Экспозиция 4 page

– Захочет, – уверенно ответила Корделия. – Люди любят, когда их о чем‑то расспрашивают. Это дает им возможность ощущать собственную значимость, к тому же наверняка никто из знакомых Пэдди не хочет, чтобы она попала в тюрьму.

– Никто, кроме убийцы, – резонно заметила Линдсей. – И я надеюсь, что этот человек, кем бы он ни был, будет сегодня спать спокойно. Потому что у него – или у нее – больше спокойных ночей не будет, я за это ручаюсь.

Часом позже, после еды, новых порций виски и споров, подруги исписали целый листок бумаги формата А4. Вот что на нем было:

(1). Джеймс Картрайт. Мотив: хочет получить игровые поля, чтобы построить там дорогие квартиры. Возможность: невелика – не был на концерте. Спрашивается, где же он был? Доступ к орудию убийства: вероятно, хорошо знал расположение комнат в Лонгнор‑Хаусе, потому что там учится его дочь. Раздобыть для него струну от виолончели мог кто угодно. Разузнать, каково его финансовое положение.

(2). Маргарет Макдональд. Мотив: неизвестен, но – вела весьма эмоциональную беседу с Лорной в субботу утром. Возможность: стопроцентная. В суете могла без труда проскользнуть во второй музыкальный класс, когда Пэдди вышла оттуда. Доступ к ключам и орудию убийства: беспрепятственный, несмотря на то что она живет в другом корпусе. Любой работник школы может заходить в Лонгнор‑Хаус, не вызывая подозрений.

(3). Кэролайн Баррингтон. Мотив: неясен, но она не скрывает, что терпеть не могла Лорну. Возможность: долго пробыла в кладовой, уходила туда за программками, а кладовая находится всего в нескольких футах от комнаты, где было совершено преступление. Доступ к убийства: живет в Лонгноре, вероятно, знает, гдеи что лежит в музыкальном классе, и, скорее всего, ей известно, где хранятся ключи от этого помещения.

(4). Сара Картрайт. Мотив: любовь к отцу, чувство одиночества, возникшее из‑за того, что друзья отвернулись от нее, когда ее отец посягнул на игровые поля. Возможность совершения убийства: пока не выяснена. Предположительно она спала в Лонгноре, когда было совершено преступление. Доступ к орудию убийства: живет в Лонгноре. Ничем не связана с музыкальным классом.

(5). Корделия Браун. Мотив: избежать неприятного дорогостоящего судебного разбирательства. Возможность: реальная. Довольно надолго отлучалась со своего места в зале в роковой отрезок времени. Едва ли имела возможность сделать это так, чтобы остаться незамеченной. Доступ к орудию убийства: провела ночь в Лонгноре и знала расположение комнат в главном здании, то есть могла найти музыкальный класс. Пронести с собой орудие убийства вряд ли могла: на ней было открытое облегающее платье, и – никаких сумочек. Если виновна все же она, то это убийство, спланированное заранее, иными словами, накануне она должна была спрятать орудие убийства в классе.

(6) Пэдди Кэллеген. Мотив: избежать разоблачения ее прежней деятельности, то есть торговли наркотиками в прошлом. Возможность: лучше, чем у других. Оставалась с Лорной наедине в музыкальном классе. Последний человек, который видел Лорну живой и разговаривал с нею. Доступ к орудию убийства: идеальный.

(7). Кто был тот мужчина, который спорил с Лорной?

– Вас с Пэдди я включила, чтобы соблюсти абсолютную объективность. – поспешила успокоить ее Линдсей.

Корделия мрачно улыбнулась.

– Спасибо за такую уверенность, – промолвила она. – Только не думай, что я не чувствую холодного ветерка на моей шее. Если бы им не было так выгодно объявить убийцей Пэдди, то их выбор, без сомнения, пал бы на меня. Ну да ладно… Итак, по‑твоему, стоит обсудить названные тобой кандидатуры?

