Хочешь шарик?

Длительное путешествие ценою в жизнь началось на станции Лубянка и продол­жилось уже на Комсомольской. Я захватил с собой Леру, коренную москвичку, и На­ташу, недавнюю знакомую из Новых Болотянок – кажется, так называлась глухая де­ревня, которую Наташа поспешила покинуть. Ещё вчера Наталья устраивала пикники с деревенскими подругами, а сегодня гуляла по Москве. Мы катались, наблюдая красоту станций, совершенно не подозревая, что хранят в себе тоннели и потайные ходы метро. Старожилы, как и молодые охотники на страшные истории, ведали про поезд-убийцу на Кольцевой, к которому не стоит даже приближаться, а сесть в него – объявить конец своему существованию. Иные выдумывали о кишках на пу­тях и железных прутьях, невесть откуда взявшихся посреди тоннеля, о дурных предчувствиях, связанных с призраками, мёртвыми машинистами и захороненными рабочими в грязных робах, подчас мелькающих фантомами на глазах незадачливых путевых обходчиков.

Перед тем, как выйти наверх, чтобы пройтись по вечернему городу, осмотреть высокие дома со стёклами, отражающими огоньки фар звенящих трамваев, мы пос­тояли на Павелецкой, следя за последними пассажирами, торопливо заходящими в вагоны. Дежурная уже прогоняла нас со станции с фразой: «Вы едете куда-нибудь или нет? Метро скоро закрывается». Мы прятались за колонами, и эта игра по-нас­тоящему нас увлекла. В конце концов ни один служащий метро нас не нашёл, а мы, зная, где расположены камеры, не высовывались в поле зрения. Когда же гул поез­дов стих, а пассажиры больше не торопились, Наташа взволнованно посмотрела на­верх.

- А что, метро уже закрыли? – спросила она у пустоты.

Ей никто не ответил. Разумеется, ведь наверху никого и не было. Наташа объяс­нила, что ей почудился красивый юноша. Девушка описала его, как невероятного обаяния парня с чуть приподнятыми тёмными бровями и чёрными, как смоль, во­лосами. Парень был в жёлтой грязной и разодранной рубахе, с татуировкой розы на животе. Я мгновенно понял, что у Наташи просто давно не было любимого че­ловека, вот ей и почудился таинственный незнакомец.

- Я снова его вижу, - сказала Наташа и побежала вдоль пустой станции к лес­тнице.

Теперь мы с Лерой отчётливо видели его фигуру и испуганный, не свойствен­ный обычному подростку взгляд. Парень бродил вдоль эскалатора, не обращая на нас внимания, но вдруг резко повернул голову и взглянул на нас так, что в наших сердцах захолодело. Мной овладело странное чувство, что нечто произошло с его карими глазами и тонкими ресницами, словно их давно забрали, вырвали из глаз­ниц, а почему они снова оказались на лице, не ясно. Юноша заговорил, смотря на нас:

- Вам нужно уходить. Каждую двадцать третью весну это случается, но сегодня он не один. Их трое. Их торжество справляется глубоко под землёй, вдали от пос­торонних глаз.

- Кого трое? – спросил я.

Парень не ответил; он развернулся, демонстрируя грязные бока и мятые джин­сы, и двинулся прочь к выходу. Мы изумлённо смотрели на его силуэт, не понимая, почему он уходит после своей столь странной речи и почему не отвечает. Когда мы подбежали к выходу, поняли, что станция действительно закрыта. Нам никак не хо­телось справлять ночь в метро. У Леры было множество планов, она желала по­казать красоты Дубининской улицы Наташе, а мне хотелось попить кофе и поесть креветок в ночном ресторане в окружении симпатичных девушек.

От мыслей о сорванных планах меня отвлекла речь Наташи.

- А где же мальчик? – спросила она.

- Не знаю, - ответила Наташа и быстрым шагом прошла вдоль решётки, отделя­ющей нас от выхода. Она подёргала решётку с железными ромбами и закричала: - Эй, парень, ты где?! Мы не сотрудники метро, мы пассажиры. Мы здесь остались. Парень, ты нас слышишь? Походу, мы здесь одни, - обратилась она к нам.

- Может, он как раз работник и прошёл в служебное помещение, - высказал до­гадку я. – Кстати, о каких троих он болтал? Что ещё за бред про двадцать третью весну?

- Не знаю, - без интереса сказала Лена. Ей хотелось проверить соответствие мо­их мыслей реальности.

Лера прошла по коридору и подёргала дверь, затем постучала в неё рукой, а после и ногой.

- Ого! Да ты и драться, наверно, умеешь, - засмеялся я.

Лера развернулась и пожала плечами.

- Никого нет. Все ушли.

- А куда всё-таки делся парень? – спросила Наташа.

Лера вздохнула.

- Ой, не знаю. Тебя оно сильно волнует? Мы тебе в Москве такого шикарного мужа найдём. Век обеспечивать будет и тебя с детьми полюбит. Во всяком случае, в кафе поведёт, - добавила Лера для реалистичности.

- Да он мне совершенно не понравился, - отрезала Наташа. – Просто не может человек так просто взять и исчезнуть. Он же был здесь.

- Ладно, - Лера не нашлась, что ответить, - сейчас мы пойдём вниз. Подождём - может, какой-нибудь поезд будет.

Казалось, Лера сама не верила в свои слова, но показаться лидером с правиль­ными ответами в любой ситуации она желала с детства. В отличие от Наташи, эту заводную девчонку я знал очень давно.

- Какой ещё поезд? – спросила Наташа. – Если станцию давно закрыли, то и по­ездов нет.

- Наверно, Лера имеет в виду запоздалые поезда, - ответил я. – Они едут в де­по и зачастую не останавливаются, но вдруг машинист увидит запоздалых пасса­жиров? Тогда он их возьмёт. Правда, не знаю, для чего это делается.

Лера желала напугать Наташу. Ох Лерка! Только она могла так сказать.

- Я знаю, для чего это делается, - говорила она, смотря Наташе в глаза. – Тут часто пропадают люди. Кишки, кровь, всё такое, ну ты понимаешь. Пропадают бес­следно, потом их никто не находит, даже путевые обходчики, а иногда и те исчеза­ют. Машинисты подбирают запоздалых пассажиров, чтобы ни с кем из них ничего не случилось. Бывает так, что поезд с людьми продолжает ехать, а в кабине ма­шинист уже валяется в луже крови. БУ! – закончила свою речь Лера, и Наташа по­шатнулась, чуть не упав. В глазах её стоял ужас.

Я приобнял Наташу, посоветовав не обращать внимания на Леру, а та при­нялась задаваться и глупо шутить, насколько сильно боится Наташа. Я стал задумы­ваться, куда действительно подевался мальчик, но вскоре решил подумать о Ле­рином предложении. В самом деле, мы могли сесть на запоздалый поезд. Тут же я убедился, что мысли материальны. Услышав гул в тоннеле, мы быстро сбежали по лестнице вниз, и наши шаги громким эхом раздавались на пустой станции. Неужели действительно приехал поезд?

