Глава 28. Сэм похолодела от ужаса

Сэм похолодела от ужаса.

— Фостер!

Он усмехнулся.

— Я ожидал, что вниз спустится Броган, но получилось еще лучше. Вы будете для меня надежным прикрытием.

Сэм с гулко бьющимся сердцем сделала шаг назад, к двери, не сводя глаз с пистолета. Если бы удалось позвать на помощь…

— Не двигайтесь, мисс Делафилд. И не вздумайте кричать. Даже если вы будете истекать кровыо, если вы, например, потеряете руку, вы все же будете мне полезны. — Он указал пистолетом на дверь. — Идите. Я после вас.

Сэм замерла на месте.

— Как вам удалось…

— Я уже говорил вам однажды, что очень многое знаю о Николасе Брогане, в том числе о его старых друзьях. Разыскать дом этой шлюхи не составило труда.

— Клэрис, — прошептала Сэм.

— Не бойтесь, мисс Делафилд. Она жива‑здорова, и ей ничего не угрожает. Хотя ей следовало бы быть разборчивее в выборе друзей. Я несколько дней наблюдал за ее домом, и, когда африканец в одно прекрасное утро отправился в док, я последовал за ним, подумав, что он может вывести меня на Брогана. А он вместо этого привел меня к этому судну. Я без особого труда пробрался на борт с бригадой ремонтных рабочих и затаился. Я был уверен, что Броган в конце концов объявится.

— Я думала, что тебе нужны деньги, а не его жизнь. — Сэм, не двигаясь, быстро окинула взглядом каюту, надеясь увидеть что‑нибудь, что можно было бы использовать в качестве оружия.

— За капитана Николаса Брогана — живого или мертвого — назначено слишком хорошее вознаграждение, а после всего, что я по его милости вытерпел, я решил, что надежнее будет представить его властям мертвым. И я собираюсь сделать то, что следовало сделать с самого начала. — Он улыбнулся. — Обстоятельства складываются как нельзя лучше, не так ли? Достойные похороны в море для самого гнусного пирата в Англии. Африканца я, пожалуй, оставлю в живых, чтобы он мог подтвердить личность капитана.

— Вы однажды сказали мне, что не убиваете без причины!

— Причин у меня предостаточно, — фыркнул Фостер. — А вам советую позаботиться о своей жизни, мисс Делафилд. Или вы будете мне помогать, или можете не дожить даже до тюрьмы.

— Вы не можете убить нас. Вам без нас не добраться до порта.

— Не судите обо мне по внешнему виду. — Он кивком головы указал на пустой рукав. — Я полжизни провел в море, и у меня достаточно опыта, чтобы справиться с этим маленьким суденышком. — Он махнул пистолетом в сторону двери. — А теперь двигайтесь.

— Вы не можете этого сделать, — настаивала она. — Николас не такой, как вы думаете. Вы его совсем не знаете.

— Н знаю все, что нужно знать.

— Но он не представляет для вас угрозы. Он уезжает из Англии, потому что решил оставить вас в живых. А причина, по которой он не заплатил вам сумму, которую вы потребовали, очень проста: у него совсем нет денег. Он беден. У него ничего нет. Кроме этого судна… и меня.

— Как трогательно. И как хитро задумано. Приберегите свои россказни для кого‑нибудь другого.

— Но он совсем не беспощадный убийца! Он был маленьким мальчиком….

Фостер прервал ее злобным ругательством.

— Заткнитесь, — бросил он и подтолкнул ее к двери рукояткой пистолета. — Сейчас мы поднимемся наверх и найдем его. И держите руки так, чтобы я мог их видеть.

— Саманта? — удивился Николас, заметив знакомую копну золотистых волос на трапе. Он улыбнулся. — Что ты здесь делаешь? Ты вернулась, чтобы…

— Николас, мы в ловушке! — крикнула она, торопливо преодолевая две последние ступени наверх.

Кто‑то схватил ее сзади и грубо оттолкнул в сторону.

Николас бросился к ней и замер на месте, заметив нацеленный на него пистолет.

— Не двигайтесь, капитан. — Незваный гость махнул пистолетом в сторону Ману. — Вы тоже. Никому не двигаться.

— Кто вы такой, черт побери? — сердито заорал Николас, не сводя глаз с Саманты. Она застонала и села. Очевидно, обошлось ушибом. Слава тебе, Господи!

— Жаль, что вы меня не помните. А вот я вас знаю. Я долгие годы выслеживал вас, по крохам собирая сведения о вашей жизни.

Николас наконец внимательно вгляделся в незваного гостя. Перед ним стоял худощавый темноволосый молодой человек. С одной рукой.

— Фостер? — хрипло сказал он.

