Глава 23. ЧУДОВИЩЕ

Первое, что я почувствовал после своего помешательства - страх. Все-таки это случилось. Я потерял контроль. Холод ужаса прокатился внутри моего тела и сковал его.

А потом я услышал сердцебиение. Оно было совсем рядом, буквально билось в мою грудь. Немного быстрее обычного, но ровно и сильно, как у ЗДОРОВОГО человека. ЧЕЛОВЕКА, что было не менее важно. Уж если бы я укусил, я бы это знал.

Облегчение, настолько сильное, что отозвалось болью, пронзило меня. Я распахнул глаза.

Белла лежала в моих объятиях, на ее губах блуждала улыбка, и она явно проваливалась в сон. Ее совершенно счастливое лицо - это первое, что мне бросилось в глаза.

Боже мой, неужели все НОРМАЛЬНО?

Я не верил. То, насколько я рисковал, казалось сейчас полным безумием. Сумасшествием, верхом безответственности. Нельзя, нельзя было уступать, нельзя соглашаться.

И все же я признавал, что я смог. Справился. Ничего же не произошло. И улыбка, так трогательно сияющая на любимых губах, служила неоспоримым свидетельством этого.

И я расслабился. Выдохнул. Я позволил себе быть счастливым. Улыбнулся. Нежно, чтобы не разрушить сон Беллы, я прильнул к ее губам. Едва касаясь, легко и трепетно.

Она улыбнулась шире, но глаз не открыла, зато обвила мою шею рукой и потянулась ко мне. Я перевернулся на спину, и Белла устроила голову на моем плече, закинула на меня ногу и крепко-крепко прижалась. Счастливо вздохнула.

- Я люблю тебя, - прошептал я.
- Я тоже тебя люблю, Эдвард.

Я слегка покосился на ее лицо, но, казалось, она безмятежно спала.
- Ты спишь? - уточнил я на всякий случай.
- Сплю, - выдохнула она сонно.

Я тихо рассмеялся. Чуть улыбаясь, я отрешенно пялился в потолок, нежно, кончиком большого пальца, очерчивая плечо жены.

Минута за минутой прошедшей близости всплывали в голове, пока Белла сладко засыпала на моих руках. Я помнил каждый вздох, каждый стон, дарованный мне. Запомнил мельчайшие оттенки потрясающе мягкой кожи, дрожащей от моих прикосновений. Вздрогнул от воспоминания пронизывающего момента, когда она стала МОЕЙ. Вздохнул и закрыл глаза, прокручивая этот миг еще и еще раз. И потом: как все закружилось в вихре захватывающих ощущений, удовольствия за пределами моего понимания. Это было... невероятно. Намного сильнее и лучше, чем я представлял себе. Я мог только предположить, насколько это будет умопомрачительным, когда Белла станет такой, как я, и мне не придется сдерживаться.

Стоило только подумать об этом, как непрошеные фантазии заполнили мою голову. Впервые за все время, что мы вместе, я не думал об обращении, как о чем то исключительно чудовищном. Близость с любимой изменила меня, я чувствовал перемены. Я стал ДРУГИМ.

Я попытался найти описание новым чувствам, что наполняют меня.

Во-первых, исчезло напряжение, обусловленное необходимостью держать дистанцию. Раньше я только ХОТЕЛ быть ближе, теперь я МОГ себе это позволить, не чувствуя ограничений. Ну, кроме самого очевидного - контроля над собой. Но это казалось несущественной мелочью, смешной платой за ВОЗМОЖНОСТЬ этого.

Во-вторых, мое отношение к Белле стало другим. Не знаю, хорошо ли это, но я вдруг ощутил себя так, будто приобрел ПРАВА на нее. Несмотря на все признания в любви, на таинство свадьбы, соединившее наше сердца, только сейчас я осознал, что она стала МОЕЙ, и я не мог отринуть это чувство. И раньше я ловил себя на чрезмерном собственничестве, боролся с ним, но сейчас оно перешло все мыслимые пределы. МОЯ. Мне хотелось рычать от удовольствия, это был животный инстинкт, о существовании в себе которого я даже не подозревал.

И, в-третьих, моя нерешительность, неуверенность в правильности наших отношений, исчезла. Считая себя недостойным девушки, неспособным быть с ней полноценно, я оставлял за ней право найти себе кого-то более подходящего. Теперь же одним основанием считать себя хуже других стало меньше. Мы могли быть обычной парой, как и любая другая, даже если Белла останется человеком. Как я мог раньше даже подумать о том, чтобы уступить ее другому? Сейчас это казалось мне абсолютно невозможным. Никогда!

Пока я купался в собственном счастье, Белла глубоко заснула, без сновидений. Ее дыхание было спокойным и умиротворенным. Она прижималась ко мне, спасаясь в моих объятиях от удушающей жары, и моя нужность приносила мне еще одно, дополнительное чувство удовлетворения.

Я с наслаждением вдохнул аромат ее волос, смешанный с солоноватым запахом морской воды. Возможно, он не был самым приятным, перебивая ее естественный запах, так мною любимый, но воспоминание о ее волосах, покачивающихся в легких волнах океана, и горящих глазах взволновало меня. В следующий раз нужно будет сделать это в воде, возможно, днем, при свете солнца, подумал я.

В следующий раз? Я посмеялся над собой. Вот я уже и планирую следующий раз. Страх и нерешительность сменились абсолютным принятием? Когда я успел так перемениться? Да, я не мог не признать, что удовольствие, которое принесла мне близость, было волнующим. Не только и не столько физически, сколько сделало нас роднее, еще на шаг ближе друг к другу. Несомненно, мне хотелось бы повторить этот опыт, когда-нибудь. Но разве не будет разумнее больше не рисковать, даже если все прошло почти благополучно? К тому же, прежде чем что-то планировать, я должен был услышать, что скажет Белла. Мои желания окажутся всецело бесполезными, если она не разделит моего энтузиазма. И я не посмею просить ее об этом, потому как, несмотря ни на что, опасность для ее жизни по-прежнему оставалась. Было бы лучше для нас обоих, если бы я не думал об этом как о чем-то возможном. Одного раза вполне достаточно. Я выполнил условие. Совершенно незачем рисковать и дальше. Мы вполне можем подождать до обращения. До обращения? Я снова удивился себе. И когда это я стал таким сговорчивым?

