Неудавшийся гладиолус 3 page

— Да, чуть не забыл, у меня для тебя тут подарочек. Пригодится, — Кинранст опять возник из ниоткуда и положил перед другом новёхонькую дорогую шляпу. — Носи, да смотри не потеряй. Вещь полезная во всех отношениях… Уж память-то тебе сохранит.

И прежде чем Мренд успел что-либо сообразить, Волшебник исчез окончательно, так же как и старый головной убор Художника.

Шляпа действительно была хороша, вполне шла брату Мренду и, казалось, проясняла мысли…

Назавтра случилось событие, к которому больше всех при дворе был, наверное, готов Мастер Придворного Портрета. Рано утром в его комнату, расшаркиваясь и кланяясь, вошёл очередной вертлявый вельможа и с величайшим прискорбием сообщил, что работа над Императорским Портретом откладывается на несколько дней по случаю траура, поскольку сегодня ночью скоропостижно скончался бедный господин Арнит.

— Ах, как жалко! — заученно причитал царедворец. — Совсем ещё молодой! Но он всегда был слаб здоровьем. Его Бессмертное Величество Йокещ просит любезнейшего брата Мренда присутствовать на похоронах.

Художнику стоило величайших усилий не расхохотаться вельможному горевестнику в лицо. Пришлось откраивать официозно-скорбную мину и собираться на похороны.

VIII

Сударбская столица расположена на скалистых берегах Песонельта — невероятно широкой, но неглубокой реки. В древние времена здесь существовало несколько небольших поселений, но со временем Мэнига поглотила их, образовав самый большой город Сударба. Если спуститься по реке немного ниже города, то почти на самой её середине лежит большой остров, на котором находится мэнигское кладбище. Место это выбрано не случайно — оттуда видны восход и закат, а значит, покойные никогда не пропустят Корабля, который, по сударбским поверьям, за ними присылают раз в двадцать три года Творящие и Хранящие, чтобы увезти в Дальний Мир. Да и в ожидании Плаванья умершие не должны тосковать. Поэтому места для кладбищ всегда ищут самые живописные. Хоронят сударбцев в небольших склепах, формой своей напоминающих игрушечные кораблики. А для того, чтобы команда не пропустила ни одного из будущих пассажиров, на могилы вешаются небольшие колокольчики, которые звенят при каждом дуновении ветра. Верно ли это предание или нет, сказать трудно. Никто из живых Корабля никогда не видел, но ведь это зрелище не для них. Одно доподлинно известно — приблизительно раз в двадцать или чуть больше лет кладбище обновляется. Куда-то бесследно исчезают обветшавшие склепы, подправляются те, что ещё в хорошем состоянии, начищаются колокольчики…

Похороны, к которым мэнигцы относятся едва ли не как к самому торжественному событию жизни, окружены целым рядом формальностей и церемоний. На обустройство склепов даже самые небогатые люди тратят немалые деньги, соревнуясь в пышности их убранства и музыкальности колокольчиков. Что уж говорить, когда место упокоения готовится для вельможи?

IX

Едва ли кто-нибудь из горожан сильно переживал по поводу безвременной кончины господина Арнита. Мало кто из них вообще знал покойного. Однако для сонного спокойного города похороны крупного государственного чиновника были прекрасным развлечением, тем более что ни один сударбец никогда не упускал случая поглазеть на Императора и, по возможности, максимально громко выразить свои верноподданнические чувства. Так или иначе, но до погребального острова похоронная процессия добралась уже во второй половине дня.

Брату Мренду не составило большого труда не привлекать к себе излишнего внимания со стороны Императора и его окружения. Однако он расположился настолько близко к месту действия, чтобы можно было наблюдать за всеми его участниками. Он даже умудрился достать небольшой альбом в кожаном переплёте и начать делать беглые зарисовки.

Как и предполагал Художник, хоронили того самого старика из видения, теперь полностью схожего с Арнитом. Пожалуй, только глаз Мренда и мог заметить эту подмену. Взглянув украдкой, на Йокеща, Художник ещё раз убедился в правильности своих подозрений — это был именно Арнит, правда, с каждым мгновением всё более и более становившийся похожим на своего предшественника.

Император заговорил. Он произнёс краткую, но прочувствованную речь, полную искренней скорби и почтения к усопшему. Голос Йокеща, обычно мягкий, сейчас звучал отрывисто и резко. Все сочли, что причиной тому — горе Императора, души не чаявшего в Арните.