– Хотя бы для начала, – отозвалась Линдсей. – Но хватит об этом. Мы и так довольно долго ходим кругами. Мы не сдвинемся с места, пока не потолкуем с людьми, имена которых есть в твоем списке. Кстати, есть еще одна вещь, которой я выучилась в многочисленных газетных редакциях: невозможно продвигаться вперед, пока не вы пьешь. Думаю, нам было бы полезно заглянуть в местный бар и пропустить там по стаканчику Ходу туда минуть пять, не больше, и обычно там можно встретить парочку моих друзей. Что ты наэто скажешь?

Корделию мучили сомнения.

– Я предпочла бы остаться тут с тобой, – не уверенно вымолвила она. – Не люблю я всех этих баров да пивнушек. Но если ты действительно хочешь пойти туда, то…

Линдсей с подозрением посмотрела на нее.

– Изображаешь «страх англичанки перед шотландскими пьяницами»? – с улыбкой спросила она. – На самом‑то деле ты имеешь в виду, что если бы это был достойный клуб, где подают хорошее мюскаде, то все было бы отлично, однако заплеванный шотландский бар с посыпанным опилками полом тебе не совсем подходит. Я разве не права? – Линдсей усмехнулась, чтобы скрыть ехидство в голосе.

Корделия не стала спорить.

– Ну хорошо, хорошо, – кротко кивнула она. – Пойду я в твою пивную. Но предупреждаю: если только кто‑то станет ко мне приставать, то я тут же уйду.

Однако как только они вошли в «Таверну графа Морея», Корделия поняла, что все ее худшие опасения оправдались. Пол был покрыт старым линолеумом, обшарпанная мебель, казалось, никогда не знавала лучших времен. В помещении не было больше ни единой женщины, кроме девушки на календаре, висевшем на стене. Однако Линдсей уверено направилась вперед, здороваясь на ходу с какими‑то мужчинами, сидевшими за стойкой, и Корделии оставалось лишь следовать за нею. «Устрою ей сегодня крещение огнем», – мрачно подумала Линдсей. Однако, дойдя до конца стойки бара, миновав стеклянную дверь, они словно оказались ином мире. Это была уютная комната с мягкими креслами и пушистыми коврами. Линдсей подвела Корделию к столику, за которым в одиночестве сидела блондинка лет тридцати, с грустью смотревшая на пустеющий бокал с пивом. Подняв голову, она увидела Линдсей и тут же заулыбалась.

– Я уж и не надеялась тебя встретить, – вместо приветствия проговорила она. – Все или за городом, или моют головы, или катаются в машинах.

– И что же, мое появление огорчило тебя? – спросила Линдсей.

– Да нет, особенно если ты угостишь меня чем‑нибудь, – ответила блондинка. – А кто твоя подруга?

Линдсей села, Корделия после недолгого раздумья последовала ее примеру.

– Это Корделия Браун, – представила Линдсей. – Корделия, это Мэри Хатчесон, лучший консультант по профориентации в Глазго, а эта должность, уж поверь мне, сравнима только с должностью тромбониста в оркестре «Титаника».

Мэри улыбнулась.

– Привет, – произнесла она. – И что же привело вас в Глазго? Уж, наверное, не компания такой распутницы, как Линдсей?

Не успела Корделия ответить, как к их столику подошла официантка – миловидная дама лет сорока.

– Что будешь пить, Линдсей? – спросила она приветливо. – Как обычно?

– Да, Крисси, пожалуйста. И один бокал дляМэри. А ты что будешь, Корделия? Наверное мускат?

Корделия немного смутилась, заподозрив подвох. Приметив ее замешательство, Крисси сказала:

– У нас есть еще немецкое вино «Либфрауэнмильх» и очень неплохое красное итальянское, если оно вам больше по вкусу.

Стараясь сохранить серьезное выражение лица, Линдсей сказала:

– Думаю, она предпочтет виски с содовой, Крисси, во всяком случае, именно это мы с ней постоянно пили. Идет, Корделия?

Та кивнула. Крисси направилась в бар, а Мэри спросила:

– Ты решила попугать свою подругу? – Она была весьма проницательной особой.

Линдсей широко улыбнулась.

