Сын шпиона

Распределение прошло обыденно и без неожиданностей. Кудасов вошёл в кабинет шестым, доложился председателю комиссии – незнакомому генерал‑майору Синявскому из Москвы. Пятеро старших офицеров смотрели на него доброжелательно, начальник училища генерал‑майор Панков, наклонив голову, спрашивал что‑то у начальника факультета полковника Ерохина, и тот отвечал, показывая на лежащее перед ними личное дело. Панков улыбался и кивал головой. Саша решил, что слова отца оправдаются – за высокие баллы по спецдисциплинам и отличные показатели на практике ему предложат… Ну, может, и не Москву, но крупный город и перспективную должность.

– Александр Олегович, – не по‑уставному и как бы неофициально начал Панков. – Вы отличник по техническим дисциплинам, но по философии, обществоведению, истории – у вас сплошные «тройки». Чем это вызвано?

Кудасов замялся. Не станешь же сейчас рассказывать, что он причислял прослойку интеллигенции к классу и не соглашался с тем, что определяющую роль тут играет отношение к средствам производства. Ведь и рабочий, и инженер имеют одинаковое отношение к станкам, а именно никакого отношения не имеют, поэтому только директор завода легко приватизировал все средства производства, поделившись со своими замами и начальниками. Или про идею, что мысль материальна и вполне может быть первичней материи… Или… Здесь это никого не интересовало, да и времени мало.

– Хуже учил, товарищ генерал‑лейтенант, – чётко доложился он. – Больше интересовался специальными предметами!

– А напрасно, – отечески пожурил московский генерал. – Идеологические дисциплины не менее важны!

Панков согласно покивал, но счёл необходимым заступиться за курсанта.

– Василий Иванович, он прекрасно рассчитывает траектории. По практике один из немногих получил отличную оценку и привёз замечательную характеристику!

– Это хорошо, – кивнул москвич и заглянул в лежащий перед ним список. – Александр Олегович, вам предлагается направление в Красноярский полк МБР, где вы себя прекрасно зарекомендовали. Для начала на должность третьего номера дежурной смены запуска. Вы прекрасно понимаете, насколько ответственна эта работа и какое доверие оказывает вам Родина.

Никакой Родины Кудасов перед собой не видел, только членов комиссии: двух генералов и трёх полковников. Даже если они полностью безупречны на службе и в быту, не злоупотребляют служебным положением, работают не щадя сил, не заводят внебрачных связей, не напиваются и не скандалят, никогда не ругаются матом, – всё равно это не повод идентифицировать пятерых мордатых осанистых военных с высоким понятием Родины. Но если бы черт в очередной раз дёрнул Кудасова за язык и он сказал это вслух, то его служба немедленно бы и закончилась.

– Так точно, товарищ генерал. Готов служить там, куда пошлют.

Члены комиссии поощрительно разулыбались.

– Ну что ж, курсант Кудасов, комиссия желает вам успехов в службе! – прочувствованно сказал Синявский. – И, конечно же, желаем дослужиться до генерала! Да, да, это вполне возможно. Когда‑то и мы с вашим начальником, – он положил короткопалую руку на генеральский погон Панкова, – тоже были зелёными курсантами и тоже стояли перед комиссией по распределению! Так что примеры у вас перед глазами! Можете быть свободным!

Примеры были не самыми лучшими. То есть, если бы Кудасову предложили стать генералом, он бы, конечно, согласился. Но если бы ему предложили превратиться в Синявского или Панкова, он бы с негодованием отказался. Но ничего такого ему никто и не предлагал.

– Есть! – отдав честь, Кудасов привычно крутнулся через левое плечо и строевым шагом направился к двери.

– Ну что? – окружили его товарищи.

– Красноярский полк МБР, – равнодушно ответил он.

Никаких особых чувств парень не испытывал, только лёгкую досаду оттого, что это он оказался прав, а не правильный Кудасов‑старший. Но, в конце концов, получен предполагаемый результат, никаких разочарований и расстройств… Ни лес, ни подземный бункер его не пугали, а боевой пульт даже притягивал. Другое дело – Оксана… Но сейчас думать об этом не хотелось.

