Сентября 1969 года, понедельник. С удовлетворением заключив, что все идет гладко, Чедвик подозвал Рика Хейса и предложил ему продолжить разговор в спецфургоне

С удовлетворением заключив, что все идет гладко, Чедвик подозвал Рика Хейса и предложил ему продолжить разговор в спецфургоне. В фургоне был устроен изолированный отсек для допросов, однако при росте шесть футов два дюйма Чедвик ощущал здесь некоторую клаустрофобию. Но он мог с этим смириться, к тому же немного дискомфорта не помешает, когда имеешь дело с человеком, которому есть что скрывать.

При ближайшем рассмотрении Хейс выглядел старше, чем показалось Чедвику поначалу: вокруг глаз у него залегли морщины, на щеках вздулись желваки. Может, это сказывалось напряжение нынешнего уик‑энда? Чедвик решил, что Хейсу под сорок, но по прическе и одежде он мог бы сойти за человека лет на десять моложе. На лице у него красовалась трех‑ или четырехдневная щетина, ногти обгрызены до мяса, а указательный и средний пальцы на левой руке пожелтели от никотина.

– Мистер Хейс, – начал Чедвик. – Возможно, вы сумеете мне помочь. Мне нужна некоторая базовая информация. Сколько человек пришло на фестиваль?

– Около двадцати пяти тысяч.

– Порядочно.

– Не так уж много. В прошлый уик‑энд на острове Уайт собралось сто пятьдесят тысяч. Между прочим, там выступали Дилан и «Ху». Притом среди площадок была конкуренция. В субботу в Гайд‑парке играли «Кросби, Стилл энд Нэш» и «Джефферсон Эйрплейн».

– А у вас?

– Главные приманки? «Пинк Флойд», «Лед Зеппелин».

Чедвик, никогда не слышавший ни о тех ни о других, старательно записал названия, предварительно справившись у Хейса, как они пишутся.

– А кто еще?

– Пара местных групп. «Жан Дюк де Грей», «Мэд Хэттерс».^[7]«Хэттерс» в последние месяцы особенно сильно подросли. Их новый диск уже в чартах.

– Что значит «местные»? – уточнил Чедвик, фиксируя названия.

– Из Лидса. Ну, и из окрестностей.

– Сколько всего было групп?

– Тридцать. Если хотите, могу вам дать полный список.

– Был бы вам очень признателен. – Чедвик толком не знал, чем эта информация может оказаться ему полезной, но нельзя было отказываться даже от самых мелких деталей. – Такие концерты организовывать, должно быть, нелегко.

– И не говорите. Мало того что надо сильно загодя бронировать места для групп, договориться об аренде, парковке, о временном жилье, туалетах, так нужно еще обеспечить электрогенераторы, транспорт и много всякой звуковой аппаратуры. А ведь есть еще охрана.

– Кого вы нанимали для охраны?

– У меня свои люди.

– Вы занимались такими вещами раньше?

– В меньшем масштабе. Такая у меня работа – устраивать концерты.

Чедвик нацарапал что‑то у себя в блокноте, заслонившись от Хейса согнутой ладонью. Не то чтобы это что‑нибудь означало, он просто хотел, чтобы Хейс подумал: это что‑то означает. Хейс закурил. Чедвик открыл окно.

– Фестиваль продолжался три дня, верно?

– Да. Мы начали в пятницу, ранним вечером, а закруглились сегодня, еще до света.

– В котором часу?

– Последними играли «Лед Зеппелин». Они вышли около часа ночи, а закончили, скорее всего, часа в три. Предполагалось, что мы свернемся раньше, но были неизбежные накладки: плохо работала техника, ну и прочее в том же роде.

– Что случилось в три?

– Люди начали растекаться по домам.

– Прямо среди ночи?

– Их тут больше ничего не удерживало. Те, кто успел поставить палатку, видимо, отправились в лагерь прикорнуть на несколько часиков, но остальные разошлись. В поле было почти совсем пусто, когда на рассвете вышли уборщики. Да и дождь помог.

– Когда начался дождь?

– Думаю, примерно в полвторого ночи. Так, недолго побрызгал.

– Значит, когда играли «Лед Зеппелин», в общем было сухо?

– В общем да.

