности, если будет одевать предметы, сами по себе пагубные и соблаз­нительные, в одежду приятную и благовидную, чтобы заманить в свои сети неопытный и ослепленный ум читателя или слу­шателя.

133Итак, не красноречие, но его употребление навлекло на се­бя справедливые укоризны в древности и в новейшие време­на; злоупотребление всегда будет порицаемо, между тем как наука беспрестанно сияет в новом немерцающем свете.

§ 9. Для образования истинного оратора и для приобретения надлежащего успеха во всех прозаических сочинениях не до­вольно одних правил риторики. Для сего необходимо нужно познакомиться с лучшими образцами искусства, как между древ­ними, так и новейшими произведениями. Молодой благоразум­ный питомец муз, занимаясь чтением лучших авторов, видит, каким образом доставили они бессмертным своим сочинениям истинную красоту, совершенство и подлинную классическую важность. Внимательное изучение писателей подает нам случай узнать собственный их характер и возбуждает в нас благородное стремление к подражанию. Таким образом, чрез непрерывные упражнения в красноречии и чрез образование своих способ­ностей приобретаем мы большие силы, вернейшее чувство изящнаго и доброго и быстрейший взор для отличия погрешностей. (...)

I ВСЕОБЩАЯ ТЕОРИЯ ПРОЗАИЧЕСКИХ СОЧИНЕНИЙ

§ 1. Слогом, или стилем, во всех родах письменных сочинений называем мы словесную одежду мыслей и чувствова­ний, какого бы они содержания ни были. Всякий слог имеет свой собственный характер. Различие в слогах происходит: 1) от характера писателя; 2) от сущности материи, которую он избрал; 3) от цели, которую он себе предположил, и наконец, 4) от расположения, в котором он пишет.

§ 2. (...) Цель каждаго прозаического сочинения должна быть или нравоучение, или удовольствие, или возбуждение страсти. Цель сия одна и та же для всех родов сочинения; но намерение писателя может действовать на ход и силу его тво­рения, и слог изменяется. Сии изменения могут быть бесчисленны. Не входя в подробность, мы полагаем здесь главные три рода слога: 1) народный или простой, 2) средний или умеренный и 3) высокий. Кроме сих может быть слог простой, блестящий, трогательный, цветущий, живописный и проч. Всякий из них более или менее относится к вышеупомя­нутым трем родам.

§ 3. Простонародному слогу более свойственны: ясность, легкость, чистота, краткость и точность. Он удаляется всех пышных украшений, всего, что воспламеняет воображение и страсти: цель его — спокойное научение разума. Допуская иногда даже некоторую видимую небрежность, он имеет свою красоту и приятность; его правильное употребление

предполагает в писателе здравый и основательный рассудок, тщательное рассматривание мыслей и чувствований. Таким слогом пишутся особенно учебные книги и письма, и потому-то его называют догматическим и письменным. Он иногда имеет место во всех других сочинениях и даже в самих речах.

§ 4. Средний или умеренный слог отличается полно­тою и богатством выражений. Возвышаясь весьма приметно над низким или народным слогом, он удерживается от сильных и смелых порывов высокого слога. Он позволяет себе некоторую меру ораторских украшений, которые должны быть больше приятны, нежели блестящи, больше трогательны, нежели высо­ки; он не терпит чудесного и величественного и чуждается слиш­ком разительных и красивых мыслей и выражений. Таким образом, сочинения, написанные сим слогом, получают известную степень живости, привлекательности, силы. Часто самые низкие предметы, принадлежащие к народному слогу, заимствуют от него благород­ство и возвышенность. Обыкновенное место его во всех нравст­венных рассуждениях, важных и страстных письмах, прагмати­ческих повествованиях и в некоторых речах.

§ 5. Высокий слог принадлежит к собственно, так назы­ваемому, красноречию или речам, и в таком только случае, когда требуют сего слога или величие предмета, или отменно живое чувство и возвышенность духа. Главные источники сего слога суть: великие и необыкновенно благородные мысли, силь­ные, потрясающие движения сердца, пламенное воображение и гармоническое расположение слов. Все сие однако имеет влияние не на характер целого сочинения, но только на некоторые его части, потому что новость и разительность возвышенных пред­метов, точно так же как и живое чувство сердца и фантазии, не могут быть беспрерывными и встречаются случайно.