В этот момент Белла зашевелилась и повернулась на другой бок, двигаясь так, чтобы прижаться ко мне спиной. Я обнял ее, и она с облегчением вздохнула. Обхватила подушку руками и прижала ступни к моим прохладным ногам. Я не мог не улыбнуться. Это было настолько по-человечески, и так трогательно. Впервые мы могли лежать вот так, прижавшись друг к другу обнаженные, без преград в виде одежды и одеял, и моя кожа не вызывала дискомфорта, а даже, наоборот, помогала. Я чувствовал себя почти... человеком.

Я просунул одну руку под мягкую талию любимой, чтобы иметь возможность крепче прижать ее к себе. Кожа на ее животе была теплой, а не горячей, потому что до этого соприкасалась с моей. Спина же блестела от испарины. Не могу сказать, что мне это не нравилось. Ее запах витал вокруг, он обволакивал меня, погружал в себя, но вызывал теперь совсем другую реакцию, нежели раньше. Не жажду. Не ту жажду. Единственное, что мне не нравилось, являясь неприятным напоминанием о моей слабости и заставляя тут же нахмуриться, это белые перья, которые были повсюду - на ее коже и в волосах. Отвратительно было осознавать, что я не смог держать свои зубы в узде, несмотря на то, что подушка убедительно доказывала - это победа.

Я поежился от воспоминания, насколько близок я был к тому, чтобы... Нет, это неправда, поправил я себя, вытряхивая из головы мрачные мысли. Мне не хотелось бы очернять себя в своих глазах. Если бы я был близок, подушка не помогла бы ситуации. Я не мог ненавидеть себя за подушку. Она стала моим спасением.

Я придвинулся ближе, так, что мое лицо упиралось Белле в затылок, и тихонько убрал ее спутанные волосы в сторону. Теперь я мог дыханием охладить разгоряченную кожу на шее и плече. Мне нравилось чувствовать себя полезным - кем-то, в ком она нуждается. Сейчас и всегда.

Осторожно и незаметно, как умеют только вампиры с их совершенным осязанием, я свободной рукой легко снимал влажные перышки, налипшие на плечо и спину любимой, и выбрасывал их за себя. Когда кожа освободилась от неприятного напоминания, мне стало легче.

Я обвил руками мягкую талию и тесно прижал ее горячую спину к своей ледяной груди. Белла вздохнула, выставила вперед колено и локоть, и я ощутил ее желание прильнуть ко мне еще сильнее. Ее было жарко, и моя кожа явно приносила облегчение. Может, я не был так уж прав в своем стремлении сделать все идеально? Может, я перестарался, и такая сильная жара совсем ей не по вкусу?

Белла немного повернулась, развернув голову ко мне так, что мой нос уткнулся прямо во впадинку за ушком, отчего я резко втянул воздух. Мое прохладное дыхание овеяло ее щеку. Губы любимой тронула легкая улыбка, а ее рука легла на мою шею. В этом простом движении было что-то неуловимо новое. Ушло стеснение и робость, присущие ранее Белле всегда, даже во сне. Это был жест женщины, обнимающей любимого мужчину. И я понял, что еще изменилось в нас. Я больше не чувствовал себя семнадцатилетним влюбленным подростком, я стал мужем ей, ее мужчиной.

Эта новость мне понравилась. Украдкой - так, чтобы не побеспокоить ее сон - я стал целовать кожу за ее ушком и вокруг него. Я просто не мог удержаться, ведь она была так близко... Ее запах в жарком воздухе был очень силен, он буквально пьянил меня. Ощущение мягкого тела в моих руках вкупе с ароматом пробудили поток воспоминаний о недавней близости. Мне захотелось вновь прикоснуться к шелковистой коже, ощутить ее тепло и трепет. Моя рука поднялась и неуверенно коснулась виска девушки, убирая налипшие волосы, а затем двинулась вниз, очерчивая линию подбородка и бьющуюся дорожку пульса. Я действовал предельно осторожно, чтобы не разбудить Беллу. Легонько целовал ее шею и волосы, незаметно проводил кончиками пальцев по руке и плечу, изгибу талии и бедру. Ее кожа была шелковистой, нежной и теплой, а тело - совершенным.

Белла спала, как ангел. Я улыбался, глядя на расслабленные черты ее лица. Она действительно спала, мои ласки не будили ее, не мешали. Но каждый раз, когда я ее касался, ее тело немного подавалось ко мне, будто она и правда была моим магнитом.

Теперь, когда я МОГ себе позволить это, стало совершенно невозможно перестать хотеть быть ближе к ней, прикасаться к ее обнаженной соблазнительной коже. Вся нежность, что я испытывал к этой невероятной, хрупкой, любимой девушке, воплотилась в этом естественном желании.

Я вдруг почувствовал себя... странно. Мне уже было мало этих прикосновений, я хотел большего. Хотел услышать ее ответные вздохи, ускоряющееся сердцебиение. Вновь увидеть глаза, горящие растопленным шоколадом любви, ощутить вкус взаимного поцелуя.

Далеко не сразу я понял, куда ведут мои мысли. Может, нагота наших тел, тесно прижатых друг к другу, сыграла злую шутку со мной, а может, воспоминания о ночи взбудоражили меня. Как бы то ни было, мои прежние барьеры и принципы исчезли, и я вдруг с удивлением осознал, что забыл посчитать еще одно в себе изменение. Близость пробудила во мне новую жажду, неистовую и не менее сильную, чем другие. Я хотел свою жену. Прямо сейчас я поймал себя на том, что мои руки обхватили талию девушки. Так аккуратно, чтобы не разбудить ее, я медленно положил ладони на живот Беллы и так же медленно прижал к себе. Я едва сдержал стон от ощущений, взорвавшихся во мне. Я хотел свою жену. Сейчас. Снова.

"Это так же трудно контролировать, как и жажду, Эдвард, - рассказывал Джаспер. - Стоит хоть раз попробовать и все, ты пропал."

Чувствуя небольшое, но ощутимое головокружение, я осознал, что это может стать проблемой. Это как выпустить джинна из бутылки, открыть ящик Пандорры... Меня уже пронизывали электрические токи, пока я пытался осознать эту новую реальность. И, как только я попытался этому сопротивляться, все стало еще хуже... Понимание, что теперь это можно себе позволить, открывало столько возможностей...

Я с беспокойством посмотрел в сторону окна - рассвет только-только занимался, было слишком рано будить Беллу. Да и не посмел бы я... Или посмел?...

Мои руки, не слушаясь меня, продолжали прижимать тело Беллы к моему, пальцы чертили нежные узоры на мягком животе.

