Бичей в обносках

знаете, как бывает с игроками на бегах. натыкаешься на жилу и думаешь, что это всё. у меня была своя фатера на задворках, даже свой садик со всякими тюльпанами, которые росли ‑ прекрасно и поразительно. у меня была зеленая рука.

это значит, что зеленые бабки у меня тоже водились. какую систему я разработал, сейчас уже не помню, но она работала, а я нет ‑ в общем, достаточно приятное существование. и еще у меня была Кэти. при всех делах. старик‑сосед, бывало, аж слюнями захлебывался, как ее видел. постоянно в дверь ломился:

‑ Кэти! ууууу, Кэти! Кэти!

я открывал в одних трусах.

‑ уууу, я думал....

‑ тебе чего, чучело?

‑ я думал, Кэти...

‑ Кэти какает. что передать?

‑ я тут... купил косточек для вашего песика.

у него в руках был большой пакет обглоданных куриных костей.

‑ кормить собаку куриными костями ‑ все равно что бритвы толочь ребенку в кашку. ты что, мою собаку убить хочешь, хуй мутный?

‑ ох, нет!

‑ тогда засунь эти кости и вали отсюда.

‑ не понял?

‑ засунь этот пакет куриных костей себе в жопу и пошел отсюда к чертовой матери!

‑ я просто подумал, что Кэти...

‑ я же тебе сказал, что Кэти СРЁТ!

и я захлопывал дверь у него перед носом.

‑ что ты так напустился на старого пердуна, Хэнк, он говорит, что я похожа на его дочку, когда та была моложе.

‑ нормально, значит он и с дочерью. пусть лучше со швейцарским сыром ебется. не хочу я его видеть у себя на пороге.

‑ я полагаю, ты думаешь, что я его впускаю, когда ты на бега уезжаешь?

‑ я таким вопросом даже не задавался.

‑ а каким ты вопросом задавался?

‑ кто из вас скачет наверху.

‑ ах ты сукин сын, можешь хоть сейчас же убираться!

я надевал рубашку и штаны, потом носки и ботинки.

‑ я и на 4 квартала не успею отойти, как ты сожмешь его в объятьях?

она швырнула в меня книгой. я не смотрел, и краем мне заехало прямо над правым глазом. разбило бровь, и кровь закапала мне на руку, когда я завязывал правый ботинок.

‑ прости, Хэнк.

‑ и БЛИЗКО не подходи ко мне!

я вышел, сел в машину, задним ходом вырулил из проезда на 35 милях в час, захватив с собой сначала кусок забора, а потом немного штукатурки с переднего дома левым задним бампером. кровь попала уже и на рубашку, поэтому я вытащил платок и приложил его к глазу. плохая будет суббота на скачках. я был свиреп.

я делал ставки, как будто к ипподрому уже подлетала атомная бомба. мне хотелось сделать десять штук. я ставил на рисковых лошадей. билетик я не обналичил.

потерял пятьсот баксов. все, что захватил с собой. в бумажнике остался доллар.

медленно я въехал во двор. и вечер ужасный будет. заглушил мотор и вошел через заднюю дверь.

‑ Хэнк...

‑ чего?

‑ ты выглядишь, как смерть козиная. что случилось?

‑ облажался. просрал всю пачку. 500.

‑ господи. прости, ‑ сказала она. ‑ это я виновата. ‑ она подошла ко мне, обхватила меня руками. ‑ черт же побери, прости меня, папуля. это я виновата, я знаю.

‑ ладно тебе. не ты ж ставила.

‑ ты еще злишься?

‑ нет, нет, я ведь знаю, что ты не ебешься с этим древним индюком.

‑ тебе сделать что‑нибудь поесть?

‑ нет, не надо, купи нам только пузырь виски и газету.

я встал и сходил к тайнику с деньгами. мы обнищали до 180 долларов. ничего, бывало и хуже, множество раз, но сейчас меня не покидало чувство, что я снова на пути к фабрикам и складам ‑ если только удастся туда устроиться. я вышел с десяткой. собаке я по‑прежнему нравлюсь. я потрепал его за уши. ему все равно, сколько у меня денег, ‑ много или мало. просто ас, а не пес. во как. я вышел из спальни. Кэти мазалась перед зеркалом помадой. я ущипнул ее за задницу и поцеловал за ухом.

