Октября 1975 года. Г.А. понравились и увертюра, и исполнение

Около Г. А. зав. труппой В. И. Михайлов.

С. Е. Розенцвейг просит Г. А. послушать в исполнении оркестра увертюру к спектаклю.

Г.А. понравились и увертюра, и исполнение.

Г.А. (Кутикову.) Еще до начала спектакля во время входа в зрительный зал сцена должна быть освещена. Раскидайте по заднику солнечные пятна. КУТИКОВ. Полезет морща, если дать свет на задник.

¶ Г.А. Вы можете мне для пробы показать? Я думаю, никакой «морщи» не будет. Колокол осветите, вот, очень хорошо, что он с тенью, хомуты, коновязи — это бы все охватить. Только чуть-чуть прибрать надо, сейчас очень ярко. Ну, где «морща»? А почему зеленый луч? Не надо ничего раскрашивать.

КУТИКОВ. Это случайно.

Г.А. Хорошо бы, чтоб таких случайностей не было. (Соколову.) Витя, скажите постановочной части, чтоб зафактурили холстом барабан и тарелку. (Розенцвейгу.) Над оркестром будет балда-хинчик, раскрытый резонатором на публику, чтобы не поглощался звук.

РОЗЕНЦВЕЙГ. А площадка для оркестра будет поднята?

Г.А. Конечно. (Соколову.) Володя Куварин здесь?

КУВАРИН. Я здесь, Георгий Александрович, доброе утро.

Г.А. Здравствуйте, Володя! Скажите, площадка для оркестра делается?

КУВАРИН. Эдик (Кочергин) говорил о площадке, но пока что чертежей нет.

Г.А. Я думаю, не надо ждать чертежей Эдика, ясно, какая должна быть площадка.

КУВАРИН. Расскажите, Георгий Александрович, какая, а я вычерчу.

Г.А. Площадку нужно рассчитать так, чтобы на ней могли разместиться пни и музыканты с инструментами. И отфактурить волнисто под общее решение, чтобы все соединилось.

КУВАРИН. Высота?

Г.А. Обычной ступеньки. А насчет балдахина вы знаете?

КУВАРИН. Да, это нечто вроде полога.

Г.А. Но с балдахином торопиться не будем. Подождем Эдика.

Доброе утро, товарищи! Начнем с самого начала.

Пролог. Оркестр играет увертюру. Конюх и Конюший высыпают зерно в кормушки.

(Штилю.). Что вы изображаете, Жора? Надо по-настоящему сыпать.

ШТИЛЬ. А я думал: сейчас не надо.

Г.А. А когда?

ШТИЛЬ. Ближе к генеральным.

Г.А. А зачем вам выдали реквизит? Просто так? А когда вы распределитесь, когда проверите, сколько времени на это уходит? Когда я поверю, что вы — Конюх — совершаете этот ритуал каждый день, что это в поры вошло? На генеральной? Прошу всех обратить внимание на работу с реквизитом и бутафорией! Дотошную! Мы для того и репетируем с реквизитом, чтобы все проверить!

Уход Бобринского: «О, никогда я так не жаждал жизни».

(Волкову.) А почему так гнусаво?

ВОЛКОВ. Я думал: у него нет голоса.

Г.А. Откровенно говоря, певческого голоса в любом случае нет. Но так гнусаво петь не надо.

ВОЛКОВ (смеясь). Георгий Александрович, у меня хватит юмора не сердиться на вас.

Г.А. Да? А между тем, лицо было обиженное.

Конюший надевает веревку на столбы. Один ее конец оказывается слишком длинным, другой —

слишком коротким.

ДАНИЛОВ. Простите, Георгий Александрович, веревка не та... Нет, та, просто я ее не так надеваю. В темноте перепутал.

Г.А. Витя Соколов! Надо подкрасить веревку, чтоб впредь Данилов не путал. Зафиксируйте это.

Генерал отдает приказ наказать Конюха, подходит к музыкантам, говорит одному из них: «Пошел вон, братец» — и садится на его место смотреть на исполнение приказа.

(Кутикову.) Оркестр надо осветить.

КУТИКОВ. Он освещен, Георгий Александрович.

Г.А. Плохо освещен. Это же игровая площадка. Свет должен войти резко, ярко, надо это сделать открытым театральным приемом, а не бытовым освещением одного лишь Павла Петровича Панкова.

(Панкову.) Еще раз, Павел Петрович.

¶ (Кутикову.) Поздно даете свет, Евсей Маркович, поздно.

КУТИКОВ. Как поздно? Павел Петрович садится и...

Г.А. Евсей Маркович, вы меня удивляете. Сколько лет мы работаем вместе? Свет встречает артиста, а не догоняет его. Неужели каждый раз это надо заново объяснять? Свет на оркестр дается не тогда, когда Павел Петрович садится, а тогда, когда он издалека впервые посмотрел на оркестр!

КУТИКОВ (по связи в регуляторную). Оля, дайте свет на поворот Павла Петровича к оркест-

РУ-

Г.А. (Панкову). Павел Петрович, а не можете «Пшел вон, братец», сказать на ходу, не останавливаясь?