§ 6. Сим трем родам хорошего слога противополагаются столько же дурных. Молодые писатели, не опытные в таинствах вкуса, не имеющие надлежащего познания о правилах и образцах, часто впадают в погрешности. Простонародный слог в руках таких учеников становится низким, слабым, сухим, детским или изнеженным. Средний слог без строгого надзора критики теряет свою стезю и превращается или в возвышенный, или в низкий, и то и другое не в своем месте, без надлежащего отношения между предметом писателя и его намерением. А высокий слог, чуждый вкуса, несогласный с своею целью, делается напыщен­ным, бессмысленным и темным, лишенным чувства и мыслей, становится ненатуральным и холодным.

§ 7. Всеобщие или существенные свойства хорошего слога во всех родах прозаических сочинений суть следующие: пра­вильность, точность, пристойность, благородст­во, живость, красота и благозвучие. Первое из сих свойств, т. е. правильность, или исправность, принадлежит более

135к грамматике, нежели к риторике. Она состоит в совершенном согласии между выражением и мыслью, для которой выражение служит отпечатком, или одеждой. Правильность заключает в себе чистоту выражений, которая требует, чтобы мы, изобра­жая нашу мысль, остерегались от всех слов и оборотов, чуждых нашему языку. Оба сии свойства хотя не могут быть главною целью автора, но они необходимы для хорошего слога. (...) § 10. Мы заметим три главные погрешности против чистоты и правильности языка. Первая состоит в употреблении таких слов, которые необыкновенны, т. е. или слишком странны, или слишком новы, или образованы несвойственно гению языка: это называют барбаризмом. Вторая погрешность состоит в несохранении правил синтаксиса, и чрез то теряется смысл и порядок слов: это называют солецизмом. Третья, когда употребляют слова и обороты не в том значении и смысле, которые собственно им принадлежат; сему пороку противопола­гается точность выражений. Сюда же относятся идио­тизм и провинциализм, когда мы употребляем слова и обороты в таком значении, которое, не будучи всеобщим, свой­ственно только какой-нибудь провинции или какому-нибудь осо­бенному наречию. Употребление слов, взятых из чужого языка, называется или грецизмом, или латинизмом, галли­цизмом и проч.

§ 11. Самое существенное свойство стиля есть ясность. С каким бы намерением автор ни писал, какие бы ни были виды его сочинения, всегда он должен так выражаться, чтоб его по­нимали; в противном случае все труды его потеряны. Здесь писателю одна грамматическая исправность не поможет; чтобы доставить сочинению надлежащую степень ясности, надобно избе­гать всех погрешностей, для нее вредных. Они суть: темнота, двоемыслие и сбивчивость. Причиною сих погрешнос­тей часто бывает излишнее старание быть исправным — сла­бость, от которой не могли избегнуть многие превосходнейшие писатели.

II ПРАВИЛА О СОЧИНЕНИИ ПИСЕМ

§ 1. Письмо есть не что иное, как письменная речь одного лица к другому отсутствующему; оно заменяет недостаток сло­весной речи, которую можно бы было обратить к сему лицу, когда бы оно было в присутствии. Итак, переписка есть пись­менный разговор между отсутствующими лицами. Все правила для писем основываются на языке и тоне словесного обращения в различных обстоятельствах и случаях жизни.

§ 2. Существенное свойство хорошего письма есть легкое, простое, благородное и безыскусственное изъяснение наших мыслей. Итак, письма вообще более, нежели другой какой род прозаических сочинений, принадлежат к простому народному языку. Способность писать хорошо письма приобретается ра­чительным наблюдением и точным подражанием языка общест­венного, употребляемого в образованном обращении. Письма изменяют свой тон, сообразно намерению и содержанию оных, сообразно состоянию наших чувствований, характеру и званию тех лиц, к которым мы пишем, и отношению, какое между ними находится. Все это производит бесчисленное множество различий в языке и в расположении письменности.

§ 3. Поелику письменное изъяснение наших мыслей предпола­гает более труда, более размышления, нежели словесное, то письма не во всем должны следовать совершенно языку разговор­ному. Они избегают слишком обыкновенного, небрежного, от частого употребления состарившегося образа выражаться. В простых разговорах простительны такие обороты, но в письмах, которые читаются с большим вниманием, нежели речь, в минуту родящуюся и исчезающую, терпеть их не можно. Мы сказали, что письма должны быть писаны легким и естественным слогом; следовательно, ясность и точность составляют их главное досто­инство.