Я попытался уговорить себя подождать. Это не принесло абсолютно никакого результата. Я не хотел ждать.

Масштабы моего эгоизма настолько поразили меня, что я немедленно убрал руки. Не я ли некоторое время назад посчитал, что стоит ограничиться одним разом ради безопасности любимой? И что же, я так просто сдамся? Ну, нет. Как минимум, нужно дать Белле выспаться, и узнать, что она скажет поутру. В конце концов, она всего лишь человек! Я должен помнить об этом!

Удовлетворенный принятым правильным решением, я вздохнул и вернулся к тому, с чего начал. Втягивая сладкий аромат, я выдыхал прохладный воздух на шею Беллы. Тихонько я прикладывал ледяную ладонь то к ее влажному лбу, то к шее, то к плечу.

Первые лучи раннего солнца проникли в окна и осветили рассеянным светом нас и наше ложе любви. В каштановых волосах Беллы заиграли солнечные зайчики, высвечивая медно-красные пряди. Я приподнял голову, чтобы получше рассмотреть их и умиротворенное лицо спящей жены. Она была невероятно красива.

Вновь не удержав порыв, я провел пальцами по персиковому румянцу на щеке, очертил плавный изгиб изящной шеи.

И тут я увидел ЭТО на ее плече.

Багровеющий отпечаток моей руки.

Пальцы повисли в воздухе, не достигнув цели. Я замер. Весь мир замер вокруг меня.

Расширившимися глазами я смотрел на отметину, пока смысл произошедшего доходил до меня.

Я. Причинил. Ей. Боль.

Это не могло быть правдой. Мой мозг отказывался принимать это.

Мертвенный холод сковал все мое тело. Я не мог двинуться с места. Не мог ни о чем думать. Не мог произнести ни звука.

Потрясение длилось почти минуту, пока я не проследил взглядом за отпечатком и не увидел его продолжение на предплечье и ниже на запястье. Еще не заметные человеческим глазом, я видел следы своих прикосновений. Неотвратимые и безжалостные доказательства моей чудовищной сущности. Даже не прикладывая руки к нежной изувеченной коже, я видел, что следы в точности повторяют контуры моих пальцев.

Оцепенев, я не мог осмыслить это. В моей голове не укладывалась правда, она резала глаза.

Отодвинувшись, насколько позволили мои руки, все еще обнимавшие Беллу за талию, я внимательно осмотрел доступную мне часть спины и шеи. Я не мог поверить в то, что вижу. Едва заметные следы - ПОКА едва заметные - покрывали практически всю поверхность кожи. Крошечные поврежденные капилляры, разорванные сосуды - все это превратится в скором времени в наглядное свидетельство моей силы и жестокости.

Время остановилось. Ужас медленно и уверенно зарождался в глубинах сознания, отравляя все мое тело и мысли, словно яд. Мой рот открылся в немом крике.

НЕТ!

Это не может быть правдой!

Я причинил ей боль... Как я мог?!

Быстро высвободив руку, даже не потрудившись подумать об осторожности, я вскочил с кровати. Я не знал, зачем. Я просто стоял и смотрел, пытаясь осмыслить и принять то, что сделал.

Невозможно.

Белла лежала, трогательно подложив ладошку под щеку, в волосах запутался белый пух, по всему телу тоже налипли перья, но это не мешало мне видеть... Вся ее спина и даже ноги были покрыты узором на моих глазах проявляющийся синяков, и все они имели форму моих пальцев.

К ужасу, сковавшему меня изнутри, добавились отчаяние и боль. Ночь, которая должна была стать апофеозом нашей любви и нежности, я превратил в ночь своего позора и ее страданий.

Я не мог двинуться с места. Я должен был обойти вокруг, посмотреть на тело любимой с другой стороны, но страх и боль пригвоздили меня к месту.

Белла зашевелилась, переворачиваясь на живот,и, высвободив руку, протянула ее на то место, где только что лежал я. Она искала меня.

Я застыл ровно на секунду, а затем отшатнулся назад, к стене. Прижавшись, я впился взглядом в багрово-синие следы на ее второй руке и ребрах, чуть ниже лопатки. Боль полоснула насквозь, она даже ослепила меня на некоторое время. Закрыв глаза и тяжело дыша, я стиснул челюсти.

А потом пришла ярость. Я сжал кулаки и с ненавистью посмотрел на свои руки. Если бы я мог, если бы был хоть один способ, я сейчас вырвал бы их с корнем и уничтожил. ЧУДОВИЩЕ!

Как я мог даже помыслить прикоснуться к ней? Как мог думать, что способен быть с кем-то настолько хрупким и сдержать монстра, живущего во мне? Эгоистичное чудовище! Я только что своими руками уничтожил робкое счастье, едва зародившееся, втоптал в землю все, что с таким трудом построил за эти годы. Я столько времени работал над собой, подавляя желания, осуществление которых считал опасным и невозможным, столько боролся, чтобы обуздать инстинкты, и вот теперь видел открытое свидетельство своей правоты, того, что все мои усилия оказались напрасными.

Мои руки, стиснутые в кулаки, задрожали от опустошающей ненависти к самому себе. Я не должен был соглашаться. Не имел права... Как я мог пойти на такое? Почему допустил это?

Мое внимание вдруг привлекло что-то, чего я ранее не заметил. Белла немного вытянула вперед правое колено, и моему взору открылась гематома, такая яркая и темная, что испугала меня. Два медицинских образования давали мне достаточное представление о серьезности ушибов. Я метнулся к кровати, разглядывая лиловое пятно на бедре девушки, плавно переходящее на живот. Оно было огромным, и я не мог увидеть, как далеко оно простирается. Я пожалел, что не умею рыдать, когда новая догадка повергла меня в еще больший шок, чем раньше.

Что, если это только вершина айсберга? Что, если есть и внутренние повреждения? Что, если Белла в опасности?

От последней мысли ледяной ужас вырвал из моего горла судорожный вздох. Я заскрежетал зубами, страх мешал думать. То, что Белла безмятежно спит и не чувствует боли, еще ничего не значит. Все может измениться, когда она проснется...

Что делать?

Вскочив, я схватился за голову. Должен ли я разбудить ее, чтобы осмотреть? Быть может, нужно срочно отвезти ее в Рио, показать врачу? Там могли бы сделать рентген...

