Все великие писатели

она висела у Мэйсона на телефоне.

‑ ага, ладно, это... слушай, я пьяный был. я не помню, ЧТО ИМЕННО я тебе сказал! может, правда, может, и нет! нет, я НЕ извиняюсь, я уже устал извиняться... ты ‑ что? не будешь? ну так черт бы тебя побрал!

Генри Мэйсон бросил трубку. снова шел дождь. даже под дождем с бабами какие‑то заморочки, с ними вечно...

задребезжал звонок интеркома. он снял трубку.

‑ к вам мистер Бёркетт, некий Джеймс Бёркетт...

‑ ты ему не скажешь, что рукописи уже вернули? мы отправили их почтой вчера.

весьма сожалеем и все такое.

‑ но он настаивает на том, чтобы поговорить с вами лично.

‑ и ты не можешь от него отделаться?

‑ нет.

‑ ладно, зови его сюда.

куча проклятых экстровертов. хуже, чем торговцы одеждой, чем торговцы щетками, хуже, чем...

вошел Джеймс Бёркетт.

‑ присаживайтесь, Джимми.

‑ только близкие друзья зовут меня "Джимми".

‑ присаживайтесь, мистер Бёркетт.

по первому же взгляду на Бёркетта можно было определить, что он ненормальный.

великая любовь к себе окутывала его неоновой краской. и ничем ее не свести.

правдой ‑ в том числе. такие не знают, что такое правда.

‑ слуште, ‑ сказал Бёркетт, прикуривая и улыбаясь вокруг своей сигареты, как темпераментная и оттяжная сучка. ‑ как это вам мое барахло не понравилось?

серкетарша ваша говорит, вы все обратно отправили? чего это вы вздумали все обратно отправлять, а, чувак? как это ‑ обратно отправили?

и мистер Бёркетт тут посмотрел ему в глаза, так прямо посмотрел ему в глаза, как бы упирая на то, что у него есть ДУША. ты ведь ЛЮБИШЬ то, что делаешь, а так трудно делать это, и только мистер Бёркетт этого не сознавал.

‑ просто там не было ничего хорошего, Бёркетт, вот и все.

Бёркетт постукал сигаретой о пепельницу ‑ нет, он просто протаранил ею пепельницу, вбивая ее в донышко и выкручивая при этом. потом зажег еще одну и, держа перед собой спичку, еще пылавшую, проговорил:

‑ эй, послушай, мужик, не надо мне этого ДЕРЬМА тут вешать!

‑ вы кошмарно пишете, Джимми.

‑ я сказал, только мои ДРУЗЬЯ зовут меня "Джимми"!

‑ вы говенно пишете, мистер Бёркетт, по нашему мнению, конечно, и только по нашему мнению.

‑ слушай, чувак, я эти игры ЗНАЮ! ПОДСОСЕШЬ как надо ‑ и тебя приняли! только ПОДСОСАТЬ надо! а я не СОСУ, чувак! моя работа одна такая!

‑ это уж точно, мистер Бёркетт.

‑ если б я был жидом, или педиком, или комми, или черномазым, то все было бы схвачено, чувак, я бы прошел.

‑ тут у меня вчера был черный писатель, который сказал, что если бы кожа у него была белой, он бы стал миллионером.

‑ ладно, а как насчет педиков?

‑ некоторые педики пишут довольно неплохо.

‑ как Жене, а?

‑ как Жене.

‑ хуй сосать надо, значит, а? я должен писать о том, как сосут хуй, а?

‑ я этого не говорил.

‑ слушай, чувак, мне только немного рекламы надо. немного рекламы ‑ и я пойду.

народ ПОЛЮБИТ меня! им только УВИДЕТЬ надо мои вещи!

‑ послушайте, мистер Бёркетт, мы о деле говорим. если б мы печатали каждого писателя, кто только потребует этого, потому что у него великие вещи, долго бы мы не протянули. приходится выносить суждения. если мы слишком часто будем ошибаться, нам конец. вот так все просто. мы печатаем хорошие произведения, которые продаются, и плохие произведения, которые продаются. мы на рынке. мы не занимаемся благотворительностью и, честно говоря, нас не слишком заботит улучшение души или исправление мира.

‑ но мои вещи ПОЙДУТ, Генри...