ПАНКОВ. Я хотел удивиться, что он сам встать не догадывается.

Г.А. К сожалению, эта красочка не читается.

{Штилю.) Жора, не надо начинать оправдываться, пока Генерал не сядет. Зачем же вы так мажете свой кусок? Пока Генерал садится, у вас есть все основания проснуться окончательно!

Монолог Холстомера о собственности.

ЛЕБЕДЕВ. Я оторвался от Хора и получается доклад.

Г.А. Ну, почему «доклад»? Живая, формулируемая здесь, сейчас на наших глазах мысль. Новая логика, о которой многие догадываются, но вслух произносишь впервые только ты! И именно это мне интересно! В первой части монолога не надо отрываться от Хора. А дальше в проповеди необходимо общение через зал.

После запряжения.

ЛЕБЕДЕВ. Меня запрягли, а дальше у меня текст: «Мой, моя, мое». Отчего это я? Текст не возникает, линия разрывается.

Г.А. (Данилову). Перед уходом по-хозяйски хлопните по плечу Евгения Алексеевича: «Моя лошадь». Тогда у него будет основание к продолжению монолога.

В перерыве зав. труппой В. И. Михайлов говорит Георгию Александровичу, что,

к сожалению, О.В.Басилашвили не может в ближайшие дни быть на репетициях.

Г.А. сожалеет и просит завтра вызвать Анатолия Пустохина.

Подсаживаюсь к Георгию Александровичу и, уловив момент, спрашиваю:

ЛОСЕВ С. М. А можно предложить, Георгий Александрович?

Г.А. Предлагайте.

ЛОСЕВ С. М. Когда Конюший сказал: «Замечу в любви», а Евгений Алексеевич повторяет «в любви», хорошо бы Конюшему обернуться, а Евгению Алексеевичу тихонечко заржать. И тогда Конюший подумал: показалось.

ГА. (Данилову и Лебедеву). Тут у нашего аспиранта правильное предложение! Миша, когда сказали Евгению Алексеевичу: «Замечу в любви», — что ты делаешь Женя?

ЛЕБЕДЕВ. Я тихонько повторяю: «в любви-и-и...»

Г.А. Тогда, Миша, повернитесь к нему с вопросом: он что, по-человечески разговаривает? А ты, Женя, дай на мишин поворот легкое ржанье. И тогда, Миша, отыграйте: показалось. Понимаете, братцы, для чего это нужно? Чтоб у нас по всему спектаклю получился один прием: то ли человек, то ли лошадь.

(Данилову.) После избиения Конюха возьмите его под руку и ведите к Генералу: мол, дело сделано, ваше превосходительство!

ДАНИЛОВ. А Генерала нет? Ушел?

Г.А. Но вы-то не знали? (Юрию Смирнову, гитаристу.) А на месте Генерала, Юрочка, вы. Сядьте на пенек. И руками разведите: я тут ни при чем. (Данилову.) Посмотрел на Пегого и вспомнил приказание Генерала.

Конюх избивает Пегого.

(Штилю.) В вашем игровом куске еще не все возможности использованы. До момента избиения Холстомера Конюх в зале вызывает симпатию. Вечно пьяный, но добродушный крестьянский парень. И вдруг на наших глазах он превращается в зверя. Садиста. Вот такая должна быть

¶метаморфоза. Сейчас это не подкреплено вашим личным отношением к роли, а у нас брехтов-ский прием, и отношение входит в способ существования. Отношения Георгия Штиля к тому, что вы играете, нет, а одни сопровождающие вас удары в тарелку ничего не стоят. Холстомера били уже много раз, и мне в этом куске важен не сам факт избиения, а превращение Конюха в животное! Еще раз.

Я бы не торопился, — почему-то вы это быстро делаете, — когда увидел Холстомера: «У-у-у, скотина пегая». И мы должны увидеть холодные бешеные глаза.

ШТИЛЬ. Можно еще раз, Георгий Александрович?

Г.А. Давайте.

РОЗОВСКИЙ. Очень важен текст после удара: «Оправдываться? Молчать!» Сначала так кричал Генерал на Конюшего, потом Конюший на Конюха, теперь Конюх на Холстомера.

Г.А. Да, эстафета продолжается.

ШТИЛЬ. А можно, Георгий Александрович, подойти к Холстомеру, будто ничего и не будет, а встретились глазами, и я озверел?

Г.А. Давайте проверим.

Монолог Холстомера: «На другой день после этого я уже навек перестал ржать».

(Алексеевой.) Перед вашим пением, Леночка, Юра Изотов дает пробег табуна. (Изотову.) Юра, ваша реплика: «Не помню, как пришел домой...» (Алексеевой.) А вы наступите на кончик ржанья.

Продолжение монолога Холстомера.

(Лебедеву.) Вот хорошо, Женя, без страданий.

Сцена запряжения.

(Данилову и Штилю.) Выход с опаской: «Тпру!» Должно быть усилие, затраченное не по существу. Холстомер протянул копыта — не поверили. Одновременно подкрались, схватили, а он не сопротивляется. Вот тогда кусочек получится.