Москва-Токио. Октябрь 1991 года

В Москве у него начинается депрессия. В своей московской квартире Виктор часто остается один. Выглядит он плохо. Вокруг беспорядок, квартира не прибрана, – повсюду пустые бутылки, разбросанная одежда, скомканные листы бумаги с черновиками. В руках Виктора акустическая гитара. В который раз он берет одну и ту же ноту, но все бесполезно – мелодия не рождается. Его занятие прерывает телефонный звонок. Виктор поднимает трубку.

– Цой – ты говно, – слышится мальчишеский голос в трубке.

Короткие гудки. Отбой. Кому-то понадобилось высказаться – его личное дело.

Виктор снова берет в руки гитару, и снова звучит прежняя нота. Бесполезно – мелодии нет. Размашистым ударом он с удовольствием разбивает свой инструмент о стену. Во все стороны летят обломки гитары. Нет ничего хуже, когда время стоит на месте. Или ушло. Нужно разобраться, нужно понять. Проходит день, второй, третий. Он все еще в квартире один. Только становится еще грязнее, и вокруг еще больше хаоса. Виктор то лежит, то сидит, то ходит, как лунатик со стеклянными глазами. Из комнаты на кухню. Из кухни в комнату. Периодически в квартире звонит телефон, но Виктор не отвечает. Такое ощущение, что он просто не слышит звонка. Иногда он останавливается посреди комнаты. Пьет из горлышка коньяк.

– Ты похоронишь группу, – реплика продюсера группы Юрия Айзеншписа звучит как приговор.

Другое мнение у администратора. Дело не в Викторе. И не в группе.

– Публике не нравится диджей. Люди хотят видеть старое КИНО, – пытается убедить продюсера администратор.

Половина зала. Теперь – нормальное дело.

– Во всех городах одно и то же – аншлаговые концерты у ТЕХНОЛОГИИ, наши билеты в продаже стоят мертво, без всякого движения, – слова администратора прочно засели в голове Виктора. Он слышит их слишком часто. И, наконец, наступает предел.

– Я больше не буду выступать в пустом зале, – однажды говорит Виктор.

Администратор в растерянности.

– Группе придется заплатить неустойку. У нас расписано больше двадцати концертов, – вяло сопротивляется он.

Но решение уже принято. Пустых залов быть не должно.

Иногда эти решения звучат жестко. Но по-другому нельзя.

– Я прерываю тур и распускаю группу. КИНО больше нет, – в один прекрасный день объявляет свои музыкантам Цой. Наверное, так будет лучше. Наверное…

Еще есть фанаты – они рисуют самопальные плакаты и требуют вернуть им любимую группу, еще есть Наташа, но что-то умерло, уже нет КИНО, а есть какая-то другая жизнь, и однажды Виктор принимает еще одно жесткое решение.

– Мы не можем быть вместе, – говорит он заплаканной Наташе. Все изменилось. И будет лучше, если они расстанутся…

Теперь он совсем один.

Тем неожиданней этот звонок.

Он машинально берет трубку. Машинально подносит к лицу.

Он устал. Он очень устал.

– Алло?

Это Акико. У нее встревоженный голос. Она опять говорит по-английски:

– Виктор, здравствуй, что с тобой? Ты, может быть, болен?

– Акико?! – нервы Виктора напряжены до предела. Не так-то просто сжигать мосты. Он вспоминает ту чудную ночь в Таллинне, ее смущение и растерянность, ее немного нелепое и такое неожиданное объяснение в любви. – Акико?! – Голос у Виктора дрожит, он не может говорить, потому что готов расплакаться – у него сдали нервы.

Да, это она. И она очень рада, что Виктор ее не забыл.

Ее голос звучит успокаивающе.

– Я счастлива… Только, пожалуйста, не молчи… Я так долго тебя искала… Кикудзи мне помог тебя найти… Не молчи…

Виктор приходит в себя. Это похоже на пробуждение. Он спал. Он слишком долго спал.

– Какое сегодня число? – неожиданно спрашивает Цой.

– Двадцать пятое октября, – она немного растеряна.

– Что-нибудь случилось?

– Да, случилось. – Она рада, что может первая сообщить ему эту новость. – Твоя песня «Кончится лето» на первом месте в национальном хит-параде Японии.

– Не может быть!

