Дорожные жалобы

«Мы – пешие путешественники!» – с горечью восклицал актер Несчастливцев из пьесы А. Н. Островского «Лес». Всякий знает: пешком по России ходить трудно. Обуви – и той не напасешься! Михаил Пришвин рассказывает, как встретил однажды на зимней лесной тропинке босую крестьянку. Ступни ног у нее были красные, как лапки у гуся. Крестьянка шла в соседнее село на храмовый праздник, а парочку сапог несла с собой, чтобы надеть их уже по прибытии, зря не снашивать.

Впрочем, и ездить по России тоже непросто. Это сегодня мы выбираем между самолетом, поездом и автомобилем, а в старину бывало сложнее. Средства передвижения обеспечивали минимум комфорта. Способ передвижения соответствовал общественному положению. Начало этому было положено петровской «Табелью о рангах», которая требовала, «чтоб каждый такой наряд экипаж имел, как чин и характер его требует». Ездили в каретах, бричках, возках, телегах, санях, для небольших расстояний пользовались дрожками, которые еще называли трясучками.

Александр Дюма был принят в России со всеми возможными почестями, ему создавали максимальные удобства. Тем не менее писателю пришлись не по душе русские экипажи. Дюма с недоумением свидетельствует: «Должно быть, у дрожек есть какие‑то скрытые качества, известные только уроженцам России, или же русские очень постоянны в своих привязанностях и потому упорно пользуются подобным экипажем». Французский писатель, которому на своей шкуре пришлось испытать все прелести тряской езды, иронизирует: «Один англичанин, не по своей воле испытавший езду на дрожках, резко отрицательно отозвался об этой повозке; он предложил премию в тысячу фунтов стерлингов тому, кто укажет на более неудобное средство передвижения. Заплатить эту премию ему так и не пришлось».

Дальние расстояния в России нередко преодолевались на телегах. Перед пользованием этим видом транспорта путешественникам советовали покрепче затянуть пояса. Это предложение вызвало удивление у Дюма, и он задал вопрос: «Для чего?» Далее по тексту знаменитого француза: «Надо поберечь наши желудки, так как железная тряска может вызвать известные неудобства. Только желудки аборигенов способны вынести этот способ передвижения». При взгляде на телегу Дюма подумал, что «это сооружение могло быть старинным орудием пытки времен Иоанна Грозного». Даже роскошные царские экипажи не спасали от тряски и не были гарантированы от поломок в пути. Дотошные историки могут привести не один случай, когда русские коронованные особы страдали от подобных инцидентов. И еще ладно бы на плохих дорогах, а то и на самой петербургской мостовой.

Сколько песен спето и стихов сложено о зимней русской дороге. Надо признать, что и она не всем приходится по нраву. Джейн Рондо, жена английского посла, осталась совсем не в восторге от зимнего пути. Дело происходит в XVIII веке: «Мы выехали на санях. Сани похожи на деревянную колыбель и обиты кожей. Вы ложитесь на постель, устланную и покрытую мехами; в санях помещается лишь один человек, что очень неудобно, так как не с кем поговорить». Кроме того, зимой использовался возок – карета на полозьях. Это было намного удобнее, а внутри даже имелся фонарь. Такой экипаж был у Лариных, когда они ездили в Москву на ярмарку невест. «Покоен, прочен и легок / На диво слаженный возок», – пишет Некрасов в поэме «Русские женщины». А у иностранцев и этот экипаж вызывал некоторый внутренний протест: по мнению англичанки Марты Вильмот, возок напоминает «клетку для перевозки птицы на рынок». Тем не менее англичанке пришлось залезть в эту «клетку», потому что ее кибитка на русской дороге развалилась на части.

Трудная дорога требует передышки, остановки. Как же эти путники отдыхали? Читаем Пушкина:

Теперь у нас дороги плохи,

Мосты забытые гниют,

На станциях клопы да блохи

Заснуть минуты не дают;

Трактиров нет. В избе холодной

Высокопарный, но голодный

Для виду прейскурант висит

И тщетный дразнит аппетит...

Отсутствие постоялых дворов и еды для путешественников – вековая наша русская особенность. Вернемся в XVI век, почитаем дорожные жалобы Джованни Паоло Компани, дипломата Ватикана в России: «Вообще это неприветливая страна, во многих местах она не имеет жителей, и земля там не обработана. Для путешествующих она особенно неприветлива. На таком огромном пространстве земель иногда нельзя найти ничего похожего на постоялый двор: где застала ночь, там и приходится ночевать, на голом неподготовленном месте. У кого какая пища есть, тот, по‑видимому, и возит ее с собой».

