Императрица Елизавета 2 page

А пока, в царствование Анны Ивановны, предложения руки и сердца Елизавете поступали, без преувеличения, со всех концов цивилизованного мира. Среди претендентов были принц Георг Английский, инфант Мануэль Португальский, инфант дон Карлос Испанский, герцог Эрнст‑Людвиг Брауншвейгский, шах Надир Персидский и, конечно же, франт и щеголь Мориц Саксонский, разбивший когда‑то сердце самой Анны Ивановны. Впрочем, мы вовсе не уверены в том, что перечислили всех кандидатов в мужья Елизавете – уж слишком велико было их количество! Вот это невеста так невеста!

Однако Анна Ивановна сочла всех этих женихов слишком знатными для Елизаветы. Ей хотелось бы женить ее на правителе какого‑нибудь захудалого королевства. Помните фразу из «Золушки»: «Королевство у нас маловато – разгуляться негде»? Чтобы Елизавете с пристрастием к веселью на самом деле «разгуляться было негде». Или отправить ее в какую‑нибудь глухомань, на задворки Европы, вроде той же самой Курляндии, в которой она сама прозябала. И чтобы оттуда ей уже никогда выбраться было невозможно. Анна Ивановна все тянула и тянула, и в итоге Елизавета так и осталась незамужней.

Но это не беда, и Елизавета решила свою судьбу сама. Став императрицей в 1741 году, она уже на следующий год тайно обвенчалась с Алексеем Разумовским, с которым не расставалась до конца своей жизни. Кто это такой – спросите вы? О, его судьба просто удивительна, а взлет к вершинам власти непостижим! И главное, что он добился этого не какими‑нибудь выдающимися заслугами, а прекрасным голосом и потрясающей внешностью. Мы уже писали, что Елизавета и сама была красавицей, и кавалеров себе выбирала непременно из красавцев. Однако все они были какими‑то недоделанными, пустыми и кроме красивой оболочки ничем не обладали. Это у Екатерины II были что ни любовник – то выдающийся государственный деятель, хотя порой рожа иного кавалера была чуть краше, чем у обезьяны. Один одноглазый Григорий Потемкин чего стоит! Екатерина выбирала себе «галантов» по уму, а Елизавета – по внешности. И в этом большая разница. Фавориты Екатерины реально правили страной, были опорой трона, а фавориты Елизаветы являлись вахлаками, ни к какой государственной службе не приспособленными. Однако все по порядку.

Алексей Разумовский и Елизавета Петровна были одногодками; оба 1709 года рождения, только он родился в марте, а царевна в декабре. Их близость началась еще в период правления Анны Ивановны. В 1731 году ей пришла в голову очередная блажь – создать капеллу из украинских (тогда говорили – малороссийских) певцов. Как известно, украинцы поют не хуже итальянцев: а поскольку Анна Ивановна была горазда на разные чудачества, то решила у себя завести такое новшество. В Малороссию для набора певцов был командирован полковник Вишневский. В селе Лемеши Черниговской губернии он обратил внимание на молодого церковного певчего, который, стоя на клиросе, выводил громким басом псалмы. Это и был Алексей Разумовский. Вишневский немедленно забрал Алексея в Петербург и определил в придворную капеллу. За свою «находку» полковник Вишневский получил чин генерал‑майора.