Комвзвода Смык зашёл восьмым и тоже вышел с направлением в Красноярский полк. Курсант Коротков заходил двенадцатым, а вышел дежурным расчётчиком Приволжской дивизии наземного базирования. Он широко улыбался.

– Там места красивейшие: леса, прозрачные озера, песчаные берега, – курорт! Годик‑два перекантуюсь, а там будет видно…

Судя по всему, он уже знал, что именно будет там видно, и точно представлял свою дальнейшую карьеру.

– А знаете что? – Андрей хлопнул Сашу по плечу. – Послезавтра выпуск, и мы разъедемся кто куда. Когда доведётся увидеться? Давайте закатимся в «Золотой круг»! Там прикольно и недорого!

Боря Глушак закивал.

– Конечно, надо отметить это дело!

Он заходил вторым и получил назначение в степи Калмыкии, тоже на поверхность.

– Пошли, – кивнул Смык. – Мы с Сашей не скоро попадём в такие заведения! Точно, коллега?

– Я согласен. Только я Оксанку возьму, – подчиняясь внезапно пришедшей мысли, сказал Кудасов.

– Бери, – согласился Коротков. – Значит, в семь у «Золотого круга»!

Саша пришёл домой, переоделся в гражданскую одежду и сразу позвонил Оксане.

– Оксанка, пойдём вечером в «Золотой круг», – радостно предложил он. – Мы с ребятами хотим отметить распределение.

– И куда тебя распределили? – напряжённым тоном спросила девушка.

– Как я и предполагал… В лесную часть…

Радость в голосе Саши исчезла. Он почему‑то чувствовал себя виноватым.

– Туда, где морозы до тридцати? – тон Оксаны не предвещал ничего хорошего.

– Это только зимой. Летом даже жарко. В лесу ягоды, птички поют, свежий воздух… Будешь гулять по лесу и слушать.

– А ты будешь неделями сидеть под землёй, зарабатывая импотенцию, – ледяным тоном спросила Оксана. Даже не спросила, а констатировала.

Саша поперхнулся.

– Почему… Почему импотенцию?

Такие слухи ходили среди ракетчиков. Мол, если несколько лет просидеть в шахте, то твоя ракета будет смотреть только «на полшестого» и ни к какому запуску, даже ручному, станет не пригодна. Но слухи есть слухи. Мало ли что болтают! Вот курсовой офицер подполковник Волков девять лет просидел в бункере, а потом народил трёх девочек! И потом, откуда это знает Оксана?

– Я не пойду в «Золотой круг», – все тем же тоном продолжила Оксана. – Это грязный притон, порядочной девушке там делать нечего.

– Ну, пойдём в другое место… Правда, мы договорились, но ребята согласятся, я их уговорю… Можем и сами пойти, вдвоём. Хочешь – в «Белого медведя»?

– Я никуда не пойду. Потому что нам нечего праздновать. Сегодня ты потерпел фиаско, провалился. Это скорее повод для грусти!

Кровь ударила Кудасову в голову.

– Я так не считаю! Если у тебя есть поводы грустить – грусти, твоё дело! А я заканчиваю учёбу, становлюсь офицером и начинаю самостоятельную жизнь! И собираюсь это отметить с друзьями!

Саша бросил трубку. За всё время их знакомства он впервые так резко говорил с девушкой.

Когда он выходил из квартиры, то столкнулся с отцом.

– Как распределение? – радостно спросил он.

– В лес, под землю, – буркнул Саша. Он был не в настроении и не расположен к разговорам.

Отец потух. Он явно ожидал чуда.

– Ну что ж, не огорчайся… Всё равно ты себя проявишь и тебя оценят по заслугам…

– Я не огорчаюсь. Просто спешу к друзьям. Мы ещё обо всём поговорим.