Сомневались мы недолго и радостно, не задавая себе лишних вопросов, прыг­нули в пустой вагон. Я заметил, что Наташу больше не трусит от страха, чему, бе­зусловно, был только рад. Девочки сели напротив меня, а я достал наушники, наб­людая за станцией, сменяющейся однотипными чёрными проводами и изредка мель­кающими лампами. Не прослушав и одного трека, я отложил музыку и стал играть в гляделки с Лерой. Условием было повторить взгляд и не засмеяться. Лера из пос­ледних сил держалась, но когда Наташа засмеялась с очередной моей физиономии и выпученных глаз, то и Лера взорвалась смехом, согнувшись пополам. В этот мо­мент за окном мелькнуло что-то непонятное, похожее на лицо, но тут же исчезло. Я попытался понять, чьё лицо видел, а потому наморщил лоб, с чего девочки вновь засмеялись. Их смех убедил в том, что я просто устал, поэтому мерещится неизвес­тно что, и я начал думать о доме.

Стук колёс замедлился, и поезд стал, хотя остановки ещё не предвиделось.

- Что происходит? – спросил я и произнёс непечатное слово. Девочки осмотре­лись и пожали плечами.

- Не знаю, - ответила Наташа, а я заметил, что её взгляд уставился в конец ва­гона.

- Что ты там видишь? – спросил я.

Наташа нервно сглотнула.

- Снова того мальчика.

Она сидела ни жива ни мертва. По выражению лица Леры и её движению в сто­рону подруги я понял, что она хотела напугать Наташу, но передумала. Бедняге, по­хоже, было не до шуток, да и нам непривычно было сидеть в вагоне остановивше­гося среди тёмного тоннеля поезда. Кто знает, что в той темноте. Лично я никогда не проверял, есть ли в метро призраки и фантомы старых поездов, а, будучи аг­ностиком, я переносил своё отношение к религии на всё остальное: я считал, что не обязательно чему-либо преклоняться, будь то чтение Библии и соблюдение лю­бых священных догм, но и не особо отрицал существование сверхъестественного. На минуту мне показалось, что в остановке нашего поезда есть мистическая при­чина, но тут же успокоил себя, что, должно быть, машинист просто не торопится уже под вечер. Наташа широко раскрыла глаза и боялась ответить мне. Ей стало дурно, и я поспешил попросить у Леры шпильку.

- Зачем тебе? – спросила она.

- Пора знать, - нервно ответил я и, когда Наташа запрокинула голову вверх, те­ряя сознание, я просунул шпильку в её рот, зажав язык. – Чтобы не западал, - объ­яснил я Лере, а сам достал бутылку с минеральной водой. Намочив лицо Наташи, я обмахнул его руками, не найдя у себя тетрадки или блокнота.

Как только Наташа пришла в себя, я подождал немного и спросил, что ей ска­зал этот мальчик, хотя и чувствовал себя глупцом. Мне нравилась Лера, реалистка, не верящая в мистику, считающая сверхъестественные легенды московского метро чепухой, а она ведь точно не видела того мальчугана в жёлтой футболке, будучи уже в вагоне.

- Он сказал, что надо отсюда убираться, - Наташа посмотрела по сторонам. – Нельзя оставаться в этом поезде. Когда он остановится на станции, нам надо вый­ти. Вы понимаете, выйти? – пыталась она говорить убеждённо, повышая взволно­ванный голос, чтобы мы поступили именно так.

- Хорошо, хорошо, - поспешил заверить я. – Как только поезд остановится, мы все выйдем.

- Ещё… - пролепетала Наташа. – Парень был без глаз.

По моей спине пробежали мелкие мурашки, а внизу вблизи крестца обдало хо­лодом. Моё дурное предчувствие перешло на Наташу или действительно кто-то ук­рал глаза парня? Кто он, призрак? Если да, о чём он хочет предупредить?

- Нет, вы правда верите в такую чушь? – спросила Лера. – Наташка, ты думай, о чём говоришь. Макс, - обратилась она ко мне, - ты веришь ей? Я просто её напуга­ла, а она теперь хочет отомстить.

Как бы то ни было странно, я верил Наташе и ужасно боялся за наши судьбы. В метро творилось неладное. Я ощущал это всеми клетками души и скоро, очень ско­ро понял, что не ошибался. Когда девушки снова заволновались насчёт поезда, тот качнулся и поехал довольно медленно, так, что пара метров, заполненных провода­ми, проплывала мимо нас за несколько секунд, и мы могли при желании рассмот­реть все неровности, сосчитать количество темноватых пятен на более светлой сте­не. Недолгое время мне это даже нравилось, примерно так, как может нравиться ло­пать пузырьки на полиэтилене, пока я не сообразил, что мы свернули в неизвес­тную сторону и продвигались дальше по тоннелю, который не вёл ни к одной из станций, что мы знали. Сначала казалось, что мы просто ехали в метро, но вскоре я перестал сомневаться, что мы попали в метро-2, мало исхоженные проходы, на линию, находящуюся, должно быть, дальше депо. Под поездом помимо тихого шу­ма колёс слышалось плескание, будто ночью кто-то бросал камушки в воду. Лера теперь боялась и не осуждала ни меня, ни Наташу. Поворачивая светловолосую го­лову к разным концам вагона, Лера волновалась, а меня успокаивали разве что её большие серебряные серьги причудливой круглой формы с множеством узоров и ма­ленькими христианскими крестиками.

Теперь я сел рядом с девушками, а не напротив них. Бог знает почему, просто мне так было спокойнее. Во что бы я ни веровал, сейчас я придерживался только одной веры: вместе не так страшно, а никто не знает, что там, вблизи странного по­езда. Никто не знает, почему шумит вода. Ах! Я тогда понял. Должно быть, мы близ­ки к канализации. Подумав об этом, я даже почувствовал вонь экскрементов. Вот почему здесь вода, вполне рациональное объяснение.

С этого момента я всё больше пытался находить объяснений тому, что видел, решал за девушек, что видят они. Мы всячески отвергали темы мистики и ужасов, боясь и не желая встретиться с детскими кошмарами с глазу на глаз. Всё, что я до сих пор знал только с голубого экрана, когда дрожал под одеялом и молил, чтобы родители не засыпали, пока не закончится фильм, - всё вдруг ожило. Я не знал, ни­когда не знал, насколько реален каждый кошмар, когда-либо описанный в книгах, когда-либо отснятый кинематографом.

Поезд вновь остановился, теперь погрязнув в канализационной жиже, от ко­торой то и дело приходилось закрывать носы. Мы и не заметили того момента, ког­да вонь сменилась приятным запахом детства, запахом смеха и радости, поп-корна в большом пластмассовом стакане и желе разных цветов. Нет, что-то было не так. Откуда этот запах? Разумеется, из цирка, самый прекрасный запах на свете, но по­чему он вдруг так резко появился взамен вони? Откуда столь приятному аромату взяться здесь? Меня настораживали любые звуки и запахи. Я ожидал увидеть что-либо ужасное, и долго ждать не пришлось.