Я уже представлял себе проблемы - полиция обязательно заинтересуется, каким образом были получены травмы. Это привлечет много внимания, которого я не мог себе позволить. Конечно, это не имело значения, когда на кону стояли жизнь и здоровье Беллы, и я, не колеблясь, пошел бы на этот риск ради нее.

Потом я вспомнил о Карлайле. Я должен позвонить ему. Естественно, он сразу приедет, хотя это займет слишком много времени, которого, возможно, у Беллы нет. А может, лучше будет, если мы сами вернемся домой. Там у отца будет все нужное оборудование, чтобы обследовать Беллу.

Мысль о том, что придется смотреть отцу в глаза, была подавляющей. Беспредельный стыд охватил меня, как только я представил, что Карлайл будет осматривать повреждения, нанесенные мной - сыном, в которого он верил. Не оправдавшим его надежд. Не оправдавшим моих надежд. И - ее.

Сгорая от чувства вины и страха за жизнь любимой, я присел на колени на краешке кровати, не решаясь подойти ближе. Протянул к девушке руки в безмолвном жесте отчаяния, но не осмелился дотронуться до нее.

Кровоподтеки проступали все отчетливее. Я наблюдал это какое-то время, а потом опустил лицо в ладони. Оцепенев, совершенно растерянный и неподвижный, я простоял так какое-то время, пытаясь принять решения о том, что делать дальше. Я должен позвонить Карлайлу, я знал это. Должен, но мне было страшно.

А затем, внезапно, я вспомнил о существовании Элис. Как за спасательный круг, я ухватился за эту мысль. Наверняка, она уже знает будущее. Она подскажет мне правильный выход. Возможно, она даже уже сказала отцу, что мы возвращаемся, увидев этот вариант в своей голове. В любом случае, разговор с Элис поможет мне. Определиться или успокоиться.

Все еще неуверенный, я медленно поднялся. Белла лежала все в той же позе, только разводы стали заметнее. Обреченно и с болью я смотрел на них, уже не удивляясь, что их стало даже больше. Белла сладко спала и не было похоже, что ей больно. Это ничего не значило, но давало мне маленькую надежду, что внутренних травм нет. Но я должен был знать это наверняка.

Схватив телефон, я выбежал на берег. Несколько минут я собирался с духом, сжимая в руке трубку так, что она вот-вот развалится на части.

Если бы что-то случилось, Элис бы позвонила, убеждал я себя. А если нет? Что, если она была занята? Такое тоже бывало...

Отбросив сомнения, я набрал номер.

К телефону долго никто не подходил. Слишком долго, и я поверил, что Элис и вправду была занята. Наконец в трубке раздался звонкий голосок.
- Да?
- Элис? - я замолчал, не находя сил задать вопрос, который собирался, мучительно стиснув зубы.
- О, Эдвард! - совершенно будничным, непринужденным тоном пропела сестра, но затем добавила взволнованно: - Что-то случилось?
- Как у вас дела? - напряженно спросил я совершенно не к месту.

Элис почувствовала неладное:
- Эдвард, у тебя все в порядке? - беспокойство в голосе сестры стало более ощутимым.
- Ты что-нибудь видишь? - прошептал я, сам задавая вопрос вместо ответа.

Элис надолго замолчала.

Я ждал, почти в панике. Кто знает, что она увидит: может, срочный приезд Карлайла, может, наш прилет, а может, и все подробности моего падения... Я не был готов ни к одному варианту. Сжав зубы, я ожидал свой приговор.

- Эдвард, я не вижу ничего плохого, - наконец, тихо произнесла Элис, слегка озадаченно.

Я выдохнул. Облегчение от ее ответа было настолько сильным, что, казалось, оно сейчас материализуется в воздухе и его можно будет потрогать.

- Элис, - все-таки уточнил я, сглотнув, - Когда мы возвращаемся?
- Ох, Эдвард, тебе что, уже не терпится назад?
- Элис, пожалуйста!
- Ну, ладно, ладно, - минутная пауза. - Ничего не вижу. Вы, значит, не решили еще.
- А материк? - спросил я, внезапно вспомнив свою идею насчет того, чтобы показать Беллу местным врачам. - Ты видишь, что мы плывем в Рио?
- Извини, но нет, - жестко отчеканила Элис, явно теряя терпение от моих вопросов. - Эдвард, да что случилось? - требовательно спросила она, а затем понизила голос: - ВСЕ в порядке?
- Да, - поколебавшись, выдавил я.
- Что-то голос мне твой не нравится. Как ВСЕ прошло?

Я не хотел отвечать. Наверное, это было проявлением малодушия, но обсуждать эту тему мне вовсе не хотелось. Все, что нужно, я выяснил, и теперь желал лишь одного - поскорее закончить нелепый разговор. Не утруждаясь объяснениями, я тихо ответил:
- Спасибо, Элис, ты мне очень помогла. Можешь передать всем, что все... нормально. Прощаюсь. Я позвоню, если что.

И я поспешно нажал кнопку, дабы избежать дальнейших расспросов. Может, Элис не видела подробностей, и для нее имело значение только то, что Белла жива, а может, сестра защищала меня, сохраняя тайну, в том числе и от меня самого. В любом случае, выяснять это сейчас мне хотелось меньше всего.

Наклонив голову, я некоторое время простоял, молча собираясь с духом, чтобы вернуться к Белле. Я должен быть рядом, когда она проснется, должен найти в себе силы и смелость взглянуть в ее глаза. Я уже представлял себе плескающиеся в них море любви и доверия, которых я не заслужил. Что скажет она теперь, когда поймет, что все мои предупреждения стали явью, воплотившись в кошмаре, сотворенном моими руками? Когда увидит наглядное подтверждение худшей моей стороны? Как посмотрит на меня, после того как я убил в зародыше лучшее, что могло быть между нами?

Тяжело вздохнув, я проследовал в дом. Бросил телефон на тумбочку. Помедлил.

По крайней мере, я смогу облегчить ее страдания, охлаждая болезненные участки. Пусть даже мне придется весь день провести, прикладывая к ним свои ледяные руки, я сделаю это. Сделаю больше, что угодно, чтобы загладить свою вину. Чтобы она простила меня.

Стараясь не смотреть на истерзанное тело любимой девушки, я подошел к кровати, словно снегом, припорошенной перьями. Белла передвинулась и сейчас занимала то место, где до этого лежал я. Я печально улыбнулся этому факту. Аккуратно, чтобы не потревожить любимую, я прилег поодаль, глядя в потолок. Но, стоило мне лишь чуть-чуть случайно задеть ее, как Белла тотчас же зашевелилась и прильнула ко мне все телом. Конечно, я сразу обнял ее, разве я смог бы иначе? Я помог Белле с комфортом устроиться на моей груди, искренне надеясь, что ей не слишком больно теперь прижиматься к моему каменному телу. Как минимум, я приносил ей прохладу. Хотя бы это.