Четыре молодых человека ровно в семь часов встретились у входа в «Золотой круг». Весёлые и раскрепощённые, в гражданской одежде, они ничем не выделялись среди сверстников. Разве что короткими стрижками, прямыми спинами и чёткими движениями, выработанными за четыре года на плацу и в спортивном зале. Никто не мог заподозрить, что это без пяти минут офицеры, специалисты по стратегической ракетной технике. Именно они в ближайшее десятилетие будут дежурить у той самой кнопки, и, если вдруг, не дай бог, придёт приказ, именно они начнут или продолжат Третью мировую войну.

Молодые люди купили билеты по сто пятьдесят рублей каждый и прошли в полутёмный зал, с задрапированным под звёздное небо потолком. Вместо звёзд, с чёрного свода светили яркие точечные лампы. На столиках тоже стояли лампы, выполненные в виде свечей. Народу было немного, официант сразу же принёс карту напитков и закусок.

– «Маргарита», «Б‑52», – медленно, с трудом разбирая буквы, читал Глушак. – О! «Секс на пляже»!

Коротков покровительственно усмехнулся.

– Это коктейли. Стоят дорого, а льют туда всякую гадость: когда перемешано, никто не проверит. Давайте возьмём водку с томатным соком и будем сами делать «Кровавую Мэри». А на закусь – по салату и можно двух грилевых цыплят!

Он деловито сделал заказ, не спеша огляделся по сторонам. Посетители прибывали. Было много девушек – их пускали бесплатно.

– Ну что, лейтенанты, повеселимся! – с энтузиазмом воскликнул Андрей.

– Повеселимся! – криво улыбнулся Смык. – Правда, из нас всех у тебя больше всего оснований для веселья…

Командир взвода ошибался. Как раз в это время в училище поступила срочная шифротелеграмма из Генерального штаба. Дежурный немедленно сообщил начальнику, и генерал Панков через полчаса прибыл на службу. Прочитав расшифрованный и отпечатанный в единственном экземпляре на бланке с грифом «Совершенно секретно» текст телеграммы, он смачно выругался, подтвердив тем самым мысли Кудасова о неидеальности людей, взявшихся отождествлять себя с Родиной.

– Поднять заместителей, Ерохина, Волкова и Котельникова! – распорядился он и мрачнее тучи скрылся в своём кабинете.

Было ясно, что произошло нечто чрезвычайное, требующее внимания руководства. Поскольку Ерохин был начальником факультета стратегических ракет, Волков – начальником выпускного курса, а Котельников – офицером военной контрразведки, обслуживающим училище, или, на обыденном языке, «особистом», то дежурный, набирая нужные номера, догадался, что ЧП случилось с курсантом выпускного курса факультета стратегических ракет. И он был почти прав, ошибившись только в одном: телеграмма сообщала о ЧП с отцом курсанта.

Когда все вызванные офицеры собрались в кабинете Панкова, он молча протянул расшифрованную телеграмму особисту.

– Читай, это по твоей линии!

Котельников взял строгий бланк, быстро пробежал глазами текст, ужаснулся и, ещё не осознав, чем полученная информация угрожает лично ему, стал хриплым голосом читать вслух:

«Начальнику Тиходонского ракетного училища генерал‑майору Панкову. Принятыми мерами изобличён в шпионаже и покончил с собой генерал Фальков, который является отцом курсанта вверенного вам училища Короткова. Требую принять неотложные меры по предотвращению допуска курсанта Короткова к сведениям и работам, составляющим государственную тайну. Необходимо также проверить осведомлённость Короткова о фактах, связанных со шпионской деятельностью Фалькова. Об исполнении доложить в суточный срок. Подпись: начальник управления учебных заведений Минобороны России генерал‑лейтенант Хромов.»

Особист замолчал, промокнул платком вспотевший лоб и обвёл взглядом собравшихся. Он уже понял, что лично ему произошедшее ничем не грозит: шпиона прохлопали там, в Москве. Пацан, ясное дело, никакого отношения к делам папашки не имеет, хотя теперь его придётся «потрошить» по усиленному варианту: может, что‑то знает, что‑то слышал, о чём‑то догадывался.