‑ "мистер Мэйсон", пожалуйста! только мои друзья...

‑ вы что пытаетесь ‑ ОБОСРАТЬ меня?

‑ слушайте, Бёркетт, вы настырный. настырность у вас выходит здорово. почему б вам не пойти швабрами торговать, или страховками, или чем‑нибудь еще?

‑ а что с моими вещами не так?

‑ не получается быть настырным и писать одновременно. это мог только Хемингуэй, а потом даже он забыл, как писать надо.

‑ я в смысле, чувак, что тебе не нравится в моих вещах? в смысле, будь ОПРЕДЕЛЕННЕЕ! не надо мне тут говна никакого вешать про Хемингуэя, чувак!

‑ 1955.

‑ 1955? это в каком смысле?

‑ это в том смысле, что тогда вы были хороши, но иголку заело. вы до сих пор играете 1955 ‑ снова и снова.

‑ черт, да жизнь есть жизнь, и я по‑прежнему пишу о ЖИЗНИ, чувак! ничего другого нет! какого дьявола ты мне тут вешаешь?

Генри Мэйсон испустил долгий медленный вздох и откинулся на спинку. художники нестерпимо скучны. и близоруки. если у них получалось, они верили в собственное величие, сколь бы плохими они ни были. если у них не получалось, то виноват в этом кто‑то другой. не потому, что у них нет таланта; сколько бы они ни воняли, они всегда верили в свой гений. они всегда могли предъявить Ван‑Гога, Моцарта или пару дюжин других, кто сошел в могилу до того, как маленькие жопки им отлакировало Славой. однако, на каждого Моцарта приходилось 50.000 несносных идиотов, которые, не переставая, изрыгали гниль. только самые хорошие бросали игру ‑ вроде Рембо или Россини.

Бёркетт закурил еще одну сигарету, снова держа перед собой горящую спичку, пока говорил:

‑ слушайте, вы же печатаете Буковски. а он оступился. вы же знаете, что он оступился. признай это, чувак! Буковски же оступился, а? правда?

‑ ну, оступился.

‑ он пишет ГОВНО!

‑ если говно продается, то мы будем его продавать. послушайте, мистер Бёркетт, мы ‑ не единственное издательство. попробовали бы кого‑нибудь другого? не принимайте наше суждение и всё.

Бёркетт встал.

‑ а толку‑то, к чертям собачьим? вы все, парни, одинаковы! вам хорошая литература ни к чему! всему миру ни к чему НАСТОЯЩАЯ литература! да вы человека от мухи навозной отличить не сможете! потому что вы ‑ дохлятина! ДОХЛЯТИНА, слышал? ВЫ ВСЕ, ПИЗДЮКИ, ‑ ДОХЛЯТИНА! ИДИТЕ НА ХУЙ! ИДИТЕ НА ХУЙ! ИДИТЕ НА ХУЙ!

ИДИТЕ НА ХУЙ!

Бёркетт швырнул тлевшую сигарету на ковер, развернулся, подошел к двери, ГРОХНУЛ ею и исчез.

Генри Мэйсон поднялся, подобрал сигарету, положил ее в пепельницу, сел, зажег свою. с такой работой хрена лысого бросишь курить, подумал он. он откинулся на спинку кресла и затянулся: так радостно, что Бёркетт ушел, такие люди просто опасны ‑ абсолютно безумны и злобны ‑ особенно те, кто всегда пишут о ЛЮБВИ, или СЕКСЕ, или УЛУЧШЕНИИ МИРА. господи, господи. он выдохнул. задребезжал интерком.

он снял трубку.

‑ к вам некий мистер Эйнсуорт Хокли?

‑ чего ему надо? мы же отправили ему чек за ЗУД В ЯЙЦАХ И АТАСЫ В ОБЩАГЕ.

‑ он говорит, что у него есть новый рассказ.

‑ прекрасно. скажи ему, чтобы оставил у тебя.

‑ он говорит, что еще не написал его.

‑ ладно, пусть план оставит. я посмотрю.

‑ он говорит, что у него нет плана.

‑ так чего ж ему тогда надо?

‑ он хочет поговорить с вами лично.

‑ и ты не можешь от него отделаться?

‑ нет, он только таращится на мои ноги и скалится.

‑ так одерни же юбку, ради Христа!