– Каюсь. – кивнула она. – Извини, Корделия, но я не могла удержаться от соблазна. Я видела стольких лондонцев, которые с высокомерным видом смотрят на нас, что мне это порядком надоело. Так что, считай, что мы квиты.

Корделия раскурила сигарету и задумчиво посмотрела на журналистку:

– Хорошо, возможно, я этого и заслуживала, но только запомни: если когда‑нибудь у меня будут к тебе претензии, я тоже не буду с тобой миндальничать.

Двумя часами и несколькими порциями виски позже обе, хихикая, поднимались к Линдсей.

– Извини за то, что приходится взбираться на третий этаж, – пробормотала она. – Но на верхнем этаже квартиры дешевле.

Пропустив Корделию вперед, Линдсей заперла все засовы и замки и накинула цепочку, а потом, внезапно смутившись, произнесла:

– Не знаю уж, как ты предпочитаешь спать… Если хочешь, в моем кабинете есть свободная кровать… Я не хочу, чтобы ты думала, что я… чего‑то жду от тебя… – Линдсей прислонилась к двери и слегка съежилась, уверенная в том, что сейчас последует отказ.

Корделия стояла, сунув руки в карманы. Вид у нее был беспечный, но на самом деле сердце ее бешено колотилось.

– Я бы предпочла спать с тобой, – тихо выговорила она.

Линдсей несмело улыбнулась:

– Ты уверена? У тебя нет чувства, что ты по какой‑то причине должна это сделать?

Приблизившись к Линдсей, Корделия крепко обняла ее.

– Нет, конечно, – прошептала она. – Но если ты будешь продолжать в том же духе, то я, пожалуй, решу, что ты меня не хочешь.

Линдсей обвила руками ее шею и нервно рассмеялась.

– Нет, я очень хочу тебя. В чем, в чем, а в этом можешь не сомневаться. Даже если окажется, что ты и есть тот жуткий убийца. – Она тут же почувствовала, как напряглось тело Корделии.

– Так ты все еще считаешь, что я могла сделать это? – спросила та, резко отодвигаясь.

Линдсей удержала ее за руку.

– Я ведь едва тебя знаю, – вымолвила она задумчиво. – И то, что у меня колени подгибаются, когда я тебя вижу, не означает, что я могу перестать думать. Ты была там. У тебя был мотив для убийства. Я не верю в то, что ты это сделала. Но я вполне отдаю себе отчет в том, что не верю я, главным образом, потому, что мне не хочется верить.

– Похоже, тебе известно, как умертвить желание, а?

Линдсей покачала головой:

– Я не хочу этого делать. Те два часа, что мы провели в баре, я до боли желала тебя, – страстно проговорила она. – Я и из дому тебя увела только потому, что не смогла бы сидеть тут с тобой весь вечер наедине и не чувствовать себя полнейшей идиоткой. Конечно же, я хочу переспать с тобой. Но пойми: для меня это будет очень важный шаг. Это не просто плотская прихоть, это гораздо более глубокое чувство. Так что давай все сначала обсудим. Да, я по‑прежнему считаю, что ты могла это сделать. Разум говорит мне, что это возможно. Однако все мое естество твердит, что ты невиновна.

Некоторое время они стояли, глядя друг на друга. Наконец Корделия восторженно помотала головой.

– Господи, какая ты честная! – воскликнула она. Ты никого не щадишь, не так ли?

– Если начать отношения со лжи, то правды в них уже никогда не будет, – отвечала Линдсей. – Знаешь, я ведь из‑за этого и рассталась со своей прежней подружкой – не было в наших отношениях честности. Так что если мы хотим стать любовницами, то лучше сразу выложить все карты на стол.

– Ну хорошо, моя честная журналистка. – Корделия снова прижалась к Линдсей. – Карты на стол. Я не убивала Лорну. Я не ложусь с людьми в постель только для того, чтобы потрахаться. Для меня это тоже будет кое‑что значить. Я не имею дела с кем‑то еще. У меня целы все зубы. Я люблю Италию весной. Ненавижу консервированный суп и хочу тебя прямо сейчас. – Внезапно она крепко поцеловала Линдсей. От нее пахло сигаретами, виски и шампунем. Корделия почувствовала, что теряет голову.