Остальные офицеры ещё не оценили степень личной опасности, но все сидели красные и потные, будто от души попарились в баньке и хорошо выпили.

– Что скажете? – грозно спросил Панков. Сейчас он был здесь старшим и мог спрашивать с подчинённых. Но уже завтра с него самого может спросить посланник УУЗа Василий Иванович, который сейчас возглавляет комиссию по распределению, но вполне способен и провести служебное расследование.

– Генерал Фальков не наш сотрудник, у него был безупречный послужной список, Коротков по всем параметрам подходил для учёбы в военном вузе, так что нашей вины ни в чём не усматривается, – сказал зам по кадрам. Он или не допарился, или перепил: лицо неравномерно покрывали красные пятна.

– Поведение Короткова было вполне удовлетворительным, в Москву к отцу он ездил редко и учился на вполне законных основаниях, – доложил зам по воспитательной работе.

– Успеваемость у него была вполне удовлетворительной, а если иногда получал «двойки», то пересдавал их в установленном порядке, – высказался зам по учебной работе.

– Наукой Коротков не занимался, поэтому характеризовать его не могу, – с облегчением «отстрелялся» зам по научной работе.

– В вопросах носки обмундирования курсант Коротков с отрицательной стороны себя не проявил, – так же кратко выступил зам по тылу.

Котельников откашлялся.

– Никакими компрометирующими материалами на Короткова военная контрразведка не располагает!

– Значит, всё хорошо? – зловещим тоном спросил генерал Панков. – А кто ставил ему «тройки» и «четвёрки» вместо «двоек»? Кто вывел отличный балл за практику? Кто распределил его лучше, чем отличников? Где ваша принципиальность?

Он помолчал. Присутствующие опустили головы. Но начальник должен не только критиковать, но и подавать пример самокритики.

– И где моя принципиальность? То есть я хочу сказать, что не снимаю ответственности и с себя! Мы все пошли на поводу у генерала Фалькова и закрывали глаза на факты! А факты таковы: Коротков посредственный курсант, он давно подлежал отчислению! И если бы мы проявили принципиальность, сейчас у нас бы не было никаких проблем!

Офицеры переглянулись. Если бы знать, что появятся такие проблемы, все они обязательно бы проявили принципиальность!

– И этот курсант не был бы допущен к государственным секретам! – продолжал греметь Панков.

Это точно! Его бы выбраковали по здоровью ещё на вступительных экзаменах.

– А что теперь? Мы уже почти выпустили его! Послезавтра мы присваиваем выпускникам офицерские звания и направляем их в войска! Представляете, что было бы, если бы эта телеграмма пришла через неделю?

Майор Котельников вздохнул. Это было бы замечательно. Никаких забот – переслали телеграмму в часть по месту распределения, и пусть у них голова болит!

Генерал осёкся. Он тоже понял, что сморозил глупость. Но на то он и генерал, чтобы не признаваться в своих ошибках. По крайней мере перед подчинёнными.

– Нам надо его немедленно отчислить и уволить из армии! Немедленно! Сегодняшним числом! Майор Котельников, это ваша задача!

Особист пожал плечами.

– Оснований для увольнения нет. Сын за отца не отвечает. Сейчас ведь демократия…

Зам по кадрам кивнул.

– Если бы лет десять назад – другое дело…

Панков подскочил на месте.

– Пусть не за отца отвечает! Пусть за себя отвечает! Он что, святой?

– Да нет, – Котельников вновь пожал плечами.

– Вот то‑то! Немедленно соберите материал и подготовьте проект приказа. Действуйте прямо сейчас! Я буду на месте и подпишу приказ в любое время ночи. А утром мы сообщим о принятых мерах!

– Совершенно правильно, товарищ генерал, – одобрительно сказал зам по кадрам. И обратился к особисту: – Вы знаете, где сейчас искать этого Короткова?

Котельников сдержал усмешку. Это хорошо, что его считают всезнающим и всемогущим. Тем более что можно позвонить нескольким доверенным курсантам, и они наверняка прояснят обстановку.