‑ она слишком короткая.

‑ ладно. зови.

вошел Эйнсуорт Хокли.

‑ присаживайтесь, ‑ сказал Мэйсон.

Хокли присел. затем подскочил. зажег сигару. Хокли носил с собой десятки сигар.

он боялся стать гомосексуалистом. то есть, он не знал, гомосексуалист он или нет, а поэтому постоянно курил сигары, считая, что это ‑ по‑мужски и динамично, но все равно сомневался, в каком он лагере. ему казалось, что женщины ему тоже нравятся. такая неразбериха.

‑ послушайте, ‑ сказал Хокли. ‑ я только что сосал 36‑дюймовый ХУЙ!

гигантский!

‑ послушайте вы, Хокли, мы тут делом занимаемся. я только что от одного психа избавился. вам чего от меня надо?

‑ я хочу у вас отсосать ХУЙ у вас, чувак! ВОТ чего я хочу!

‑ я бы воздержался.

в комнате уже висел толстый слой сигарного смога. пыхал Хокли что надо. он вскочил с кресла. походил вокруг. сел. вскочил с кресла. походил вокруг.

‑ я, наверное, схожу с ума, ‑ сказал Эйнсуорт Хокли. ‑ я постоянно думаю о хуе. я раньше жил с этим 14‑летним пареньком. огромный ХУЙ! господи. ОГРОМНЫЙ!

он однажды его прямо у меня перед носом отбил, никогда этого не забуду! а когда я учился в колледже, там все эти парни по раздевалке ходили, типа крутые такие, знаете? а у одного ЯЙЦА висели до самых КОЛЕН! мы, бывало, звали его ВОЛЕЙБОЛИСТ ГАРРИ. так вот, когда ВОЛЕЙБОЛИСТ ГАРРИ кончал, крошка, это был пиздец ВСЕМУ!

как взбитая сметана из пожарного крана хлестала! а когда эта штука высыхала...

чувак, по утрам ему приходилось простыню бейсбольной битой выколачивать, шелупонь стряхивать прежде, чем в прачечную отдавать...

‑ вы сумасшедший, Эйнсуорт.

‑ я знаю, я знаю, я вам про то же САМОЕ! хотите сигару?

Хокли ткнул ему сигарой прямо в рот.

‑ нет‑нет, спасибо.

‑ может, вам хочется у МЕНЯ хуй отсосать?

‑ ни малейшего желания. ладно, чего вы хотите?

‑ у меня есть идея такого рассказа, чувак.

‑ хорошо. напишите его.

‑ нет, я хочу, чтобы вы послушали.

Мэйсон промолчал.

‑ ладно, ‑ сказал Хокли. ‑ вот она.

он забегал вокруг, пуляясь дымом.

‑ космический корабль, понимаете? 2 парня, 4 тетки и компьютер. и вот они рассекают по открытому космосу, понятно? дни, недели проходят. 2 парня, 4 тетки, компьютер. у теток уже все аж чешется. им хочется, понимаете? понятно?

‑ понятно.

‑ но знаете, что происходит?

‑ нет.

‑ два парня решают, что они гомосексуалисты и начинают заигрывать друг с другом. на теток ‑ ноль внимания.

‑ ага, это как бы смешно. так и напишите.

‑ постойте. я еще не закончил. эти два парня заигрывают друг с другом. это омерзительно. нет. это не омерзительно! как бы там ни было, тетки подходят к компьютеру и открывают дверцы. и внутри компьютера ‑ 4 ОГРОМНЫХ хуя с яйцами.

‑ безумно. пишите.

‑ постойте, постойте. но не успевают они и одного хуя цапнуть, как у машины появляются рты с жопами, и вся эта чертова механика пускается в оргию САМА С СОБОЙ. черт побери, вы можете себе такое вообразить?

‑ ладно. пишите. мне кажется. мы сможем это использовать.

Эйнсуорт зажег еще одну сигару, походил взад‑вперед.

‑ как насчет аванса?

‑ нам один парень уже должен 5 рассказов и 2 романа. а от сроков отстает все больше и больше. если так будет продолжаться, он станет хозяином всей компании.

‑ тогда дайте мне половину, какого черта. полхуя лучше, чем никакого.

‑ когда мы сможем получить рассказ?