За стеклом напротив нас мелькнули жёлтые глаза. Никто из нас не сомневался, что это были именно глаза, ядовитого оттенка, с примесью гнили, но такие сверка­ющие в центре. Их таинственный свет манил нас, будто не было в них ничего стран­ного, ничего убийственного, ничего, что должно настораживать. Из-под поезда раз­дался голос, довольно приятный, но со скрытой насмешкой в нём, отчего по моей коже в который раз за сегодня пошёл холодок.

- Привет, Максим, - сказал кто-то, и я чуть было не ответил на приветствие. Во мне были смешанные чувства необъяснимой мании и тревоги, и коктейль этих ощу­щений мне не нравился.

Должно быть, путевой обходчик. Конечно – убедил я себя. Обходчик и только. Но я ошибался. Не мог путевой обходчик говорить так сладко и завораживающе, без беспокойства в голосе, без малейшего волнения за последних пассажиров, ос­тавшихся в поезде, который заехал куда-то не туда.

То, что обращалось ко мне, вынырнуло из-под вагона, опёршись пухлыми паль­цами в белой перчатке о стекло. Мы трое увидели клоуна, что само по себе уже бы­ло странно, более странно, чем застрять неизвестно где ночью. Лицо его было тща­тельно загримировано, а от того казалось неестественным, мертвенно белым, при этом очень выразительным особенно на фоне чёрных проводов, яркие рыжие во­лосы торчали сзади и по бокам, а спереди его лоб продолжала такая же белая, как и лицо, лысина. Красная помада по яркости уступала самой новой косметике Леры. Подумав об этом, я взглянул на Леру, лицо которой выражало невиданный испуг, а Наташа была готова вновь потерять сознание. Должно быть, кто-то должен был за­говорить с клоуном. Но тут я вспомнил слова Наташи о мальчике, который предупре­дил об опасности в поезде, и подумал, что этой опасностью вполне мог быть кло­ун.

- Лера, хочешь на праздник? – любезно спросил клоун, улыбаясь, и мне показа­лось, что зубы его не похожи на человеческие и довольно острые.

Лера отрицательно замотала головой, и её серьги пошли ходуном, будто тоже ужасно боялись.

- Вы хотите на праздник? – повторил клоун для всех нас, и я начал догадывать­ся, что этот странный человек, если, конечно, он был человеком, не отстанет от нас, пока не получит ответ.

- Н-нет, - промямлил я и испугался своего голоса. Кажется, клоун понял, что я боюсь, и это его обрадовало.

Нырнув вниз и переместившись к дверям так, что его рыжая макушка касалась надписи «Не прислоняться», клоун достал красный воздушный шарик.

- Лера, хочешь шарик? – спросил он.

Девушка зажмурилась до небольших морщинок, обрамляющих веки. Она не же­лала, чтобы это открывало двери вагона. Ему нужны были мы, а не праздник с ша­риками, и намерения были у него недобрыми. Я никак не мог доказать того, что оно причинит нам вред, но я, Наташа, Лера – мы все это чувствовали без всяких объяснений. Само присутствие клоуна в ночном метро противоестественно.

Наташа глубоко вздохнула и спросила у клоуна:

- Кто вы?

- О! – воскликнул он. – Неужели вы не знаете? Никогда обо мне не слышали? Я Пеннивайз, Танцующий клоун. А вы, - он называл имена, поочерёдно показывая на нас толстым белым пальчиком, - Максим, Лера и Наташа. Добро пожаловать! Се­годня я здесь на празднике, и вы будете на нём тоже. Вас ждут.

Запах поп-корна, арахиса, сладкой ваты и разного желе, из киви, банана, клуб­ники и малины, не проходил, будто мы переместились в шапито. И запах этот всё больше успокаивал, действуя подобно наркотику, затуманивая наш разум. Где-то в глубине головы нейроны взывали меня мыслить реально и спасаться, но тело моё и дух мой словно оцепенели. То же самое происходило с Наташей и Лерой. Они буд­то расслабились, а будто и нет.

- Так вы хотите на праздник? – в который раз повторил свой вопрос клоун. – Здесь будет много разных игрушек, сюрпризов, вкусных конфет и пирожных. А ещё шарики. Много шариков разных цветов, - говорил клоун, и жёлтые глаза его засветились теплом, которое испытывает родитель к ребёнку. На миг я словно вер­нулся в беззаботное детство и всё меньше думал об опасности и странности. Я не думал, человеческое ли тело скрывается за смешным разноцветным одеянием с ры­жими пуговицами-помпонами.

- Я не хочу шарик! – вдруг вскрикнула Лера и вскочила со своего места. Дрёму как рукой сняло, рассудок вновь вернулся ко мне.

Увиденное нами не оставляло никаких сомнений, что в метро мы повстречали вовсе не человека.

- Нам нужна закуска, - многозначительно усмехнулся клоун. – А вам нужны ша­рики. Не пытайтесь со мной бороться, - злостно добавил он. – Вы все умрёте, если попытаетесь бороться. Умрёте, если попытаетесь. Умрёте, если попытаетесь… - кло­ун повторял фразу раз за разом, а я слушал его речь, как назойливую пластинку, словно окаменев и не зная, что делать.

Существо открыло рот, и мы увидели, что зубы его остры, как ножи, гниющие и дурно пахнущие. Мы поняли, что кожа его по-настоящему бледна, что никакого грима не было и быть не может, и Пеннивайз этот не из цирка. Тайные пути метро – вряд ли его обитель, но я услышал шум канализации, стойкая вонь которой снова ударила в нос, и понял, что, должно быть, оно скрывается именно там. Если он и человек, хотя эта мысль была теперь слабым предположением, то это явно сумас­шедший преступник. Кого просить о помощи? Машиниста? Я подумал, что это самое верное решение.

Поезд вновь медленно тронулся, а я попробовал пройти в тамбур, но не тут-то бы­ло. Дверь не поддавалась. За окном медленно проплывали провода, а в один шаг со мной, должно быть, шёл клоун. Я не видел его, но чувствовал и молил, чтобы желание спастись и дальше оказывалось сильнее страха. Мельком я видел канали­зационную решётку, ответвлённые пути, неведомо куда ведущие – я было подумал, что на станции, которые вот-вот откроются. Вероятней всего, так и было, я чувство­вал спасение и счастье, какое испытывает задыхающийся в дыму, когда ему откры­вают окно и подносят батут, за секунду до того, как взорвавшейся микроволновой печью ему отрывает руку, а сам он погибает от потери крови и перебравшихся на его одежду языков пламени. Поезд ехал в неизвестность, которой я не желал. Я проклинал всю свою студенческую глупость и не соответствие мужчине. Если я па­рень, так должен был образумить девочек с самого начала и вывести, вывести их из проклятого метро. Эх, чем я думал раньше? Не феромонами ли вместо нейронов?

- Дверь не открывается? – спросила Наташа.

- А то сама не видишь! – закричал я грубо, но не для того, чтобы обидеть, а просто нервничая. – Прости, Наташа.

Лера вдруг открыла рот, будто ей не хватало воздуха.

- Что? Клоун? – испуганно спросил я.

- Нет. Мне пришла в голову сумасшедшая идея. Давайте подёргаем другую дверь, с той стороны.

