Глава 5. — Ну вот, ты и подошел к Черте

— Ну вот, ты и подошел к Черте! Жизнь, в принципе, мерзка, не правда ли?

— Не хочу, не хочу больше жить! Отец мёртв, мать на пороге смерти… Как буду без них, один, среди животных, зверей?! Без жены, без любимого дела, никому не нужный и больной? А главное, без направляющих высших идеалов, цели?

— Кто же виноват в этом? А?.. Можешь сказать?

— Судьба, наверное… Или обвинишь, ненавистного тебе, Бога?

— А не в психе ли, самом, причина? Он ведь довёл до смерти отца, до инфаркта мать; унизил и выгнал жену, разуверился в людях, их нравственности!.. Хотя, эти следствия — МОЁ порожденье!

— Я виноват?! Но что, же такого сделал?.. Сам говоришь, что я лишь игрушка в руках Высших Сил!

— А не приходит ли, в голову мысль, что эти Высшие Силы наказывают и требуют искупления за твоё, мягко говоря, подлое отношение к ним и людям?

— Значит, меня наказывает Бог?

— Так ведь БОГ Я! Ха-ха-ха!

— Ничего не понимаю! Ты совсем запутал, сатана! Впрочем, сказано, что-то об искуплении? Что же, мне нужно предпринять?

— Умереть, конечно. Псих свою миссию, на этой Земле, выполнил. И стоит на пороге к Вратам! Только смерть облегчит страдания! Жить — значит, любить, а ты не способен на это. Зачем тебе жизнь? Ты у черты! Вставай, и убей себя! Только смерть, настоящие — Свобода и Счастье! Иди! Иди же!!!

Михаил приподнял голову. Сел. Больные спали. Взял полотенце со спинки кровати. Как во сне, — встал и пошел из палаты.

На посту, горела настольная лампа. Санитар храпел. Медсёстры, видимо, вышли. Михаил, как сомнамбула, двинулся к туалету. Там, никого не оказалось.

«Как же, повесился тот псих в ванной комнате?». Он пропустил полотенце сквозь ручку двери, сделал петлю. Маловата! Но кто хочет, добьётся. Присел на носки, просунул голову, с расчетом, что под тяжестью тела, узел неизбежно затянется. Ну, была, не была! Слегка развернулся и повис, придавив горло.

В мозгу всё смешалось. Воздух перестал поступать. В глазах потемнело. В один миг, — промелькнула жизнь. Охватил ужас. Самоубийца захрипел. ОН предстал пред ним, жутко хохоча… И тут, услышал крик. Кто-то пытался ослабить петлю, вместе с тем, поднимая тело из висячего положения.

— Дыши, черт возьми! Дыши! Ты что, Мишка, с ума сошел?! Ну-ка, вот так…

Он стал приходить в сознание. С отвязанным полотенцем, над ним склонился Серёга Смирнов.

— Жив?! Ну, слава Богу! Легче тебе? Еще бы немного, и кранты! Зачем это сделал?!

Михаил, застонав, вымолвил:

— ОН мне приказал…

— Кто он?

— Ну, он, — сатана!

— Ну, и дурак же! А если 6 погиб? Мать бы узнала, точно померла бы от второго инфаркта! Тебе что, не жалко её?

Михаил сел.

— Сам не знаю, что подтолкнуло. ОН приказал, говорю же… Но не вздумай, кому-нибудь рассказать. Меня ведь, отсюда не выпустят!

— Лечиться бы надо! Псих! Это ж попытка суицида! Вставай с пола-то, а то еще зайдут! — Смирнов помог подняться. — Значит, слуховые галлюцинации, голоса?

— Вроде того… Но молчи, всё равно! Никому, блин, ни слова!

— А я в туалет пошел, будто чувствовал! Считай, что тебя это, Бог спас!

— Бог?.. Видимо, нужен я еще на Земле… Матери. Как, без меня, жить-то будет она?.. Верно! Не всё, видимо, потеряно, Серый!

— Ну, конечно! А ты сразу — в петлю. Дурак!