Изначально фамилия у него была Розум (разум, по‑русски). Причем это была даже не фамилия, а казацкое прозвище его отца, который, подвыпив, рассуждая о каком‑нибудь влиятельном лице, любил повторять: «Шо за голова, шо за розум!» Настоящей фамилии Алексея не знает никто. Он был сыном простого казака и в детстве пас коров. Грамоте и пению его научил дьячок из соседнего села. И вот волею судьбы Алексей оказался при Дворе Анны Ивановны. В столице ему переменили фамилию на русский лад, и он стал Разумовским. Елизавета, как мы уже писали выше, очень любила пение и сразу же обратила внимание на малороссийского певчего с трубным голосом архангела, обладающего к тому же потрясающей внешностью. Вернее, первой на него обратила внимание приятельница Елизаветы, Анастасия Нарышкина. Вот что рассказывал в своих записках французский посол де ла Шетарди: «Женщина… обладающая большими аппетитами (Анастасия), была поражена лицом Разумовского, случайно попавшегося ей на глаза. Оно действительно было прекрасно. Он брюнет с черной, очень густой бородой, а черты его, хотя и несколько крупные, отличаются приятностью, свойственной тонкому лицу. Он очень высокого роста, широкоплеч… Нарышкина обыкновенно не оставляла промежутка времени между возникновением желания и его удовлетворением. Она так искусно повела дело, что Разумовский от нее не ускользнул. Изнеможение, в котором она находилась, возвращаясь к себе, встревожило цесаревну Елизавету и возбудило ее любопытство. Нарышкина не скрывала от нее ничего. Тотчас было принято решение привязать к себе этого… человека». Данный инцидент относится к 1732 году.

То есть, говоря современным языком, Нарышкина, похотливая бабенка, соблазнила простого украинского парня (который, поди, и женщин‑то еще не познал). Он, должно быть, и не сопротивлялся, когда расфуфыренная фрейлина, соблазнительно пахнувшая французскими духами (это тебе не коровий навоз нюхать!), задрала перед ним свои юбки. После этого она, еще не остывшая после близости с Алексеем, рассказала о чудесном любовнике Елизавете. Та, услышав о необыкновенном, симпатичном «трах…щике», тут же решила приватизировать его. Нарышкина не возражала (еще бы ей возражать!) – у нее и так хахалей хватало, и свела казачьего сына с принцессой. Так возникла их связь.

Разумовский был назначен камердинером Елизаветы, а после того как он потерял голос (но это было уже неважно) – она присвоила ему чин придворного бандуриста. Прусский посол Марденфельд, посвященный во многие интимные тайны Елизаветы, докладывал своему королю о Разумовском следующее: «Особа, о которой идет речь, соединяет в себе большую красоту, чарующую грацию и чрезвычайно много приятного… Родившись под роковым созвездием… в минуту нежной встречи Марса с Венерой, он ежедневно по нескольку раз приносит жертву на алтарь… Амура, значительно превосходя такими… делами супруг императора Клавдия и Сигизмунда…»

То есть, судя по этому докладу, Алексей по несколько раз в день удовлетворял Елизавету, а саму Елизавету сравнил с такими ненасытными любовницами, как жены Клавдия и Сигизмунда.

Прусский посол выражался витиевато, призывая на помощь знание античной мифологии, что было тогда в моде; тем интересней его доклад. Однако читаем дальше: «Первым жрецом, отличенным ею (Елизаветой), был подданный Нептуна, простой рослый матрос…» Ага, вот мы и узнали, кто был первым мужчиной у Елизаветы в ее 14 лет – «рослый матрос»! Не какой‑нибудь знатный кавалер, а рядовой матрос (по всей видимости, это был матрос Максим Толстой), что было неудивительно при порядках, царивших в семье Петра I. Ведь ее мать была блудницей, наставляя развесистые рога отцу, а сам отец перепробовал множество женщин, включая матросских жен. Так что яблоко недалеко от яблони катится.

Идем дальше: «Теперь эта важная должность не занята в продолжение двух лет. До того ее исполняли жрецы, не имевшие большого значения (для Елизаветы) Возжинский (Войчинский), Лялин, Скворцов и др. (От себя добавим – а потом и Петр Шувалов, Роман и Михаил Воронцовы, Сиверс и Мусин‑Пушкин)». То есть после Алешки Шубина у нее были еще любовники, которым она значения не придавала – с которыми она «спала» так, для души, для здоровья.