Ивонна явилась домой в шесть тридцать, вспомнил Чедвик, а значит, ей с лихвой хватило бы времени добраться из Бримли, если она там была. Что она делала между тремя часами и шестью тридцатью? Чедвик решил отложить этот вопрос на потом, пока не выяснит, была ли она в Бримли вообще.

При ориентировочном времени смерти между часом тридцатью и пятью тридцатью получалось, что жертву должны были убить, когда играли «Зеппелин» или же когда все уже расходились по домам. Скорее первое, решил он: так меньше шансов, что наткнешься на свидетелей. И, вероятно, еще до дождя, потому что на земле нет ясного следа, показывающего, что тело волокли.

– Есть другие ворота кроме тех, через которые я вошел? – поинтересовался он.

– Нет. Только те, что на севере. Но выходов полно.

– Вероятно, вокруг всей площадки – ограда?

– Да. Это был не бесплатный концерт, вы же понимаете.

– А можно попасть сюда через лес?

– Нет. На той стороне выходов нет. Парковка, палатки и ворота – все на северной стороне, и ближайшая дорога тоже на севере.

– Насколько я понимаю, у вас были некоторые проблемы со скинхедами?

– Ничего серьезного, мои ребята справились. Шайка бритоголовых пыталась прорваться через ограждение, мы их отогнали.

– На север или на юг?

– Вообще‑то на восток.

– Когда это случилось?

– В субботу вечером.

– Они вернулись?

– Не слышал об этом. Если и вернулись, то тихо.

– У вас действительно спали в поле в этот уик‑энд?

– Некоторые – да. Я же говорю, у нас тут есть парочка полей под паркинг и палатки, выше, на холме. Многие разбили палатки и бродили туда‑сюда. Другие принесли с собой спальные мешки. Слушайте, это что, все важно? А мне‑то казалось, что все ясно как день.

Чедвик поднял брови:

– Вот как? Видимо, я что‑то упустил. Расскажите мне.

– Ну, она, должно быть, повздорила со своим дружком или с другим каким‑то парнем, вот он ее и убил. Они были в стороне от основной толпы, ближе к краю леса, а поскольку все слушали «Лед Зеппелин», никто ничего бы не заметил, даже если бы наступил конец света.

– Он что, громко играет, этот «Лед Зеппелин»?

– Можно сказать и так. Вам надо бы их послушать.

– Не исключаю, что я так и сделаю. Кстати, вы и правда высказали здравую мысль. Я уверен, что музыка могла помочь преступнику. Но почему вы предполагаете, что это ее дружок? Парни часто режут своих девушек?

– Не знаю. Я просто… я хотел сказать… кто же еще?

– А мог это сделать, например, убийца‑маньяк?

– Вы в этом должны разбираться получше моего.

– Или бродяга, который проходил мимо?

– Ну вот, теперь вы издеваетесь.

– Уверяю вас, мистер Хейс, я подхожу к этому делу очень серьезно. Но чтобы выяснить, кто мог это сделать, ее дружок или кто‑то еще, нам надо узнать, кто она. – Он черкнул что‑то в блокноте, а затем посмотрел Хейсу в глаза. – Может быть, вы мне сумеете помочь?

– Я никогда в жизни ее раньше не видел.

– Да ладно вам, приятель. – Чедвик не спускал с него взгляда.

– Я не знаю, кто она.

– Ага, но вы ее где‑то все‑таки видели?

Хейс опустил глаза, глядя на свои сцепленные руки.

– Может, и так, – сказал он.

– И где вы ее могли видеть, как по‑вашему?

– Она могла в какой‑то момент оказаться за сценой.

– Теперь мы наконец сдвинулись с мертвой точки. Как попадают за сцену?

– Ну, обычно нужен пропуск.

– А кто их выдает?

– Охрана.

– Но?

Хейс заерзал в кресле:

– Ну, знаете, иногда… хорошенькие девушки… Что с ними поделаешь?

– Сколько человек было за сценой?

– Десятки. Там был сущий хаос. У нас была ВИП‑зона, которую отгородили канатами, там была палатка с пивом и шезлонги, и еще стояли вагончики исполнителей, плюс гримерки, плюс туалеты. А перед сценой у нас была зона для прессы. Некоторые музыканты околачивались рядом, чтобы послушать других, а потом они могли устроить вместе джем за сценой и… ну, вы сами понимаете…

– Какие группы выступали в воскресенье последними?