‑ купи мне еще пива и сигар. мне нужно забыться.

она ушла, а я слушал, как по дорожке щелкают ее каблучки. хорошая баба, лучше не найти, а нашел я ее в баре. я откинулся на спинку кресла и уставился в потолок.

бичара. я ‑ бичара. вечное отвращение к работе, вечно пытаюсь жить на удачу.

когда Кэти вернулась, я велел ей налить большую. она знала. она даже содрала целлофан с моей сигары и зажгла ее. смешно она выглядела ‑ и красиво. займемся любовью. займемся любовью во всей этой грусти. мне просто ужасно не хотелось, чтобы все это ушло: машина, дом, собака, женщина. жить было нежно и легко.

наверное, я был не в себе, поскольку развернул газету и стал просматривать объявления ТРЕБУЕТСЯ.

‑ эй, Кэти, вот кое‑что. требуются мужчины, по воскресеньям. расчет в тот же день.

‑ ох, Хэнк, да отдохни ты хоть завтра. отыграешься во вторник. все тогда получшеет.

‑ блин, детка, да тут каждый доллар на счету! по воскресеньям они не бегают.

Калиенте ‑ да, но там ничего не сделаешь, они в Калиенте дерут 25 процентов, плюс расстояние. сегодня можно оттянуться и напиться, а завтра за это говно возьмусь. эти лишние баксы могут пригодиться.

Кэти смешно на меня посмотрела. она никогда не слыхала, чтобы я так разговаривал. я постоянно вел себя так, будто деньги всегда появятся. потеря этих 500‑т меня потрясла. она налила мне еще один большой. я сразу его выпил.

шок, шок, господи, господи, фабрики. растраченные впустую дни, дни без смысла, дни начальства и идиотов, медленной и грубой тупорыловки.

мы пили до двух, совсем как в баре, потом легли, потрахались, поспали. я поставил будильник на четыре, встал и уже доехал до трущоб в центре к 4.30. я стоял на углу примерно с 25 бичами в обносках. они сворачивали цигарки и прикладывались к вину.

что ж, все из‑за денег, подумал я. я еще вернусь... настанет день, и я отдохну в Париже или Риме. насрать на этих парней. мне здесь не место.

потом мне что‑то сказало: а ведь они ВСЕ так думают. мне здесь не место. каждый из НИХ так же думает о СЕБЕ. и они правы. и что?

примерно в 5.10 подкатил грузовик и мы забрались в него.

господи, дрых бы сейчас, завалившись за прекрасную кэтину задницу. но всё деньги, деньги.

мужики рассказывали, как только что спрыгнули с товарняка. бедняги, от них смердело. но жалкими не казались. жалким тут казался один я.

вот примерно сейчас я бы встал, поссал бы. выпил бы пива на кухне, посмотрел бы, не рассвело ли еще, заметил бы, как светлеет на улице, выглянул бы проверить тюльпаны. вернулся бы к Кэти.

парень рядом сказал:

‑ эй, приятель!

‑ ну? ‑ ответил я.

‑ я француз, ‑ сказал он.

я ничего не сказал.

‑ тебе отсосать не надо?

‑ нет, ‑ ответил я.

‑ я видел, как один мужик у другого отсасывал прямо в переулке сегодня утром. у этого елда такая ДЛИННАЯ, ТОНКАЯ и белая, а другой все сосет, и молофья уже изо рта капает. я смотрел, смотрел, да как самому захочется, боже! дай мне у тебя пососать, приятель?

‑ нет, ‑ ответил я ему. ‑ мне что‑то сейчас не хочется.

‑ ну, если мне нельзя, может, ты мне отсосешь?

‑ пошел отсюда к черту! ‑ сказал я ему.

француз передвинулся в глубину кузова. не успели мы и мили проехать, как голова его уже подскакивала. он делал это прямо у всех на глазах какому‑то старикану, похожему на индейца.

‑ ДАВАЙ, МАЛЫШ, ЦЕЛИКОМ ЗАГЛАТЫВАЙ!!! ‑ заорал кто‑то.