«Наконец нашелся достойный в лице Аполлона с громовым голосом, уроженец Украины, и должность засияла с новым блеском. Не щадя сил, он слишком усердствовал, и с ним стали делаться обмороки, что побудило однажды его покровительницу отправиться в полном дезабилье (то есть полураздетой) к Гиппократу, посвященному в тайны, чтобы просить его оказать помощь больному».

Ну что за мужики хилые были в те времена! Помните, как принцу Антону, супругу Анны Леопольдовны (о которых рассказывалось в книге «Неофициальная жизнь Романовых. Царский декамерон»), тоже в «этом деле» помощь потребовалась? Но тогда Антона добрым советом спас его адъютант Кейзерлинг, а вот Елизавета была вынуждена обратиться к доктору. Представляете сцену – любовник теряет сознание во время полового акта, а его пассия мчится полураздетая к эскулапу? Потрясающе!

Но кто же этот загадочный Гиппократ, которого Марденфельд сначала не называет по имени? А это тот самый француз Жано Лесток, личный врач Елизаветы и «особа, приближенная к императору». Позже так и будет, только не «к императору», а к императрице Елизавете.

А дальше нас ждет самое интересное: «Застав лекаря в постели, она уселась на край ее и упрашивала его встать. А он, напротив, стал приглашать ее позабавиться. В своем нетерпении помочь другу сердечному она отвечала с сердцем: «Сам знаешь, что не про тебя печь топится!» – «Ну, – ответил он грубо, – разве не лучше заняться этим со мной, чем со столькими из подонков?» Но разговор этим ограничился, и Лесток повиновался».

Вы представляете, что произошло? Наследница российского престола, дочь Петра I, полуголая мчится к личному врачу за помощью своему любовнику, а наглый французишка предлагает ей поразвлечься с ним, а всех «галантов» Елизаветы обзывает подонками? Это, в первую очередь, характеризует саму Елизавету, позволившую хаму такие выходки. В итоге: «она не ответила на его притязания, хотя легкость нрава цесаревны подавала лейб‑медику основательные к тому надежды. И все же любовь к Разумовскому и желание помочь ему как можно быстрее оказались сильнее плотской чувственности, постоянно обуревающей Елизавету». Вот так – в принципе, она могла и с Лестоком переспать, но любовь к Разумовскому оказалась сильнее. Так и хочется воскликнуть: «Что за времена, что за нравы?»

Елизавета действительно заботилась об Алексее Разумовском, и не только в сексуальном плане. Так, выходя в сильный мороз из театра, она заботливо запахивала ему шубу и поправляла ее, а на официальных обедах Алексей сидел рядом с цесаревной. Официально он управлял имениями Елизаветы.

В дворцовом перевороте 1741 года Алексей Разумовский никакого участия не принимал.

Интересно, что за спиной Елизаветы во время переворота и до него никто не стоял! Были, конечно, французы – тот же Шетарди с Лестоком, которые подзуживали ее к этому, наушничая, что, мол, Анна Леопольдовна хочет постричь ее в монахини, ссужали деньгами и так далее. Подбивали Елизавету на совершение государственного переворота и ее любовники – тот же Разумовский, Шувалов с Воронцовым, однако сами за ней не пошли! Испугались, должно быть.

В результате дворцовый переворот Елизавета совершила в полном одиночестве; за ней не было ни могущественного клана Орловых, ни Потемкина, как при Екатерине II, – никого! За спиной Екатерины I хоть стоял Меншиков, устремления Анны Ивановны поддерживал верный Бирон, а за спиной Елизаветы была одна пустота! Обычно государственные перевороты устраивают целые команды профессиональных интриганов. Его долго готовят, склоняют на свою сторону или подкупают нужных людей; привлекают войска опять же… А переворот Елизаветы был самым плохо подготовленным и неорганизованным переворотом в России; это был даже не переворот, в экспромт какой‑то. И тем не менее он увенчался успехом!