Михаил зарыдал.

— Спасибо, Серёга! Ты — Человек! Ведь я людей, за мерзких животных считал. Презирал и ненавидел. Как будто, чем отличаюсь от них и могу, блин, судить.

— Животных? Ты это о чем?

— А я такой же человек, как и все, — не слыша, продолжал бедолага. — Сейчас только понял, что не должен отстраняться от людей. Не имею права! Я плоть от плоти человечества, пусть даже, оно и зоологический вид. И жизнь дана не для того, чтоб из-за каких-то, — в принципе, нормальных трудностей, — взять и оборвать её… Господи! Лишь бы, мать не болела! Она ж самый близкий, родной человек! Что бы с ней было, — если б погиб!

— Правильно говоришь, — молвил смущенный Серёга. — Нужно срочно выписываться, и быть с мамой. Поддержать. И не бухать, а жить нормальною жизнью… Крепись, — ты же мужик, черт возьми!..

О суициде психа, в отделении, никто так и не узнал. Через неделю пришла тётка, оставив передачу и записку. Поговорить, с глазу на глаз, не получилось, — в отделении карантин не сняли. Тётка писала, что матери стало лучше, когда перевели в специальное инфарктное отделение; что даже просится у врача на выписку, потому что в доме страшный развал, бардак, за огородом и животными нужно смотреть. Они, родственники, конечно, кое-что делали по хозяйству, но это не то…

В общем, кризис, — продолжала тётка, — у матери миновал. Но пока, она, всё равно, слаба. Проблема — в Михаиле. Когда его выпишут? Если мать, рано или поздно, отпустят из больницы, помогать ведь нужно. Смотреть за ней. Как-никак, инфаркт! Словом, хозяйственные дела, должны лечь на плечи сына…

Михаил, от доброй вести, ходил окрылённый. Слава Богу, что все хорошо! На обходе, стал просить врача, об освобождении от лечения.

— Вот когда, вашу маму, отправят домой, что будет не скоро, тогда и посмотрим. А пока нет.

— Но я, хоть в больницу сходил бы к ней. Переживает ведь!

— Вам тоже, нужно лечиться…

Наконец, по прошествии месяца, мать, её по настоятельной просьбе, выписали, снабдив лекарствами. В психушке, Валерий Александрович, врач, вызвал Михаила к себе.

— Даю вам больничный отпуск. Посмотреть — как что. Какое состояние у мамы. И если, есть крайняя необходимость, мы сразу отпустим. Вы, конечно, не знаете, как нужно ухаживать за больным, перенёсшим инфаркт? Так вот, я сейчас расскажу…

…С волнением в душе, Михаил подходил к родному дому.

— Ну, как ты, мама? — спросил, когда сели за стол, выпить чая.

Мать была бледной, как потолок, сильно похудевшей. С голосом слабым, дрожащим.

— Плохо. Я ведь, не долечилась. Стенокардия, общее бессилие… Всё за дом боялась. Знаешь, что тут было, когда пришла? Во-первых, обокрали вторично. Животные голодные. Кур, из тридцати, осталось пятнадцать. Картошка сорняками заросла, убирать некому. А Султан, пёс-то, как прыгал от радости, увидев меня! Кошка, по-дикому, мяргала. Тётки, конечно, их подкармливали, но редко. На работу ведь, нужно ходить. А когда пришли в первый раз, так курицы, на голову лезли от голода. А собака спала на каких-то мешках, исстрадалась, облохастила. Куры, в поисках еды, пробрались в дом, всё изгадили. Так Райка с Колькой, скребли полы целый день! В общем, уму непостижимо!.. А я, совсем ничего, не могу делать от слабости. Просись у врача, чтоб быстрей отпустил. Даже за хлебом сходить не могу, соседей прошу…

Михаил, с болью в сердце, смотрел на мать. Как сильно она изменилась! Выздоровеет ли? Поднимется ли на ноги?

— Устала я что-то… Есть, совсем не могу… Нужно прилечь.

— Расскажи, как инфаркт-то случился?