– Сразу после того, как стемнело, мы закончили вечернюю часть программы на «Мэд Хэттерс», а после них играли «Флитвуд Мак», «Пинк Флойд» и «Лед Зеппелин».

– И все они побывали за сценой?

– В тот или иной момент – да, если они не были в это время на сцене.

– С гостями?

– Там была масса народу.

– Сколько?

– Не знаю… может, полсотни или около того. Больше. Администраторы гастролей, менеджеры, журналисты, диск‑жокеи, ребята из звукозаписывающей компании, агенты, друзья музыкантов, всякие фанаты, которые околачиваются при группах, и прочие, и прочие.

– Вы составляли списки гостей?

– Вы шутите!

– А списки тех, кому выдавали пропуска?

– Нет.

– Кто‑нибудь вел учет тех, кто входит и выходит?

– Кто‑то проверял пропуска на входе в зону за сценой. Вот и всё.

– И разрешал красивым девушкам пройти без пропуска?

– Только если они были с кем‑то, у кого был пропуск.

– А, понимаю. Значит, наша жертва, возможно, не доставала себе пропуск сама. А имелись ли какие‑нибудь другие вещества кроме пива, которые вносили вклад в общее чувство радости за кулисами?

– Все равно я бы об этом не узнал. Я был слишком занят. Почти все время я носился повсюду как угорелый, старался убедиться, что все идет как надо, старался, чтобы все были довольны.

– И все были довольны?

– По большей части. Иногда попадается какой‑нибудь придурок, которому и вагончик тесный, и водка не того сорта, но в целом все было тип‑топ.

Чедвик бегло записал кое‑что. Он мог бы поклясться, что Хейс выгибает шею, пытаясь это прочесть, так что он закрыл слова рукой, когда дописал.

– А если нам удастся сузить интервал, в который произошло убийство, вы сумеете подробнее рассказать нам, кто в этот момент мог находиться за сценой, как по‑вашему?

– Может, и сумею. Не знаю. Я же говорю, там был сущий бедлам.

– Представляю. Вы видели ее вместе с каким‑то конкретным человеком?

– Нет. Может, это была она, а может, и нет. Я только мельком поглядел. Там было много народу. Много всяких милашек. – Его лицо прояснилось. – Может, это даже была не она.

– Но давайте все‑таки сохранять оптимизм и предполагать, что это была она, хорошо? У девушки, которую вы видели, был на правой щеке нарисован цветок?

– Не знаю. Я же говорю, я даже не уверен, что это вообще была она. Многие девушки рисовали себе цветочки.

– А вдруг нам сумеет помочь ваша группа охраны?

– Может быть. Если они вспомнят.

– А журналисты рядом были?

– Еще бы. Но в мигающем режиме.

– Что вы имеете в виду?

– Это же палка о двух концах, понимаете? Реклама всегда пригодится, и прессу отпугивать не стоит, но при этом вы же не хотите, чтобы кто‑нибудь снимал каждый ваш шаг или описывал каждый ваш поход в сортир, верно? Мы пытались соблюсти баланс.

– И как вам это удавалось?

– Большая пресс‑конференция перед мероприятием, все интервью – строго по расписанию, с определенными исполнителями в определенное время.

– Где?

– В огороженной зоне прессы.

– Значит, журналистов не пускали за сцену?

– Да вы шутник!

– А фотографы там были?

– Только в пресс‑зоне.

– Не могли бы вы мне дать их имена?

– Ни одного не помню. Можете спросить у Мика Лоутона. Он отвечал на этом мероприятии за связи с прессой. Я вам дам его телефон.

– А телевидение?

– Они были здесь в субботу и воскресенье.

– Сейчас угадаю: в пресс‑зоне?

– Они почти все время снимали зрителей и выступления групп, при этом строго соблюдали закон об авторских правах: только с разрешения и все такое прочее.

– Мне нужны названия телекомпаний, которые в этом участвовали.

– Ну конечно. Как обычно, главные подозреваемые.