– Знаю, – кивнул особист. – Но мне надо кое‑что уточнить. Я вернусь через несколько минут.

Компания курсантов, веселящаяся в «Золотом круге», ни о чём не подозревала. Зал наполнился людьми и дымом. Оглушительно гремела музыка, мигали разными цветами многочисленные прожектора, крутился под потолком отбрасывающий блики шар из кусочков зеркал. Световые «зайчики» прыгали по лицам и телам танцующих перед тёмной сценой пар, попадали в бокалы с экзотическими коктейлями и высокие стаканы с «Кровавой Мэри», стоящие на столе у ракетчиков. Бутылка водки и пакет томатного сока были уже выпиты, в расход шла вторая порция. Настроение у ребят было хорошим, Кудасов забыл про Оксану, Глушак обнимался со Смыком, особенно веселился Коротков. Он подмигивал девушкам за соседними столиками, улыбался парням, которые или отводили взгляды, или хмурились в ответ.

– Давайте выпьем за наше братство, за ракетчиков! – перекрикивая бьющие по барабанным перепонкам и нервам басы, предложил Андрей. – Ведь это мы будем защищать всех их! Хотя они об этом и не подозревают!

Курсанты чокнулись и выпили в очередной раз.

– Ура! – громко крикнул Андрей. – Да здравствует РВСН![5]РВСН – ура!

С соседних столиков на них косились, но он не унимался.

– Ра‑ке‑та! Ра‑ке‑та! Ура!

Низкие басы смолкли, остановился бликующий шар, но он кричал и в наступившей тишине. Вдруг на сцене вспыхнули ослепительные софиты и из‑за кулис выбежали шесть девушек в обтягивающих маечках, коротких белых юбочках и золотых босоножках на платформе. В высокие причёски были вставлены разноцветные перья, как будто выдернутые из павлиньих хвостов. Возможно, так оно и было. Вновь заиграла музыка, но другая – более мелодичная, девушки стали танцевать. Искусная подсветка подчёркивала грациозность гибких тел, длинные тени беспорядочно метались по залу. Теперь внимание всех посетителей было устремлено на сцену.

Самая высокая рыжеволосая красавица принялась стучать в бубен и извиваться в каком‑то экзотическом латиноамериканском танце. Подруги извивались вокруг.

– Гля, какая! Ну и грудь! Наверное, шестой размер! – разгорячённый Коротков показал руками. Он не сводил с рыжей взгляда.

Девушки станцевали канкан, а потом неожиданно… спустились в зал и стали подходить к столикам, призывно качая бёдрами и пританцовывая. Яркие лучи прожекторов пробивались сквозь табачный дым и освещали мужские руки, засовывающие за пояски юбок денежные купюры. В благодарность дамы тёрлись о щедрых кавалеров животами и даже садились к некоторым на колени.

– Рыжая, рыжая, иди сюда! – неистово орал Коротков, размахивая пятисотенной бумажкой. И его призыв был услышан. Высокая красавица в круге света, как царевна‑лебедь, подплыла к нему, благосклонно позволила вставить себе за пояс пятьсот рублей, но купюра выпала и спланировала на пол. Девушка нагнулась, задевая Кудасова павлиньими перьями, в это время Андрей задрал ей юбочку, обнажив крупный зад, лишь для приличия перечёркнутый «стрингами», и поцеловал вначале одну ягодицу, потом другую.

Зал взревел от восторга, вспыхнули оглушительные аплодисменты. Крики, смех, улюлюканье… Красавица подняла деньги, села Андрею на колени, обняла его и поцеловала взасос! Тут вообще началось нечто невообразимое: овация, топот ног, свист, радостные вопли… Танцовщица убежала, а Андрей Коротков оказался на вершине славы. Он даже привстал, расставил руки и поклонился залу, как артист, выполнивший сложный, не каждому доступный трюк.

Сидящие за соседним столиком парни корчились от смеха, один упал со стула, двое других держались за животы и показывали пальцами на героя, не в силах вымолвить ни слова.