— О, какие страдания вынесла! — прошептала мать. — В инфекционном, поначалу, переживала смерть отца, переживала за дом, за сына, пьяницу. Да еще болела, этой лихорадкой проклятой. От стресса ведь, она приключилась. Каждый день, — температура под сорок. А тебе, было наплевать на всё, алкоголику!

— Дак ведь запил, не просто так… — стал оправдываться Михаил.

— Знаешь же, что мать в больнице. Что за хозяйством нужно смотреть. А если бы, как отец погиб? Всё это, покоя не давало. Лишь когда узнала, что в психушку положили, успокоилась немного. Сходила в душ, — вроде, нормально было… Легла, и че-то, в груди неловко стало, как будто песок какой там! А потом, — хуже и хуже. Помню, врачей набежало, откуда не возьмись! Кричат: «Мы её теряем!» И какие-то гномы повезли меня, куда-то наверх. А холодно-то, как было!.. Вдруг появился отец, страшный, как из ада, и протянул, на ладони, кованный черный цветок…

— Это галлюцинация, скорее всего!

— В том-то и дело, что нет! Как наяву! И всё, — после этого, больше ничего не помню. Очнулась в реанимации, — сразу поняла. Нас в палате трое лежало. Все — абсолютно голые. А жара, на улице, под 35 градусов! Как было тяжело! И пошевелиться нельзя! Дак я хотела, уползти оттуда. Порвать провода от приборов, и хоть как, но выбраться из палаты! Надоели уколы, капельницы! Всё о тебе думала: что вот если умру, гак один останешься?..

А потом, когда кризис прошел, и стало легче, постепенно начала двигаться. Просила врача выписать, — сердце-то не на месте: что там дома? В конце концов, отпустили меня, — видать, здоровье уже позволяло. Домой вот, Райка на такси привезла. Тихонько хожу, даже прибиралась немного. Но, всё равно, тяжело, никаких сил нет. Без твоей помощи не обойтись…

Мать устало умокла.

— Завтра назад поеду, — сын, «бодро», посмотрел на неё. — А через день вернусь… Ладно, ты отдыхай, а я поесть, че-нибудь сварганю.

Сентябрь для Михаила, выдался напряженным, полным забот. Навалилось сразу столько дел! О пьянке — и не помышлял. Надо было ходить по магазинам, смотреть за курами, убирать картофель и другие овощи, в огороде. Ладно, помогли родственники. Мать, еле-еле, но всё-таки, передвигалась по дому, готовила еду.

— Миша, отец хотел летом, печь заменить на новую, поменьше. К тому же, дымит она. Надо найти печника, и заняться этим.

Сын купил газет, просмотрел объявления и нашел то, что нужно. По телефону вызвонил, договорился о встрече. Вскоре, пришел печник, Николай Сергеевич, — так представился. Крепкий дядька, лет 55-ти, бывший военный. Новой специальности, как рассказал, обучился самостоятельно, чтоб на пенсии, чем-то быть занятым, да и зарабатывать, более или менее, на жизнь. Обещал, новую печь поставить за несколько дней, за три с половиной тысячи рублей. Показал даже чертежи. В помощники, взял Михаила и еще одного мужика с Потерянной.

На следующий день, с утра закипела работа. Сначала, разбирали печь старую. В доме, пыль стояла столбом. Кирпичи выносили на улицу и складывали у дверей. На это, ушел весь день. Наутро, Михаил подготовил раствор, и из старого, отёсанного кирпича, Николай стал выкладывать своё сооружение. Через пару дней, всё было готово. Устали и вымазались, конечно, как черти. Но на новую, аккуратную печку было, любо-дорого, посмотреть.

Но и на этом, трудовая эпопея сына, «взявшегося за ум», не закончилась. Соседи, с левой стороны Потерянной, — всего пять семей, — давно поговаривали о проведении водопровода. Возить воду с колонки, в 40-литровых флягах, было весьма нелёгким занятием. А если учесть, весеннюю и осеннюю распутицы, то понять обитателей улицы, вполне, было можно. И вот в сентябре, идею с водопроводом, решили воплотить в жизнь.