Я посмотрел вдоль вереницы пустых сидений, на которых днём как ни в чём не бывало разъезжали тысячи пассажиров, на жёлтый пол, тянущийся к другой двери.

- Лера, ты хочешь, чтобы мы прошли к концу поезда?

- Да, да! – воскликнула она. – И чтобы спрыгнули.

- Спрыгнули? – я был удивлён. – Может, в лапы тому клоуну? Как он там себя назвал? Пеннивайз? Мы не знаем, кто он и чего хочет. Намерения у него недобрые, ты же сама видишь. Мы умрём, если попытаемся с ним бороться.

Лера подозвала меня к себе и усадила рядом. Теперь она оказалась посередине между мной и Наташей.

- Макс, тот мальчик в жёлтой рубашке, которого мы все видели, помнишь, что он нам сказал?

Я замотал головой, не потому что не помнил. Не помнил лишь дословно.

- Он сказал, что каждую двадцать третью весну это случается. Но сегодня он не один. Их трое. Возможно, трое таких сумасшедших клоунов или чего более страшного.

- Что может быть страшнее клоунов, - полувопросительно сказал я.

С детства меня напрягали их гадкие физиономии, маски шутов, под которыми я почему-то не различал людей. Все они казались мне одинаково мерзкими, а их жаж­да прижать детей к ядовитых цветов одежде с бубонами раздражала и пугала боль­ше всего.

- Я не знаю, - сказала Лера. - Но, Макс, а ты уверен, что машинист жив?

Я молчал, потому что не был уверен.

- Идти вперёд – значит, продвигаться навстречу верной гибели. Спрыгнем и по­бежим назад. У меня нет фонаря, но телефон с подсветкой, найдём дорогу.

Глаза Наташи округлились от страха.

- Нет, ни за что. А вдруг нас задавит поезд? Я не буду идти по путям.

- Послушай, крошка, - строго сказала Лера, - тебе не придётся идти. Потому что ты будешь бежать, так быстро, насколько сможешь.

- Я… мне… - замямлила Наташка.

- Что?

- Мне надо в туалет.

Лера показала ей на пол вагона.

- Здесь?

- Боже, Наташа, ты выводишь меня! Если мы выберемся отсюда живыми и нас спросят, кто написял, я свалю всё на бомжа. Который был здесь до нас.

Наташа стеснительно расстегнула пуговицу на джинсах и промямлила, расстё­гивая змейку и садясь:

- Не смотрите, пожалуйста.

Мы не смотрели на то, что делает Наташа, но краем глаза наблюдали, чтобы ни­какой злобный клоун не пробрался в вагон и не утащил её. Застёгивая джинсы, с явным облегчением на лице Наташа села к нам, но Лера категорически была против того, чтобы мы сидели сложа руки.

- Пойдём, - скомандовала она, уверенно направившись к двери. Подёргав руч­ку, она обрадовалась: - Можно открыть.

- Нет, - услышали мы чей-то голос.

Лера отпрянула от двери. Возле нас стоял парень в жёлтой футболке. Капли хо­лодного пота стекали по его лицу и мокрая рубашка прилипала к торсу. Слева от пупка чернела татуированная роза, которая в иной ситуации сильно бы привлекла внимание Наташи, а сейчас она не испытывала никаких чувств к красивому парню, желая узнать лишь одно – как им выбраться. Она чувствовала, что именно он мо­жет подсказать им путь к спасению. Лера провела ладонью по его телу и тут же одёрнула руку, уверив себя, что прикоснулась к ледяному покойнику. Куда-то дел­ся весь её скептицизм.

- Почему нельзя открыть дверь? Нам нужно попасть в конец поезда.

- Это исключено, - призрак замотал головой. – В вагоне сейчас безопасней все­го. Я тоже ошибался. Думал, что сестра безжалостна к умирающим людям, что Пат­риция думает только о себе. Желал проверить, что он скидывал в трубу. Он ски­дывал тела, которые сшивал между собой, но сначала ел у них ту часть тела, ко­торой ему самому не хватало.

- Боже, - Наташа прикрыла рот рукой. – Кто ты и как здесь оказался?

- Меня зовут Дариус Дженнер. Я следую за своим убийцей и пытаюсь спасти но­вых жертв.

- Кто тебя убил? Пеннивайз? Кто это «он»?

Парень замотал головой.

- Нет. Меня убил Джиперс Криперс. Сегодня они здесь втроём – Джиперс Кри­перс, Пеннивайз и подземный мутант Крип. Жуткий ли праздник у них или просто сборище, да только им нужна закуска. Едят они нас – наши страхи, наши эмоции, наши тела.

По моей спине вновь пробежались мурашки. Мёртвый Дариус сверлил нас всех взглядом. Произнеся свою речь, он исчез, и на его месте остались только сидения, жёлтый пол и окна, а за ними - бесконечная череда проводов. Фигура погибшего Дженнера растворилась в воздухе, не оставив после себя ни намёка на своё при­сутствие.

- Мы что, будем здесь? – спросила Лера, желая образумить меня с Наташей. – Вы хотите умереть? Я не сомневаюсь, что это случилось с машинистом.

Тут я подумал.

- А что, если нет никакого машиниста?

- Кто же тогда ведёт поезд?

Я не ожидал, что так отвечу, но казалось, что сейчас это рациональное, хоть и пугающее объяснение.

- Джиперс Криперс. Или Крип. Кто-то из них.

Поезд качнулся, и в страхе мы отпрянули от двери. Добежав до середины ва­гона, мы боялись садиться и держались за руки, нервно оглядываясь по сторонам. В каждом гуле где-то далеко мы слышали таящую надежду на спасение. Слишком тихо было вокруг и не скрою, что мы молились о том, чтобы поезд, пусть даже так же медленно и с остановками, но доберётся до любой станции московского метро­политена, на которой вот-вот начнут появляться люди. Мы хотели поскорее забыть кошмар, происходящий с нами, но прекрасно понимали, что это невозможно. Оста­валось бороться, а мы даже не знали как. Женский крик поблизости возбудил нас. Кричали в переднем вагоне, и Лера, позабыв о своём прежнем желании идти в ко­нец состава, теперь поступила так, как изначально хотел я.

Она сильней, чем в прошлый раз, нажала на ручку двери, и та поддалась. Я втолкнул Наташу следом за ней и сам вбежал в вагон, закрыв дверь. Протопав тя­жёлой обувью по полу в этом вагоне, мы вбежали в первый с начала и ринулись к двери машиниста. Дверь была закрыта, но имелся замок. Лера достала свои ключи и засунула в замок ключ сначала от верхнего замка своей квартиры, затем от нижне­го. Дверь не открывалась, тогда она попросила мои и Наташины ключи. Мой ключ как раз подошёл.

Машиниста в кабине не оказалось. Впрочем, это было лучше, чем увидеть окро­вавленное тело на сидении.

- Как тут разобраться? – спросила Лера, глядя на кнопки и рычаги, будто я по­нимал.

Я осмотрелся и увидел надпись «speed», означающую «скорость», включённую на минимальную. Недолго думая, я нажал вторую, немного увеличив скорость, и по­вернул рычаг в ту сторону, откуда слышал гул другого поезда.