Облегченно вздохнув, только когда почти целиком улеглась на мне, Белла вновь провалилась в глубокий сон, крепко обняв мою шею и даже сцепив на ней руки. Не желая отпускать. Я и не собирался сбегать. Я бы провел так вечность... Жаль только, что я оказался недостаточно надежен, чтобы заслужить такое право.

Стиснув зубы, я с горечью пялился в потолок, считая секунды до ее пробуждения. С ужасом и обреченностью ожидая, что Белла скажет, когда увидит, что я натворил.

Время тянулось мучительно медленно, а Белла, как видно, решила побить все рекорды по продолжительности сна. Солнце встало, поднялось над горизонтом и уже повисло в зените, когда, наконец, сердцебиение немного ускорилось, и Белла начала чаще менять положение тела, что означало ее скорое пробуждение.

Тонкие руки крепче стиснули мою шею и, могу поклясться, она улыбнулась сквозь сон. Неужели она не чувствует боли? Мне казалось, такие повреждения не могли остаться незамеченными...

Сжав челюсти, я ждал, боясь даже вдохнуть. Я лишь медленно провел пальцами вдоль ее позвоночника туда и обратно, едва касаясь, чтобы не причинить новую боль.

К своему удивлению, я услышал тихий смех.
– Что смешного? – напряженно поинтересовался я.

Белла снова захихикала, прежде чем ответить:
– Никуда не денешься от человеческой природы.

Я промолчал, не понимая, о чем она. По всему, она сейчас должна была уже почувствовать, что с ней что-то не так, а вместо этого она смеется. Я должен был догадаться, что Белла снова удивит меня, показав совсем не ту реакцию, которой от нее ожидают.

Я не смотрел ей в глаза. Ее сердце пропустило удар, когда она заметила мое неестественное напряжение. Подняв голову и увидев мое лицо, Белла вздрогнула. Ну вот и все...

Я медленно перевел с потолка на лицо любимой свой взгляд, полный сожаления и страха, и с трудом удержал стон от того, что увидел. Ее губы были красными и припухшими, а на нежной хрупкой скуле красовался синеющий отпечаток моих пальцев.

– Эдвард? Что случилось? - во внезапно дрогнувшем голосе Беллы звучало удивление, ее прекрасные глаза смотрели на меня испуганно и беспокойно, с заботой. Как будто она переживала за МЕНЯ. Впрочем, как и всегда.
– Ты еще спрашиваешь? – еле выдавил я, кривясь от отвращения, что я сделал это с ней. Боже мой, даже лицо... У меня не было сил продолжить. Я едва мог смотреть на следы, оставленные мной, и не провалиться сквозь землю от стыда и ужаса. Мне хотелось приласкать каждый сантиметр ее тела, которому я причинил боль, хотелось встать на колени и молить, молить о прощении. Но я не смел даже пошевелиться, погребенный под тяжестью вины.

Белла больше ни слова не говорила. Ее взгляд был внимательным, изучающим. Испуг и непонимание я читал в ее глазах. Не боль, не ненависть, не осуждение. Пока еще нет. Неужели она не чувствует, как болит ее тело? Почему до сих пор не прислушалась к собственным ощущениям? Почему смотрит, пытаясь понять, что со МНОЙ, тогда как дело все в ней! Я снова столкнулся с непреодолимыми трудностями в попытке прочесть ее закрытый разум. Мне никогда не понять хода ее мыслей.

– О чем ты думаешь? - тихо озвучил я свой вопрос, разглаживая кончиками пальцев морщинки на ее лбу.
– Ты расстроен, - прошелестела она. - А я не понимаю. Я что, что-то не так…
– Ты сильно пострадала? - перебил я ее попытку обвинить себя. - Только правду, Белла, пожалуйста, не надо ничего преуменьшать.
– Пострадала? – искреннее изумление в ее интонации обескуражило меня.

Белла, наконец, отвела от меня обеспокоенный взгляд, обратив внимание на себя. Я ждал, пристально наблюдая, как она двигает руками, ногами, поводит плечами. Что ж, это должно было немного меня успокоить - по крайней мере, значительных травм у нее точно нет. Ни переломов, ни внутренних повреждений - иначе уже раздались бы крики. Но меня удивило, что она так легко относится к боли - невозможно, чтобы она не чувствовала ее! Все ее тело было сплошь покрыто синяками!

– С чего ты решил? - наконец, высказалась Белла. - В жизни себя лучше не чувствовала.
– Перестань! - прорычал я раздраженно, откидываясь на подушку и с досадой закрывая глаза. Может, она вздумала так успокоить меня? Только такой ответ и напрашивался, зная Беллу и ее тягу всегда ставить чужие интересы превыше своих, лишь бы защитить близких от страданий.
– Что перестать? - недоумение в голосе Беллы было настолько неподдельным, что трудно было не поверить.
– Перестань меня выгораживать, - пояснил я сквозь зубы. - Я чудовище, у которого хватило ума согласиться…
– Эдвард! Не говори так! - ее голос перешел на отчаянный шепот.

Да неужели же она не видит, что с ней, не ощущает?!
– Посмотри на себя, Белла, - прошептал я вымученно. - А потом уже убеждай, что я не чудовище.

На несколько долгих секунд повисла тишина. Я боялся открыть глаза, так и лежал, застыв и не дыша, ожидая.

– Откуда эти перья? – с любопытством спросила Белла.

Перья? При чем здесь перья? Мне пришлось втянуть носом воздух, подавляя негодование, прежде, чем я смог ответить:
– Я разорвал зубами подушку. Может, две. Но я НЕ ОБ ЭТОМ!
– Подушку? Зубами? Но почему?

Черт возьми, она обратит наконец внимание НА СЕБЯ?! Моему терпению пришел конец.

Резко поднявшись, я схватил ее руку и вытянул вперед - так, чтобы она УВИДЕЛА.
– Белла, да посмотри же ты! – воскликнул я. – Вот, гляди!