— 11 тысяч найдем, — сказала мать. — Зато потом, если умру, тебе будет легче.

— Да брось, мама, себя прежде времени хоронить! Всё у нас еще впереди! — подбадривающее, ответил сын. Хотя сам, глядючи на захирелую женщину, терзался мыслью, что она долго не протянет. Много ли люди живут, после обширного инфаркта! Не дай Бог, с матерью что-то случится! Как один потянет, такой-то домище? И не в этом же, собственно, дело. Жалко мать, да и сам, в одиночку, быстро загинет…

Между тем, соседи зафрахтовали трактор, для рытья траншеи, приобрели трубы и прочие атрибуты, для обустройства водоснабжения. Михаил, вместе со всеми, вышел на работы.

Траншею, 2-х метровой глубины, тракторист выкопал за два дня. Опустили на дно трубы, предварительно подключив к коллектору. Вырыли, наполовину вручную, отводы к домам. Смонтировали вентили и краны. И пошла вода. Одно загляденье! Как в благоустроенных квартирах…

— Тебе, Миша, сейчас нужно документы на наследство оформлять. На имущество и землю… Теперь будешь хозяин, — говорила мать, как-то вечером. — Да у отца, деньги на двух книжках накоплены… Для сына, обалдуя, старался… Жаль только, — мало пожил. Мы думали с ним, хоть до семидесяти лет дотянуть. А получилось, вот как…

Она заплакала.

— Не плачь… — Михаил не умел утешать. — Теперь пить не буду. Что я, враг себе и тебе? Понимаю же, что пьянкой — могу убить. Врач еще об этом сказал. Не переживай! Всё будет хорошо!

— Ладно, если так… Может, еще поправлюсь… Ну, а с женой своей, проституткой, что решил?

— Только развод… Она ведь, — передали, — опять нашла нового мужика. Моего возраста. Якобы, родить, от него, даже собирается!

— Да не родит, такая никогда! Не верь. Это тебе назло, всё говорится. Оформляй развод, и точка! Забудь её… — видно было, что мать разволновалась.

— А я, и не вспоминаю о Ленке. Как только, окончательно скурвилась, охладел окончательно. Всё в прошлом…

И это была правда. Прошла любовь. Прошла ревность. Другие заботы овладели Михаилом. Начиналась новая для него, трезвая жизнь. Житейские невзгоды закалили характер. Стал рассудительней, спокойней. Вот только, очень боялся за мать. Жалко было её. Слышал, как по ночам, рыдала о своей горькой судьбе: что отца, защитника и опоры, — нет; что стала тяжелым инвалидом; что сын, хотя и не пьёт, но так и неустроен в жизни. А он слабохарактерный и, к тому же, больной. Чуть ведь, не остался круглым сиротой! Но, видать, Бог не дал ей умереть. Дал жизнь, чтобы дальше поддерживать и укреплять Михаила. О, она сделает всё возможное для этого! Было бы только здоровье! Помоги ей Бог!

Бог помог. Врачи выписали хорошие лекарства, провели реабилитационные процедуры. От месяца к месяцу, состояние улучшалось. Мать заставила себя больше двигаться; работала, по мере сил, на свежем воздухе. Тем более что сын держался и, ни под каким предлогом, не употреблял. Жизнь налаживалась.

Трезвый образ жизни, благотворно сказывался, не только на повседневных делах Михаила. Он вновь, пробудил в нём научную мысль, жажду творчества. «А почему бы не подготовить книгу, монографию? Материала накопилось достаточно. А отпечатать можно, на ризографе в «Электронных системах» политеха. Сейчас многие так делают. Лишь бы, деньги были. Пусть «самиздат», — хотя бы, в сотню экземпляров. Не будет отличаться от обычных книг. Хорошо бы, если б кто-нибудь, из докторов научной школы, написал вступительное слово. Тогда бы книга, сразу, приобрела какой-то вес. Но на это, никто, понятно, не пойдет в угоду Мяткину…».