- Осторожно! – закричала Наташа и нажала кнопку, остановившую поезд. Тот резко завизжал на рельсах, которые уже не были в мутной воде.

В свете фар я различил чёрную фигуру в шляпе и длинном одеянии. То, что мы все трое видели, стояло просто посреди путей, и, клянусь, я бы увидел этот силуэт раньше, не выскочи он так внезапно. Увиденное было похоже на пугало, какое дол­жно стоять в огороде, отпугивая не только ворон, но и людей, а вместо этого торча­ло в метро. Мне не хотелось признаваться себе, что это и есть Джиперс Криперс, убивший Дариуса Дженнера.

Мой ночной кошмар, которого я не мог назвать иначе, пронизывал нас взгля­дом, точно изучал все наши повадки, оценивал поведение, хотел заставить бояться. Именно это ему нужно было – чтобы мы остановились. Ему нужно было, чтобы по­езд непременно остановила Наташа, самая слабая и беззащитная, низкая ростом, по­рой недотёпа, порой стеснительная и боязливая. Она, чей страх руководит ею боль­ше, чем разум. Она, с которой ничего не стоит расправиться. Я приобнял девушку и оттащил от кабины машиниста. Никто из нас не желал видеть, что происходило за нашей спиной, пока дерзкий клоунский смешок не оборвал нас. Чудовище впереди нас сузило жадные до крови глаза и взмахнуло одеянием, похожим на крылья ги­гантской летучей мыши. Джиперс Криперс взмыл в воздух и приземлился на крышу вагона. Мы все слышали, как он бродит сверху, как царапает поверхность своим крылом, как сопит, принюхиваясь к запахам жертв, выбирая, кто вкусней. Мы от­прянули от кабины, закрыв её моим ключом, старались держаться поближе к цен­тру вагона и не знали, что делать дальше.

Клоун то находился у окна, то перебирался к двери, и у двери ему нравилось больше.

- Бип-бип, Лера! – звонко засмеялся он. – Хочешь шарик? Ну же, нам всем се­годня весело. Веселитесь вместе с нами. О, чуть было не забыл! Для вас непода­лёку вырыто четыре могилы, выбирайте себе любую. Ох, кроме одной слева, прос­тите. Она уже кое-кем занята! – запрокинув голову с острыми зубами, он засмеялся особенно злостно, будто в горле его булькал вулкан, изрыгающий звуки помех на радио и нечеловеческий, пугающий сарказм.

- Нет, я этого не слышу, - сказала Лера.

- Неужели тебе мало одного шарика? Тогда много! – воскликнул клоун, точно хотел заорать голосом из рупора. – Много шариков.

Откуда ни возьмись вверху над лампами, которые чудом не погасли, от поруч­ней к полу начали спускаться разноцветные шары. Их было так много, что я отпи­хивался от них руками, не различал, где Лера, а где Наташа, среди полчища ро­зовых, жёлтых, красных, синих и зелёных шаров. Каждый из них, опускаясь нам на руки, обмазывал нас в красную краску, по запаху которой я вскоре понял, что это кровь. Шарики с кровью лопались, окрашивая Лерины руки, Наташину куртку, моё лицо, не оставляя на нас и наших вещах хоть одного не окровавленного участка. Шары исчезли, как исчез в вагоне призрак парня в жёлтой рубахе, будто их не бы­ло, но мы остались в крови.

По-прежнему мы слышали, как Джиперс Криперс царапает вагон крылом, а за­тем он спрыгнул и оказался возле Пеннивайза. Клоун пожал рукой в белой пер­чатке чёрную когтистую ладонь Джиперса.

- Вы такие вкусные, когда боитесь, - сказал он нам. - Джиперс, кого Крип бу­дет готовить первым?

Зубы Криперса приняли оскал. Это означало: того, кто больше всех боится.

Джиперс уставился на нас мёртвым и пронзительным взглядом, словно читал мысли, словно желал, чтобы мы поняли и приняли его выбор. Выбор убить ту, на которой его хищные глаза останавливались дольше.

Пеннивайз усмехнулся.

- Гм, - подозрительно сказал он, посмотрев на двери. – В метро двери открыва­ются и закрываются автоматически. Макс, - улыбнулся он, не могши скрывать ос­трых нечеловеческих зубов под размазанной на губах красной помаде, - ты не мог бы открыть кабину машиниста и нажать кнопку, чтобы открыть двери?

Я замотал головой.

- Никогда, - я ответил как можно храбрее, понимая, что оно не боится лишь трусости.

- Тогда мне придётся всё делать самому.

Пеннивайз разогнул руки, потирая белые перчатки друг о друга, и принялся со скрипом раздвигать дверь. Мы отпрянули назад, когда он открыл дверь наполо­вину, пустив в вагон ещё больше вони. Однако про вонь я почти не думал. Мы все поняли, что они собираются делать, поэтому крепко держали за руки Наташу. Джи­перс Криперс оскалился и вырвал коготь из своего тела, бросив его в нас. Коготь попал в ногу Лере, и та, закричав от боли, упала, а я растерялся и кинулся ей на по­мощь, позабыв о Наташе. Джиперс зашёл в вагон и схватил её.

- Нет! – крикнул я, но тот плотно облачил её в гигантские розоватые крылья с перепонками, как в полотенце, и выскочил из вагона.

Казалось, застывший на лице Наташи ужас я скорее бы пережил сам, чем наб­людал бы за происходящим.

Лера плакала, сидя у двери, а я оттащил её к середине вагона, где она отки­нулась на холодный пол. На её красном от лопнувших воздушных шаров лице выс­тупил пот. Я дал ей протереться салфеткой и вытерся сам, затем попытался вы­тянуть толстый коготь.

- А, о боже! – закричала Лера, тряся руками от боли, и её крик раздался на весь вагон.

Я чертыхнулся и приказал ей замереть.

- Не дёргай ногой, - сказал я и мельком посмотрел на дверь – никого из чу­довищ сейчас рядом не было. При одной мысли, что они сейчас расправляются с Наташей, мне становилось не по себе, но я не мог бросить Леру. – Ты можешь не дёргаться?! – прикрикнул я. – Держи.

Я достал из своей сумки ручку и велел зажать её между зубов. Так Лере было легче терпеть боль. Я не стал говорить, насколько огромен коготь и насколько глу­боко сидит в ноге острым концом, а просто начал вытаскивать его миллиметр за миллиметром. Вскоре коготь оказался в моих руках.

- Теперь надо искать Наташу, - сказал я, искренне надеясь, что она ещё жива.

Я дал руку Лере, но та, попытавшись встать, сразу заорала.

- Макс, мне больно. Я не могу.

- Нам надо искать Наташу.

- Послушай, Наташу уже могли убить, - зашептала девушка. - Их же там трое, все они сильнее нас. Нам главное самим выбраться.

