Глава 5. Думал ли частнопрактикующий доктор Коровкин, что для него пасхальная ночь 1903 года обернется таким ужасным финалом?

Думал ли частнопрактикующий доктор Коровкин, что для него пасхальная ночь 1903 года обернется таким ужасным финалом? Еще вчера было у доктора ощущение, что праздник Воскресения Христа сможет вселить в его душу чувства лучшие, светлые, добрые… Являлась к нему и мысль о том, что зимнее наваждение, пасмурный морок, тоскливый гнет будней исчезнут без следа, и были тем надеждам основания – день ото дня прибавлялось все более и более света, набухали почки на деревьях, кое‑где на черемухах уж проклюнулись и зеленые язычки… А как ликовала нарядная петербургская публика всего неделю назад, когда на Неве открылась навигация!

Лед шел сплошной массою во всю ширину царственной Невы. Ладога прислала дочери роскошный подарок – белые хрустальные льдины сверкали на солнце всеми цветами радуги. А в 6 часов пополудни комендант Петропавловской крепости генерал от инфантерии Эллис под канонаду салюта совершил, во главе гребной флотилии, обычный церемониальный проезд через реку Неву, наполнил на середине реки серебряный кубок и доставил невскую воду в Зимний дворец, – после чего и было открыто судоходство, вступила в свои права весна…

Да, конечно, полз по городу шепоток, что злоумышленники во множестве рассылают и разбрасывают прокламации, призывающие всех примкнуть к беспорядкам, намеченным на день празднования 200‑летия Петербурга. Петербуржцы стали опасаться поджогов, взрывов, нападений на ни в чем неповинных людей. Листки отравляли спокойствие министра внутренних дел Плеве и градоначальника Клейгельса, будоражили обывателей.

К Пасхе город был очищен от криминальных элементов, полиция произвела массовые облавы с целью обезопасить жителей от воров и бандитов, однако события показывали, что в Пасхальную ночь можно убить беззащитную женщину. А пожар в Воспитательном доме?

Доктор Коровкин проснулся в первый день светлой седмицы с далеко не праздничными мыслями. Проснулся он поздно и, приведя себя в порядок, вышел в столовую, где его ждала тетушка Полина Тихоновна. В ее темных глазах он прочел неизменную любовь и ласку, сопутствовавшие ему на протяжении всей его тридцатилетней жизни.

– Христос Воскресе, милый Климушка. – Она отложила в сторону газету, которую просматривала в ожидании пробуждения племянника, встала, обменялась с ним лобзаниями и захлопотала вокруг стола.

Тетушка потрудилась на славу: розовая пасха, замешанная с малиновым вареньем; благоухающие ванилью, шафраном и кардамоном пышные куличи; крашенные в луковой шелухе яйца – химических порошков и всяких там «Мозаичных блесков» Полина Тихоновна не признавала. Все это тетушка освятила в Благовещенской церкви, предпочтя изящный храм лейб‑гвардии Конного полка пышному Исаакиевскому собору. Клим Кириллович подозревал, что его деликатная тетушка отказалась идти с ним в Исаакий потому, что не желала мешать компании молодых людей, но перечить вчера ей не стал. Окинув взглядом тетушкины яства – заливную телятинку, тушенных с чесноком и эстрагоном цыпляток, ломтики копченого окорока, страсбургский пирог, – он подумал, насколько их стол отличается от скромного угощения художника. Быть может, Вирхов прав, и исторический портретист, несмотря на свою популярность, стеснен в средствах. Закряжный, судя по поведению, человек страстный. А отсюда и до убийства недалеко.

– В «Ведомостях» полицейская хроника кратко сообщила об убийстве мещанки Фоминой. – Голос тетушки заставил его вздрогнуть, она как бы прочла его потаенные мысли. – А в хронике пожаров – о поджоге Воспитательного дома ничего не говорится. Наверное, не успели.

– А почему вы, милая тетушка, уверены, что имел место поджог? Вероятней, неосторожное обращение с огнем, – безучастно произнес доктор.

– Да как же, Климушка! Весь город говорит, что террористы запланировали поджоги. Конечно, склады, лавки да мастерские всегда горели, но чтоб Воспитательный дом…

Доктор оторвался от цыпляток и испытующе взглянул на тетушку. Полина Тихоновна выдержала взгляд племянника и непринужденно добавила:

– Не сказать ли Карлу Иванычу, чтобы он установил наблюдение за господином Стрейсноу?