Михаил взялся за работу. Бог с ним, что не защитил, даже кандидатской диссертации. Разве, это главное? И пусть могонография, будет носить, чисто теоретический характер. К чему, эти экспериментальные исследования, результаты которых, всегда подогнаны, опять же, к теории? Есть вещи, эмпирически не доказуемые. К примеру, существование Бога. Какого хрена создавать иллюзию, якобы, точной науки! Науку, как и религию, выдумали люди, претендующие на некую «объективность». Всё это чушь собачья, особенно в психологии, области изучения души…

О, Михаил покажет миру, что такое человек! И что такое общество, на самом деле! Он сам, пришел к сокровенному знанию, основанному на межуровневой интеграции «биологических» и «социальных» наук. Социальное животное должна изучать, в конечном счете, одна наука, а именно — интегральная человеческая генетика, не только отдельно взятых особей и типов, но и, так называемых, «социальных» групп, типов их, общества в целом. Это знание, революционно по сути, как в области души, так и человека, взятого, во всех аспектах, структуры и активной жизнедеятельности.

Весь ход развития антроповедческих наук, вёл к этому перевороту, как интеграции. Иное дело, что официальная наука препятствует революционному скачку, сдерживает его, оставаясь на старых, отживших век позициях. Книга Михаила, как раз, и «призвана пошатнуть вековые устои»…

Он, не жалея себя, писал, ночами, одну главу за другой, подбирая необходимую литературу, для цитирования и сносок. Многие непонятые, доселе проблемы, в ходе работы, прояснялись. Наконец, после нескольких месяцев напряженного труда, книга, в принципе, была готова. Псих отдал рукопись, на компьютерную перепечатку. Однако всё его существо требовало дальнейшего творчества, — настолько был силён чувственный заряд.

И тогда, Михаил вспомнил про свои старые стихи. Просмотрел с высоты накопленного опыта и журналистского мастерства, найдя их весьма неплохими, требующими лишь, небольшой доработки. Сборник! Можно ведь, выпустить первый сборник стихов! Старых «виршей», конечно, маловато для книжки. Значит, нужно написать новые! И он может, это сделать. Причем быстро. Сюжетов-то и впечатлений накопилось, — хоть отбавляй!

Михаил, буквально, за две недели настрочил, необходимые для сборника, стихотворения. Каждый день — по 5–6 штук! Вот это темпы!.. Понятно, профессионалы за эдакий «конвейер», охаяли бы неизбежно, ибо «служенье муз не терпит суеты». Но у него, в душе, кипел такой подъем, — что попросту, не мог себя сдержать…

За вёрстку, оформление, тираж и прочие услуги, типография взяла, за пару книг, 12 тысяч. Тираж, за недостатком средств, конечно, вышел мизерный, но Михаил считал, что для начала, и это хорошо. Ведь, при желании, можно допечатать, сколько нужно экземпляров. А посему, «творец» не очень и переживал.

И наконец, настал торжественный день. Обе книги были готовы. Псих без конца перелистывал, перечитывал их, радуясь, как ребёнок. Мог ли он мечтать, что когда-то, станет автором собственных, опубликованных произведений!.. Но необходимо, чтобы и другие люди познакомились с «блестящим» творчеством! Куда ж отправиться? Распространять книгу на факультете психологии? Дак Мяткин, даже близко не подпустит туда! А со стихами как быть? Ну, подарит родственникам, знакомым. Не продавать же тираж в 80 экземпляров!

Главное же, Михаилу, крайне важно было знать, мнение профессионалов, как со стороны науки, так и поэзии. Простому человеку монография, естественно, будет неинтересна. Стихи, кому дарил, очень нравились, но это, совсем не то… Как поступить? Нужно раздать монографию, хотя бы, знакомым докторам из школы, через лаборанта факультета; пару экземпляров отправить, наудачу, в Москву. Ну, а со стихами, сходить в городское отделение Союза писателей… Что, он быстро и сделал.