Прежде чем заносить усопшего в склеп, самым близким дали возможность проститься с ним. Кроме праздных зевак, к носилкам подошёл только Императорский Первооткрыватель, для которого эти похороны были не развлечением, но, судя по всему, настоящим горем. Его, кажется, звали Хаймер и как-то там ещё… Он был дружен с покойным Арнитом и вроде бы по протекции последнего получил должность при дворе. Молодой человек стоял над телом друга, беззвучно говоря ему то, что, очевидно, не успел сказать при жизни. Брату Мренду захотелось утешить Хаймера, раскрыв перед ним истинную суть происходящего. Подумав, он решил поговорить с ним без свидетелей. Мало ли что…

После того как каменная дверь склепа была заперта и ключ по традиции положен в особую нишу в стене, Император своими руками укрепил рядом с дверью колокольчик. Затем процессия двинулась в обратный путь. Художника лихорадило от необходимости участия в такой чудовищной лжи. Чтобы немного остыть, он решил помедленнее пройтись по кладбищу, а заодно при случае найти Хаймера. Молодой человек, очевидно, тоже хотел побыть один и свернул к могилам родителей. Мимо этого захоронения Художник уже проходил с императорским кортежем. Тогда он обратил внимание на могилу, потому что супруги, умершие в один день, были похоронены в виде исключения вместе, что случалось крайне редко. Пробежав глазами эпитафию, Мренд вспомнил второе имя Хаймера — Курад.

И тут Художник сообразил, кого напоминает ему Первооткрыватель. С самим Хаймером брат Мренд не встречался, но с его матерью в своё время был хорошо знаком. И мало того — влюблён до беспамятства. Довольно долго пытался добиться её расположения. Бесконечно рисовал портреты. И даже доставал для своей пассии луковицы запрещённых, но таких любимых ею гладиолусов. Девушка не могла ничем ответить Художнику и предпочла ему, уже тогда не юному, к тому же вечно задумчивому и молчаливому, молодого весёлого учёного — Курада. Кажется, они были счастливы. Мренд не стал дожидаться свадьбы и вернулся на родину в Шараком. Давно были сожжены её портреты. Самое её имя и даже образ выветрились из памяти Художника, но след любви остался в душе. Именно поэтому Мренд никогда и не думал жениться. Поэтому и Хаймера признал без труда. По тому же почувствовал, что ему можно доверять.

Брат Мренд уже почти нагнал Императорского Первооткрывателя, но отвлёкся на ряд новых богатых, одинаково выглядящих захоронений.

"Не иначе — бедолаги из Конвентуса", — не то усмехнулся, не то пожалел их Художник.

Ненадолго остановившись, чтобы сделать пару набросков, он бросился догонять Хаймера, но того уже окружили какие-то люди, так что разговор опять пришлось перенести на другое время.

Сколько раз Художник говорил себе, что ничего нельзя откладывать. Конечно же, потом поговорить с Хаймером не удалось, а вскоре тот получил новое назначение и отправился в Дросвоскр. Самому же ему предстояло вернуться к написанию Императорского Портрета.

X

Спустя положенные дни траура, Бессмертный Император Йокещ призвал любезнейшего брата Мренда пред свои светлые очи и приказал продолжать работу.

Войдя в зал, где стоял закрытый полотном мольберт, Художник подготовил инструменты и стал ожидать появления Его Величества. Когда тот вошёл, Мренд был потрясён тем, насколько изменилось его лицо. От Арнита не осталось почти ничего. Этот человек и вблизи выглядел Императором. Держался он отменно. По лицу Арнита, нет, уже Йокеща, было невозможно определить, понял ли он, что брат Мренд его раскусил. Всё так же любезно и отстранённо улыбаясь, он расположился в кресле.

— Не угодно ли вам продолжить? Нет, пожалуй, сначала покажите мне эскиз, — едва взглянув на рисунок, Император тяжело вздохнул. — Бедный, бедный Арнит. Жаль его… Он подавал поистине выдающиеся надежды… Лучшего Наместника в Кридоне ещё не было… И такая трагедия…

"Ну, артист!" — пронеслось в голове у Художника, вслух же он лишь спросил:

— Осмелюсь ли я спросить, сир, отчего он умер?

— Лекари говорят, что у бедняги ещё с детства было слабое сердце.