Сцепившись в крепких объятиях, женщины, покачиваясь и натыкаясь на мебель, дошли до спальни. Поскольку это было впервые, то они долго и неловко путались в одежде, раздевая друг друга, отчего их желание становилось все более острым.

Наконец они упали на широкую кровать. Их тела изнывали по ласкам друг друга. Губы и руки исследовали новые пути блажества, глаза не могли насытиться… Позднее, когда страсть была утолена, Корделия, положив голову между маленьких аккуратных грудей Линдсей, провела рукой вдоль ее разгоряченного тела. Линдсей приподнялась на локтях и облизнула пересохшие губы.

– Мои губы пахнут тобой. – улыбнувшись, произнесла она. – А на вкус ты как море. Вот чего мне не хватает в городской жизни. Я выросла у моря. Мой отец зарабатывал на жизнь рыбной ловлей. И всегда лучшие времена в жизни ассоциировались у меня с запахом и вкусом моря.

– Ты хочешь сказать, что я на вкус напоминаю морские водоросли? – тоже ей улыбнувшись спросила Корделия.

– Не совсем. Не все люди на вкус напоминают море. На вкус все разные, и от всех по‑разному пахнет.

– Так, может, ты просто учуяла лучшую часть меня, – заметила Корделия.

Женщины тихо засмеялись, а потом, поскольку это была их первая близость, они уснули прямо на полуслове, не размыкая объятий.

На следующее утро Линдсей разбудил аромат свежезаваренного кофе. Корделия стояла у кровати, облаченная в халат Линдсей, который шел ей даже больше.

– Я рано встала, – проговорила она. – Я вообще всегда рано встаю. Поэтому я устроилась на твоей кухне и немного поработала. А потом подумала, что ты, возможно, захочешь кофейку.

Линдсей сразу поняла, что между ними все будет замечательно. Они не стеснялись друг друга, ни о чем не сожалели. «Как хорошо все получилось», – с облегчением подумала она. Приподнявшись, она взяла у Корделии чашку. Та присела к ней на край кровати с таким видом, словно проделывала это всю жизнь.

– В газетах есть что‑нибудь о Пэдди? – спросила Линдсей.

– Только сообщение о том, что ее арестовали и что утром она предстанет перед судом. Как бы я хотела оказаться там, чтобы хоть морально поддержать ее! Надеюсь, она понимает, где я и зачем.

Линдсей криво улыбнулась:

– Она вряд ли удивится, узнав о наших отношениях. Да… конечно же мне следовало бы испытывать чувство вины за то, что мы тут с тобой радуемся жизни в то время, как она сидит за решеткой.

– Пэдди пришла бы в ярость, услыхав, что ты тут сейчас сказала, – усмехнулась Корделия, вставая с кровати. Вытащив из своей сумки спортивный костюм и кроссовки, она надела их, добавив. – Она знает, что мы предпримем все возможное – и настолько быстро, насколько позволяют обстоятельства. Так что если, занимаясь ее делами, мы смогли выкроить немного времени друг для друга, в этом нет ничего зазорного. А сейчас мне надо сделать пробежку. Нет способа лучше осмотреть окрестности. – Она снова усмехнулась.

– Пересеки дорогу и беги к Ботаническому саду, – посоветовала Линдсей, – а оттуда спустись по лестнице к реке. По обе стороны от лестницы есть прекрасные пешеходные дорожки, тянущиеся вдоль берега Келвина.

– Отлично! Надо же, каким высокомерным тоном все южане говорят о Глазго. – заметила она. – Ну да ладно… Когда у тебя заканчивается рабочий день?

– Я должна торчать на работе до без четверьти семь, – ответила журналистка. – Встретимся прямо у офиса, чтобы не тратить время? Адрес известен всем таксистам, просто попроси довезти тебя до черной двери в здании «Клэрион». А я загляну в библиотеку, чтобы выяснить кое‑какие подробности о жизни Лорны. – Она помолчала, а потом спросила: – А ты чем займешься?