Андрей поднял стакан и, обведя им зал, выпил как бы за всех присутствующих, потом сел на место. Он был чрезвычайно возбуждён и горд.

– Учитесь, салаги! – сказал он товарищам. – Я её сегодня трахну!

Аплодисменты стихли, внимание публики переключилось на пятна света у других столиков. Только соседи продолжали умирать от смеха.

– Что‑то ты слишком заносишься, – сказал Кудасов. – Кончай пить!

Вместо ответа Андрей выпил чистой водки.

– Я не заношусь. Просто это символ. Вы думаете, что все мои успехи от отца или от водки! Ан нет! Они от меня самого! Здесь же отца нет, да и я не пьяный. Но сегодня я трахну солистку варьете, а вы пойдёте домой на ручной запуск!

– Брось! – отмахнулся Саша.

– Нет, не брось! Вот ты будешь сидеть под землёй, а я буду ловить рыбу и загорать. А кто раньше получит старшего лейтенанта? Я! И капитана я! И майора! Если всё будет нормально, я стану генералом! Почему? Да потому, что я знаю, как жить! И любого научу…

– Послушай, Коля, он нажрался, давай уведём его домой! – предложил Кудасов.

Смык кивнул.

– Давай.

– Идите на хер! Я остаюсь. У меня здесь есть дело. Трахнуть солистку.

Выступление варьете закончилось, девушки исчезли за кулисами. Парни за соседним столиком продолжали смеяться. Это было похоже на истерику. Они тянули руки к Андрею и хотели что‑то сказать, но не могли вымолвить ни слова.

– От неё только потом воняет, – икнув, сказал Коротков. – Как от мужика. Ну, ничего, помоется…

Один из парней наконец немного успокоился, настолько, что смог выговаривать слова.

– Зачем… ты… Юрку… в жопу… целовал? – с трудом выговорил он и снова зашёлся в смехе.

– Кого?! – у Андрея вытянулось лицо.

– Юрку‑пидора, зачем в жопу целовал?

Коротков мгновенно протрезвел и плюнул на пол.

– Ах они суки!

Он рванулся к сцене, но дорогу заступил крепкий парень с табличкой «Охрана». К нему тут же подошёл напарник. Курсанты тоже подтянулись к своему товарищу. Назревал крупный конфликт. Невидимый телеграф тут же оповестил персонал, как из‑под земли появился администратор зала и другие сотрудники «Золотого круга».

– Кто у вас тут танцует? Пидоры? Где этот Юрка?! – в бешенстве орал Коротков.

– Успокойтесь, пожалуйста, успокойтесь, – увещевал его охранник. – Нам не нужны скандалы.

– Откуда вы знаете про Юрку? – спросил администратор. – Кто вам сказал?

– Ребята сказали! Какая разница, кто сказал! Где этот пидор?!

– Вы ошибаетесь, – откуда‑то возникла миловидная женщина с мягкой улыбкой. – Это недоразумение. Юра действительно танцевал в прошлом сезоне. Но сейчас танцует его жена. Вы его жену поцеловали!

– Где она? Покажите! Это мужик, от него несло, как от козла!

– Послушай, друг, какие у тебя претензии? – напористо сказал охранник. – Кто тебя заставлял лезть под юбку и целовать в жопу? Кто?

– Я думал, это женщина! Он же точно как баба! И фигура, и ноги гладкие! Вы обязаны предупреждать!

– Кто тебя заставлял лезть под юбку? – гнул свою линию охранник.

– Давайте Юрку сюда! – орал Коротков и норовил заехать охраннику в физиономию. Смык и Кудасов его оттаскивали.

Администратор и ещё несколько женщин увещевали мирно настроенного Глушака:

– Уведите своего товарища! Это недоразумение. Завтра придёте, мы вас проведём и накормим бесплатно!

– Суки, развели пидоров! – надсаживался Коротков.

– Андрей, кончай, сейчас патруль вызовут, – шептал в ухо товарищу Смык.