На этот раз Император не склонен был молчать и поминутно отвлекал Мренда всякими пустяками, стараясь не давать ему сосредоточиться на своих мыслях. Похоже, он хотел что-то выведать у Художника. Однако тот, изобразив почтительную мину, отвечал односложно, якобы чтобы не перебивать августейшего собеседника, а заодно ловил каждую его оговорку.

Мысли путались в голове Мренда… вокруг сгущался сладковатый туман… перед глазами плыли какие-то образы… Хаймер… дюки… гладиолусы… Кинранст… Художник уже не рисовал… Он зачем-то взял папку с эскизами… что-то начал в ней искать… выронил несколько листков… бросился собирать… желая посветить себе, случайно схватился за раскалённый светильник.

От боли морок исчез.

"Вот так, значит, меня и хмурили все эти годы! — охнув, подумал Художник — Ну, хорошо же!"

Вместо того чтобы достать из папки то, что искал Император, он вытащил оттуда чистый лист и, прикрепив прямо поверх незаконченного портрета, сделал несколько ничего не значащих набросков. Убрал зарисовку в папку. Отказался от предложенной Йокещем помощи и вернулся к прерванной работе.

Надо сказать, что вообще-то брат Мренд был на редкость покладистым и сдержанным человеком. Жизнь приучила его не обращать внимания ни на бытовые трудности, ни на разные каверзы со стороны высокопоставленных идиотов. Это, да ещё и своеобразное чувство самоиронии давали возможность с честью выходить практически из любых ситуаций. Однако подолгу его доводить не стоило. Если попытка использовать его вслепую просто разозлила брата Художника и заставила защищаться, то теперь он объявил войну. Внешне это не выразилось никак. Брат Мренд продолжал писать портрет, Император — позировать. Как ни в чём не бывало…

Мазки погрубее, чтобы окончательно кануло в прошлое лицо Арнита… Мир его праху… Знакомое до навязчивости лицо Бессмертного Императора Йокеща…

Всю ненависть, всё презрение, всё пережитое унижение вложил Художник в окончательный вариант портрета.

Красив и обаятелен до глупости… Надменен до самозабвения… Заносчив до безнаказанности… Величественен до падения… Такого, чтобы навсегда!

Йокещ больше не предпринимал попыток что-либо выпытать у Мренда, очевидно, опасаясь спугнуть его окончательно. Просто болтал обо всяких великосветских мелочах, как будто ничего и не произошло. Художник и сам был бы готов в это поверить, да уж слишком сильно болела обожжённая рука.

Побольше лоска и помпы… Ещё немного лести не помешает… Если меня за эту карикатуру не уничтожат на месте, то в дураках в результате останусь явно не я!..

— Не изволите ли взглянуть, сир, по-моему, я выполнил заказ, — надеясь, что его тайный умысел не будет раскрыт, Художник развернул мольберт к Императору.

Йокещ долго изучал свое изображение, словно привыкая к нему. Пристальный взгляд скользил по полотну в поисках изъяна. Ничего не найдя, Его Императорское Величество обернулся к Художнику:

— Благодарю, Мренд, это, пожалуй, самый лучший мой портрет, вышедший из-под твоей кисти, — после затянувшейся паузы излишне вкрадчиво изрёк он, многозначительно глядя куда-то мимо лица Художника. — Надеюсь, что и в дальнейшем ты также славно послужишь Сударбской Короне и мне.

— Надеюсь, что неоднократно пригожусь Вашему Величеству, — парировал брат Мренд, прекрасно понимая, что сейчас ему сойдёт с рук любая выходка.

Потому что он в безопасности, пока необходим Императору. А сейчас он ему очень и очень необходим…

XI

Нацепив новую шляпу, Художник вышел из тех ворот дворца, которые предназначались исключительно для слуг. Унизительно, конечно, но что делать: парадным входом пользовался лишь Император, двери для остальных посетителей, как назло, ремонтировали. Ну, да ладно! Он возвращался домой. В кошельке лежал небывалый гонорар, весьма забавлявший Художника, которому впервые платили за совершенно издевательский портрет не тумаками, а звонкой монетой. Обратная дорога казалась жизнерадостнее потому, что он теперь знал хотя бы часть правды. И что самое удивительное, он впервые запомнил свой визит в Мэнигу во всех подробностях. "Не иначе подарок Кинранста памятливости прибавляет!" — посмеивался Мренд.