Многочисленные любовники Елизаветы как в воду канули, ничем не поддержав ее, хотя бы морально, а только науськивая на переворот. Бравый вояка Алешка Шубин, конечно, ей бы помог, однако он находился в ссылке, а больше ей ни на кого рассчитывать не приходилось. Алексей Разумовский, этот трус и ничтожество, так тот вообще остался на охране дворца, то есть барахла. И это в тот момент, когда, возможно, шла речь о судьбе Елизаветы! Если бы переворот не удался, то за это ей полагалась плаха! Или же вечная ссылка в Сибирь с вырезанием языка, вырыванием ноздрей, битьем кнутом и прочими придумками заплечных дел мастеров. Разумовскому нужно было находиться рядом с любящей его женщиной со шпагой в руках, охранять ее и в прямом смысле прикрывать ей спину, а он остался сторожить шмотки! Нет – он был не мужик! Многие ли из современных мужчин согласны броситься ради любящей женщины в огонь и в воду? И может быть, даже погибнуть вместе с ней? Я думаю, что большинство, в крайнем случае половина. Даже учитывая наш прагматичный век, где все определяет выгода – это огромный процент! А тогда был век романтический, гламурный, когда за честь женщины (не говоря уже о жизни!) с легкостью клали жизнь. И, если кто меня спросит – любил ли Разумовский Елизавету, я отвечу – нет, не любил. Настоящие мужчины так себя не ведут. Полагаю, что Алексей Разумовский был настоящим альфонсом – позволял любить себя, вкусно жрал и сладко пил, носил одежды и драгоценности, которыми одаривала его любовница, жил на ее «хате» (в данном случае во дворце) и за ее счет. Знаете, женщин, которые находятся на содержании у богатого папика, называют «содержанками», а Разумовский по аналогии с этим был «содержанцем».

Лично у него за душой ничего не было, да своей службой России он ничего не заработал, так как вообще не служил. Есть такие низкие типы: ему в данный момент хорошо – и ладно, выгонят – ну, что ж, умоется и уйдет, не высказывая никаких претензий. Одним словом, Алексей Разумовский вел паразитический образ жизни. Паразит, одним словом.

И Елизавета любила же этого паразита! За что, спрашивается? Только за то, что был красив лицом? Или за то, что был хорош в постели? Женская логика – вещь непостижимая, и разгадать эту загадку невозможно. Так что не будем и пытаться – все равно ничего не получится, примем это как данность. Это все равно что доказать пресловутую теорему Пуанкаре…

Отметим только одно: и все прочие любовники Елизаветы были на манер Разумовского, красивые, холеные… жеребцы‑кастраты, ни на что больше не годные, в смысле государственных дел. Такие уж прихоти были у матушки Елизаветы… Ей ничего не оставалось, как лично вести «на дело» гвардейцев, проявив при этом немалый героизм и мужество. Елизавета действительно оказалась достойной своего отца – Петра Великого. Никакой женской эмансипации в ту пору и в помине не было – женщины действительно были слабыми, женственными существами, а мужчины действительно были мужественными… мужчинами! Елизавета в этом отношении проявила истинно мужские качества! Смелая была женщина, что и говорить!

Как мы уже писали выше, во время правления Анны Ивановны Елизавета затаилась, однако водила дружбу с гвардейцами. Судя по всему, она была действительно хорошим человеком – добрым, веселым и приятным в общении. Говорят, природа отдыхает на детях, зато лучшие черты дедов передаются их внукам. В данном случае лучшие черты царя Алексея Романова передались его внучке Елизавете. Ее знаменитый дед мог крестить детей у своих стольников, запросто разговаривать с неродовитыми людьми и в хорошем смысле был прост. Так же и Елизавета с удовольствием ходила к гвардейцам на именины, пила с ними водку, закусывая пирожками с морковкой, весело отплясывала на свадьбах и крестинах. И гвардейцы отвечали ей тем же – любовью и уважением; никто из них не сомневался, кого нужно сажать на престол – только дочь Петра! Императрица Анна Ивановна проглядела момент, когда из легкомысленной и взбалмошной девушки Елизавета превратилась в расчетливую и умную женщину, овладевшую искусством придворной интриги. Анна Ивановна считала: пусть она пляшет в домах солдат, крестит их детей – это и к лучшему, пусть петровское отродье путается с худородными людьми и в политику не лезет. А Елизавета таким способом привлекала к себе гвардию, и она не подвела ее!