Хейс сообщил ему названия. Выбирать было особенно не из чего: Чедвик и без того сразу подумал о «Йоркшир телевижн» и «Би‑би‑си‑норт». Он встал, нагнувшись, чтобы не стукнуться головой о потолок.

– Мы с ними потолкуем, узнаем, можно ли взглянуть на их пленки. И с вашей охраной тоже побеседуем. Спасибо, что уделили мне время.

Хейс поднялся на ноги, вид у него был удивленный.

– Это что, все?

– Пока да, – улыбнулся Чедвик.

Помещение паба выглядело весьма колоритно: это было похоже на сцену из Диккенса, написанную с рембрандтовским чувством светотени. В зальчике с низким потолком выделялись две группы людей: одна играла в карты, другая была погружена в оживленную беседу. Грубые, потрепанные непогодой лица с морщинистыми щеками и носами картошкой озарялись свечами и огнем поленьев, потрескивавших в очаге. Двое за барной стойкой были моложе: местная девушка, бледная гибкая блондинка лет девятнадцати‑двадцати, которую Бэнкс, он был в этом уверен, где‑то видел раньше, и молодой человек примерно десятью годами старше, кудрявый, с клочковатой козлиной бородкой.

Когда вошли Бэнкс и Энни, все замерли и посмотрели в сторону двери; потом картежники вернулись к игре, а другая группа начала тихо переговариваться.

– Та еще ночка на дворе, – произнес молодой человек за стойкой бара. – Что вам подать?

– Мне пинту «Блэк шип», – заказал Бэнкс, показывая свое удостоверение. – А вот это инспектор Кэббот, ей швепс «Слимлайн горький лимон», безо льда.

Энни подняла, бровь, взглянув на Бэнкса, но безропотно приняла напиток, когда его принесли, и вынула записную книжку.

– Там такая суматоха, я уж подумал: не иначе, скоро ваши нагрянут, станут все вынюхивать, – заявил молодой человек. У него вздулся бицепс, когда он толкнул к Бэнксу его пинту.

– Вас зовут?..

– Кэмерон Кларк. Владелец. Все меня называют КК.

Бэнкс заплатил за напитки, невзирая на протесты КК, и отхлебнул пива.

– Что ж, Кэмерон, – проговорил он, – пиво у вас отличное, вот что я вам скажу.

– Спасибо.

Бэнкс повернулся к девушке:

– А вы?..

– Келли, – произнесла она, переминаясь с ноги на ногу и крутя прядь волос. – Келли Сомс. Я тут работаю.

Как и хозяин заведения, Келли была в белой футболке с крупной надписью «Кросс киз инн» на груди. Свечи в баре горели достаточно ярко, чтобы разглядеть, что тоненькая материя кончалась дюйма на три выше ее джинсов, низко сидящих на бедрах, и широкого пояса, усеянного заклепками, открывая полоску бледного впалого живота и пупок, с которого свисала коротенькая серебристая цепочка. Бэнксу подумалось, что ее обнаженная талия способна обратить каждого мужчину за сорок в похотливого старикашку.

Он огляделся по сторонам. Пара средних лет, которую он не сразу заметил, сидела на скамье под окном‑фонарем; судя по виду, это были туристы: на них были анораки, а на скамье рядом с ними лежал футляр от дорогого фотоаппарата. Некоторые в баре курили, и Бэнкс подавил острое желание затянуться. Он обратился к присутствующим:

– Кто‑нибудь знает, что случилось на этой улице?

Все закачали головами, бормоча: «Нет».

– Кто‑нибудь выходил отсюда за последние час‑два?

– Никто, – ответил КК.

– Когда отключилось электричество?

– Часа два назад. По иствейлской дороге проходит линия. Осталось часок‑другой подождать, пока починят. Во всяком случае, так они сказали.

Сейчас половина десятого, отметил Бэнкс, а значит, отключение произошло в половине восьмого. Нетрудно будет справиться в Йоркширской электрической компании, но пока сойдет и так, есть от чего плясать. Если Ника, жертву, убили между шестью и восемью часами, тогда получается, что убийца воспользовался темнотой как дополнительным прикрытием либо проделал все еще до аварии на линии – между шестью и половиной восьмого. Это не так уж важно, только вот выключение света заставило миссис Тэннер сходить проведать жильца, и тело, видимо, нашли несколько раньше, чем рассчитывал преступник.