АРНИТ ИЗ КРИДОНА

I

Всё шло так, как и было задумано — считавшийся в народе бессмертным Император Йокещ наконец-то умирал. Его последователь Арнит, избранный Конвентусом задолго до того, вот-вот должен был занять вакантное место. Итак, он становился не первым и, предполагалось, не последним в бесконечной череде Сударбских Правителей. А дальше его ожидала продуманная до мелочей и приторная до омерзения жизнь, не терпящая никаких отклонений от протокола. Балы, охоты, на всё готовые наложницы, предупредительные слуги, ликующая при одном появлении Императора толпа… И всё это растительное существование полностью исключало какую-либо государственную деятельность. Так было заведено с незапамятных времён, так и должно было продолжаться до их конца. А правление Конвентуса и, выражающий его волю, Бессмертный Император были призваны к сохранению устойчивости и процветания Сударба. Сама по себе эта идея была, вероятно, не так уж и плоха, но её авторы не учли одного: внешнее сходство между Императорами не гарантировало подобного же единообразия взглядов и мыслей. А это, в свою очередь, рано или поздно могло как перессорить вельмож, так и привести к императорскому бунту. И привело. Арнит захотел власти только для себя и не нуждался ни в чьих советах, руководстве или поддержке.

Через несколько дней трон должен был освободиться, но прежде Арниту предстояло ещё одно дело. Он становился Императором, хотя и не бессмертным, но единоличным. Однако, чтобы не вызывать подозрений, восходить на престол в своём истинном обличии он не рисковал. Как ни противно, необходимо было пройти через Церемонию Написания Портрета и полное внешнее перевоплощение в Йокеща. На время, конечно… Позднее, когда его власть укрепится — можно будет открыться и придворным, и народу… А пока…

II

"Этот недотёпа полагает, что рисует одного из придворных тупиц. Ха-ха… — думал Арнит, усаживаясь позировать. — Однако мне говорили о гордости и независимости Художника, а он, оказывается, изрядный подхалим. Как к Государю ко мне обратился. Лестно, конечно, но глупо…"

Он устроился в кресле поудобнее. Замер вполоборота к Художнику. И приготовился к перевоплощению…

Несмотря на то, что Кридон — один из самых крупных городов Империи, он кажется небольшим островком, затерянным в бескрайнем океане лесов, отделяющих его от остальных сударбских территорий. Обычаи кридонцев жестоки, речь — резка. Традиционно из этих краёв выходят самые бесстрашные, сильные и безжалостные воины, а также царедворцы — хитрые и расчётливые

Жил когда-то в Кридоне мальчик. Единственный сын немолодых родителей: Наместника Стедопа и его жены Равтеж. Ребёнок был болезненным и слабым. В Кридоне с его суровым климатом и нравами такие редко выживают. Этот смог.

Отец всегда был занят гораздо более важными делами, чем воспитание сына. Материнская же забота сводилась к бесконечным дорогим и совершенно ненужным подаркам.

Болезненность и одиночество научили мальчика не только думать, но и скрывать свои мысли и чувства. С возрастом он стал надменен и хитёр. С самого раннего детства он не прощал даже малейшей обиды и всегда находил возможность, время и средства, чтобы расквитаться. Ни в нежном возрасте, ни в дальнейшем он почти никогда не смеялся, лишь иногда на губах его появлялась улыбка, с возрастом приобретшая иронический оттенок. Впоследствии это просто списали на особенности кридонского характера.

Парень рано узнал, что такое зависть. Потом появился и повод для мести… Даже не один… Дальше к этому прибавилось и нетерпеливое недовольство властолюбца…

После смерти родителей пришлось быстро взрослеть, поскольку он был не просто юношей, а Наследником Кридонского Престола. Точнее говоря, уже Наместником провинции, отличавшейся порядками куда более жестокими, чем в Мэниге. Никто не ожидал, что, хлюпик, едва прошедший инициацию, с поразительной лёгкостью приберёт к рукам бразды правления, полностью сменит своё окружение, назначит себе в заместители сущего варвара, а потом отправится прямиком ко двору Императора Йокеща.