Корделия сделала несколько прыжков и изобразила бег на месте.

– Я позвоню нескольким знакомым выпускницам школы, друзьям, связанным с музыкальным миром, может, еще кому‑нибудь, чтобы выяснить хоть что‑нибудь. У тебя найдутся запасные ключи? Ведь наверняка ты уже уйдешь на работу к тому времени, когда я вернусь. Линдсей зевнула и потянулась: – К сожалению, да. Ключи висят на крючке у телефона. У меня есть время только на то, чтобы принять душ, а потом я сразу уйду. Ешь, пей, звони – словом, чувствуй себя как дома. В холодильнике есть яйца, сыр, бекон и пиво.

Корделия поежилась:

– Господи, какая отвратительно нездоровая пища. А как же клетчатка с витаминами? – Она перестала подпрыгивать и склонилась над Линдсей. – Желаю хорошо провести день. Я буду по тебе скучать. – Женщины страстно поцеловались, а потом Корделия выпрямилась, намереваясь уйти.

– Кстати. – заметила Линдсей. – у меня есть парочка фотографий, которые могут тебя заинтересовать. Несколько из них я продала в газеты. Оставлю снимки на кухонном столе. Посмотрим, понравятся ли они тебе, – промолвила она с загадочным видом. – Желаю хорошо побегать.

Откинувшись на подушку, Линдсей стала вспоминать минуты их близости; в это время хлопнула входная дверь – Корделия ушла. Встряхнувшись, Линдсей встала и пошлепала босиком в ванную комнату.

Уже через час ее машина затормозила у здания «Дейли клэрион». Линдсей направилась прямо в библиотеку, сообщив на ходу секретарше, где ее искать. Хранящихся в библиотеке заметок о Лорне было не так уж много, но кое‑какая информация в них имелась. Критические же статьи и парочка биографических очерков почти ничего не добавили к тому, что уже было известно мисс Гордон. Она выписала несколько имен, упоминавшихся в заметках, не особо, впрочем, надеясь, что сможет узнать у этих людей что‑нибудь интересное, а потом ей под руку попалось кое‑что стоящее. В «Дейли нэйшн» Сэм Пепи в своей ежедневной колонке целых два абзаца посвятил связи Лорны с неким Энтони Баррингтоном из крупной пивоваренной компании («настоящей империи» как он назвал ее) «Баррингтон бир». Другая заметка была подлиннее. В ней сообщалось, что Лорну несколько месяцев назад вызывали в качестве свидетеля в суд на развод Баррингтона. «Кэролайн!» – только и смогла выдохнуть Линдсей. Подойдя к библиотекарю, она спросила, есть ли у них что‑нибудь на Энтони Баррингтона. Библиотекарь исчез за высокими металлическими конструкциями компьютеризированной системы поиска, которая все же не смогла заменить собою толстых конвертов с пожелтевшими газетными вырезками. Вскоре он вернулся с тонкой папкой и последним изданием справочника «Кто есть кто?» в руках. Линдсей начала со справочника:

«Баррингтон, Энтони Джайлз. Женился в 1960 г. на Марджори Морис, развелся в 1982 г. Один сын, две дочери. Образ.: Марльборо, Нъю‑Колл., Оксфорд. Исполнительный директор и старший администратор пивоваренной компании „Баррингтон бирз“. Публ.: „Одиночное восхождение на Пиренеи“, „Долгая дорога домой – путь на вершину Айгер“. Интересы: альпинизм, парусные яхты. Клубы: „Элпинистс“, „Уайте“. Адрес: Баррингтон‑Хаус, набережная Виктории, Лондон».

– Интересно, – задумчиво прошептала Линдсей. В папке с вырезками были две, которые она только что видела, и вырезка с историей о том, как он водил группу альпинистов на вершину Айгер по новому маршруту. Без сомнения, это был жизнерадостный и деловой человек. Линдсей понимала, почему Кэролайн могла ненавидеть Лорну, если та стала причиной распада ее семьи. Впрочем, как следует подумать обо всем этом Линдсей не успела, потому что по радиосвязи объявили, что она нужна в отделе новостей.