На лице Беллы отразилась целая гамма чувств. Понимание, наконец-то. Удивление, шок, недоумение... Она вскинула брови, несколько раз, пока рассматривала следы моего преступления, и каждый ее взгляд на себя заставлял сжиматься мое мертвое сердце. Она недоверчиво ткнула тонким пальчиком пурпурный припухший синяк на предплечье, но даже не вздрогнула. Ее сердце продолжало биться ровно и спокойно, как будто ничего необычного не случилось, мое же, казалось, умирает, снова. Не оставляя ей никакой возможности оправдать меня, я приложил свою руку к отпечатку на плече - его очертания точно совпали с контуром моих пальцев.

– Мне… так жаль, Белла... Я знал... Я не должен был… - слова застревали у меня в горле, я не чувствовал себя вправе даже просить прощение, я был виноват целиком и полностью. Не было ничего, чем я мог бы оправдать то, что натворил...

Со стоном уткнув лицо в ладони, я выдавил сквозь зубы, утопая в безмерном чувстве вины:
- Я так сожалею, даже не могу передать это словами, как я перед тобой виноват.

Наступила долгая мучительная тишина. Я подавленно молчал, замерев в напряженном ожидании приговора. Что она скажет? Обвинит? Попытается утешить? Я не был готов ни к первому, ни ко второму. Я бы хотел повернуть время вспять, исправить все... Если бы это было возможно... я бы ни за что не решился...

Спокойное дыхание и сердцебиение рядом со мной уже не удивляло меня, но молчание... Его было перенести гораздо тяжелее, чем вполне заслуженные крики и обвинения.

– Эдвард… - тихо позвала меня Белла через несколько минут. В ее тоне не было ни капли осуждения.
– Эдвард! - повторила она громче и попыталась отнять мои руки от лица.

Я даже не шевельнулся. Я молил, чтобы она уже озвучила то, что думает.

Ее теплые ручки соскользнули и исчезли, оставив после себя пустоту, которую мне нечем было заполнить. Мое сердце болезненно сжалось. Но она сказала вовсе не то, что я готовился услышать.

– Эдвард, я ни о чем не жалею, - тихий, успокаивающий голосок больно ранил, усиливая и без того невыносимые муки совести. - Я… я даже передать не могу. Я так счастлива! И этим все сказано. Не сердись. Со мной все хоро…
– Не надо! – прервал я ее попытку утешения, от этого мне стало только хуже. – Если не хочешь, чтобы я сошел с ума, не вздумай говорить, что с тобой все в порядке.
– Но так и есть, – прошептала она с убежденностью.
– Белла! - укоризненно воскликнул я, не желая, чтобы она успокаивала меня ни в малейшей степени. Уж лучше бы она кричала.

Отважившись поднять глаза, я ожидал чего угодно, только не сочувствие и понимание в ее лице.

Поймав мой взгляд и удерживая его, Белла твердо произнесла, чеканя каждое слово:
– Не порть мое счастье. Я. Правда. Счастлива.

Прозвучавшие в словах решительность и искренность поколебало мою убежденность в собственной правоте. Ее сердце билось ровно - этот главный детектор лжи свидетельствовал, что она говорит правду.

– Я все испортил, – прошептал я, уже с сомнением.
– Прекрати! - вскрикнула Белла так грозно, что я захлопнул рот, скрежетнув зубами.
– О-ох! – простонала Белла с чистой досадой. – Ну почему ты не можешь прочесть мои мысли?

Моя челюсть отвисла от изумления:
– Это что-то новенькое. Тебе же нравится, что я их не читаю?
– А сейчас жалею.
– Почему?

Белла всплеснула руками и в отчаянном жесте с размаху обрушила свои маленькие ладошки мне на грудь. Я вздрогнул, открыв рот. Она ударила меня?

– Потому что, - заговорила Белла быстро и со злостью, - ты почувствовал бы мое счастье и перестал терзаться попусту! Пять минут назад я была счастлива. Абсолютно, безгранично и безмерно. А теперь… Теперь я злюсь!
– Я этого заслуживаю, - еле выдавил я.
– Ну, вот, я на тебя зла! Доволен?

В ее голосе было столько негодования, столько муки и обиды, что мне стало еще больнее. Мог ли я сделать еще хуже, чем было? По-видимому, да. Вот только как все исправить, я не знал.
– Нет, – вздохнул я. – Как я могу теперь быть чем-то доволен?
– Именно! – отрезала она в ответ. – Поэтому я и злюсь. Ты рушишь мое счастье, Эдвард.

Что я мог сделать? Что же она хочет от меня? Чтобы я притворился, что все в порядке? От этого ей станет легче? Имею ли я право делать вид, что ничего страшного не произошло?

Я покачал головой, не понимая мотивов ее столь безразличного отношения к собственной персоне. Мы буравили друг друга глазами - я настороженно, Белла негодующе.

Затем ее взгляд смягчился, а голос, когда она заговорила, зазвучал ласково, заверяюще:
– Мы понимали, что будут сложности. А все оказалось гораздо проще и легче. Так что ничего страшного, – она провела пальцами по руке. – Для первого раза, когда мы оба не знали, как все пройдет, по-моему, просто чудесно. Немного практики…

Ее слова вылетали так просто, легкомысленно. Я не мог поверить, что она не лжет мне, но все - ее уверенность, ее глаза и жесты - свидетельствовало о том, что она, и вправду, так считает. Не жалеет. Осознает. Понимает и принимает. Прощает.

Но, вместо утешения, ее слова вдруг вызвали во мне сухую, обжигающую ярость. Она что, шла на это, ЗНАЯ, что я причиню ей боль? Доверила свою жизнь, ПОНИМАЯ, что я могу даже убить ее? Считая, что это НОРМАЛЬНО?

– Понимали? - взревел я, не собираясь мириться с ее неправильным и беспечным отношением к себе и к ее драгоценной жизни. - То есть ты примерно этого и ждала? Ожидала, что я причиню тебе боль? Думала, что будет хуже? Ты считаешь эксперимент успехом, потому что смогла избежать худшего? Если нет сломанных костей — это, по-твоему, победа?

Пока я кричал, разгневанный на ее глупое безрассудство, ни один мускул не дрогнул на лице Беллы. Моя ярость угасла так же внезапно, как и началась, плечи поникли. Я затравленно смотрел в ее глаза, не желая принимать ее самоотверженность как само собой разумеющееся. Только не так, не как данность. Это было неправильно, опасно! Но в этом была вся она - Белла.