Слухи о заговоре Елизаветы дошли до ушей правительницы Анны Леопольдовны, и она, вместо того чтобы решительно пресечь намечавшийся переворот, просто сделала внушение принцессе. Однако кое‑какие меры все же предприняла – приказала удалить гвардию из Петербурга якобы для отражения шведской агрессии (которой и в помине не было). Тогда 25 ноября 1741 года гвардейцы пришли во дворец Елизаветы и заявили, что их, мол, высылают из города и медлить больше нельзя. Елизавета попросила дать ей время помолиться и во время молитвы клятвенно пообещала, что если заговор удастся, то она никого смертной казнью казнить не будет. (Забегая вперед, скажем, что она свое слово сдержала – за все свое 20‑летнее правление смертной казни не удосужился ни один преступник! Другое дело, что битье кнутом, вырывание ноздрей, заточение в Шлиссельбургскую крепость, отсечение рук и прочие пыточные «прелести» здоровья людям не добавляли, но это уже отдельный разговор – главное, преступников при Елизавете прилюдно не казнили.)

После молитвы она привела к присяге пришедших к ней солдат и затем отправилась в казармы Преображенского полка. Она обратилась к гвардейцам с краткой речью: «Ребята! Вы знаете, чья я дочь, ступайте за мною!» Елизавета и с них взяла клятву умереть за нее и в знак решимости надела на себя кирасу. 308 гвардейцев молча выступили к Зимнему дворцу (перед тем они искололи барабаны штыками, чтобы никто не поднял тревоги). Елизавета от волнения не могла идти, и гвардейцы на руках внесли ее в Зимний. Стража дворца примкнула к заговорщикам. Опять резали тугую кожу барабанов, чтобы уже во дворце никто не смог предупредить правительницу. А дальше произошла сцена, описанная нами в очерке об Анне Леопольдовне[1]– Елизавета подошла к спящей, положила ей руку на лоб и произнесла: «Пора вставать, сестрица!»

Итак, дворцовый переворот свершился, и императрицей стала Елизавета Петровна. Но она всю жизнь боялась, что и ее так же свергнут, как она свергла Анну Леопольдовну. Спать она не ложилась до рассвета, чтобы никто ее не смог захватить врасплох ночью. Каждую ночь она спала в другой комнате. Постоянной спальни у нее не было. Специальный человек должен был дежурить в ее спальне, и если Елизавете начинали сниться кошмары, он должен был положить ей руку на лоб и произнести: «Лебедь белая». После этого дурные сны отступали. За свои труды лакей, клавший руку на лоб императрицы, получил дворянство и фамилию Лебедев. Караульным у дверей своей спальни Елизавета платила по 10 рублей за ночь (неслыханные по тем временам деньги!). По всей стране шел поиск стариков, которые страдали бессонницей и могли не спать всю ночь. Одного такого нашли, но Елизавета его разоблачила – старый хрыч умудрялся спать с открытыми глазами! Его, конечно, вышибли из дворца; тогда императрица стала проводить ночи в компании с несколькими придворными дамами – это позволяло ей хоть немного поспать и действовало успокаивающе. Сколько же сил и энергии уходило у Елизаветы, чтобы побороть собственные страхи! Ей бы обратиться к хорошему психотерапевту, однако таковых, увы, тогда не существовало.