Перенесемся на два века, снова откроем Джейн Рондо, и кажется нам, что изменилось немногое: «Нашим пристанищем всякий раз служила одна маленькая задымленная комната, где мы останавливались поменять лошадей и поесть то, что взяли с собой. Люди изо всех сил стремятся услужить, но видишь, что человеческая природа столь унижена, встречаешь таких жалких и несчастных бедняг, что они, кажется, лишь по виду напоминают человеческие существа. Если бы не эти хижины, расположенные друг от друга на расстоянии, нужном для смены лошадей, можно было бы подумать, что проезжаешь через безлюдный край, где не видно ни города, ни дома, а одни лишь густые леса...». Александр Дюма, путешествуя по России, даже остался в убеждении, что русский город проще построить, чем заселить...

Раз о городе зашла речь, что ж – тогда о городе. Всякий новый транспорт в Российской империи приживался непросто – как, впрочем, и все новшества. Вот, например, трамвай. В Костроме до сих пор не проведены трамвайные линии. Оказывается, в начале XX века в городе было всего два автомобиля, и они столкнулись. Ужаснувшись этому инциденту, горожане и... высказались категорически против трамвая – неизвестно, дескать, какие аварии могут воспоследовать. Так и живет Кострома без трамваев. Хорошо хоть не без автомобилей.

Строительство железных дорог также проходило не безболезненно – почитайте Некрасова. Простой народ в первое время частенько предполагал, что паровоз приводит в движение нечистая сила. А в Минске рассказывают: когда пустили два первых поезда, один – в Москву, другой – в Брест, они немедленно застряли в глубоких снегах почти на неделю. И те, кто решился воспользоваться этим новомодным видом транспорта, горько раскаивались в своем поступке. Престиж железной дороги был подорван и восстановлен не скоро.

Путешествовать в давние времена было делом опасным. Разумеется, большая дорога – излюбленное место для нападения разбойников. Легендарный Кудеяр‑атаман и его ватага, как мы знаем по Некрасову, «жили в дремучем лесу». Оттуда было удобно совершать вылазки на дорогу, поджидая беззащитных путешественников.

Еще одно небезопасное место – постоялый двор, который запросто мог оказаться разбойничьим притоном. Один из таких дворов изображен в пьесе Островского «На бойком месте». Его хозяин Вукол Ермолаевич Бессудный: днем – хлебосольный хозяин, ночью – разбойник и вор. В сказках, в песнях разбойники – неотъемлемая часть мира. Их боялись, но (о, русский человек!) часто даже восхищались разбойничьей удалью.

Сегодня все не так романтично – если мы чего‑то и боимся в дороге, так это краж в поездах и пьяных драк в электричках. Или прохождения таможни в аэропорту. Могут придраться почище пьяного в электричке.

«Авось дороги нам исправят»

От весны до осени многие путешественники вспоминали о своих поездках подобно Дюма: «Нам потребовалось добрых три четверти часа, чтобы проехать три версты по отвратительной дороге, но среди прелестного ландшафта». Конечно, некоторых утешали «прелестные ландшафты», и все же русские дороги, «с которых не удосужились убрать камни и забыли закидать землей ямы», традиционно приводили в отчаяние. Впрочем, как гласит пословица: «Русский называет дорогой то место, где собирается проехать».

Признаемся, с некоторым волнением открыли мы книгу депутата Владимира Мединского, который решил разоблачить в числе прочих небылиц миф о неудовлетворительном состоянии российских дорог. Была надежда, что автор раскроет такую правду, что миллионы соотечественников, которые ежедневно трясутся по ухабам и колдобинам в автобусах, устыдятся своего негодования и станут предельно толерантны.

Г‑н депутат ответственно и искренне заявляет, что дороги у нас хороши? Да, заявляет. А что ему стоит, особенно после того, как он всенародно объявил в книжке черненькими печатными буквами, что русские пьют умеренно! По Мединскому, если дороги действительно не очень хороши, так это по той причине, что литература виновата: угораздило классика произнести фразу о дураках и дорогах, так, дескать, и повелось. Как, скажите, можно после подобных оскорблений дороги хорошие делать?

Логика, конечно, может быть пущена на изготовление гвоздей. Почему только г‑н Мединский не предположил, что после этой злополучной остроты и дураков гораздо больше стало рождаться?

Вообще‑то фраза о дураках и дорогах – апокрифическая. Даже неизвестно, кто ее автор. Одни думают, что Карамзин, другие приписывают Гоголю или Салтыкову‑Щедрину. Одно достоверно: фраза прижилась, да так, что всякий ее знает. Потому что каждому русскому доводилось сталкиваться с этими явлениями на собственном опыте. Не единожды. Точнее, каждый день.

