В окно всего света не оглянешь. С собакой ляжешь – с блохами встанешь. Сбирайтесь, бесы, сатана‑то здеся! Милее всего, кто любит кого

Магиандр погладил мать по волосам. Она была безжизненна, хотя кофе пила, губами шелестела, будто молилась.

– Он ударил тебя? – сурово спросил сын.

– Книга упала мне на голову, – убитым голосом прошептала мать.

– Прямо на голову, из запертого шкафа? Взмахнула крыльями, потеряв по дороге титульную доску, прилетела утром на кухню – шлёп! И лицо твоё распухло. А профессор вопит.

– Примерно так, – прошептала мать.

– А куда ключ подевался?

– Не знаю. Только предположение, страшное…

– Ещё что‑то страшное? У нас тут пещера неожиданностей?

– Я случайно взяла его с собой, когда ходила к ней… В редакцию. Может, обронила там.

– А взяла‑то зачем? Я уж не спрашиваю, зачем ходила в редакцию. Это я просекаю.

– Случайно взяла.

– Мам, а мам. У нас в храме батюшка прихожанам до мозолей на языке объясняет, что случайностей не бывает. Я не хочу мозолей. И вообще ты моя мать, я почитаю тебя, как положено, уважаю. А теперь скажи правду: смогла? Уговорила?

– Нет. Она боится коллектива. У них там действительно… мрачно. За нами всё время какой‑то хлыщ подглядывал из‑за угла и не очень‑то прятался. Думаю, письмо твоё не одна она читала.

– Как ты поняла?

– Просто почувствовала. Знаешь, есть чувство. Сердцем. Боже мой, что же происходит?!

– Да тебе явно полегчало! Мам, я пойду досплю…

– Сходи в магазин, пожалуйста. У меня сердце трясётся, руки, ноги. Как вспомню, как он закричал, когда Библия на меня упала… Горюшко моё…

– Как это – упала?! Откуда?

– С полки. Ну дура я, пришла вчера, стала готовить, а книгу на место не поставила, взяла её в кухню. Сама не понимаю, как это случилось. Я в редакцию с книгой ходила: бесов отгонять… прости Господи… Ну вот, упала книга прямо на меня с кухонной полки, по темени, кофе опрокинулся, я в полёте её хвать, страницы выдрались, а отец смотрел на всё это. На работу собирался… Дальше ты знаешь.

Сын встал перед ней на колени, обнял и попросил:

– Мам, ты больше не вникай в это дело, не ходи никуда, только в храм, и всё устроится. Мне самому тошно уже, сил нет, но тебе знак был, чтобы не участвовала! Знак, понимаешь?

– А может, наоборот, чтобы крепче была? Указание?

– Откуда чтобы крепче? Доска‑то отвалилась? Вот что будет, если не то делать. Доски будут отваливаться! От всего!

– А вдруг это всё надо по‑другому читать? Я ведь только одну ошибочку сделала: книгу на место в шкаф не поставила. Ключ посеяла…

– А эту ошибочку ты сделала вследствие тучи других ошибочек! Во‑первых, пошла в редакцию разговаривать с прессой. Ты умеешь разговаривать с журналистами? Ты знаешь, что это за люди?

– Ну люди же. Ведь тоже люди. Как люди…

– Мама, журналисты не тоже люди. Не ходи больше. Так вот, а вторая ошибочка та, что взяла чужую вещь не спросясь. Вещь вдобавок коллекционная! Он её больше нас с тобой, вместе взятых, любит. Ты покусилась на святое!

– С каких это пор частная собственность – святое?!

– Мама! Ты взяла Библию. Это – точно святое.

– Я взяла книгу, которая хранится в нашем шкафу, а у супругов общая собственность. Я на старых подушках сплю, а у него – собственность! – Маленькие глаза оскорбленно увеличивались и увеличивались. Сын ещё ни разу не видел мать такой пучеглазой.

– Нет, мама, – ухватил он аргумент, – ты сама сказала, что взяла в редакцию вовсе не собственность супругов, а Библию – бесов отгонять. Не так ли?

– Прекрати! – Мать рявкнула на него так, что Магиандр вскочил с коленей, подброшенный пружинной силой крика.

Тишина испугала обоих. Мать резко повернулась к плите, рванула с огня кастрюльку и швырнула на пол, точно туда, где только что стоял на коленях сын.

Магиандр опешил, отступил к двери, ошеломлённо глянул на мать:

– Ладно, я в магазин. Потом досплю.