некоторые бродяги заржали, но большинство просто молчало, пило вино, крутило самокрутки. старый индеец вел себя так, будто этого вообще не происходит. к тому времени, как мы доехали до Вермонта, француз заглотил все без остатка, и мы вылезли из машины ‑ француз, индеец, я и другие бичи. каждому выдали по квиточку, и мы зашли в кафе. по квиточку выдавали каждому пончик и кофе.

официантка задирала нос. от нас воняло. грязные хуесосы.

потом кто‑то, наконец, завопил:

‑ все выходим!

я выгребся вслед за ними, и мы зашли в такую большую комнату и расселись по стульчикам, как в школе или, скорее, как в колледже, скажем, на уроках музыкального воспитания. вместо правого подлокотника здоровенная плашка, чтоб можно разложить тетрадку и писать. как бы там ни было, просидели мы так еще 45 минут. потом какой‑то сопляк с банкой пива в руке сказал:

‑ ладно, разбирайте свои МЕШКИ!

и все бичи повскакивали МОМЕНТАЛЬНО с мест и РВАНУЛИ в какую‑то подсобку. какого дьявола? подумал я. не торопясь, подошел и заглянул туда. все бичи толкались и дрались за лучший мешок для разноски газет. смертельная бессмысленная схватка.

когда из подсобки вышел последний человек, я зашел и поднял с пола первый попавшийся мешок. он был очень грязен, с кучей прорех и дыр. когда я вышел в другую комнату, все бичи уже нацепили мешки себе на спины, надели на себя. я нашел место и просто сел, держа его на коленях. где‑то по ходу дела, мне кажется, записали наши имена; наверное, еще до кофе с пончиком пришлось назваться. поэтому теперь мы сидели, а нас вызывали группами по 5, 6 или 7.

заняло это, наверное, еще час. как бы то ни было, когда я залез в кузов меньшего грузовичка с несколькими остальными, солнце поднялось уже довольно высоко.

каждому выдали по маленькой схеме улиц, куда мы должны были доставить газеты. я открыл свою. улицы‑то я узнал сразу: ГОСПОДИ ТЫ БОЖЕ ВСЕМОГУЩИЙ, ИЗ ВСЕГО ЛОС‑АНЖЕЛЕСА МНЕ ДОСТАЛСЯ МОЙ СОБСТВЕННЫЙ РАЙОН!

у меня там была репутация пьяни, игрока, жулика, праздного человека, ебаря‑перехватчика. как же я ПОЯВЛЮСЬ там с этим мерзким грязным мешком за спиной? да еще и начну доставлять газеты, полные рекламных объявлений?

меня высадили на моем углу. очень знакомый пейзаж, в самом деле. вот цветочная лавка, вот бар, вот заправочная станция, всё... за углом ‑ мой маленький домишко, и Кэти спит в своей теплой постельке. даже собака спит. что ж, воскресное утро, подумал я. никто меня не увидит. спят допоздна. пробегу по этому проклятому маршруту. и я побежал.

я промчался по двум улицам очень быстро, и никто не заметил великого человека, породистого обладателя мягких белых пальцев и огромных душевных очей. наверняка мне сойдет это с рук.

потом ‑ на третью улицу. все шло хорошо, пока я не услышал голосок маленькой девочки. она стояла у себя во дворике. годика 4.

‑ эй, мистер?

‑ э‑э, да? девочка? что такое?

‑ а где ваш песик?

‑ о, хаха, он еще спит.

‑ а‑а...

я всегда выгуливал собаку по этой улице. там есть незастроенный участок, на котором он постоянно срет. это‑то все и решило. я закинул оставшиеся газеты на заднее сиденье брошенной автомашины возле шоссе. машина сидела так много месяцев, колес уже не осталось. я не знал, что это означает. газеты упали на пол. потом я свернул за угол и зашел в свой дом. Кэти еще спала. я разбудил ее.

‑ Кэти! Кэти!

‑ о, Хэнк... все в порядке?

пес выбежал, и я его погладил.

‑ ты знаешь, что СДЕЛАЛИ эти сукины дети?

‑ что?

‑ дали мне мой собственный район, чтоб я в нем газеты разносил!