– Нет, это правда. Кикудзи отдал на радио ваш альбом. Он сказал, что песня продержится в хит-параде несколько недель. Тебе нужно как можно быстрее приехать в Токио.

Последняя фраза звучит как эхо.

От любви до ненависти один шаг. Когда-то в его парадной красовались совсем другие надписи. Но теперь пришло новое время. Спускаясь по лестнице, Виктор равнодушно скользит взглядом по загаженным стенам. Вот еще одна свежая надпись красной краской «Цой – гандон. Верни нам КИНО». Лучше не читать. Виктор быстро спускается вниз по лестнице. На улице он видит, как какой-то подросток колотит палкой по лобовому стеклу темно-синего «Москвича». Стекло идет мелкими трещинами. Увидев выходящего из подъезда Виктора, пацан смывается. Виктору все равно. Это его машина, но это не важно. Теперь многое стало неважно. Пройдя несколько шагов, он все-таки оглядывается, все так же равнодушно замечает, что шины его «Москвича» проколоты. Такая вот странная любовь…

На улице он ловит такси, садится на заднее сиденье. У него только спортивная сумка. Ему не нужно много вещей. Лишь самое необходимое. Машина едет в аэропорт, за окном мелькают облетевшие деревья. Скоро наступит зима, но в салоне машины жарко. А еще – водитель большой поклонник рока, и в его салоне работает «Радио Rocks».

От нечего делать Виктор слушает знакомый голос диджея:

– Мы продолжаем новости… Вчера в цирке на проспекте Вернадского прошел концерт, посвященный десятилетию группы ЗООПАРК. Кроме юбиляров, в нем приняли участие группы АКВАРИУМ, СЕКРЕТ, АЛИСА и другие. По словам очевидцев, самое горячее выступление было у ЗООПАРКА, а сам Майк был просто в ударе. Напомню, что двумя днями раньше с теми же участниками юбилейный концерт прошел в Ленинграде. Вчера же в Кремле президент обновленного Союза Михаил Горбачев вручил Михаилу Науменко недавно введенный Орден Почета, кавалером которого Науменко стал одним из первых. Поговаривают, что Горбачев сделал предложение своему тезке стать его советником по культуре… Теперь о печальном. Только что стало известно, что Виктор Цой… – Водитель бросает взгляд на Виктора через лобовое зеркало. – …сегодня улетает в Японию. Искать счастье на другом конце света. Что ж, скатертью дорожка… Вот скаламбурил… Давайте лучше вспомним группу КИНО, – хорошая была группа.

Потом звучит песня. Его песня. Его старая песня.

Я сижу и смотрю в чужое небо из чужого окна

И не вижу ни одной знакомой звезды.

Я ходил по всем дорогам и туда, и сюда,

Обернулся – и не смог разглядеть следы.

Но если есть в кармане пачка сигарет,

Значит, все не так уж плохо на сегодняшний день.

И билет на самолет с серебристым крылом…

– Пусть катится к своим узкоглазым!

Их крики слышны и в машине. Цой поворачивается к таксисту:

– Высадите меня подальше отсюда.

Тот понимающе кивает головой и проезжает дальше.

Выход бывшего лидера группы КИНО из машины остается незамеченным.

Его никто не провожает – и это нормально. Он с сумкой на плече идет по длинному коридору на посадку. Международный аэропорт охраняется. Впереди, на своем посту пограничник с собакой, и вид этой собаки вдруг напоминает Виктору совсем другую собаку. Где-то он ее уже видел. Может быть, во сне? Инстинктивно Цой замедляет шаг.

Пограничник спокоен. И собака должна быть спокойна, но она ведет себя странно. Скалит зубы, рычит на Виктора, и шерсть на ее холке стоит дыбом…

Для пограничника это знак, и он оживляется.

Остановив Виктора, просит его пройти вместе с ним. На обыск. Так положено.

В небольшой комнате охраны Виктора обыскивают уже двое. Пограничник, чья овчарка до сих пор скалит зубы, и второй – почти такой же. Они – как два братца из ларца…

Они что-то ищут. И что-то очень хотят найти.

Но Виктор не везет ничего запретного.

– Что вы ищете? Скажите мне, я вам подскажу! – наконец не выдерживает он.

– Гражданин, вас пока ни о чем не спрашивают…

Они перетряхивают сумку. Осматривают каждую щелочку. Прощупывают прокладку. После сумки наступает очередь самого Цоя. Его тоже ощупывают с головы до ног под несмолкающий лай собаки. Такое ощущение, что собака просто спятила…

Наконец вынесен вердикт:

– Все чисто!