Когда мой гнев утих, а злость и раздражение сменились опустошением, Белла заговорила. Ее голос звучал ровно и уверенно:
– Я не знала, чего ждать – но уж точно не подумала бы, что будет настолько… прекрасно и идеально, – голос превратился в шепот, а голова безвольно качнулась вниз, щеки окрасились нежнейшим румянцем, который так мне нравился. – Я не знаю, как тебе, но мне было именно так...
"Я не знаю, как тебе..."
– И это все, что тебя беспокоит? – выдавил я сквозь зубы, приподнимая кончиком пальца ее подбородок, чтобы она не прятала от меня глаза. – Получил ли я удовольствие?
– Я знаю, что ты чувствуешь иначе. Ты же не человек. Я только хочу сказать, что для человека — это самое лучшее, что было в его жизни, – не поднимая глаз, ответила она.

Вот как?... Я опешил. Вот теперь ее сердце сбилось с ритма, а румянец проступил сильнее. На ее лице были написаны смущение и... страх? Пальцами Белла нервно перебирала краешек простыни, закусив губу. Как будто это она ожидала приговора, а не я...

"...что будет настолько… прекрасно и идеально..." - это значит... черт возьми, что ей было хорошо?

"Я не знаю, как тебе..." - неужели она боится, что могла в чем-то не угодить мне?

"Он мне нравится. Гораздо больше, чем я ему. И я не знаю, что с этим поделать," - вспомнил я ее слова, произнесенные когда-то давно, означающие, что я был недостаточно откровенен и настойчив с ней.

Мне всегда казалось, что сила моих чувств написана на моем лице со всей очевидностью, но, получается, я снова ошибся.

Идеальная, совершенная, невинная, любимая. Было ли что-то лучшее в моей жизни, чем эта ночь, когда она подарила мне себя? Если бы не ужасающие последствия, то я бы даже не подумал усомниться в этом.

Робко, все еще розовая от смущения, Белла подняла на меня свои прекрасные глаза, в которых застыли грусть и неуверенность.

Как я допустил это? Позволил снова задеть ее чувства?

Но хотя бы это я мог исправить, в отличие от остального.

– Получается, я еще не за все прощение попросил, – пробормотал я. – Мне и в голову не могло прийти, что из моих слов ты сделаешь вывод, будто эта ночь не была… самой лучшей за все мое существование. Но разве я могу так думать, когда ты…

Радостная улыбка, осветившая любимое лицо, не дала мне договорить.

– Правда? Лучшей? – робко переспросила Белла.

Я вздохнул, собираясь с мыслями. Чувствуя необходимость если не оправдаться, то хотя бы объясниться, я рассказал Белле о своих разговорах с Карлайлом и братьями, о том, как я готовился к важной и самой ответственной в моей жизни ночи, как боялся за ее жизнь и как старался соответствовать ожиданиям семьи.

– Когда мы заключили уговор, я побеседовал с Карлайлом. Надеялся, он чем-нибудь поможет. Он меня, конечно, сразу предупредил, что это может быть очень опасно для тебя. И все же он в меня верил. Как выяснилось, зря.

Белла хотела возразить, но я приложил два пальца к ее губам, не давая спорить.

– Еще я спросил, чего ожидать мне самому. Ведь я понятия не имел, как это ощущается… у нас, вампиров. И Карлайл признался, что по силе воздействия этому нет сравнения. Он предупреждал, что с физической любовью не шутят. Ведь мы почти не меняемся в эмоциональном плане, а такое мощное потрясение может привести к большим сдвигам. Однако на этот счет, сказал он, беспокоиться нечего – ты и так сделала меня совершенно иным, - я улыбнулся. - Братьев я тоже спрашивал. Оба в один голос твердят, что это огромное удовольствие. Приятнее только человеческую кровь пить. Но я пробовал твою кровь, и для меня нет ничего притягательнее… Но я не думаю, что они ошиблись. Просто у нас с тобой все иначе. Для нас это стало другим. Чем-то большим.
— Да, это было большим, - тихо согласилась Белла. - Это было всем.

– Только это не умаляет моей вины. Даже если тебе и в самом деле было хорошо, - грустно резюмировал я.
– В каком смысле? - подозрительно уточнила Белла. - Думаешь, я притворяюсь? Зачем?
– Чтобы я не терзался. Твои слова лишь попытка избавить меня от чувства вины, в то время как я совершил ошибку.

В ее глазах вдруг появилось такое, чего я раньше никогда не видел. Гнев?

Белла взяла меня за подбородок и наклонилась близко-близко, к самому моему лицу, сверля меня потемневшими глазами. Ее брови грозно сдвинулись.

– Послушай меня, Эдвард Каллен. Я ни капельки не притворяюсь. У меня и в мыслях не было, что тебя надо утешать, пока ты не развел тут мировую скорбь. Никогда в жизни не чувствовала себя счастливее – даже когда ты понял, что не можешь убить меня, потому что любишь. Или когда я проснулась, а ты ждал меня в комнате утром. И когда твой голос звал меня там, в балетном классе… – я вздрогнул, вспомнив, как она оказалась на волосок от смерти в лапах вампира-ищейки. – И когда ты произнес "согласен" и я осознала, что теперь никогда тебя не потеряю. Это мои самые счастливые воспоминания. Однако сегодняшняя ночь сделала меня еще счастливее. Вот и не отрицай очевидное.

Слушая ее гневную, убедительную речь, я осознал, что она права. Едва ли я сделаю лучше, если буду продолжать упорствовать. Если Белла предпочитает забыть обо всем, если ей так легче, если она этого хочет, значит, и я закрою глаза на то, что случилось. Увлекать любимую за собой в пучину вины и сожалений бессмысленно и преступно. Не я ли обещал прислушиваться к ее решениям, верить ей? Сделать все, чего бы она только не пожелала, чтобы она была счастлива?

Протянув руку, я нежно коснулся ее щеки.
– Я причиняю страдания. Но я не хочу, чтобы ты страдала.
– Тогда сам не страдай. Ведь все остальное просто чудесно.

С глубоким вздохом я кивнул:
– Ты права. Что сделано, то сделано, тут ничего не изменишь. Нельзя, чтобы по моей милости ты тоже расстраивалась. Что угодно сделаю, чтобы исправить тебе настроение.

Белла недоверчиво прищурилась:
– Что угодно?

В ее животе раздалось урчание. Я спохватился и вскочил с кровати, одеваясь на ходу:
– Ты же у меня голодная!

Вчера, в самолете, Белла ничего не ела. На яхте, похоже, тоже. И проспала немыслимо долго. Какой же я болван, за своими терзаниями забыл о ее потребностях!