Конечно, ожидать какой-то позитивной реакции, от представителей научной школы, было бы глупо. Реакции, — вообще, никакой не последовало. Да и что, от этих бездарей, с жутким самомнением, можно ждать? Михаил и не питал надежд. Его задачей было, чтобы книгу кто-нибудь, да прочитал и, так сказать, «взял на вооружение» заложенные там идеи, чтобы те, в конце-концов «дали цвет», пусть и не от имени действительного автора. Может быть, тогда школа, наконец, обретёт своё лицо, выкарабкается из теоретического кризиса, тупика, в который вогнал её Мяткин, после смерти Берлина… Хотя бы так. «Псих» и этому-то, был бы рад…

А вот со стихами, получилось неожиданно благополучно. Отклик местных поэтов оказался неплохим. Конечно, огрехов в сборнике оказалось предостаточно, но в целом, Михаил остался доволен отзывами. Более того, Вребнев, ведущий поэт края, у которого, когда-то, подвизался слушателем литобъединения, «протащил» цикл «Старая Зарека» на областное радио, где и прочел его самолично. Это была, серьёзная заявка на дальнейший успех. Окрылённый автор, тотчас, принялся за работу над вторым сборником.

…Как-то под вечер, Михаил возвращался из отделения писателей, куда относил, на рецензию, новые стихи. Было, по-весеннему, тепло, хотя снег, только еще начал таять. Радостно чирикали воробьи. Но поэт, не замечал этого, думая о своём. И тут, кто-то окликнул его. Обернувшись, Михаил увидел… Герцогиню! Светка сидела на скамейке, а он, видимо, не заметив, прошел мимо.

— Привет! Ты куда это направился? Даже поздороваться не хочешь! — улыбалась Светка, поправляя волосы.

Герцогиня, как всегда, была внешне неотразима. В коротеньком плаще, элегантных туфлях.

— Здравствуй! Извини, не заметил… Ну, а ты, что тут делаешь?

— Просто присела. Погода-то хорошая! Как дела, давно не виделись!

Михаил, без приглашения, примостился рядом.

— Да, много воды утекло… Дела идут в гору. Вот, пару книг своих выпустил. Стихи и монографию.

— Да ты что! Всегда говорила, что способности неординарные! Но стихи-то, вроде, никогда не писал? — Светка смотрела с восхищением.

— Просто, не говорил об этом… Ну, а замуж-то, за того питерского профессора вышла?

— Нет, конечно! На фиг, он, — старый пень, нужен! Расстались с ним. Так что сейчас, абсолютно свободна!

— Надолго ли… — усмехнулся Михаил. — А я вот, успел жениться и развестись. И тоже… свободен. Только никого, после такой женитьбы не надо!

— A-а… А Сашка нынче, в школу пойдет… Совсем взрослый стал. Хочешь увидеть? — как бы, между прочим, спросила Светка.

— Увидеть? — Михаил смутился. — А почему бы и нет? Интересно, на него взглянуть. Всё-таки, родная кровь…

— Кстати, на тебя, еще больше, походит. Интересуется, кто его папа…

Михаилу стало неловко. Глаза повлажнели.

— Давай-ка, приду. Думал о вас, последнее время… Жизнь проходит, а я, как-никак, отец…

— Вот-вот. Наконец-то, чувства проснулись. Эх ты, балда! Может, пройдемся?

Они пробродили до темноты. Подошли к знакомому дому.

— Ну, вот и проводил. Сейчас, уже поздно заходить. Завтра придёшь, — голос у Светки был, на удивление, тёплым, дружеским.

— Знаешь, ты извини меня, что был не прав… То, что хотел сделать в науке, практически добился. Миссию свою, как говорится, выполнил, хотя и ничего с этого не поимел: ни денег, ни должностей, ни славы. Главное — книгу выпустил. Что хотел сказать, сказал. Жить, как-то, по-другому начинать надо!

— Вот, и я думаю, что пора. Возвращение блудного отца, блин. А стихи у тебя хорошие… Спасибо, что почитал. Нужно дальше писать!

— И, всё-таки, наука, как злая красавица, отвернулась от меня. Безответная любовь, черт возьми! Сколько не бился, а всё бесполезно! — понурил голову Михаил.