И, надо сказать, Елизавета опасалась заговоров не зря – они действительно были. Вот только небольшая хронология открытых «предумышлений». 1742 год – офицер Ивашкин в Москве вербует сторонников, чтобы вернуть трон законному государю Ивану Антоновичу. 1743 год – подполковник Лопухин в пьяном виде поносит Елизавету последними словами и опять же грозит возвести на трон младенца‑императора Ивана VI. 1749 год – к Петру Федоровичу (будущему Петру III) обращается подпоручик Батурин и обещает немедленно возвести его на трон, взбунтовав гвардейцев. 1756 год – дело мещанина Зубарева – опять в цари прочат младенца Ивана. 1757 год – во время болезни Елизаветы (а она, как и ее отец, Петр I, была подвержена приступам эпилепсии) троном хотела завладеть Екатерина (будущая Екатерина II). 1761 год – заговорщики задумали поставить на престол малолетнего Павла (будущего Павла I) или отдать трон Екатерине, супруге наследника Петра Федоровича. И так далее, и тому подобное. Прямо скажем, Елизавета все свое царствование провела как на пороховой бочке. Она отдавала себе отчет, что трон захватила незаконно, и от этого мучилась. Значит, у нее совесть, наряду с другими ее приличными качествами, была. Другой бы на ее месте, силой захватив престол, стал бы упиваться своей властью, казнить недовольных направо и налево, а Елизавета нет – никого не казнила и всю жизнь морально страдала. Такая вот совестливая женщина пришла к власти в 1741 году.

Чтобы исключить возможность переворота, Елизавета вызвала из Голштинии своего племянника Карла‑Петера‑Ульриха (будущего императора Петра III) и в 1742 году назвала его наследником русского престола.

Небольшое отступление. Если Елизавета назначила наследником племянника еще в 1742 году, значит, она точно знала, что собственных детей у нее не будет? Это в свои‑то 33 года? Тут кроется какая‑то тайна. Историки просто пишут – назначила наследником Карла, а почему она так поступила – не объясняют. Логично было бы назвать наследником собственного ребенка! Или у Елизаветы был неудачный аборт, после которого она не могла иметь детей? Или что‑то другое? Ведь мужчин у нее хватало! Да и венценосных женихов тоже… Что ей стоило уже после вступления на престол выйти замуж за того же английского или португальского принца или, на худой конец, герцога Брауншвейгского, родить ребенка и передать трон ему. Разгадка этой шарады нам кажется проста. Предложения от заморских принцев Елизавете поступали до ее вступления на престол. В этом случае она должна была уехать из России в ту же Англию, Испанию или Португалию и стать соответственно английской, испанской или португальской королевой. После воцарения Елизаветы об этом, разумеется, и речи не могло быть. Что же касается ее возможного замужества на более мелком владетельном принце, то эта коллизия могла бы осуществиться запросто. В таком случае у Елизаветы был бы муж, такой, как у Анны Леопольдовны – принц или герцог. Она – императрица, он – представитель правящей династии: все по закону. У них могли родиться дети, которым бы Елизавета и передала престол. Однако Елизавета почему‑то так не сделала – после того, как она стала императрицей, не вышла замуж за какого‑нибудь принца, а сочеталась тайным браком с Алексеем Разумовским. Почему? Или она считала, что брак императрицы с принцем – это неравный брак? Или она вышла замуж за Разумовского по любви? Не думаю, что она это сделала из‑за любви или неравенства брака. Тут были какие‑то другие причины, нам неведомые. Так или иначе, а наследником русского престола стал наполовину немец Карл‑Петер‑Ульрих Голштинский (будущий Петр III).

Как же отблагодарила Елизавета верных ей гвардейцев за совершение государственного переворота? А отблагодарила их она прямо по‑царски. Уже 31 декабря 1741 года всех гвардейцев, принимавших участие в перевороте, в числе более трехсот человек, она свела в особую команду, получившую название лейб‑кампании (нечто вроде гвардии из гвардии). Она присвоила им особую форму и собственное знамя. Сама Елизавета стала капитаном в этой воинской части, а все офицерские чины в ней приравнивались к генеральским. Чины прапорщика приравнивались к подполковничьим армейским чинам, а все унтер‑офицеры (то есть, по‑современному, сержанты) были приравнены к офицерам. Кроме того, все недворяне из них получили дворянство; им были даны поместья. Лейб‑кампания получила в Зимнем дворце особое помещение, в котором Елизавета Петровна любила бывать, пить с «кампанцами», которые называли ее кумой (у многих из них она была крестной матерью их детей), и закусывать морковными пирогами. Обращались они с императрицей исключительно на «ты». Петр III, кстати, придя к власти, всю эту свору бездельников разогнал.