Ничего не ответив, я всмотрелся в Лерино лицо, в лицо девушки, которая мне нравилась, и на которой я бы непременно женился после окончания института. В её глазах читался страх, и, пожалуй, страх и нахождение меня в той же самой, не лучше ситуации, был решающим фактором, почему я не рассердился на Леру. Я ви­дел по глазам Леры, что она не считает Наташу мёртвой, но знает, что ту сейчас му­чают и пытают перед тем, как умертвить. Мы попали в такую передрягу, в которой одни спасают свои тела, а другие беспокоятся о чужих душах. Не желая всё время смотреть на Леру, я почему-то взял наши три сумки и перевернул их содержимое на пол: расчёски, салфетки, билетики, деньги, фотоальбом, складной ножик, телефо­ны.

Складной ножик!

Телефоны!

- Откуда у тебя этот нож? – спросил я.

- Э-э… - Лера показала на Наташину сумку.

- Должно быть, это тот ножик, который Наташа носила с собой в Новых Бо­лотянках на пикник.

Мои глаза заблестели. Может, именно поэтому мне захотелось поймать блик че­го-то блестящего в своих зрачках, как отзвук не самой гениальной, но не безвыход­ной идеи. В ушах Леры по-прежнему оставались серебряные серьги с христиански­ми крестиками.

- Лера, - сказал я заманчиво, - а откуда у тебя эти серьги?

Девушка прижимала ладонь к ране на ноге и не сразу вспомнила, откуда серёж­ки.

- Это маме подарили однажды, когда она в церкви была.

- Сними их, - попросил я.

Лера протянула серьги мне.

- Нет, держи у себя. Не знаю, как насчёт этого летучего мыша Джиперса, а кло­уна этим можно спугнуть или даже убить.

Я поднялся на ноги и с жалостью посмотрел на Леру, перед которой валялся коготь.

- Ах, да, вот это держи при себе тоже. Всё время. К открытым дверям не под­ползай, слышишь. Но и не закрывай двери. Если повезёт, через полчаса я вернусь.

- Подожди, - сказала Лера и достала свой телефон. – Левую кнопку нажми. Вот эту, да. Подсветка.

- Спасибо, - я поблагодарил за чудесную замену фонарю. Хоть на что-то был годен телефон под землёй, где не было связи.

Крепко держа в руках нож, я выскочил из вагона и прыгнул под колёса стояще­го поезда. Моя голова оказалась выглядывающей из-под пола в вагоне и, если поб­лизости были злые существа, они отчётливо видели меня из темноты на фоне поез­да, в котором чудом не перегорел свет. Быть может, они специально не выключали его, чтобы наблюдать за нами, когда мы этого сделать не можем. Я тщательно пы­тался прогнать мысль, что если за двумя зайцами погонишься, ни одного не пойма­ешь – обе девушки мне были дороги. Я слышал, в какую сторону потянули Наташу и, стараясь излишне не шуметь, продвигался туда, сквозь темноту. По крайней ме­ре, минимальный шум моих ног заглушала канализационная вода и гул где-то вда­ли. Покоя не давала мысль, что недалеко находится станция или хотя бы депо, где нам могли помочь. Но идти туда означало покинуть Леру и Наташу. В какой-то мо­мент я подумал об эгоизме, проявляемым людьми, которые хотят спастись ценой жизни друзей, и мне стало стыдно. Стыд на минуту-другую заглушил страх, и я на­чал двигаться быстрее.

Дойдя до конца поезда, я свернул к шумящей воде и светил телефоном на зе­леноватые стены. Здесь бегало много крыс величиной с баклагу, и каждая из них пищала и норовила укусить. Подумать о крысах-мутантах с человеческий рост я не успел, потому что подошёл близко к бурно стекающей воняющей воде. Сердце уш­ло в пятки, когда я увидел чей-то силуэт. Я мгновенно спрятался, чтобы меня не ви­дели, но сам мог вглядываться в темноту.

- Крип! – услышал я голос клоуна, от которого душа покрылась льдом. – Одну уже посадил в клетку, здесь, внизу. Я говорил, что им нельзя сопротивляться, - он засмеялся гадким голосом. – Мы её ещё напугаем, чтобы стала вкусней. Помнится, меня уже пытались убить. Ха-ха. Я вечен! Я – самый худший кошмар любого ребён­ка и даже взрослого. Ричи Тозиэр, Эдди Каспбрак, Беверли Марш, Майк Хэнлон, Бен Хэнском и Билл Денбро – эти шестеро пытались убить меня. Они думали, что победили меня, но ошиблись.

- Им это не удалось, - злостно захихикал Крип. Это было не самое разговорчи­вое чудовище, целью которого было лишь бродить по метро-2 и пугать внешним ви­дом. Он был не слишком силён, и это значительно прибавило мне уверенности в борьбе с ними.

Помещением, в котором они находились, был небольшой коридор и углубление в стене размером с комнату. На потолке висела пара низковольтных ламп, одна из которых всё время мигала, становясь то блёкло-жёлтой, то рыжеватой, как фитиль только что погаснувшей свечи. В блёклом свете на стену падала тень торчащих в стороны волос и лысой, похожей на огромную лампу головы клоуна. Он вертел го­ловой, а я старался не бояться, зная, что Пеннивайз может почувствовать страх. Крипом оказался мутант, больше всех из трёх чудовищ напоминающий человека. Он был похож на недоразвитого мальчугана из закрытой больницы. Я видел его зе­леноватое, грязное лицо с кровавыми подтёками. Внизу под углублением я услы­шал девичий крик. Наташа. Это была она.

- Бип-бип, Наташа! – залился смехом клоун. – Мне нужно проверить, как там наши ребятки, нужен ли им шарик или они желают умереть быстрее. К тебе подой­дёт Крип. Он не причинит тебе вреда.

Клоун вышел из убежища, и я спрятался в небольшое углубление в стене вбли­зи канализации. Звеня бубенчиками на пёстрой одежде, Пеннивайз прошёл мимо ме­ня, а я чудом не чихнул и сдержался.

- Мне показалось, - спросил клоун сам себя, - или я чую чей-то страх?

Не бояться.

Ни за что не бояться.

Я пересилил себя.

- Показалось, показалось, - шутливо сказал клоун. Я даже подумал, что своей интонацией он собирается заставить меня показать себя, но я действительно перес­тал бояться.

Одно меня явно не успокаивало: Пеннивайз пошёл по моему пути обратно к по­езду. Клоун решил причинить вред Лере. Джиперса поблизости не было, и, подож­дав, пока Пеннивайз скроется из виду, я вылез из своего укрытия и перебежал ма­ленький каменный мост, под которым текла канализационная вода. Оказавшись в помещении, я посмотрел в дверной проём без самой двери вниз, где по железным ступеням к клеткам спустился Крип. Он ходил, ковыляя вдоль затхлых стен с капа­ющей сверху жижей. Спина его была в следах пыток, словно его за спину подве­шивали на крюках высоко к потолку, с торчащими подобно горбам позвонками. Должно быть, это было врождённое уродство. Знать бы, как на свет появилось это страшилище. Стол с медицинскими препаратами и заспиртованными нерождёнными детьми ответил на мой вопрос: вероятно, Крип был недоношенным ребёнком, ко­торого выходил сумасшедший врач – его фотография тоже стояла на столе. Чудище не доразвилось, не стало обычным человеком, но мысль, что он мог быть незауряд­ным мужчиной, если бы не докторский эксперимент, заставила меня меньше его бо­яться. Я понял: справиться с Крипом не составит труда.