‑ о. что ж, это не очень красиво, но не думаю, чтобы народ тут был против.

‑ ты что ‑ не понимаешь? да я же себе тут РЕПУТАЦИЮ построил! я жулик! я не могу позволить, чтобы меня тут видели с мешком говна за спиной!

‑ ох, я не думаю, чтоб у тебя такая уж РЕПУТАЦИЯ тут была! это ты просто себе вообразил.

‑ слушай, ты меня тут что ‑ говном кормить собираешься? ты‑то задницу в теплой постельке парила, пока я тусовался с толпой хуесосов!

‑ не сердись. мне надо пописять. подожди минутку.

я ждал снаружи, пока она сонно, по‑женски мочилась. господи, как же они МЕДЛЕННО! пизда ‑ очень несовершенная мочеиспускательная машина. член ее побивает только так.

Кэти вышла.

‑ пожалуйста, не беспокойся, Хэнк. я надену свое старое платье и помогу тебе разнести газеты. закончим быстро. люди допоздна спят по воскресеньям.

‑ но меня уже УВИДЕЛИ!

‑ тебя уже увидели? кто тебя видел?

‑ эта маленькая девочка из коричневого дома с сорняками на улице Вестморлэнд.

‑ ты имеешь в виду Майру?

‑ не знаю я, как ее зовут!

‑ ей всего 3 годика.

‑ не знаю я, сколько ей лет! она спросила про песика!

‑ что там еще с песиком?

‑ она спросила, ГДЕ он!

‑ пошли. я помогу тебе избавиться от этих газет.

Кэти уже влазила в старое драное платье.

‑ я уже от них избавился. все кончено. я вывалил их в ту брошенную машину.

‑ а тебя не поймают?

‑ ЕБАТЬ ИХ В РОТ! какая разница?

я зашел на кухню и взял себе пиво. а когда вернулся, Кэти снова лежала в постели. я сел в кресло.

‑ Кэти?

‑ у?

‑ ты просто не представляешь себе, с кем ты живешь! во мне ‑ порода, настоящая порода! мне 34 года, но я ни разу не работал больше 6‑7 месяцев кряду с тех пор, как мне исполнилось 18. и никаких денег. посмотри на мои руки! да у меня руки как у пианиста!

‑ порода? ПОСЛУШАЛ бы ты себя, когда ты пьяный! ты ужасен, ужасен!

‑ ты опять какое‑то говно завариваешь, Кэти? да я тебя в мехах держу и стопроцентной пробе с тех самых пор, как откопал в этой рюмочной на Альварадо‑стрит.

Кэти не ответила.

‑ фактически, ‑ сообщил я ей, ‑ я ‑ гений, только никто этого, кроме меня, не знает.

‑ готова в это поверить, ‑ ответила она, снова зарылась в подушку и уснула.

я допил пиво, открыл еще одно, затем прошел три квартала и сел на ступеньки закрытого гастронома, где, по утверждению карты, меня должны были подобрать. я просидел там с 10 утра до половины третьего. было скучно, сухо, глупо, мучительно и бессмысленно. в 2.30 приехал этот вонючий грузовик.

‑ эй. приятель?

‑ умм?

‑ ты уже закончил?

‑ умм.

‑ быстрый ты!

‑ ага.

‑ я хочу, чтобы ты помог тут одному парню закочить маршрут.

ох, блядь.

я залез в кабину, а потом он меня высадил. вот этот самый парень. он ПОЛЗАЛ. он кидал каждую газету с великим тщанием на каждое крыльцо. каждое крыльцо удостаивалось его собого внимания. и он, казалось, получал от своей работы удовольствие. оставался один квартал. я закончил эту бодягу за 5 минут. потом мы сидели и ждали грузовика. целый час.

нас отвезли обратно в контору, и мы снова расселись по школьным стульчикам.

затем вошли два сопляка с банками пива в руках. один выкликал имена, другой вручал каждому деньги.

на доске за спинами у сопляков мелом было накарябано:

"ЛЮБОЙ, КТО ПРОРАБОТАЕТ НА НАС 30 ДНЕЙ ПОДРЯД НЕ ПРОПУСТИВ НИ ДНЯ ПОЛУЧИТ БЕСПЛАТНО КОМИССИОННЫЙ КОСТЮМ."