Кусок цыпленка едва не застрял в горле доктора.

– Вы в чем‑то его подозреваете? – спросил он.

– Во‑первых, я не уверена, что он настоящий баронет. Во‑вторых, хоть я его и не видела, но ты сам говорил, что он поразительно похож на Петра Великого.

– Ну и что? – доктор недоуменно пожал плечами.

– А вдруг он – действительно потомок Петра Алексеевича? – выдохнула Полина Тихоновна.

Доктор Коровкин откинулся на спинку стула и внимательно посмотрел на Полину Тихоновну. Она – такая рассудительная, такая здравомыслящая женщина – предается фантазиям.

– Дорогая тетушка, мистер Стрейсноу никак не производит впечатления террориста. Думаю, вы в этом убедитесь, когда с ним познакомитесь.

– Ты хочешь пригласить мистера Стрейсноу к нам в гости? – В глазах Полины Тихоновны блеснул хищный огонек.

– Не думаю, что это целесообразно, – ответил племянник. – Но когда профессор вернется из поездки в Европу, мы навестим Муромцевых, там, наверное, встретимся и с англичанином. Мистер Стрейсноу уже не раз интересовался, когда приедет Николай Николаевич.

– Это тебе Мура сказала? – спросила, насторожившись, тетушка.

– Да, как‑то упомянула в телефонном разговоре.

– А зачем мистеру Стрейсноу нужен профессор? – удивилась тетушка.

– Я об этом как‑то не думал, – признался племянник. – Англичане вообще народ чудаковатый.

После паузы посерьезневшая Полина Тихоновна важно изрекла.

– Здесь есть две версии. Либо он хочет попросить руки Брунгильды Николаевны. Либо он хочет выведать какую‑нибудь научную тайну.

Доктор рассмеялся.

– Ты напрасно смеешься, Климушка, – сказала чуть обиженно Полина Тихоновна. – Я интуитивно чувствую – здесь что‑то нечисто. А Мура? Что думает о нем Мура? – неожиданно добавила тетушка Полина.

– Вот сегодня у нее и поинтересуюсь, – пообещал Клим Кириллович. – Мы заранее заказали ложу в театр – все в городе сходят с ума по Горькому. Пьесу «На дне» и бранят, и хвалят.

– Поговорим о пьесе, когда ты посмотришь спектакль. А сейчас давай обсудим другую проблему, – попросила тетушка. – Не думаешь ли ты, что нам надо застраховать свою жизнь и свое имущество?

– Тетушка, если вы хотите, я не возражаю. Жизнь современного эскулапа часто подвергается опасности. Вот, например, завтра придется мне поехать в Чумной форт…

– Что? – встрепенулась испуганная женщина. – И ты молчал?

– А что бы изменилось, если я сказал вам раньше? Ехать‑то все равно придется, – вздохнул Клим Кириллович. – Все практикующие дипломированные медики обязаны регулярно подкреплять свои знания в области инфекционных заболеваний.

Клим Кириллович вздрогнул от резкого звука телефонного звонка и отставил чашку с чаем. Он поднялся со стула и прошел к аппарату, громоздкому ящику, крашенному под орех.

– Доктор Коровкин слушает. Полина Тихоновна улыбнулась – она была уверена, что звонят из квартиры Муромцевых. Брунгильда или Мура интересуется, скорее всего, в котором часу он заедет за ними на Васильевский?

– Христос Воскресе, дорогая Екатерина Борисовна. Как изволили почивать? Здоровы ли Ермолай Егорович и Прасковья Семеновна?

Тетушка насторожилась.

– Да‑да, Екатерина Борисовна, – в голосе Климушки Полине Тихоновне слышались какие‑то необычные нотки, какая‑то особая ласковость и осторожность. – Польщен. Весьма тронут. Приглашение ваше с радостью принимаю. Разумеется, готов вам служить всем, чем смогу. Впрочем, может быть, мы увидимся и сегодня? В театре? Тогда там и поговорим. Будте здоровы, Екатерина Борисовна, мой нижайший поклон вашим старикам.

Доктор положил трубку на рычаг и, не торопясь, повернулся к тетушке. Следы смущенной улыбки играли на его лице…

– Екатерина Борисовна, фрейлина Вдовствующей Императрицы, внучка Шебеко, приглашает завтра вечером посетить торжественное освящение портрета Петра в парадном зале Аничкова дворца, – сказал он. – Отказаться не мог…