– Чем провинились подушки Эсми? – заметно повеселевшим тоном спросила Белла, подкидывая в воздух горстку перьев.
– Провинились… - буркнул я. - Как будто я нарочно... Но нам повезло, ведь это подушки, а не ты.

Я со свистом втянул в себя воздух. Эпизод с подушкой, когда я был так близок к тому, чтобы испробовать ее сладчайшую кровь, стал тем еще искушением. Я потряс головой, отгоняя страшные воспоминания, и заставил себя улыбнуться. Подушки - это сущий пустяк. Главное, она жива. Жаль, нельзя добавить - невредима.

Белла соскочила с кровати, так бодро, что это должно было развеять последние сомнения по поводу серьезности ее травм. Но улыбка тотчас безжалостно стерлась с моего лица. Все было еще хуже, чем я представлял себе. Гораздо хуже.

Вид любимой, ее тела в полный рост, такого хрупкого, жестоко истерзанного, покрытого иссиня-лиловыми узорами, ударил по моему едва обретенному самообладанию как яростный, обжигающий кнут. Я ахнул, сжимая кулаки и зубы, и, отворачиваясь, к своему ужасу успел заметить, как Белла поморщилась. От боли. Она лгала мне, чтобы защитить. Конечно же.

– Что, все настолько страшно? – беззаботно поинтересовалась она, направляясь в ванную.

Я продолжал стоять, оцепенев, боясь, что образ ее изувеченного тела навсегда запечатлится в памяти, как клеймо моего личного позора.

Стон, раздавшийся из ванной, сорвал меня с места.

– Белла? – вскричал я испуганно, появляясь рядом с ней и нервно ища следы нового бедствия. Ей больно? Ей плохо?
– Мне эти перья за всю жизнь не вычесать! – она недовольно ткнула пальчиком в свои спутанные волосы.

Облегчение, которого я не должен бы испытывать, прошло сквозь меня. Всего лишь женские штучки, никакой новой боли.

– И кроме перьев ее ничего не волнует… – с досадой буркнул я, выпутывая намертво прилипшие пушинки.

Белла бессильно опустила руки, позволяя мне помочь ей.

– Неужели тебе не смешно? - улыбнулась она насмешливо. - Я же вылитое пугало огородное!

Я промолчал. Через минуту Белла вздохнула, оценив мои попытки.
– Ничего не выйдет. Все присохло намертво. Попробую смыть под душем, – развернувшись, она проворно обхватила мою талию, улыбаясь и заглядывая в мои глаза, как хитрая лиса. – Поможешь?

Она еще может намекать мне на что-то после ТАКОГО?

– Лучше раздобуду что-нибудь на завтрак, – тихо ответил я, как можно нежнее выпутался из кольца ее рук и поспешно удалился. Вздох, раздавшийся мне вслед, совсем мне не понравился...

Пока Белла умывалась, я, прислушиваясь к шуму льющейся в душе воды, быстро достал яйца, бекон и сыр. Пришло время применить мои ново-обретенные знания по кулинарии на практике.

Когда звук воды стих, и открылась дверь, я уже перекладывал омлет (ужасно пахнущий, к слову) со сковороды на тарелку. Рецепт уверял, что я сделал что-то простое, но невероятно вкусное и оригинальное.

– Держи, - весело, как только был способен, я повернулся и с улыбкой поставил блюдо на стол.

К счастью, Белла догадалась одеть платье с рукавами, удачно скрывающее от меня почти все наиболее выделяющиеся синяки. Если бы не синева под скулой и на ключице, я бы сказал, что она выглядит великолепно. У Элис всегда был превосходный вкус. Белое платье сидело на Белле великолепно и делало ее похожей на ангела. Ангела, которого я посмел обидеть...

Затолкав подальше подобные мысли, чтобы не расстраивать свою чрезмерно великодушную жену, я наслаждался тем, как Белла с аппетитом ест.
– Надо кормить тебя чаще, - сказал я, не отрывая от нее глаз.
– Когда? Во сне? – пошутила она. – Очень вкусно, кстати. А уж из рук повара, который сам ничего не ест, вообще шедевр.

Похвала была приятна.
– Кулинарные передачи, – я не смог не улыбнуться, довольный тем, что ей понравилось.
– А яйца откуда?
— Попросил прислугу забить холодильник едой. Впервые. А теперь я должен просить их убрать перья… – я осекся, тщетно пытаясь сохранить спокойное выражение лица. Хотя бы, безразличное.

Остаток завтрака прошел в молчании.

– Спасибо! – громко сказала Белла и перегнулась через стол для поцелуя.

Я машинально ответил, но тут же отстранился, вовремя вспомнив, что ей может быть больно - ее губы все еще сохраняли опухший вид, напоминая мне об осторожности. Было невероятно тяжело от мысли, что я даже поцеловать не смог ее так, чтобы не навредить.

Разочарование, отразившееся на любимом лице, больно резануло.

– То есть ты вообще больше до меня дотрагиваться не будешь? - с вызовом воскликнула она.

О, как бы я хотел...

Я помолчал, грустно разглядывая нежные черты ее лица и едва выдерживая обвиняющий взгляд. Протянул руку и осторожно коснулся лилового отпечатка на красивой розовой щечке. След тянулся вниз, достигая ключицы, и было отчетливо видно, где я нажал сильнее, где меньше, а где совершенно безобразно. Я чувствовал себя ничтожеством, превратившим то, что должно было стать нашим раем, в ад. Чудовище.

Взгляд Беллы, однако, тут же потеплел от моего прикосновения. Я не мог в это поверить - она прижалась щекой к моей ладони, так же доверчиво и нежно, как всегда. После всего, что я с ней сделал, она все еще хотела быть со мной...

– Ты же понимаешь, что я не об этом... - прошептала она, и ее лицо вспыхнуло.

Я и помыслить не смел, что Белла может захотеть от меня продолжения после того, что случилось. Она не умела заботиться о себе, я уяснил это четко. Давно, просто сейчас еще раз убедился. Что ж, кто-то другой должен сделать это за нее...

Со вздохом я опустил руку. Как бы мне ни хотелось приласкать ее, это было бы неправильным, и даже не просто эгоистичным - это стало бы преступлением.

– Понимаю, - грустно сказал я, а затем добавил решительно и твердо: - Да, именно так. Я больше не буду заниматься любовью с тобой, пока ты человек. Чтобы не причинить тебе новую боль.