Звали наглого мальчишку, естественно, Арнит…

Оказавшись в придворной среде, юноша первым делом занялся восполнением пробелов в образовании, начал учиться манерам и танцам, в Кридоне не пользовавшимся уважением. Вскоре его уже трудно было отличить от коренного жителя Мэниги, более того — от лучших представителей тамошней аристократии. Движения стали плавными и вкрадчивым. Походка — изящной и летящей, почти как у танцора. Только резкий гортанный говор в минуты сильного волнения выдавал в нём кридонского уроженца. Молодой человек был принят в обществе и начал плавное скольжение наверх.

III

— Запомни, парень, — говаривал маленькому Арниту старый вояка Цервемза, которого родители приставили к Наследнику для воспитания мужества и обучения военным премудростям. — Нет во всём Сударбе существ страшнее дюков. Они тупы, упрямы и уничтожают на своём пути всех, кто им не по нраву. Мы жили в Дросвоскре и горя не знали. Эти длинномордые явились, и всем нам пришёл конец. Лишь немногие нашли убежище здесь, в Кридоне.

Под словом "мы" наставник подразумевал потомков уцелевших дросвоскрских разбойников. На самом деле у их предков был тайный договор с Императором, что если будут изведены дюки, то всем головорезам даруют августейшее помилование. Более того, с ними собирались щедро расплатиться, отдав провинцию на разграбление.

— Мы неоднократно пытались вернуться на родину, но каждый раз кто-нибудь из наших пропадал безвозвратно. Что дюки делали со своими жертвами — загадка…

На самом же деле те, кто пропадал — сами не хотели возвращаться к кровавому ремеслу. А попытки спасти пленных оказывались очередным грабительским налётом на мирных жителей Дросвоскра. Это никому не нравилось, и дюкам приходилось снова и снова исправлять положение. Со временем агрессивные вылазки в анклав становились реже, а потом и вовсе сошли на нет. Дольше всех не мог уняться прадед Цервемзы, не оставлявший надежды восстановить порядок на родине. По крайней мере, так он рассказывал своим потомкам, внушая им стойкую неприязнь к длинномордым…

Цервемза утаивал, что дюки были посланы в Дросвоскр якобы для наведения порядка, на деле же — на верную гибель, поскольку от местных разбойников никто и никогда не уходил. Но дюки и не собирались скрываться. Терроризировать местное население они тоже не намеревались. Более того, даже беспокоить никого не хотели. Просто ушли в Тилькаревские горы и основали там замок. Так громадная Ларьигозонтская долина, где лежала Амграмана — столица Дросвоскра — оказалась под их защитой. Потом дюки тихо стали наводить справедливость — люди начали думать. Поначалу жители анклава не были готовы к такому коварству. Всем хотелось привычных и понятных войны и сражений — тогда можно было бы организовать вполне законное сопротивление. А вот почему-то никак не получалось. Куда-то девалось былое ухарство, да и поводов к бунту не было.

В смурном и жестоком Дросвоскре зазвучали песни и смех, люди научились выращивать сады и строить красивые здания. Оказалось, что в этих краях удивительно чистый воздух и вкусная вода, самые ароматные во всём Сударбе фрукты, а цветы в Дросвоскре… — ну нигде таких больше не найти! Благодарные жители даже начали выращивать гладиолусы, запрещённые к тому моменту по всей Империи. Словом, всё пошло не так, как задумывали в Мэниге.

— После нашествия длинномордых в Дросвоскре началась жуткая неразбериха. Потом — беспробудная тоска… Они вели себя с нами просто нечестно, потому что их просто невозможно победить. Я-то эту дрянь разок и лишь издали видел, но знаешь, парень, мне на всю жизнь хватило, — добавлял Цервемза после некоторой паузы. — Ужас какой-то — даже на изрядном расстоянии они умудряются колдовать. Вышагивают такие надменные, почище твоего папеньки. Сверху на всех поглядывают, а вроде бы и не замечают никого. И как будто говорить не умеют… Посмотришь на них, посмотришь… а потом оружие лень таскать… В общем, мерзопакость, она и есть мерзопакость!