Не забыла она и своего фаворита Алексея Разумовского, хотя он в перевороте, как мы уже писали, участия не принимал. Прямо наутро после переворота Елизавета пожаловала его в действительные камергеры, присвоила звание поручика лейб‑кампании в чине генерал‑лейтенанта, потом наградила его орденом св. Анны, а в день своей коронации (25 апреля 1742 года) возвела его в чин обер‑егермейстера с объявлением его кавалером ордена Александра Невского. Во как! За какие такие заслуги она присвоила ему военный орден и генеральский чин, ведь он сроду не воевал, не знал, наверное, с какого конца пистолет заряжается! «За постельные заслуги», не иначе!

Других своих любовников Елизавета тоже не забыла: заодно с Разумовским Воронцов был назначен поручиком лейб‑кампании в чине генерал‑лейтенанта, а братья Шуваловы – подпоручиками в чине генерал‑майоров.

Дальше – больше: придворная карьера Алексея Разумовского росла как на дрожжах. В 1744 году он был пожалован в графское достоинство Римской и Российской империй, в 1745 году повышен в воинском чине до капитан‑поручика лейб‑кампании, в 1746 году заимел польский орден Белого Орла, в 1748 году ему было присвоено звание подполковника лейб‑гвардии Конного полка и, наконец, в 1756 году – звание фельдмаршала! Быть русским фельдмаршалом – это вам не хвосты коровам крутить! Фельдмаршал, который никогда пороху не нюхал и не воевал – это что‑то новое! Но таковы были прихоти императрицы Елизаветы. Она называла Разумовского «другом нелицемерным». Он и вправду никогда не лицемерил, в государственные дела не лез и не подсказывал Елизавете, как ей править. Его значение в управлении государством было ничтожным и стремилось к нулю. Образ жизни он вел примерно такой же, как в родном селе, – спал, ел, молился Богу и ни о чем особенно не заботился. Он не только не принимал участия в политической жизни, но и не читал книг, не учил языков и был совершенно равнодушен к искусству. Одним словом, он никак не воспользовался внезапно открывшимися перед ним фантастическими возможностями…

Однако, надо отдать должное Алексею Разумовскому, он сам понимал свое ничтожество. Он с иронией относился к титулам и наградам, которыми осыпала его Елизавета, и однажды заявил ей: «Ты можешь из меня сделать кого пожелаешь, но ты никогда не сделаешь того, что меня примут всерьез, хотя бы как простого поручика». Когда император Священной Римской империи по просьбе Елизаветы пожаловал ему графство и приписал ему выдуманное княжеское происхождение, Алексей высмеял это. Хоть и самокритичен был граф Разумовский, однако же награды и титулы принимать изволил! Наверное, он делал это, чтобы не сердить свою любовницу…

Кроме этого, так сказать, морального поощрения Разумовскому, выражающегося в титулах и наградах, Елизавета побеспокоилась и о его материальном положении. Она отдала ему конфискованное у Миниха имение Рождествено‑Поречье и другие вотчины. Подарила ему дома в Москве и Петербурге, Аничков дворец и свой личный дворец на Царицыном лугу. Пожалования Елизаветы превратили Разумовского в одного из богатейших в России помещиков.

В общем, Алексей Разумовский жил не тужил и катался как сыр в масле. Теперь бы сказали: «он был весь в шоколаде» и отлично «упакован». Он даже стал законодателем придворной моды – первым стал носить бриллиантовые пуговицы, алмазные пряжки на туфлях, алмазные пояса, бриллиантовые кавалерские звезды и эполеты. Все малороссийское стало модным при дворе Елизаветы – на придворных пирах появились украинские блюда, голосистых певцов обязательно приглашали в основном из Хохляндии, в Петербурге появились ансамбли бандуристов.