§ 4. Этого требует цель их, которая состоит в том, чтоб сообщать другим свои мысли и чувствования в надлежащей связи и порядке. Наши мысли и представления должны соответст­вовать предметам, о которых идет дело; наши слова и образ выражения должны быть согласны с нашими мыслями и чувст­вами. Один тонкий вкус, образованный в лучших обществах, может сохранить все сии приличия.

§ 5. Содержание писем столь же многоразлично, сколь много-различно может быть намерение и отношение между лицами, имеющими переписку. Иногда мы уведомляем другого о каком-нибудь случае или обстоятельстве. Иногда изъявляем ему свои желания и советы; иногда предметом писем бывает простая только учтивость. Часто ведем переписку по званию своему или должности, по родственным и дружеским связям. Часто письма касаются гораздо важнейших предметов: они заключают в себе изыскания исторические или ученые рассуждения о науках и искусствах; сухая, отвлеченная метода логики получает чрез то более живости и приятности.

§ 6. Сколь многоразлично содержание писем, столь много-различны и правила писать их. Заключают ли они простой рассказ: тогда требуют точности, порядка, краткости и полноты; состоят ли они в просьбе, в убеждении, в оправдании: тогда образ выражений нашего и способ доказательств должен быть силен и трогателен; заключают ли они учтивость: тогда должны они отличаться соответственно нашему званию и отношениям благородством, скромностью и выразительностью. В письмах, относящихся к должности нашей,— требуется особенная основательность в мыслях, верность и исправность в выражениях. Изъяснение друзей дышит взаимною доверенностью, простотою и сладкими чувствованиями сердец, преданных друг другу. В письмах ученых должно удаляться, сколько возможно, сухости и единообразия.

§ 7. Письма, служащие ответом, в содержании и одежде своей по большей части сообразуются с теми, на которые отве­чаем. При сем случае, так как в изустных разговорах, вопрос и тон вопрошающего определяют и образ ответа.— Впрочем, никогда не надобно забывать отношений между переписы­вающимися особами, особливо в рассуждении звания и чина; сверх того должно наблюдать, чтоб не был оставлен без вни­мания ни один пункт из письма вопрошающих; чтоб ответ распо­лагаем был точно в том же порядке, в каком сделан вопрос, если только это не будет противно естественной связи мыслей и обыкновенному ходу повествования.

§ 8. Письма, в которых дышат особливые чувства или страсть или которые касаются предметов, ближайших к нашему сердцу, требуют обыкновенно гораздо меньшего труда, нежели те, которые заключают в себе одну холодную учтивость или отношения к обстоятельствам общественной жизни. Главное отличие сих писем есть легкость и простота. Сердце, упоенное чувствованием, управляет пером нашим; выражения и обороты тем будут свобод­нее и правильнее, чем живее наша страсть, чем быстрее чувство. Напротив того в письмах учтивых и политических мы по большей части принуждены бываем недостаток и сухость содержания за­менять тонкостью или новостью оборотов и выражений. Иногда материя письма бывает так малозначаща, что требуется со сто­роны слога всего благородства и достоинства, которого она сама не имеет.— Это искусство приобретается большею опыт­ностью и знанием своего языка.

§ 9. Письма, в которых господствует шутка, остроумие, ве­селость или доверенность, предполагают в душе писателя все сии свойства прежде, нежели они выльются на бумагу; они производят по необходимости тон шуточный, или остроумный, веселый, или доверчивый.— Для сего нет никаких особенных правил, ибо сии правила гораздо легче чувствовать, нежели изъяснить. Нет ничего несноснее письма, которое написано шутками выисканными, остротами слишком учеными, странными или детскими, веселостью притворною и скучною, откровен­ностью болтливою и утомительною.

§ 10. Хорошее письмо требует, конечно, предварительного размышления, порядка и точности в словах; но оно удаляется всех искусственных планов, свойственных учебным книгам, мучительной школьной методы, расположения по правилам хрии, вступления, предисловия, доводов, заключений и проч. (...) Довольно для автора письма, если предмет и намерение его хорошо обдуманы и представлены с надлежащею живостью и

ясностью; довольно, если все части имеют друг к другу видимое отношение. Правила для сего расположения бесчисленны и неопределенны; но все зависят от намерения того, который пишет, и от сущности материи, составляющей содержание письма.