— Он самый. Рад познакомиться с вами. Еще раз.

Вне себя от ярости, Николас схватил первое, что попалось под руку — нож, которым он разрезал веревку.

— Стойте на месте! — предупредил Фостер. У меня хватит пуль и на вас, и на вашего приятеля, и на вашу белокурую любовницу. — Он махнул пистолетом в сторону Саманты, которая сидела, не двигаясь. — Живым вы с этого судна не уйдете, Броган… но их я, возможно, оставлю в живых. Я еще не решил.

Николас подавил охвативший его гнев и искоса взглянул на Ману. Вдвоем они могли бы одолеть его, но ни тот, ни другой не стал бы рисковать жизнью Саманты.

Он перевел взгляд на Фостера. Этот человек с пистолетом был совсем еще молодым пареньком, и Николасу с трудом верилось, что вымогателю, превратившему его жизнь в ад, было не более восемнадцати‑двадцати лет.

— Если тебе нужны деньги…

— Деньги я и так получу, и немалые. Десять тысяч фунтов. А возможно, также и благодарность от адмиралтейства.

— Как ты узнал, что я остался жив?

— Мне не нужно было ничего узнавать. Я был на тонущем корабле и сам видел, как ваш друг‑африканец вплавь тащил вас в безопасное место. Я тогда же поклялся, что, если останусь жив, посвящу всю оставшуюся жизнь тому, чтобы вы получили по заслугам. Я поклялся, что заставлю вас заплатить за все, пусть даже это будет последнее, что я сделаю в жизни.

Николас лихорадочно рылся в памяти, вспоминая события той ночи.

— Я не знаю тебя.

— Еще бы! Да и зачем вам знать? Я тогда был совсем мальчонкой. Я был юнгой на том корабле, на который вы напали в ту ночь. Я работал у капитана Элдриджа.

Николас ошеломленно молчал. Палуба вдруг покачнулась и стала уходить из‑под ног, линия горизонта поплыла перед глазами, а в лицо пахнул ледяной ветер.

Боже милостивый! Он, кажется, наконец, понял. Так вот почему вымогателю потребовалось шесть лет, прежде чем потребовать выкуп? Он подрастал. Николас вдруг почувствовал огромное облегчение. Все эти годы он думал, что убил ни в чем не повинного ребенка, а тот на самом деле оказывается жив! Но… чтобы снасти собственную жизнь, он должен убить Фостера теперь.

Он отбросил нож в сторону.

— Стреляй!

— Нет! — крикнула Саманта, вскакивая на ноги.

— Не суйся! — приказал ей Николас.

Фостер растерянно переводил взгляд с одного на другого, и дуло его пистолета поворачивалось то влево, то вправо.

— Я не убью тебя, — напряженным голосом сказал Николас.

— Ах, как это благородно! — Фостер поднял пистолет, прицелившись Николасу между глаз.

— Не надо, прошу вас! — Саманта, всхлипывая, бросилась между ними. — Не делайте этого! — Разве вы не видите, что вы сами сейчас такой же, каким был он двадцать лет назад?

— Саманта…

— Прочь с дороги, мисс Делафилд!

— Нет! Вы не можете этого сделать! Он тоже был всего лишь юнгой. И так же, как вы, был ни в чем не виноват. И так же, как вы, долгие годы жаждал мести. Вы такой же, как он!

Глаза паренька вспыхнули. Он стиснул зубы.

— Когда это прекратится? — Саманта заговорила тихо, почти шепотом: — Когда вы перестанете убивать?

Прошла секунда. Потом другая.

— Прости, Фостер, — сказал Николас с искренним раскаянием в голосе. — Я не могу заставить тебя поверить, по это правда. Я не могу исправить все зло и боль, которые я причинил, но могу дать тебе то, что ты хочешь… — Николас, не надо!

— Можешь убить меня. — Он поднял руки, словно сдаваясь. — Получи свои десять тысяч фунтов. Они не принесут мира в твою душу и уж наверняка не принесут тебе счастья. Ты поймешь, что месть — это яд, который разъедает душу.

Фостер вскинул пистолет.

— Зато она приносит удовлетворение.

— В таком случае действуй, — сказал Николас твердым голосом. — Разрушь свою жизнь, как я разрушил свою. Я отомстил, как и хотел, но это принесло мне лишь многие годы страданий. — В голосе его прозвучал легкий упрек. — Стреляй, и ты станешь тем, чем был я. Ты превратишься в такого же, как я.

Пистолет в руке Фостера дрогнул.

— Колтон, — умоляюще сказала Саманта, — ты просил меня не судить о тебе по внешнему виду. Не суди и о Николасе. Ни об одном человеке не следует судить по внешнему виду. Разве можно знать, что он при этом думает? — Она перевела взгляд на Николаса. — Или что делается в его сердце?

