Висельник

Очередной переезд на очередное место обитания. Тюки, мешки, узлы... Ломота в спине, ступеньки на 4 этаж, горы предметов быта. Вихри воспоминаний, вызываемые каждой вещью, ибо она несет в себе частицу моей жизни, имеет свою судьбу, в которой есть и молодость, и зрелость и старость. Впрочем, абсолютное большинство моих вещей сейчас пребывает именно во взрослом состоянии, тогда, когда предмет утвари уже перестает быть желанной обновкой, но продолжает честно выполнять свой долг и еще не превратился в объект ностальгии или часть содержимого мусорного ведра.

Наконец, всевозможные перетрясы, переборки и т.д. закончились, и настала пора знакомиться с соседями. В этот день я пошел за хлебом, и проходя мимо садовых скамеечек услышал пересуды вездесущих бабушек:

- Слышь, Петровна, а Колька Фомичев опять повесился.

- В который раз?

- Да уже, считай, в сто десятый...

- Скорей бы он уж с концами... А то только семью доводит.

Конечно, мне не было ровно никакого дела до этого Кольки, и я равнодушно прошел мимо. Однако вечером ко мне зашел новый сосед сверху, герой старушечьих пересудов, и серьезно предложил выпить бутылку водки. Я согласился.

Мы удобно устроились на его маленькой и грязной кухоньке. Стакан за стаканом, начались пересуды, воспоминания об этом доме, о нашей жизни, о молодости. Наконец, о самом сокровенном. Николай поведал своему новому приятелю о своем детстве, о ненависти к глухим стенам и заборам, о постоянном сне, в котором он вечно пытался взломать огромную черную кирпичную стену, но это никогда не удавалось. С тех пор он яростно ненавидит всякого рода заборы, простенки и т.д., ибо их вид вызывает страстное желание узнать, что же за ними скрывается.

- Ну и что, обычное человеческое любопытство, - вырвалось у меня.

- Нет, ты меня не понял. Заборы здесь, он ткнул пальцем в пол, есть знак, указующий на тот забор, который там, он показал на потолок. И он точно существует, я его видел. Однажды мы с корешем распили на складе пузырь без надписи. Вроде, пахло спиртягой, оказалось - метанол. Друг мой скопытился, а меня откачали. Но вот, когда я отдавал концы в Джанилидзе, чудилось, будто бьюсь в какую-то преграду, и никак ее не пробить. И понимаю ведь при этом, что есть за этой черной стеной нечто ИНОЕ, что там - всепоглощающее счастье. Тянет туда, тянет со страшной силой, хотя и ужасно при этом. Нет с тех пор покоя. Вот живу я, и все время хочется обратно, пробить, наконец, эту проклятую стенку, одним глазком посмотреть на то, что за ней и тут же вернуться назад. Я, знаешь, и пожить еще хочу. Моя Лена и к психиатрам водила и к экстрасенсам - те только руками разводят, “ Необъяснимый феномен “, говорят. А кто-то назвал это бесовщиной, но разве идти к Богу пусть даже скользкой тропинкой - нечисто? Вот кропить “мерсы“ святой водой - в самом деле, бесовщина, ибо это глумление над Святым крещением, омовением в Верхних водах.

Мой новый знакомый взял со стола обрывок петли, внимательно его рассмотрел, покрутил в руках и выбросил в распахнутую форточку.

- А причем тут повешение, - спросил я.

- Я не вешаюсь, а создаю условия, при которых можно вновь прикоснуться к той самой черной стене и пробиться сквозь нее. Только вот все не могу разломать ее. А чтобы не удавиться вконец, у меня к веревочке специальный механизмик придуман - через пять минут сам обрывает петельку и, естественно, я падаю на пол. Денька два отлежусь - и можно приступать снова. Только сегодня я воодушевился и хочу его на большее время переставить - быть может, прорвусь, да еще и успею вернуться.

- Ну что ж, желаю успеха.

Мы распрощались, и я пошел к себе. “ Интересно, чем все это закончится ”, - подумал я.

Всю ночь я пробивался сквозь ту самую преграду, о которой так долго рассказывал вчера Фомичев. Да, богоискательство подобно наркотику: для того, чтобы “ подсесть “ на него иногда достаточно только узнать о самой возможности подобного пути. Все мы ощущаем, что по ту сторону окружающего нас небытия что-то есть, но в мирской суете стараемся отодвинуть это куда-то подальше, заключить в одиночную камеру своего бессознательного. Но если уж мы об этом задумываемся, то остановиться на этом пути абсолютно невозможно...

Утром на лестнице меня встретил участковый и два санитара с носилками. Оказалось, вчерашний опыт Кольки стал для него последним, возвратиться ему уже не удалось...

Похоронная процессия, слезоточивые воспоминания о “хорошем человеке“, венки, свежий аккуратный холмик. Когда поминали, сидя за огромным столом и осушая батарею из бутылок, полных холодного пламени, я обнаружил под ногами какой - то тяжелый предмет. Поднял - оказалось, фомичевское приспособленице. Незаметно сунул находку в карман и пошел в свою квартирку.

Дома я привинтил механизмик к потолку, продел веревочку, сделал петельку, и просунул туда буйную головушку. Прыжок с табуретки... и....

Передо мной предстал Фомичев, лихорадочно штурмующий все ту же Черную стену...