Дункан Моррисон, редактор отдела новостей газеты «Клэрион», был типичным для Глазго жестким журналистом. Несмотря на то, что он то и дело поносил статьи Линдсей на чем свет стоит, она понимала, что он считает ее ценным работником. Моррисон даже снисходил до споров с ней, чего не удостаивалась ни одна из ее штатных коллег в «Клэрионе». Едва Линдсей подошла к его столу, он бросил ей какой‑то листок:

– Вот, займись‑ка этим. Душераздирающая история. Как раз для тебя работенка. И тут необходима женская рука.

Линдсей быстро пробежала глазами текст. Какой‑то местный репортер прочитал эту историю в провинциальной газете и выписал оттуда основные факты, надеясь, что кто‑нибудь раскрутит из них целую историю. Это был рассказ о женщине, родившей после хирургической операции близнецов, несмотря на то, что врачи сказали ей, что у нее никогда не будет детей.

– Погоди минутку, Дункан, – простонала Линдсей. – Я пришла сюда не для того, чтобы заниматься слюнявыми историями. Женская рука,черт побери! Для этого дела нужны сентиментальные рассуждения, а ты же знаешь, что это вовсе не мое!

– Не стоит перечить мне, детка, – отозвался Моррисон. – Это по‑настоящему интересная история, которая вызовет большой читательский интерес. Я думал, что ты быстро распишешь ее. Подумай только, женщина рискует жизнью, несмотря на мрачные предсказания. Здесь все есть! Спайки в фаллопиевых трубах, тринадцать неудачных попыток, доктора категорически против и заверяют ее, что она умрет, если попробует родить… Господи, да эта женщина – настоящая героиня!

– Тупая она, эта женщина, – заметила Линдсей. – Вот и все.

– Тупая?! Линдсей, у тебя в груди камень вместо сердца! Разве ты не видишь, как эта женщина добилась триумфа, несмотря на все препятствия?

– Тем, что рисковала жизнью? Можно подумать, что после тринадцатой попытки она ничего не поняла! Разве нельзя иметь ребенка, не рожая его? Тебе же прекрасно известно, что на свете полно детишек без родителей, которым нужна любовь и забота!

– Это интересная история, Линдсей, – упрямо повторил редактор.

По его тону было понятно, что он больше не желает обсуждать ее.

– Ну разумеется. Послушай, Дункан. Последнее время я занималась настоящим делом, работала настоящим репортером, если ты вдруг не заметил этого. Помнишь, убийство, сложные отношения в замкнутом школьном мирке? Я хорошо пишу серьзные материалы. Так дай мне возможность их писать! А если ты хочешь, чтобы кто‑то нагорорил тебе всякой чуши про полоумную тетку, у которой было тринадцать выкидышей, то найди того, кто хорошо с этим справится. Что скажешь, например, о Джеймсе? Он же такой мягкий.

Дункан насмешливо заломил руки:

– Господи, ну какого черта я связываюсь именно с этой занудой, которая, оказывается. – одна такая во всем городе, – знает лучше меня, как мне работать? Я даю этой девчонке шанс стать суперзвездой, добиться того, чтобы ее имя засияло в окружении ярких огней, и что же получаю взамен? Она хочет, чтобы я занялся убийствами и прочими кошмарами – вот тогда она почувствует себя настоящим репортером. Ну хорошо, Линдсей, ты выиграла. Отправляйся в Шериф‑Корт. Там несчастный случай – парень разбился насмерть, упав с крана в доке. Вот и напиши об этом. В конце концов, я и в самом деле не хочу, чтобы у меня появилась статья о том, как доктора‑мужчины вместе с извергами мужьями убеждают женщин в том, что материнство – это их самое большое достижение… И что на самом деле это не так. Знаешь, иногда я спрашиваю себя, зачем вообще даю тебе задания.

Они обменялись понимающими улыбками и Линдсей ушла. К пяти она вернулась в офис, что бы написать материал. Когда около семи она уже собралась уходить, Дункан снова вызвал ее к себе.