У Фостера задрожала рука.

— Ты можешь застрелить меня, — сказал Николас, — или можешь поступить по‑другому. Позволь мне дать тебе то, чего я сам не имел в твоем возрасте, — второй шанс.

— Поздно, — сказал в ответ Фостер. — Я слишком далеко зашел, чтобы что‑нибудь менять. Слишком поздно.

— Слишком поздно? — печально повторил Николас, услышав два слова, которые преследовали его долгие годы. — Нет, Фостер, ошибаешься. Уж если что я и понял в этой жизни, — он взглянул на Саманту, — так это то, что изменить жизнь никогда не поздно.

Ману прочистил горло.

— Как бы далеко ни зашел ты по плохой дорожке, вернись назад, — сказал он спокойно. — Это старая турецкая мудрость.

Глаза Фостера глядели в упор на Николаса, так же, как они глядели посредине объятой пламенем палубы шесть лет назад. Потом он опустил зажатый в руке пистолет.

Николас наблюдал за этой сценой, прищурив глаза от лучей поднимающегося над волнами солнца. Он ощущал тепло, которое согревало не только его тело, но и душу, он чувствовал прощение и надежду на новую жизнь, будто ему самому предоставили второй шанс. Шанс наверстать годы, потраченные на насилие и месть.

— Ну и что, черт возьми, мне теперь делать? — растерянно спросил Фостер.

— У меня созрела идея, — сказал Николас, хотя мысль об этом только что пришла ему в голову. — Мне нечего предложить тебе — нет ничего, что загладило бы мою вину перед тобой. Я не могу дать тебе денег, не могу вернуть твою руку. Но возможно, я мог бы предложить тебе лучшую жизнь, чем была у меня.

— Что же это? — с подозрением спросил Фостер. Николас посмотрел на Саманту, потом перевел взгляд на Ману, спрашивая их согласия.

— Как насчет того, чтобы поехать с нами в Южную Каролину?

Эпилог

Южная Каролина, 1743 год

Яркое весеннее солнце заливало светом улицы Чарльстона. Сэм шла с корзинкой в руке по набережной, направляясь в лавку, расположенную в середине шумного торгового квартала. Многие горожане, встречавшиеся ей на улице, раскланивались с ней или останавливались перекинуться нарой слов.

Открывая дверь, она взглянула на вывеску над входом, на которой красовалась надпись: «Джеймс, Ману и Фостер, снабжение судов различными товарами».

— Прошу прощения, — сказала она, проталкиваясь сквозь шумную толпу судовладельцев, моряков и конторских служащих, — я несу кое‑что для хозяина.

Хозяина она нашла в конторе. Он сидел, положив на письменный стол обутые ноги, а два его компаньона громко спорили, стоя по обе стороны от него.

— Мы не сумеем выполнить полдюжины дополнительных заказов к следующей неделе, — говорил Колтон, потрясая листком бумаги, исписанным цифрами. — Ману…

— Это самое оживленное в торговле время года, парень. Мы справимся.

— Мы справимся, мы справимся, — недовольно проворчал Колтон. — Всегда вы так говорите.

Николас с улыбкой взглянул на вошедшую Сэм.

— Ты пришла, чтобы похитить меня, жена?

— Я принесла тебе обед, — сказала она и поставила корзину на стол.

— Я предпочел бы, чтобы ты меня отсюда похитила. — Он проскользнул между Колтоном и Ману. — Кстати, зачем ты ходишь так далеко по такой жаре?

— Погода сегодня чудесная, а лавка находится не более чем в полумиле от дома. А кроме того, я уже полтора года делаю это каждую пятницу, это традиция.

Изумрудно‑зеленые глаза заблестели, Николас взял ее под локоть и повел в смежную комнату.

— Это было традицией, пока ты не носила под сердцем моего ребенка, — нежно сказал он.

Сэм улыбнулась ему в ответ, все еще не привыкнув к своему новому состоянию, о котором они узнали всего несколько дней назад.

— Николас, у меня всего два месяца беременности, и я не такое уж хрупкое создание.

— Кажется, мы с тобой уже говорили на эту тему. — Он поцеловал ее. — Позволь мне напомнить тебе… — Он снова поцеловал ее и, щекоча бородой щеку, сказал на ушко: — …что ты чуть сознание не потеряла в моих объятиях прошлой ночью.

Она взглянула через его плечо на окно, соединяющее две смежные комнаты.

— Николас, мы не одни, — напомнила она ему.

— Они, черт возьми, так поглощены спором, что и не заметят, если я тебя поцелую украдкой. Я без тебя соскучился, — пробормотал он. — За последние шесть недель я буквально не вылезал из этой конторы.