– А что было до этого?

– Мы пришли сюда примерно без четверти восемь, – сообщил мужчина, сидевший у окна‑фонаря. – Верно, дорогая?

Женщина рядом с ним кивнула.

– Мы направлялись в Иствейл, обратно в гостиницу, – продолжал он, – и это было первое заведение на нашем пути, которое оказалось открыто. Не люблю вести машину после того, как стемнеет, даже в самых благоприятных обстоятельствах.

– Я вас не виню, – заметил Бэнкс. – Вы не видели кого‑нибудь на дороге?

– Нет. То есть перед этим, может быть, мелькнула машина‑другая, но после того, как выключили электричество, мы никого не видели.

– Откуда вы ехали?

– Из Свейнсхеда.

– А не заметили кого‑нибудь, когда здесь припарковались?

– Нет. То есть мне кажется, что нет. Ветер ревел, и все эти ветки…

– Мне показалось, что я видела задние фары машины, – вмешалась его жена.

– Где?

– Они поднимались на холм. Перед нами. Не знаю, куда ведет та дорога. Но я не уверена. Как сказал мой муж, было что‑то вроде небольшого урагана. Может быть, это не фары светились в темноте, а что‑нибудь другое – фонарь, прожектор, что‑то еще.

– Вы больше ничего не видели и не слышали?

Оба покачали головой.

Итак, сухой остаток: возможно, видели машину, ехавшую вверх по проселку, который идет над вересковой пустошью. Разумеется, они проведут изыскания в молодежном общежитии, но маловероятно, что убийца к их вящему удобству проживает там. Но все‑таки кто‑нибудь мог что‑то видеть.

Бэнкс снова повернулся к КК:

– Нам нужно получить показания всех присутствующих. Имена, адреса, время, когда они здесь появились, и прочее в том же духе. Я пришлю сюда кого‑нибудь. А пока скажите: кто‑нибудь выходил и возвращался обратно между шестью и восемью часами?

– Я, – ответил один из картежников.

– В котором часу это было?

– Около семи.

– Вас долго не было?

– Минут пятнадцать. За столько доезжаешь до Линдгарта и обратно.

– Зачем вам понадобилось ездить в Линдгарт и обратно?

– Живу я там, – пояснил тот. – Подумал, вдруг я, это… забыл выключить газ после того, как попил чаю. Так что вернулся проверить.

– И что же оказалось?

– Чего?

– Газ был выключен?

– Ну да.

– Значит, зря проездили?

– Если б я его забыл выключить, тогда было бы не зря.

Его приятели захихикали. Бэнксу не захотелось глубже погружаться в трясину йоркширской логики, так что он, не теряя времени, продолжил, снова обращаясь к КК:

– Кто‑нибудь выходил между шестью и восемью и не возвращался?

– Один или двое.

– Мне нужны их имена.

– Вы нам пока так и не сказали, что случилось‑то, – подал голос один из картежников. – С чего это вы задаете всякие такие вопросы?

Свеча на столе оплыла и потухла, оставив его шишковатое лицо в тени.

– Пока расследование только началось, – заметил Бэнкс, думая, что он мог бы им и рассказать. Все равно они скоро сами узнают. – Но весьма вероятно, что мы имеем дело с убийством.

Посетители бара одновременно шумно ахнули, а затем снова послышалось приглушенное бормотание и перешептывание.

– А кто это, можно узнать? – поинтересовался КК.

– Хотел бы я сам это знать, – ответил Бэнкс. – Может быть, вы мне сумеете в этом помочь. Я знаю только, что его звали Ник и он снимал Мурвью‑коттедж.

– Значит, это парень, который жил у миссис Тэннер? – оживился КК. – Она не так давно к нам сюда заглядывала, искала его.

– Знаю, – отозвался Бэнкс. – Она его нашла.

– Бедняжка. Передайте ей, что ее тут ждет выпивка за счет заведения, на ее вкус.

– Вы видели сегодня вечером ее мужа? – спросил Бэнкс, вспомнив слова миссис Тэннер о том, что ее муж уехал играть в дартс.

– Джека‑то Тэннера? Нет. Он тут не больно‑то желанный гость.