– Ну вот, детка, – проговорил он. – Насколько я понял, ты нашла себе дело до конца недели. Не думай, что я стану препятствовать тебе в расследовании. Но только услуга за услугу. Если ты раскопаешь что‑то интересненькое об убийстве в той девчоночьей школе, я бы хотел получить первый кусок пирога. Сногсшибательный эксклюзив идет? Знаю, что обычно мы не пишем о том, что происходит на юге, но она хотя бы родилась в Шотландии, а скандалы в высшем свете всегда привлекают читателей. Договорились? – Он уставился на нее своими воспаленными голубыми глазами и ухмыльнулся.

– Договорились, – покорно кивнула Линдсей. – Ладно, пей мою кровь, Дункан. Ты же такаяобаятельная сволочь.

– Ты не пожалеешь о своем великодушии, Линдсей, – посулил редактор. – Не беспокойся. А теперь – вперед, за работу. У тебя позади отличный трудовой день, и теперь осталось только подготовиться к той работенке. Когда ты позвонишь мне в следующий раз, я хочу, чтобы ты сказала: «Все готово, Дункан».

Усмехнувшись про себя, Линдсей сбежала по лестнице к черной двери. Корделия уже поджидала ее, и Линдсей вновь ощутила странное, доселе неизведанное томление в груди. Она возликовала – это означало, что к писательнице ее влечет не только плотское желание. Взявшись за руки, они направились к машине, и Линдсей ничуть не обеспокоил тот факт, что кто‑то может их увидеть и о чем‑то догадаться. Было просто упоительно ощутить прикосновение ноги Корделии к своей ноге.

– Как прошел день? – поинтересовалась писательница.

– Суматошно. – ответила Линдсей, заводя мотор – Я только час назад смогла выкроить пару минут, чтобы прочесть отчет о слушаниях в суде. Ты уже видела его?

– Нет, но кое‑что я слышала по радио у тебя дома, – ответила Корделия. – После этого официально‑равнодушного сообщения о том, что Пэдди останется в тюрьме и что за нее нельзя внести залог, мне необходимо поднять настроение. А тебе удалось что‑нибудь разузнать? Ради бога, скажи «да»!

– Гм… Вообще‑то я сделала небольшой шажок вперед, – промолвила в ответ Линдсей, поворачивая на широкую магистраль, прорезающую центр Глазго.

Корделия записала все, что Линдсей поведала ей о газетных заметках.

– У меня отвратительная память, – объяснила она, – поэтому я утром купила блокнот, в котором уже есть записи обо всем, что мы обсуждали вчера вечером. А хочешь узнать, что удалось нарыть мне? – И, не дожидаясь ответа, продолжила: – Я собрала кое‑какие слухи – так или и касающиеся Лорны. И чем больше я о ней узнала, тем меньше она мне нравится. – Помолчав писательница добавила: – Однако и мне удалось разузнать кое‑что любопытное.

– Моя подружка, лесбиянка по имени Фрэн, – продолжала она, – играет на скрипке в Манчестерской филармонии. Она рассказала, что Лорна как‑то сообщила ей нечто, что может заинтересовать нас. Как уверяла Фрэн, она обратил на ее слова особенное внимание, потому что Лорна (против обыкновения) при разговоре с Фрэн, во‑первых, не пыталась свести с кем‑то счеты, а во‑вторых, не хотела никому напакостить. И вообще вела себя по‑человечески. «У меня было с ней нечто вроде романа. Воспоминания – самые отвратительные. – поведала Лорна Фрэн. – Понимаешь, я тогда еще училась в школе, и мне больше негде было найти партнершу». Вот так. Фрэн хотела еще что‑то вытянуть из нее, но Лорна больше ничего не сказала. Похоже, пожалела о том, что разоткровенничалась, и решила дальше помалкивать. Но я подумала…

– Что она могла иметь отношения с какой‑нибудь учительницей, да? – перебила ее Линдсей. Корделия кивнула. – И скорее всего – с Маргарет Макдональд, не так ли? Это могло бы объяснить сцену, которую я увидела тогда в саду – они что‑то бурно выясняли. Думаю, музыкальная одаренность Лорны служила поводом для их частых встреч. Не знаю, какие преподавательницы работали в школе в пору ее учебы, но в любом случае она должна была много времени проводить с учительницей музыки. Посмотрим, что скажет на это Маргарет Макдональд. Надеюсь, впрочем, что эта информация нам не пригодится. А еще какие‑нибудь результаты твоих исследований есть?