В одном Цервемза был безусловно прав — лишь немногим, да и то по великой случайности, удавалось избежать влияния дюков. Считалось, что его прадед оказался одним из таких "счастливчиков". На самом деле небольшая шайка, которой он руководил, попросту удрала из Дросвоскра при одном упоминании дюков. Обосноваться горе-храбрецы решили подальше от бывшей родины. Так они оказались в Кридоне, где в прямом смысле оказались ко двору. Тогдашний Наместник неоднократно обращался к услугам дросвоскрских головорезов для выполнения всяких деликатных заданий. А Стедоп не придумал ничего лучшего, чем пригласить правнука их главаря в наставники к своему сыну. Вот Цервемза и рассказывал мальчику свои злобные небылицы о дюках, разжигая в своём воспитаннике ничем не обоснованный страх перед дивным народом. Так Арнит раз и навсегда возненавидел дюков и всё, что с ними связано. Более того, Кридонский Наследник поклялся извести их и отомстить. Кому? За что? В этом он не желал разбираться ни в детстве, ни позднее, ибо цель была поставлена, а остальное мело значения…

IV

"Когда же он закончит наброски?" — Арнит был буквально измотан позированием.

Узурпатору было страшно, как перед прыжком с высоты. Но остановиться он уже не мог. Да и не хотел.

Ещё будучи подростком, Арнит обнаружил у себя забавное свойство — в разговоре он умел настолько искусно выдавать желаемое за действительное, что все вокруг видели лишь то, о чём говорил мальчик. Довольно скоро он научился использовать эту особенность в своих интересах.

В те времена у Арнита был друг — из тех, что на всю жизнь. Паренёк, которого звали Отэп, умел летать и сочинял прекрасные и звонкие песни, которые могли по его желанию оживать и становиться явью. Ребята считали друг друга побратимами и старались никогда не расставаться. Всё было прекрасно, но однажды, когда они, несмотря на все запреты Стедопа, удрали от охраны в примыкавший ко дворцу лес, к ним подошли четверо загадочных людей и отозвали Отэпа в сторонку…

Мальчик побледнел, умоляюще посмотрел на них, и все исчезли…

Арнит остался один…

Долго он звал друга, думая, что это одна из его волшебных шуток…

Потом понял, что произошло непоправимое, и поплёлся домой…

В голове звенела одна-единственная мысль: "Отобранного не вернуть!.."

Позднее из разговоров взрослых он понял, что Отэп оказался талантливым волшебником и его забрали, чтобы принять в какой-то Конвентус. Арнит после этого никогда не видел своего друга. Зато навсегда возненавидел неизвестный Конвентус. Так появилась первая реальная цель — уничтожить тех, кто отобрал у него друга.

А ещё Арнит усвоил, что любые таланты нужно до поры держать при себе, чтобы никто и никогда не вмешался в его планы. Кто будет проверять на магические или какие там ещё способности хилого болезненного юнца?

Может быть, будущий Император и переменил бы решение, если бы много позднее не случилось другое событие. После смерти родителей, он был приглашён ко двору Йокеща, в чьё бессмертие и мудрое правление тогда безоговорочно верил. Сборы всё затягивались, и виной тому не была нерешительность Арнита или нерасторопность его слуг. Дело было в другом — Сиэл, никому не известная девушка без роду и племени, полностью завладела умом и сердцем Наместника. Казалось, их ручьи непременно сольются в один. При Кридонском дворе стали поговаривать о свадьбе.

Лучшей невесты Арнит и пожелать не мог. Девушка была добра, трудолюбива и красива. До невозможности! По крайней мере, так думал жених… Несмотря на незнатное происхождение, Сиэл обладала столь безукоризненными манерами, что придворным дамам было впору у неё учиться. Кроме того, она умела лечить людей и животных одной ей известными травками, да песнями. Кое-кто поговаривал, что она знает птичьи и звериные языки.

Однажды девушка не пришла на условленное свидание. Арнит долго ждал, волнуясь и злясь. Потом решился и отправился к ней домой. То, что он там застал, на долгие годы стало ночным кошмаром — казалось, у любимой отобрали душу. То есть Сиэл прекрасно понимала, кто она и кто перед ней, но всё связывавшее их — кануло навеки. Как будто широкая река снова разбежалась на два узких русла. Внешне девушка была с ним мила и любезна даже больше, чем раньше, но свет любви в её глазах сменился хищным огоньком. Арнит был растерян. Пытался сам избавить её от внезапного недуга. Приглашал лучших лекарей. Те только качали головами и разводили руками. Их вердикт был однозначен: "Отобранного не вернуть!" Поначалу молодой человек даже не понял, о чём шла речь. Потом по крупицам — из рассказов соседей и своих слуг — он составил более или менее ясную картину.