При дворе Разумовский, осознавая свое ничтожество, держался скромно – настолько скромно, что даже врагов себе не нажил. Алексей никогда не вмешивался в политику (еще бы – он в ней ни бельмеса не понимал). Вместе с тем он был крут на руку и вспыльчив, особенно в пьяном виде. Графиня Шувалова каждый раз служила благодарственный молебен, когда ее муж Петр, возвратившись с охоты, не бывал бит Разумовским под пьяную руку. Известие о буйствах Разумовского в нетрезвом состоянии закрепил в своем докладе и английский посланник Вильямс – однажды фаворит за завтраком чуть не избил генерал‑адмирала Апраксина, и тот смолчал. Вильямс назвал Апраксина трусом, но это как сказать – против хахаля императрицы не попрешь: себе будет дороже. Алексей Разумовский имел при дворе большой вес, а генерал‑адмирал был умным человеком… Эта же черта в характере Разумовского обозначена и в записках Екатерины II: «Это человек, обыкновенно такой кроткий, в нетрезвом состоянии проявлял самый буйный нрав». Ну, что ж – грех винить русского человека за пьянство, а житье в «золотой клетке» Разумовскому порой было не по нраву: вот он и пил от тоски по родным украинским просторам.

Алексей Разумовский, как мы уже писали, был красив собой: имел высокий рост, стройную фигуру, смуглое лицо с черными глазами и черными бровями. Этот портрет дополняет маркиз де ла Шетарди: «Это в самом деле красавец, брюнет с окладистой черной бородой, черты которого, уже сложившиеся, имеют всю привлекательность, какую только может иметь деликатное лицо. Рост его тоже бросается в глаза. Он высок, широкоплеч, с нервными членами. Хотя в его манере держаться остается нечто неуклюжее, результат воспитания и происхождения, однако заботы… направленные на то, чтобы вышколить их и, – хотя ему уже тридцать два года, – научить танцевать… под руководством создавшего здешние балеты француза, могут исправить этот недостаток». Де ла Шетарди искренне полагал, что недостатки «воспитания и происхождения» можно исправить танцами! Наивный человек, этот Шетарди, эти недостатки не лечатся! Ну, да бог с ним, с этим французом; как явствует из его записей, он сделал их, когда Алексею было 32 года, то есть в 1741 году. Он был тогда еще с бородой, тогда как на всех портретах Разумовский выступает гладко выбритым. М. И. Пыляев в своей книге «Старый Петербург» дает такую характеристику Разумовскому: «Не имея никакого образования, он обладал широким умом. Осыпанный почестями, он не отличался гордостью. Наружностью он был красивый и видный, чертой его характера была щедрость и великодушие». Помимо этого он был фантастически ленив – на большинстве портретов Разумовский изображен полулежащим.

Разумовский очень любил свою семью и стремился помогать всем родственникам. Любил выпивать с украинскими гостями, которые часто у него бывали – Алексей никогда не забывал свою малую родину – Малороссию. В то же время он тщательно следил, чтобы его родственники не докучали Елизавете, когда она на две недели остановилась в Козельце, неподалеку от его родного села. Когда мать увидела, каким важным паном стал ее сын, она сначала даже не узнала его. Ему даже пришлось раздеться, чтобы по родимым пятнам доказать, что он ее сын. Алексей по требованию Елизаветы перевез мать Наталью Дементьевну с сестрами и своего брата Кирилла в Петербург: все они получили место при дворе. Простая украинская крестьянка Розумиха, как ее называли односельчане, до этого ходившая босиком, получила шифр статс‑дамы. Однако матери скоро наскучила жизнь в огромном, непонятном для нее мире‑городе, и она вернулась в родные Лемеши.