– Нынешний любовник Лорны, – кивнула Корделия. – Это телевизионный продюсер с «Кэтал‑ТВ» Эндрю Кристи. Однако они были вместе всего пару месяцев, так что я не знаю, сумеем ли мы хоть что‑то из него вытянуть. Впрочем, попытка не пытка. Если он согласится встретиться с нами завтра вечером, то мы можем вылететь в Лондон и остановиться у меня.

Порешив на этом, обе женщины погрузились в молчание, глядя на ленту шоссе, ведущего в Дербишир; Линдсей включила музыку, Корделия, расслабившись, откинулась на спинку сиденья. Было уже начало двенадцатого, когда они подъехали к небольшому отелю, где Корделия забронировала номер. Вынимая из багажника сумки, она заметила:

– Я подумала, что для всех будет лучше, если мы остановимся не в школе. Памела Овертон настаивает на том, чтобы оплатить гостиничный счет, признаться, это кажется мне несколько оскорбительным, но кто может переспорить эту женщину? Отсюда мы сможем позвонить ей и сказать, что держим ситуацию под контролем.

– И ты считаешь, что она поверит этому. – с усмешкой спросила Линдсей. – Скажи ей, что мы приедем утром. Я хочу еще раз осмотреть музыкальный класс. В тот проклятый вечер я не могла как следует сосредоточиться, – попробуй сосредоточься, когда рядом лежит обезображенный труп.

Подхватив сумки, они поднялись в большую, довольно скудно обставленную комнату, расположенную на последнем этаже. Здание было трехэтажным, викторианской постройки. Затем ониотправились на поиски еды. Им повезло: один магазинчик, торгующий рыбой и чипсами, был ещё открыт, так что они вернулись к машине, держа в руках пакеты с рыбой и жареной картошкой. Корделия всю дорогу сокрушалась о холестерине и калориях. В двенадцать обе уже лежали вместе в постели и старались забыть о дурных предчувствиях, которые не давали им покоя.

На следующее утро Линдсей проснулась, услышав, как Корделия раздергивает занавески.

– Ты только посмотри, какой чудесный вид!

Однако из постели Линдсей видела лишь кусочек серого неба.

– А мне обязательно любоваться видом? – простонала она недовольно. – Который час?

– Почти половина восьмого, – отозвалась Корделия, уже успевшая облачиться в свой спортивный костюм и кроссовки. Внезапно Линдсей, склонной сомневаться во всем на свете, пришло в голову, что Корделия, при ее отлично натренированных мышцах, могла запросто добежать до музыкального отделения, задушить Лорну и вернуться назад, даже не запыхавшись. – Буду через полчасика, – добавила Корделия. – Если хочешь, можешь пока подремать.

– Ну да, подремать! – снова застонала Линдсей. – Что толку теперь валятьс. – я ведь уже проснулась. Пойду прогуляюсь и поищу какого‑нибудь продавца газет.

– Ну хорошо, увидимся позднее. – Корделия, затрусив к широкой лестнице.

Линдсей с трудом выбралась из постели и несколько секунд бегала по комнате, пытаясь определить, по силам ли ей угнаться за Корделией и который раз за последнее время дала себе зарок,что в ближайшее время непременно за себя возьмется. Подбежав к окну, чтобы оценить вид, который так восхитил Корделию, она вынуждена была признать, что зрелище и впрямь замечательное, несмотря на ненастную погоду. Окно выходило на два футбольных поля, за которыми темнела зеленая полоска леса. Над лесом высились два холма, приникших друг к другу. Даже в зыбком и сероватом утреннем свете все это было неописуемо прекрасным. Быстренько одевшись, Линдсей отправилась на поиски газетчика, на ходу обдумывая вопросы, которые надо было задать Маргарет Макдональд.