– Ха‑ха‑ха! – закатывались парни с соседнего столика.

– Убери руки! – угрожающе рычал охранник.

И вдруг, как гром среди ясного неба, средь дикой какофонии ночного клуба раздался голос курсового офицера Волкова:

– Что здесь происходит, товарищи курсанты? Коротков, немедленно прекратить!

Саша в ужасе обернулся. Неужели это глюки от водки?

Но сзади стоял не только подполковник Волков, но и особист Котельников, начальник факультета Ерохин и зам по кадрам Горин. От водки такой галлюцинации быть не могло, только от хорошей дозы наркотиков.

– Товарищи курсанты, быстро на выход, – негромко, но властно приказал Горин. Все четверо понуро и покорно направились к выходной двери.

Глубокой ночью в кабинете Панкова подводили итоги разбирательства. Особист, заглядывая в бумажку, перечислял пункты обвинения, руководство их рассматривало и обсуждало.

– Выкрикивал название рода войск и скандировал слово «ракета», чем раскрывал принадлежность к ракетным войскам и угрожал сохранности государственной тайны…

– Слабовато, – скривился генерал. – К тому же позволяет упрекнуть нас в том, что не смогли воспитать у курсантов умение хранить секреты. Отпадает.

Котельников вычеркнул забракованный пункт.

– Дискредитировал звание курсанта тем, что публично поцеловал переодетого артисткой варьете мужчину…

– Не годится! – вскинулся зам по воспитательной работе. – Нас сразу упрекнут в том, что мы растим гомосексуалистов.

– А ведь наши выпускники служат в отдалённых гарнизонах, где наблюдается нехватка женщин, – озабоченно кивнул зам по учебной работе. – Это может бросить тень на училище.

– Отпадает, – подвёл итог Панков.

Особист вздохнул и вычеркнул второй пункт. У него появилась мысль, что со всех сторон обосравшегося курсанта будет не за что уволить.

– Организовал пьянку, в которую вовлёк ещё трёх курсантов, в том числе командира взвода, чем подорвал…

– Да что вы такое пишете, товарищ майор! – возмутился зам по воспитательной работе. – Это приговор всем нам! Массовая пьянка на выпускном курсе с участием младших командиров! Тогда и меня надо увольнять, и…

Он бросил взгляд на Панкова и осёкся.

– Отпадает, – мрачно повторил начальник училища. – Никакой групповщины!

Подозрение особиста укрепилось.

– Посетил ночной клуб, где употреблял спиртные напитки и устроил скандал с администрацией…

Наступила одобрительная тишина.

– Беспричинно устроил скандал, – внёс поправку зам по воспитательной работе.

– Может, добавить: «Бар со стриптизом»? – спросил зам по учёбе. – Это усилит…

– Там нет стриптиза, только варьете, – уточнил начальник факультета.

Все посмотрели на генерала. Тот поджал губы и склонил голову набок, размышляя.

– Неважно, есть там стриптиз или нет! – наконец сказал он. – Что так вертеп, что этак. Варьете – тот же стриптиз! А моральное разложение подчёркивает сильнее. И нашей вины особой нет. К каждому курсанту сторожа не приставишь! Давайте на этом и остановимся!

Собравшиеся облегчённо вздохнули.

В пять часов утра в Москву ушла ответная шифротелеграмма:

«Начальнику УУЗ Минобороны генерал‑полковнику Хромову. Коротков А.В. отчислен из училища и уволен с военной службы за дискредитацию высокого звания курсанта, выразившуюся в посещении ночного бара со стриптизом, употреблении там спиртных напитков и последующим беспричинным скандалом с администрацией бара. Нарушение выявлено руководящим составом училища по собственной инициативе. Проведённым дознанием установлено, что Коротков А.В. о противоправной деятельности своего отца генерала Фалькова не осведомлён. Руководством училища из происшедшего сделаны выводы и разработан план профилактических мероприятий с целью предупреждения подобных фактов в дальнейшем. Начальник Тиходонского РУ генерал‑майор Панков».

Инцидент был исчерпан.