Рассказывают апокрифическую историю, в которую трудно не поверить. Как‑то приехали в Россию иностранцы для обмена опытом, повезли их куда‑то, после чего иноземцы произнесли знаменательную фразу: «Мы думали, что у вас плохие дороги, а у вас вообще дорог нет!..» Недавно был опубликовал рейтинг самых опасных дорог мира. Тут мы впереди планеты всей! В первой строчке рейтинга оказалась федеральная трасса, соединяющая Москву и Якутск и носящая название «Лена». Движение по дороге, большей частью незаасфальтированной, парализуется всякий раз после проливных дождей. Свидетели 100‑километровых пробок рассказывают о настоящем голоде среди водителей и отсутствии топлива в баках автомобилей, тщетно пытавшихся в течение долгих часов выбраться из грязевого плена.

Вне крупных городов опасны все федеральные трассы – освещение там, как правило, отсутствует или весьма неважное, ремонт не всегда проводится вовремя и нередки случаи гибели людей в ДТП.

Почему же не строят у нас в России хороших дорог?

Займемся арифметикой. Согласно федеральной целевой программе по строительству дорог средняя цена одного километра дороги рассчитана на уровне 17,6 млн долларов за один километр. Запредельная величина! Для сравнения, например, в Китае средняя стоимость одного километра, составляет чуть больше 2 млн долларов, в США – 6 млн, а в странах ЕС – 7 млн долларов. И при этом, согласно Росстату, объемы строительства новых дорог в стране неуклонно снижаются. Если в 2000 году Россия получила 6000 километров дорог с твердым покрытием, то в 2009 году в эксплуатацию ввели всего 2700 километров.

От арифметики к предположениям. Дураки не имеют ни малейшего отношения к строительству российских дорог: Дорогами у нас занимаются люди умные и практичные. Поэтому наши дороги одни из самых дорогих в мире, и уже через год после укладки требуют серьезного ремонта или – о чудо! – вовсе отсутствуют. Просто выгодно строить, перестраивать, ремонтировать.

В состоянии дорог виноват не только «человеческий фактор», утверждают ученые. Они нашли естественную причину того, почему в России плохие дороги. Это – природные особенности: холодные зимы и структура почв (86 % всех грунтов в России – так называемые связные грунты, то есть с примесью глины или целиком из нее состоящие). Как выясняется, мы – глиняная страна, а песчаных грунтов у нас всего 14 %. Ведь невозможно песок для насыпи возить за тысячи километров, насыпь всегда делают из того, что под рукой.

Глина, как известно, хорошо набирает и плохо отдает влагу. Вода подтягивается по рыхлостям и пустотам прямо под дорожное полотно и зимой замерзает. Асфальт трескается, разрываемый льдом, а весной грунт под асфальтом обводняется и теряет несущую способность. Проезжающие грузовики завершают картину, проламывая асфальт над пустотами. В Канаде или на Аляске, где тоже морозы, насыпь под дорогой делают только из песчаных грунтов. Там песка много, издалека возить не приходится. А России и тут не повезло. Ну не повезло. Как и с дураками.

Чтобы немножко утешиться, почитаем Пушкина:

Когда благому просвещенью

Отдвинем более границ,

Со временем (по расчисленью

Философических таблиц,

Лет чрез пятьсот) дороги верно

У нас изменятся безмерно:

Шоссе Россию здесь и тут,

Соединив, пересекут,

Мосты чугунные чрез воды

Шагнут широкою дугой,

Раздвинем горы, под водой

Пророем дерзостные своды,

И заведет крещеный мир

На каждой станции трактир.

Ну, до этой эры всеобщего благоденствия осталось еще, по пушкинским подсчетам, лет триста. Так что не будем терять надежды. Но на всякий случай заметим, что другие писатели были не столь оптимистичны. «Дороги, каковые у римлян бывали, наши не будут никогда», – считал Радищев.

Сегодня, вчера, два‑три века назад не все жаловались на качество дорог, в эпоху карет бездорожье если кому и приносило пользу, так это русским кузнецам. Взглянем на них глазами Пушкина:

Меж тем как сельские циклопы

Перед медлительным огнем

Российским лечат молотком

Изделье легкое Европы,

Благословляя колеи

И рвы отеческой земли.

Самодержцы ездили в европейских экипажах, не выдерживавших русской дороги. Оси карет ломались. Николай I при аварии даже ключицу повредил. Что уж говорить о прочих смертных.

Сегодня – автосервису от плохих дорог польза, ремонтникам, строителям, асфальтоукладчикам... А военным – особенно: по таким дорогам, да при таком климате ни один враг не проедет, не пройдет. Как поет Игорь Елизаров:

Вместе с холодами и лесами, впереди Сусанин.

Просто нам завещана от Бога Русская Дорога...

А нам все нипочем, мы уже привыкли. Нужда – мать привычки.

Спрашивается: почему же мы, русские, так любим дороги, хотя они и плохи, и безобразны, и трясучи? Возможный ответ: да потому что мы русские, и это наше все родное. Мы любим не конкретные дороги, а идею Дороги, образ Дороги, Великую Дорогу вообще, а не в частности. Она‑то как раз неразрушима и не подвержена никакому вреду и философской амортизации.