Крип разделывал чью-то тушу между рядами клеток, и мои глаза заслезились от трупного запаха. Утешением служило то, что это не было Наташино тело. Я огля­нулся в темноту и судорожно вздохнул. Других чудовищ рядом не было, но это оз­начало лишь то, что Лера не в меньшей опасности, чем Наташа.

Я крепче сжал нож. Крип остановился и принюхался, посмотрел в мою сто­рону, но я успел спрятаться. Волнуясь, я вынырнул из укрытия и уставился на му­танта, который как ни в чём не бывало продолжал разделывать тело, отрезая че­ловеку руки и перерезая шею. При этом он кряхтел, получая удовольствие от каж­дой пролитой капли крови, запрокидывая уродливую голову с горбатым носом и широкими ноздрями. Я разглядывал клетки и увидел Наташу, опущенную в край­нюю клетку с мутной водой. Она цеплялась пальцами за прутья и в страхе барахта­лась. Я знал, что её часто хватала судорогой, и она могла утонуть даже притом, что хорошо плавала. Я махнул ей рукой, и Наташа меня увидела. Её глаза заблесте­ли, а потом она быстрым движением кисти показала на проём, к которому я по­дошёл. Я видел, как её губы дважды беззвучно потянулись в трубочку, а затем она выставила вперёд зубы, и я прочитал по её губам: «У–ХО-ДИ». «Нет» - так же без­звучно ответил я и показал на нож.

- Крип! – осмелилась позвать его Наташа.

Мутант бросил тело и подошёл к клетке с девушкой. Равнодушным взглядом он уставился на неё и подёргал прутья клетки, проверив, насколько прочно та закры­та.

- Крип, ключи.

Наташа показала ему на связку ключей. Крип взглянул на них и запрокинул го­лову наверх, наблюдая за лампами. Он был похож на умственно отсталого челове­ка, которому приходилось объяснять, как что называется и для чего предназначено.

- Освободи меня, - попросила Наташа, отвлекая внимание Крипа на себя.

Я сбежал по железной лестнице, тут же бросившись на Крипа. Пырнув его но­жом, я отпрянул, а тот схватился за живот и захотел отбросить меня назад.

- Макс, пожалуйста, быстрей. Сейчас они вернутся.

Я ударил Крипа в глаз - и костлявый мутант свалился между клеток.

- По-жа-луй-ста… - повторил он Наташиным голосом, когда я в очередной раз занёс над ним нож. - Освободи меня.

- Думаешь, так ты выживешь? – спросил я и удивился тому, как храбро зазву­чал мой голос.

Я ударил Крипа ножом в солнечное сплетение и в шею, а затем достал из трупа мясницкий нож и принялся перерезать голову Крипу. Наташа застонала и запла­кала, а мутант перестал дышать.

- С ним покончено, - сказал я и взял у него ключи, чтобы открыть клетку.

В замок попала вода, поэтому мне это удалось не сразу. Открыв клетку, я под­тянул Наташу и снял с неё мокрую, тяжёлую от мутной воды куртку, оставив её пла­вать в воде.

- Макс, они вернутся сюда, - сказала Наташа.

- Не бойся, я тебя выведу. Нужно бежать к Лере. Мы не можем её бросить.

- Да, конечно.

Мы ещё раз взглянули на тело убитого Крипа, испытывая совсем мало облегче­ния от того, что на одно чудище в метро стало меньше.

- Куда смотрят путевые обходчики? – риторически спросила Наташа, когда мы взошли по железным ступеням и вышли из комнаты, где был Крип и Пеннивайз. – О господи! – она остановилась у заспиртованных детей, после чего потянула меня за руку: - Надо найти Леру. Надо выбираться.

Я чувствовал, как Наташа дрожала от холода, а потому снял куртку и надел на неё.

- Держи, так будет теплее.

Мы осторожно продвигались вдоль стен. Постепенно я выводил Наташу к поез­ду, то и дело оглядываясь по сторонам. Если бы у меня был выбор, я бы ни за что не бросал Леру, понимая её беспомощность с больной ногой, понимая её страх ос­таться одной, когда двое чудищ охотятся за ней. Я держал руку перепуганной На­тальи и твердил, что всё будет хорошо. Во второй руке я крепко сжал мясницкий нож, а Наташе достался её же складной ножик. За время моего отсутствия Лере пришлось пережить не меньший кошмар, чем нам. Я не мог стать на её место, но мог представить её чувства, потому что этой ночью мы все в какой-то момент ока­зались поодиночке.

Как только я ушёл на поиски Наташи, Лера заправила волосы в резинку и на­чала крепко сжимать коготь летучего мыша, по-прежнему сидя на полу. Самое страшное всегда то, что постоянно помнишь о необходимости держать оружие, но, как только настораживаешься, особо ожидаешь появления врага, в какой-то момент становишься менее бдительным. Лера понимала это, а от того ей становилось не по себе. Она помнила, что я говорил ей, что отойду на поиски Наташи на полчаса, но молилась, чтобы я вернулся как можно раньше.

Спустя минут десять Лера услышала скрежет крыльев по крыше вагона. Против­ный звук раздался в стороне кабины, а потом прямо над Лерой. Инстинктивно она легла на пол, боясь даже дышать, а, как только села, скрежет раздался уже в конце вагона. Наверху что-то раскрылось со звуком большого зонта, спицы которого рас­прямились. На стекло с рекламой и надписью «Не прислоняться» упало большое ро­зоватое крыло с перепонками, красными жилами и синеватыми венами. Перед Ле­рой возник призрак Дариуса Дженнера.

- Не бойся, Лера, - сказал он. – На крыше вагона Джиперс, но ты не подавай страху. Джиперс Криперс меня не слышит, я призрак, который является жертвам, но не своему врагу. Максим уже убил Крипа. К тебе сейчас идёт Пеннивайз. Сереб­ряные серьги помогут тебе справиться с ним. Дариус Дженнер верит в тебя.

Лёгкая улыбка покойного юноши заставила Леру направить все свои чувства на злость к монстрам, заставила не бояться. Лера внимательно смотрела на дверь, в ка­кой-то момент услышав шаги.

- Макс, это ты? – голос её звучал храбро.

Ей никто не ответил.

- Ты забрал Наташу?

- Бип-бип, Лера! – услышала она знакомый насмешливый голос. – Я – твой веч­ный кошмар. Ты останешься здесь, в этом поезде, навечно. Ты будешь съедена, по­тому что боишься.

Лера крепче сжала в руке коготь Джиперса, который взмахнул крылом и стал во весь рост на вагоне, продавливая его поверхность своим телом. Найдя в себе си­лы, Лера тоже встала и достойно встретила клоуна, зашедшего к ней в вагон.

- Ну и что скрывается под твоей маской? – спросила она его. – Ты ведь просто смешон. Твои бубенчики и красный рот никого не напугают. Уходи отсюда и не тро­гай ни меня, ни моих друзей.