Выждав момент, когда Наместника не было рядом с невестой, к ней в дом ворвались люди, по описаниям сильно смахивавшие на тех, кто когда-то похитил Отэпа. Именем и по приказу Бессмертного Императора они объявили Сиэл злой ведьмой, напоили её каким-то мерзким зельем и тут же исчезли. Девушка потеряла сознание, а придя в себя, превратилась в обычную глупую хорошенькую простушку, которую ничто, кроме тряпок и выгодного замужества, не волновало, да и не могло волновать… Понятное дело, такой знатный вельможа, как Арнит, был бы для неё наивыгоднейшей партией, но это не входило в его планы.

Тяжело было на душе у молодого человека, когда он разрывал помолвку. Ох, тяжело!..

Вскоре до него дошли слухи, что Сиэл уехала в другую провинцию, а там быстренько выскочила замуж за какую-то сказочно богатую бездарь. Кридонец больше никогда не интересовался судьбой бывшей возлюбленной…

Так у Арнита появился ещё один враг — Бессмертный Император.

Теперь с отъездом в Мэнигу не имело смысла медлить.

V

У Арнита давно затекли руки и ноги. Тело не хотело слушаться. Голова кружилась. На мгновение ему привиделась агония Йокеща.

"Сдох! — злорадно констатировал узурпатор. — Поздравляю вас, сир Арнит!"

Он скосил глаза на брата Мренда. Лицо Художника не выражало ничего, кроме увлечения работой. Узурпатор даже позавидовал его неутомимости.

Вскоре после того, как Арнит прибыл ко двору, стало понятно, что юноша наделён выдающимися магическими способностями, и судьба его была решена тут же. Арнита поспешно приняли в Конвентус. Едва ли за всё время существования Совета в него был принят более разумный и исполнительный молодой человек. Он не был заносчив, не спорил со старшими и никогда ни о чём не просил. По крайней мере, для себя. Всего один раз он не просто подал прошение на имя Йокеща, но жёстко настоял на исполнении, когда ходатайствовал о предоставлении Хаймеру Кураду должности Императорского Первооткрывателя. Арнит был любезен со всеми от последних слуг до Императора. Йокещ относился к будущему своему убийце, как к родному.

Так продолжалось несколько лет. И вот наступило такое время, когда все стали замечать, что Йокещ, начал стареть. В Конвентусе встал вопрос о выборе преемника. По своему статусу Арнит не должен был претендовать на престол. Однако, наблюдательный, остроумный и склонный к интригам, он очень быстро понял, как добиться невозможного. Будучи посвящён во все нюансы придворной жизни, сметливый молодой человек тихой сапой начал расчищать себе дорогу к престолу. Ему удалось настолько отвести глаза Конвентусу, что его члены решили сделать исключение для Арнита и выбрать в Императоры именно его. К тому же хитрец казался настолько хрупким и болезненным, что его "правление" не должно было стать продолжительным. А сам кандидат выглядел настолько благообразно и благонадёжно, что в Совете не сомневались, что из него можно будет верёвки вить. На том и порешили…

Затем "собратья по цеху", сами того не желая, дали Арниту в руки оружие против себя. Дело в том, что Конвентус, оградивший себя ото всех возможных и невозможных магических нападений, оказался абсолютно беззащитен против нескольких подосланных убийц. Один за другим погибали члены Магического Совета: кто "кончал с собой", кто срывался со скалы, кто тонул в мелких водах Песонельта. Чтобы отвести своим будущим жертвам глаза, узурпатор не стал прибегать даже к элементарной магии. Просто в один из дней "напали" и на него, и "лишь по счастливой случайности" он уцелел. Истребив самых проницательных и сильных, Арнит попросту перетравил всех остальных, включая Йокеща. Искусно составленный яд действовал медленно и не на всех сразу. Никто ничего не заподозрил, приняв массовое отравление за редкое в тех краях поветрие… И опять-таки "только чудо" спасло от верной смерти именно Арнита.

"Пора заканчивать, — подумал вельможа. — Не то я действительно умру".

Он немедленно прервал сеанс. Тяжело встал. Величаво вышел. Подошёл к зеркалу. Там отражался Император Йокещ. К новому лицу ещё предстояло привыкнуть. А сейчас он с трудом добрался до императорских покоев. Обнаружил на пороге опочивальни бездыханное тело несчастного Арнита. Поразился увиденному. Разрыдался по любимому царедворцу. Распорядился вынести останки. Потом якобы без памяти рухнул на постель.