– Почему так?

– Не хочется это говорить, но от Джека Тэннера вечно одни неприятности. Спросите кого угодно. Как только примет три‑четыре пинты – начинает к кому‑нибудь вязаться.

– Понимаю, – отозвался Бэнкс. – Это любопытно.

– Нет, вы погодите, – запротестовал КК. – Я же не говорю, что он способен на такую штуку.

– Какую?

– Ну, понятно же. Про которую вы сказали. Кого‑нибудь убить.

– Вы знаете что‑нибудь об уби… об этом молодом человеке? – задала вопрос Энни.

КК настолько потрясло, что она, оказывается, умеет разговаривать, что он даже прекратил свои многословные объяснения.

– Он к нам пару раз заходил, – наконец ответил он.

– Говорил тут с кем‑нибудь?

– Разве что выпивку заказывал. И еду. Он здесь разок закусил, правда, Келли?

Бэнксу показалось, что Келли вот‑вот разрыдается.

– Можете что‑нибудь добавить? – спросил он у нее.

Даже при свечах Бэнкс увидел, как она покраснела.

– Нет, – нехотя произнесла она. – Что мне добавлять?

– Я просто спросил.

– Да он был нормальный парень, – заверил его КК. – Ну придет, скажет «привет», улыбнется, поставит стакан обратно на стойку, перед тем как уйти. Не то что некоторые.

– Он курил?

КК, казалось, озадачил этот вопрос. Потом он ответил:

– Да. Да, курил.

– Обычно он стоял у стойки и болтал? – поинтересовалась Энни.

– Он был не из болтливых, – возразил КК. – Возьмет питье и засядет с газеткой где‑нибудь вон там. – КК указал в сторону очага.

– С какой газетой? – уточнил Бэнкс.

КК нахмурился.

– «Индепендент», – ответил он. – По‑моему, ему нравилось решать кроссворды. Для меня тамошние тяжеловаты. Я и с тем, что в «Дейли миррор», с трудом справляюсь. А что? Это важно?

Бэнкс послал ему сдержанную улыбку.

– Может быть, и неважно, – отозвался он, – но такие вещи знать полезно. Во всяком случае, теперь можно сделать вывод, что он был человек образованный.

– Ну, если образованный – это кто решает кроссворды, тогда конечно. По мне, так это все – потеря времени, все такие штуки.

– Но вы же их не умеете решать, а?

– Кто‑нибудь из вас представляет себе, чем он зарабатывал на жизнь? – спросила Энни, переводя взгляд с КК на Келли и обратно.

– Я ж вам сказал, – повторил КК, – он не больно‑то любил поболтать, а я не из любопытных. Парень хочет сюда прийти, спокойно выпить. По мне – так ради бога!

– Значит, эта тема никогда не всплывала в разговоре? – уточнила Энни.

– Нет. Может, он какой‑нибудь писатель, или обозреватель, или кто‑нибудь такой.

– Почему вы так думаете?

– Ну, если при нем не было газеты, у него всегда была с собой какая‑то книжка. – Он покосился на Бэнкса. – И не спрашивайте, что за книгу он читал, названия я не приметил.

– Как вам кажется, что он мог здесь делать в это время года? – спросил Бэнкс.

– Без понятия. Эти, которые гостят в Мурвью‑коттедже, к нам сюда частенько заскакивают пропустить пинту и перекусить, но мы про них знаем, в общем, столько же, сколько про него. Так быстро человека не узнать, особенно если он из тихонь.

– Справедливо, – признал Бэнкс. Он неплохо себе представлял, сколько времени нужно деревенским, чтобы по‑настоящему принять новичка, а ведь никто из приезжающих в эти коттеджи отпускников никогда не остается тут достаточно надолго. – Пожалуй, на этом можно и закруглиться. – Он взглянул на Энни. – Можешь придумать что‑нибудь еще?

– Нет, – ответила она, убирая записную книжку.

Бэнкс допил свою пинту.

– Ну что ж, мы уходим, я сейчас же пришлю кого‑нибудь, чтобы записать ваши показания.

Келли Сомс покусывала пухлую розовую нижнюю губку – Бэнкс заметил это, когда оглянулся, шагая вслед за Энни к выходу из паба.