Виктор может идти. Он выходит из комнаты и не слышит, как пограничники недоуменно переговариваются между собой:

– Ты что-нибудь понимаешь? – спрашивает один из пограничников.

– Нет, – пожимает плечами второй.

Они говорят о собаке. Это очень хорошо обученная собака. И если она лаяла, то обыск обязательно должен был дать результат. Но они не нашли ничего. И это странно.

– Да уйми ты, наконец, собаку! – наконец, раздраженно говорит один из них…

Уже в самолете Виктору снится странный сон.

Он стоит перед зеркалом и внимательно вглядывается в свое отражение. У него очень упрямый подбородок. Упрямее самого Цоя. Упрямее всех.

– Почему? – спрашивает Виктор у самого себя.

Но ответа нет, и тогда он вдруг просыпается и понимает, что действительно смотрит в зеркало. Он в самолете, размеренно разогреваются двигатели, а он заперся в туалете, тупо разглядывает себя в зеркале и никак не может добиться простого ответа на такой же простой вопрос:

– Почему?

А, впрочем, он пришел сюда не за этим. И сумку принес сюда не для того, чтобы смотреть в дурацкое зеркало и искать ответы. Он пришел за другим.

Виктор опускает глаза. Достает из кармашка сумки почтовые конверты. Медленно рвет их один за другим, бросая обрывки в унитаз. Он даже не смотрит, что написано на конвертах. Адрес получателя можно прочитать с закрытыми глазами: «Ленинград, ул. Рубинштейна, д. 13, Рок-клуб, Виктору Цою». Один, конверт, второй, третий. Виктор рвет письма. Зеркальное отражение Цоя смотрит на Виктора и криво усмехается.

Потом он возвращается на свое место в хвосте самолета. В иллюминаторе видно проплывающее мимо здание аэропорта, зажженные окна, маленькие фигурки стоящих на пандусе фанатов. Теперь их крики уже не слышны…

Самолет взлетает.

Цой смотрит в черноту иллюминатора.

Ну, вот и все…

В Токийском аэропорту совсем другая жизнь. Он чувствует это сразу, еще проходя по терминалу. Здесь тоже есть свои пограничники, своя таможня, свои правила жизни и обращения с вновь прибывшими. Но Виктора они не касаются. Он идет мимо пограичников, минует таможню, и никто его не останавливает и не обыскивает – он свободен. Он – свой…

В зале для встречающих Акико нет. Но зато есть много других людей – они подходят к Цою со всех сторон. Журналисты, телевизионщики с видеокамерами, девочки-фанатки. Его о чем-то спрашивают и о чем-то просят. Кому-то нужен автограф. Кому-то – пара слов для газеты. Японская речь перемежается английской. Все происходящее для Виктора – словно дежавю. Кажется, еще немного, и он увидит где-нибудь неподалеку смолящего сигаретку Каспаряна. И вот-вот подбежит администратор группы. И вот-вот нужно будет срочно ехать куда-то настраивать аппаратуру. Дежавю. Но Виктор по-восточному бесстрастен. Шестое чувство подсказывает ему оглянуться, и он видит Акико. Она стоит у стенки с желтым букетом цветов и лучезарно улыбается Виктору. Рядом с ней радостный Кикудзи. Нужно подойти, но пока Виктор очень занят – нужно быть вежливым, и он никому не отказывает в автографах. Тем более что здесь он чувствует себя настоящим Гулливером. Японцы такие маленькие. А ему так непривычно смотреть на людей сверху вниз…

Его уже ждет машина.

Вечерний Токио сверкает огнями. В окнах автомобиля отражается неоновый свет рекламы. От ярких огней немного рябит в глазах. Кикудзи сидит на переднем сиденье и о чем-то оживленно рассказывает Виктору. Виктор его не слушает. Он и Акико расположились на заднем сиденье. Акико положила голову на плечо Виктора.

– Мне нужно тебе открыть какой-то очень важный секрет, – шепотом говорит Акико….

– Секрет? – спрашивает ее Виктор.

– Да. Наш общий секрет. У нас будет ребенок.

Акико улыбается. И Виктор улыбается ей в ответ.

Акико еще крепче прижимается к Виктору:

– А кого ты хочешь больше – девочку или мальчика?