— А может, это совсем и не твоё? А «ученый», вбил себе в голову добиться своего и, до сих пор, мучается. Отступись! Глупо брать, заведомо недоступную, вершину! — Светка смотрела сочувственно.

— Но я достиг её! Но не получил признания… Ведь в этом, смысл творчества и есть, — в признании…

— Смысл, по сути, может быть, только в себе самом. Надо быть самодостаточным. Ты же, когда-то, говорил, что человек — замкнутая система!.. Но, в конце концов, «гения», может, поймут благодарные потомки? Надейся!

— Да уж. Ничего другого, не остаётся. Жизнь такова…

Они расстались. Михаил задумчиво шел к остановке.

В душе было немного смутно, но, всё же, радостно. У него есть сын. А это много значит. Быть может, больше, чем остальное… Хотя, — навряд ли…

…Собака выла за огородом, в пристройках к соседскому дому… Гроза, бушевавшая накануне, неожиданно закончилась. Охватившие, ночью, воспоминания, уступили место реальности. Он встал, зажег спичку, не спеша, прикурил.

«Сашка-то, как вырос за два с лишним года!.. Умный парнишка! По-моему, догадывается, кто я, на самом деле. Но мы, со Светкой, решили пока ничего не говорить. А то, как среагирует детская психика? Надо, как-то постепенно, подготовить его. Шаг за шагом. Главное, что хорошо ко мне относится… Но с Герцогиней, — жить, всё равно не буду. Не хочу. По горло хватило, заиных выкрутасов! Буду ходить к ребёнку, и достаточно, а то мамаша, тут же, на шею сядет, и творческие замыслы, никогда не состоятся. Второй сборник, ведь нужно заканчивать…

А с наукой, видать, придётся набраться терпения. Подожду еще, но если никто не откликнется на книгу, рвану в Москву в институт АПН, хотя там меня и не ждут. Всё равно, идеи свои нужно продвигать! Не сидеть же, сложа руки! Может быть, в Москве, что-то и сложится».

Михаил потушил окурок, снова лёг. «Слава Богу, мать стала чувствовать себя, намного лучше! И опять, как в былые годы, начала работать. Хотя замечания, — чтоб побереглась, — игнорирует. Её работа, мол, только и лечит! Ни себе, ни мне спуску не даёт. Да и Бог с ним. Лишь бы у мамы, всё было хорошо…».

Внезапно, вспомнил о трагедии, которая произошла недавно, и имела, как бы, косвенное отношение к его книге. Михаил, как-то позвонил Карасёву, — тому «ученому», что разнёс, с Мяткиным, статью и не пропустил в «Вестник» пединститута. Хотелось узнать, каково мнение, доктора наук, о монографии. «А мне ничего и не передали, — ответил в трубку Алексей Родионович. — Вы говорили, что книгу передаст лаборантка Юля? А-а… Так вот, она умерла. Вся семья, из пяти человек, погибла от взрыва газа, прямо в квартире. Конечно, всё это ужасно!.. Нет, не могу рыться в её столе, чтобы взять «опус»! Не обессудьте… Да, у Горина книжку видел…».

Карасёв говорил таким тоном, словно, Михаил был виноват в этой жуткой трагедии. Стало не по себе. В голову полезли мистические мысли: неужели, труд имеет отношение к смерти целой семьи? По большому счету, написан-то он, не от Бога, а от сатаны… И такое впечатление, будто Карасёв боится, взять его в руки, как какую мерзкую змею! Странно, очень странно…

Михаил опять вспомнил, как к нему, пьяному, приходил ОН, мрачные разговоры, в результате которых, «ученик», чуть не покончил с собой. Нет, — то не был плод воображения или психической болезни. ОН был реален!.. И не дай Бог, — еще раз, встретиться! А Михаил чувствовал, что встреча эта неизбежна. Мистерия еще не кончена; борьба сил Добра и Зла в нём не завершена. И кто знает, что ждёт в будущем…

2006