§ 11. Есть известные формы или образы приветствия, упот­ребляемые в начале, в конце, а иногда и в середине письма, кото­рые, будучи уродливым дитя моды, общепринятою учтивостью обращения, сделались необходимыми, сколь мало они ни соот­ветствуют натуральному ходу слога. Надобно надеяться, что со временем письма будут свободны от сих оков и заменятся другими выражениями учтивости, более сообразными с достоин­ством и легкостью тонкого просвещенного обхождения. Между тем потребно знать употребление и нынешних титулов. Общее мнение, общий способ выражаться непременно должен быть законом для всякого (...)

III О ДИАЛОГАХ ИЛИ РАЗГОВОРАХ

§ 1. Диалог или разговор есть взаимное изъяснение между двумя или многими лицами; он есть письменное подража­ние разговора словесного о предметах важных или занимательных. Цель сего рода сочинений состоит в том, чтоб живее показать образ мыслей разговаривающих лиц; в хорошем разговоре вы видите их своими глазами, и характер их сам собою живопи­суется. Речь разговорная всегда имеет более живости и убеждения, нежели повествование.

§ 2. Разговор бывает или драматический и заключает в себе действие, которое имеет начало, средину и конец...; или философский, которого предмет — истина; или просто занима­тельный и живописующий, имеющий своею целью прелести остро­умия, любопытные картины природы и изображение чрезвы­чайных характеров.

§ 3. Первое достоинство философских разговоров есть важ­ность и богатство содержания. Оно должно быть таково, чтоб всякий испытатель истины нашел в нем достойную себя пищу и чтобы оно достаточно было как для завязки, так и для развязки. Писатель разговора всегда имеет выгоду пред писателем обыкно­венных философских рассуждений: он может показать истину из разных точек зрения, не нарушая единства; он открывает причи­ны, связь и состав мыслей с легкостью и живостью, опровергает предрассудки, разрешает сомнения, преодолевает все трудности быстрее, и притом с такою простотою, которая делает его по­нятным для всех. Самые отвлеченные материи могут быть объяс­нены в виде диалога, который можно назвать разговором с самим собою, или последствием речей, принадлежащих к одному пред-

139мету. Другое лицо, предполагаемое в особе автора, служит для для того, чтоб подать случай к суждению или обратить читателя на главную или сомнительную точку предмета. Таким образом каждая речь содержит в себе или возражения или новые мысли, или, наконец, совершенно уничтожает мнение, утверждаемое в начале разговора.

§ 4. Для лучших успехов в сем роде сочинений потребно предварительное, основательное изучение тех истин, которые хотим доказать, и сверх того нужно подробное сведение о свой­стве и силах душевных, которые при рассуждении имеют свой особенный ход, особенный способ поднимать, прилично характеру лица говорящего. Сей характер должен быть выдержан от начала до конца разговора. Прибавьте к тому искусное расположение, натуральный порядок, легкий и свободный ход рассуждения; раз­говор делается чрез то более вероятным, более занимательным. В сем случае помогает нам сильнее природа, нежели искусство.

§ 5. Есть разговоры, которые имеют предметом своим в осо­бенности изображение характеров. В таком случае писатель обя­зан сначала, как можно точнее, определить границы сих харак­теров; они должны быть отличны не только в образе разговора или рассказа, но в каждом движении, в каждом слове. Если сии лица взяты из истории, то автору ничего более не остается, как следовать свидетельствам историка или мнению народа, об­щим согласием подтвержденному. Он должен внимательно за­мечать все отличительные черты действующего лица, состояние, возраст, главное намерение, вкус, ему современный, и собствен­ный образ его мыслей; от этого зависит тон разговора и самая продолжительность или краткость речей.

§6. От положения, в котором находится говорящее лицо, зависит, по большей части, живость и красота раз­говора, который обыкновенно бывает тем прелестнее, чем бо­лее трогательно его содержание; хорошо, когда оно драмати­ческое и заключает в себе действие. Разговоры становятся еще прекраснее, если лица представленные будут в противополо­жении. Счастливое обрабатывание сего рода сочинений пред­полагает всегда в писателе дух наблюдательный, остроумие и глубокое знание человеческого сердца, соединенное с бесценным даром выражаться легко, натурально и разнообразно. (...)

VI