я наблюдал, как каждому вручают его деньги. это не может быть правдой. ПОХОЖЕ БЫЛО, что каждому отсчитывают по три однодолларовых банкноты. в то время по закону минимальным уровнем зарплаты был доллар в час. я уже стоял на том углу в 4.30 утра, сейчас на часах 4.30 пополудни. по мне, так это 12 часов.

мое имя назвали одним из последних. наверное, 3‑им с конца. ни одна бичевская рожа не подняла шума. брали свои 3 бакса и шли прочь.

‑ Буковски! ‑ завопил сопляк.

я подошел. другой сопляк отслюнил 3 очень чистеньких и хрустящих Вашингтона.

‑ слушайте, ‑ сказал я. ‑ вы что, парни, понятия не имеете, что существует закон о минимальной заработной плате? доллар в час.

сопляк поднес ко рту пиво.

‑ мы высчитываем за транспорт, завтрак и так далее. мы платим только за среднее рабочее время, которое по нашим расчетам составляет примерно 3 часа.

‑ я потратил на вас 12 часов своей жизни. а теперь мне еще придется ехать автобусом до центра, чтобы забрать свою машину и вернуться домой.

‑ вам еще повезло, что у вас есть машина.

‑ а тебе повезло, что я не воткнул еще эту банку тебе в задницу!

‑ не я же политику компании устанавливаю, так что нечего на меня баллон катить.

‑ я на вас напишу жалобу в Комиссию по Труду штата!

‑ Робинсон! ‑ заверещал второй сопляк.

предпоследний бичара поднялся со стульчика за своими 3 баксами, а я вышел наружу, на бульвар Биверли, ждать автобуса. к тому времени, как я вернулся домой и взял в руку стакан, стукнуло уже часов 6 или около того. я был так зол, что трахнул Кэти 3 раза. разбил окно. порезал ногу об осколки. пел песни из Гилберта и Салливэна[19], которые когда‑то выучил у ненормального учителя английского, который начинал свои уроки в 7 часов утра. Городской Колледж Лос‑Анжелеса. его фамилия была Ричардсон, и, может, он и не был ненормальным. но Гилберту и Салливэну он меня научил, а еще поставил мне двойку с минусом по английскому за то, что я появлялся у него на уроках не раньше 7.30 с бодуна ‑ КОГДА я вообще появлялся. но я не об этом. мы с Кэти немного повеселились в ту ночь, и несмотря на то, что я раскокал несколько вещей, мерзким и глупым, как обычно, я не был.

а в тот же вторник в Голливудском Парке я выиграл на скачках 140 долларов и снова стал своим обычным я: довольно легкомысленным возлюбленным, жуликом, игроком, исправившимся сутенером и тюльпановодом. я не спеша подъехал к дому, наслаждаясь остатками закатного солнца. затем продефилировал через заднюю дверь.

у Кэти в духовке стоял какой‑то мясной рулет, много лука, еще какой‑то срани, специй ‑ как раз, в общем, как мне нравится. она склонилась перед плитой, и я цапнул ее за зад.

‑ ууууу...

‑ слушай, кроха...

‑ да‑а?

она выпрямилась ‑ с поварешки у нее в руке капало. я сунул десятку в вырез ее платья.

‑ я хочу, чтобы ты купила мне квинту виски.

‑ конечно, конечно.

‑ и немного пива и сигар. я послежу за едой.

она сняла фартук и удалилась на секунду в ванную. я слышал, как она мычит какой‑то мотивчик. еще через секунду я сидел в своем кресле и слушал, как цокают ее каблучки по дорожке. рядом валялся теннисный мячик. я взял его и кинул об пол так, чтобы он отскочил в стену и срикошетил повыше. песик мой, 5 футов в длину и 3 футов в высоту, 1/2 волк, подпрыгнул в воздух, клацнули зубы, и мячик попался ‑ под самым потолком. на мгновение пес, казалось, там завис. какая превосходная собака, какая превосходная жизнь. когда он грюкнулся на пол, я встал проверить рулет. с рулетом все было в порядке. со всем остальным ‑ тоже.