— Такова расплата за то, что ты владелец самого известного магазина корабельных товаров на всем Юге. Покупатели убеждены, что у тебя продаются самые лучшие товары. Не говоря уже о том, что здесь всегда можно получить советы специалиста.

— Это правда. — Пододвинув жене кресло, Николас усадил ее, обращаясь с ней так, словно она была сделана из фарфора. — Из нас с Ману фермеры получились никудышные, но вот втроем, — он кивком головы указал на спорщиков в соседней комнате, — удалось добиться кое‑какого успеха.

— Кое‑какого успеха, — усмехнулась Саманта, которая знала, что он просто скромничает. Денег, вырученных от продажи рубина, а также скопленных ею за те годы, когда она занималась воровством, и отложенных на посевные материалы, хватило на то, чтобы трое компаньонов основали свое дело. Их опыт мореходства и знание кораблей, а также репутация самых честных дельцов в городе сделали остальное… хотя о Николасе по‑прежнему ходили всякие слухи.

Поговаривали, что у него темное прошлое. Время от времени кто‑нибудь в Чарльстоне даже произносил шепотком слово «пират».

Но в колониях жило множество людей с темным прошлым, а любой человек, который видел, как Николас Джеймс бережно и заботливо относился к своей жене, не поверил бы, что он когда‑то был опасным человеком.

— Ну что? — спросила Сэм, повернув к мужу сияющее, счастливое лицо. — Будем мы сегодня обедать?

— Нельзя надолго оставлять там корзинку с едой, — проворчал Николас, искоса поглядывая сквозь окно на стоящую на столе корзинку. — Как только этот волчонок замолчит, чтобы перевести дыхание, и учует, что в комнате есть еда, он слопает ее моментально, так что никому другому и крошки не достанется.

— Парнишка все еще растет, — рассмеялась Сэм. Поначалу отношения между Николасом и Колтоном были весьма прохладные; потребовалось несколько месяцев, чтобы они начали называть друг друга по имени. Мало‑помалу между ними возникло взаимное уважение, которое перешло в искреннюю дружбу.

— Ты принесла мне гноччи? — спросил Николас, игриво теребя отделанный кружевом рукав ее платья.

— И пасту тоже, — кивнула. Сэм. — Госпожа Каскарелли принесла мне целую кастрюлю в благодарность за то, что я помогла сшить свадебное платье для ее дочери.

Они оба пристрастились к пикантной итальянской кухне во время медового месяца в Венеции. Они поженились на вилле на берегу Адриатического моря на закате в один прекрасный осенний день.

Свадебный подарок Николаса был приколот у нее изнутри к лифу платья возле сердца — золотые крошечные кандалы, украшенные сверкающими рубинами.

Николас не раскрывал секрета до самой свадьбы, дав ювелиру указание выбрать для среза самые лучшие грани из большого рубина, прежде чем продать его.

Взглянув на мужа, Сэм заметила, что он вдруг стал серьезным.

— Что? — с беспокойством спросила она. Он редко хмурился последнее время. — Что‑нибудь случилось?

— Нет, — прошептал он, глядя на нее восхищенно. — Все в порядке… только кое‑что меня удивляет.

— Что именно? — Она подняла руку и погладила его заросшую бородой щеку.

— Было время, когда я думал, — сказал он, закрывая глаза, — я думал, что ты своего рода наказание, ниспосланное мне Господом за мои грехи. Но это не так. Ты дар Божий, — прошептал он. — Несмотря на все мои прегрешения в прошлом, Господь меня любит и послал тебя в мою жизнь. Тебя и… — открыв глаза, он легонько погладил ее живот, — … и нашего ребенка.

Сэм крепко обняла его.

— А ты подарок судьбы для меня. Я люблю тебя, Николас.

Обняв ее, он спрятал лицо в ее волосах.

— Обещаю тебе, Боже милостивый, обещаю, что буду дорожить этими дарами до конца своих дней.

Сердце Сэм переполнилось счастьем, а на глазах выступили слезы. Он поцеловал ее и подхватил на руки.

— Николас, — запротестовала она, замирая.

— Что такое, женушка? — спросил он, направляясь к двери.

— Куда мы идем?

— Домой.

— А как же обед?

На губах его появилась озорная улыбка.

— У меня есть на примете кое‑что получше обеда.

Сэм обняла его за шею, и он, переступив порог, вышел с ней на руках на залитую солнцем улицу.

— Я окончательно убедилась, господин Джеймс, что вышла замуж за неисправимого бродягу‑авантюриста.

— Так оно и есть, госпожа Джеймс, — рассмеявшись, согласился он. — Вы, как всегда, абсолютно правы.