– Я хочу девочку. А ты? – немного подумав, говорит девушке Виктор.

– Я тоже. – Они сходятся даже в этом…

И все начинается сначала. В редакции токийского музыкального журнала «Burrn!» Акико договаривается о размещении объявления, которое обещают опубликовать через две недели. Это долго. Но за срочность придется здорово переплатить. «Требуются музыканты для создания рок-группы», – эти слова написаны на бланке объявления, которое Акико передала секретарю журнала. Именно с таких вот простых слов иногда начинается новая жизнь.

Потом они идут выбирать гитару. Потом – на биржу, где в компьютерной базе данных можно найти море безработных музыкантов… И пока они ходят по Токио, все время лезет в глаза рекламный баннер: «Хит сезона – новая компьютерная игра. Две жизни Рудольфа Гесса». Эту фамилию Виктор уже слышал. У людей часто бывает несколько жизней. Две жизни – по сути не так уж много…

У них будет ребенок, помнит Виктор.

Они путешествуют вдвоем. Нужно обязательно побывать в Киото, говорит Акико, и они едут в Киото. Из поезда хорошо видна гора Фудзи. Ее белая вершина. Ее величественные склоны. Всю дорогу туда и обратно Виктор не сводит с горы глаз.

А еще он учит японский. Это забавно. Виктор сильно искажает выученные фразы, чем очень смешит Акико. Акико тоже хочет научиться русскому. И это не менее весело. Когда она говорит по-русски, очень трудно удержаться от смеха…

Но пора подумать и о делах. Тем более что выбрать музыкантов непросто – Виктор привередлив, да и сами претенденты пока далеки от идеала. Это не так-то просто – найти тех, кому можно доверить свою музыку. Вот говорят, в пригороде Токио кто-то слышал одну очень неплохую группу. Акико наводит справки, и уже на следующий день они едут на поиски…

Ведет машину Акико. Ее «Тойота» ловко скользит по запруженным транспортом улицам. Вскоре они добираются до окраины.

Это район одноэтажных домиков, почти хибар. Здесь располагаются репетиционные точки молодых токийских рок-групп, – вотчина свободных художников. Из разных домиков доносится отголоски разной музыки, – где-то слышна плачущая блюзовая гитара, где-то хардкоровый рев, где-то трип-хоповый скрэтч. «Тойота» Акико медленно едет по улице, привлекая внимание пестро одетых местных жителей. Удивительно, но на этой улице совсем нет машин. Япония – и без машин. Зато – какие экзотические прически…

Акико смотрит на номер очередного дома:

– Кажется, здесь.

Она аккуратно припарковывает машину.

– И как называется группа? – спрашивает Виктор.

– ОГНЕННЫЕ ДРАКОНЫ. Я была на их концерте в клубе «Котобуки». Кстати, на следующий день после твоего концерта. Правда, это было уже давно…

– ОГНЕННЫЕ ДРАКОНЫ? Что ж, неплохо звучит… Что играют?

– У них нет своего материала. Они делают кавер-версии THE CURE, но очень здорово. Не хуже оригинального.

Акико неплохо разбирается в музыке.

– Мне нравится THE CURE, – говорит Виктор.

– Я знаю, поэтому мы здесь…

– Думаешь, согласятся?

– А что им терять-то!? Все равно ведь сидят без работы…

Они выходят из машины и идут к дверям. Акико беременна, и сейчас это видно невооруженным глазом. Не спасает даже специальная одежда – круглый живот похож на арбуз. Тем забавнее слышать доносящуюся из дома музыку. Мелодию «Колыбельной» THE CURE Виктор узнает почти с первых аккордов. Акико громко стучит в дверь.

– Входите, открыто.

Самопальная репетиционная комната сразу напоминает Виктору прежние времена. Стены комнаты завешаны одеялами для звукоизоляции, четыре мрачных молодых японца с всклокоченными волосами сосредоточенно играют на музыкальных инструментах. Всё как полагается – гитара, бас, клавишные и ударные. Виктор улыбается – ребята ему нравятся, в них есть что-то очень живое, что-то такое неуловимо близкое. Что-то от раннего КИНО.

Представлять Виктора не надо. И когда Акико пытается сделать это, ее вежливо останавливает один из музыкантов.

– Не надо. Мы знаем, кто он.

Они знают не только, кто он. Они знают его музыку. И начинают репетировать сразу…