- О, ты хочешь бороться со мной? Не выйдет, - пригрозил клоун белым паль­цем. Под его перчаткой явно не пряталась обычная человеческая рука. – Ты ум­рёшь, если попытаешься бороться.

Лера смотрела в мёртвый свет его жёлтых глаз и в глубине души боялась, но старалась не подавать виду.

- Это серебро.

С этими словами Лера приложила серьгу ко лбу клоуна, и в голове его обра­зовалась дыра, похожая на луч света, вырвавшийся из тьмы. Пеннивайз отшатнулся и зарычал, взялся за голову и вырвал клок рыжих волос, кинув их на пол.

- Я вечен. Ещё никому не удавалось меня убить.

- Сегодня ты умрёшь навсегда, - заверила его Лера и засунула обе серьги в его рот.

Тело клоуна покрылось слизью, белые перчатки, белый грим и помпоны на одежде таяли, будто мороженое на солнце. Лера оттолкнула клоуна, и он попытал­ся схватиться за неё, но не смог и свалился в нескольких метрах от неё.

- Так будет с каждым, кто обидит меня и моих друзей, - сказала Лера особенно громко, чтобы Джиперс Криперс её слышал.

Как раз в этот момент мы с Наташей поспели к поезду.

- Ох, слава Богу! – воскликнула Лера. – Скорее. Джиперс наверху.

Летучий мыш спустился вниз, преградив нам дорогу. Я быстро толкнул Наташу в вагон, а меня самого Джиперс схватил. Я ударил его в грудь ножом, но тот со всей силой прислонил меня к проводам и наклонил ко мне лицо. Он изучал меня – что я думаю, чего боюсь, чего желаю, какие органы подходят ему для еды. Он хо­тел съесть что-то из моих органов, чтобы это появилось у него. Он взял мой подбо­родок в когтистую лапу, поэтому мне было трудно говорить, но я всё-таки спро­сил:

- Чего ты хочешь?

Джиперс Криперс молчал. Наташа подошла к дверному проёму с мясницким но­жом и подняла руку.

- Наташа, нет, - сказал я.

Джиперс повернулся в её сторону, а затем посмотрел на меня, всем своим ви­дом давая понять, что орган, который ему понравился, у Наташи, но не отпускал ме­ня.

- Послушай, - сказал я, смотря в его узкие, хищные глаза и чувствуя запах чёр­ной кожи и острых зубов, - если тебе что-то нужно, ты можешь взять это у меня. Возьми. Но не трогай Наташу и Леру. Не трогай.

- Всё, хватит.

С этими словами Лера выпрыгнула из вагона и пырнула Джиперса Криперса мясницким ножом. Она насадила его на нож так сильно, как только могла, провер­нув рукоятку. Джиперс вынул нож и провёл им по шее Наташи.

- Не трогай её! – крикнул я и только тем, что напрыгнул на Джиперса, сумел спасти Наташу, которой он собирался перерезать шею.

Вот что ему нужно было – горло. Чтобы он мог не молчать, а точно так же го­ворить, как говорил Крип и как говорил Пеннивайз.

Лера по-прежнему сжимала в руке коготь, и тут ей явилась в голову идея. Что, если Джиперса возможно убить тем, чем хотел убить он? Недолго думая, Лера отве­ла руку назад и кинула коготь в лицо Джиперса Криперса. Тот беззвучно закричал и принялся вытягивать коготь. Ему это удавалось с трудом, и в это время мы с На­ташей забежали в вагон.

- Нужно бежать отсюда, Лера, - сказала Наташа.

- Нет, - я полез за своим ключом. – Ох, кстати, Лера, держи телефон. Подсвет­ка мне помогла, как и твой нож, Наташа.

Я открыл ключами дверь в кабину машиниста и, немного поразмыслив, нашёл кнопку, с помощью которой поезд мог начать движение, а также кнопку «stop». Я нажимал кнопку много раз, но поезд не сдвинулся с места. Девушки, тяжело дыша, смотрели на труп Пеннивайза, боясь, чтобы он не ожил. Этого не случилось.

- Поезд не едет! – заволновался я. – Что нужно сделать, чтобы он поехал?

- Нажми на кнопку, - ответила Наташа.

- Уже нажал. Что делать?

Наташа вдруг поняла.

- Стоп-кран. Надо нажать стоп-кран.

Чудом из чудес было то, с какой скоростью поехал поезд. Через пару минут мы услышали гул другого поезда.

- Сворачивай, - с улыбкой сказала Наташа.

Пока я был вместо машиниста, Наташа оттащила Леру от двери, потому что та не закрывалась. Я молился, чтобы поезд не остановился, чтобы монстры не пресле­довали нас – мало ли, кто мог выжить. Удача сопутствовала нам, и этого также не произошло.

- Мы на станции? – спросила Наташа, чуть только мы остановились.

- Господи боже! – перекрестилась женщина на станции. Пассажиры в недоуме­нии и шоке осматривали наш поезд и пытались понять, что за рыжие клочки волос в нашем вагоне виднеются им из-за стёкол.

Движение поездов было остановлено. К нам поспели сотрудники метро и ме­дики. В вагоне я вновь увидел призрак Дариуса, но уже не различал, реальность это или видение. Он кивнул головой, улыбнулся, а потом исчез, не произнеся ни слова.

- У Леры нога ранена, - сказал я, осмотрев наш окровавленный вагон, и по­терял сознание.

***

Московская квартира состояла из трёх комнат. В самой большой из них горел свет. Лера ответила на телефонный звонок, после чего неуклюжей походкой прош­ла ко мне. Я поцеловал её сильно выпирающий живот и спросил:

- Ну как там наш малыш?

- Да он уже сильно толкается. Как думаешь, Макс, у нас будет мальчик или де­вочка?

- Я бы хотел мальчика. Девочка у нас уже есть. Лена! – крикнул я. – Леночка, иди сюда.

Я обнял нашу дочь и спросил, с кем говорила Лера.

- С Наташей, конечно. Они с мужем во Францию поехали, - и она расписала Па­риж так, что я аж заслушался. – Ах, кстати, надо бы праздник организовать. Завтра же у Лены день рождения.

Она набрала чей-то номер.

- Да, это я. Да, насчёт праздника. Торт – да. Мороженое? Лена, ты будешь мо­роженое? Будет. Она шоколадное любит. Нет, белое не надо. Никого не надо приг­лашать. О нет, только не клоунов. Точно не нужно. До свидания.

Лицо её слегка побледнело.

- Что с тобой? – спросил я.

- Ничего.

- Просто дурные воспоминания?

Она улыбнулась.

- Да.

- Ничего, я же с тобой.

На следующий день Лера проснулась в хорошем настроении и подбежала к нам.

- Мама, папа, а я познакомилась с клоуном. Он в моей комнате!

- Что? – спросил я. – Мы никого не приглашали.

В волнении мы зашли в комнату дочери.

В комнате никого не было. Среди подарков мы нашли красный воздушный шар, который точно не покупали, и записку: «Привет, Лена! Хочешь шарик?»

«Виталина»

1 глава «Анатолий Молчанов»

(для ознакомления);