‑ через неделю.

Мэйсон выписал чек на $75.

‑ спасибо, крошка, ‑ сказал Хокли, ‑ ты и теперь уверен, что нам не хочется друг у друга хуй отсосать?

‑ уверен.

и Хокли ушел. Мэйсон вышел к секретарше. ее звали Франсин.

Мэйсон взглянул на ее ноги.

‑ это платье ‑ довольно короткое, Франсин.

он не отрывал взгляда.

‑ такой стиль сейчас, мистер Мэйсон.

‑ зови меня просто "Генри". мне кажется, я никогда раньше не видел таких коротких платьев.

‑ они становятся все короче и короче.

‑ у всех, кто сюда заходит, от тебя по‑прежнему встает. а потом они идут ко мне в кабинет и несут ахинею, как полоумные.

‑ ох, да ладно вам, Генри.

‑ даже у меня от тебя встает, Франсин.

та хихикнула.

‑ давай, пошли пообедаем, ‑ сказал он.

‑ но вы же никогда меня на обед не приглашали.

‑ ах, так есть кто‑то другой?

‑ О, нет. но сейчас же только пол‑одиннадцатого.

‑ какая, к дьяволу, разница? я внезапно проголодался. очень проголодался.

‑ ладно. тогда секундочку.

франсин извлекла зеркальце, поиграла с ним немножко. затем они оба встали и вышли к лифту. в лифте они ехали совершенно одни. по пути вниз он сграбастал Франсин и поцеловал ее. пахла она малиной с незначительным привкусом кариеса. он даже облапал ей одну ягодицу. она для проформы посопротивлялась, слегка прижимаясь к нему.

‑ Генри! я прям не знаю, какая муха вас укусила! ‑ хихикнула она.

‑ я всего лишь мужчина, в конце концов.

в вестибюле здания стоял киоск, где торговали конфетами, газетами, журналами, сигаретами, сигарами...

‑ одну минуточку, Франсин.

Мэйсон купил 5 сигар, огромных. зажег одну и выпустил гигантский фонтан дыма.

они вышли на улицу, ища, где бы поесть. дождь перестал.

‑ вы обычно курите перед обедом? ‑ спросила она.

‑ и перед, и после, и между.

Генри Мэйсон чувствовал себя так, будто он совсем немножко сходит с ума. все эти писатели. да что с ними такое, к чертям собачьим?

‑ эй, вот неплохое местечко!

он придержал дверь, и Франсин вошла. он ‑ за ней.

‑ Франсин, как же мне платье твое нравится!

‑ правда? ой, спасибо! у меня есть целая дюжина похожих.

‑ правда?

‑ умм‑гумммм.

Мэйсон отодвинул ей стул и смотрел на ее ноги, пока она садилась. потом сел сам.

‑ господи, я проголодался. венерки из головы не идут ‑ интересно, почему?

‑ я думаю, вы хотите меня выебать.

‑ ЧТО?

‑ я сказала: "я думаю, вы хотите меня выебать".

‑ о.

‑ Я вам это позволю. я думаю, вы очень славный человек, очень милый, в самом деле.

подошел официант и разогнал сигарный дым папками с меню. одну вручил Франсин, одну ‑ Мэйсону. и стал ждать. и у него вставал. ну почему некотрым парням достаются такие куколки, а он вручную отбивать должен? официант принял у них заказ, все записал, прошел во вращающиеся двери, передал заказ повару.

‑ эй, ‑ сказал повар. ‑ это у тебя там что?

‑ ты о чем?

‑ о том, что у тебя тут рог вырос! спереди! ко МНЕ с этой штукой даже не приближайся!

‑ да это ерунда.

‑ ерунда? этой ерундой кого‑нибудь убить можно! иди под холодный кран его засунь! смотреть противно!

официант зашел в мужскую уборную. некоторым так все девки достаются. а он ‑ писатель. у него полный чемодан рукописей. 4 романа, 40 рассказов, 500 стихов.

ни шиша не опубликовано. паршивый мир. таланта распознать не могут. принижают талант всячески. "связи" им, видишь ли, тут нужны, вот и все. паршивый хуесосный мир. обслуживаешь целыми днями этих дурацких людишек.

официант извлек свой член, водрузил на раковину и начал плескать на него холодной водой.