Завет Одина

Недаром в «Саге об Инглингах» сам Один устанавливает погребальные обряды, и главный из них – трупосожжение. Умершего нужно было сжигать вместе с имуществом (и русы в описании Ибн‑Фадлана следовали этому завету), и каждый приходил в Вальхаллу с тем, что было с ним на костре или было ранее зарыто в землю – принесено в жертву. Многочисленные клады монет арабского и западноевропейского серебра, зарытые в эпоху викингов, иногда считаются не свидетельством денежного обращения в Скандинавии, а именно кладами. Пепел же следовало бросать в море или зарывать в землю, в память о знатных людях – насыпать курган, о людях, достойных памяти, ставить памятные камни.

Сам Один, пишет Снорри, умер от болезни в Швеции. Это значило, что «бог» недостоин Вальхаллы! Этого хитроумный правитель шведов, конечно, допустить не мог и велел перед смертью пометить себя острием копья – подобно тому, как некогда мифологический и бессмертный Один пригвоздил себя копьем к мировому дереву. Таким ритуалом Один не только уподобился павшему в битве, но и присвоил себе власть над всеми павшими. Он сказал, что отправляется в Асгард, где будет жить вечно и принимать там своих дружинников. Бог был сожжен на костре, и сожжение было пышным: шведы верили, что чем выше поднимется дым от погребального костра, тем выше займет на небе место умерший.

Мы видели, что русский вождь, умерший далеко на Востоке – на Волге – следовал этому завету. Ему следовали и русские языческие князья X века, огромные курганы которых, подобные курганам Инглингов в Швеции, высились возле древнерусских городов – Киева, Чернигова, Смоленска. Археологи нашли в этих курганах остатки ладейных заклепок на кострище, а в центре кургана располагался котел с костями и шкурами козла; вокруг него стояли погребальные урны, куда были сложены останки сожженных на костре, – они получили новое вечное тело и мыслились присутствующими на загробном пиршестве! Мы знаем, что это пиршество было вечным, потому что в котле не иссякала чудесная пища – залогом тому были сохраненные кости и шкуры жертвенных животных. В самом большом древнерусском кургане – Черная могила в Чернигове – рядом с таким котлом располагалась пара огромных питьевых рогов с роскошными серебряными оковками и маленькая бронзовая статуэтка божка, держащего себя за бороду. Весь этот пиршественный комплекс был накрыт грудой доспехов и представлял собой настоящую модель Вальхаллы.

На другом конце великого пути из варяг в греки, в центре Швеции – области Уппланд (столицей которой и был город Упсала) у города викингов Бирка – был раскопан большой курган одного из Инглингов, также сожженного в ладье. На кострище тоже стоял котел, но не кости воскресающего жертвенного животного были сложены в этот священный сосуд. Там хранились останки самого сожженного конунга, а сверху был положена девичья коса… Археологи обнаружили страшное свидетельство правдивости слов арабского путешественника, описавшего обряд похорон на Волге.

Неудивительно, что правители Швеции и Руси в X веке следовали завету Одина: ведь, возможно, они принадлежали одному роду – роду Инглингов, а родоначальником этого рода и почитался предок Фрейра – Один.

Удивительно другое: прямой потомок Одина, его сын Фрейр, был сожжен по всем правилам – со всем имуществом и даже с женой – на костре, разведенном на его собственной ладье, но ладья эта отправилась не в Вальхаллу (ведь сами похороны проходили в Асгарде), а в мрачную преисподнюю – Хель. Мы можем понять, почему в «Младшей Эдде» боги должны были не вытащить ладью на сушу, чтобы установить на костер, а, наоборот, спустить в море: для мифологического рассказа важна была эта идея загробного путешествия, странствия Бальдра сначала через воды мирового океана, отделявшего Асгард и Мидгард от внешнего мира чудовищ и преисподней, а потом, уже на взнузданном коне, ко двору Хель. Но значит, сожжение умершего не обязательно приводило к путешествию на небо – путь с погребального костра (или прямо с погребальным костром, уплывающим на ладье Бальдра) мог вести в преисподнюю – «вниз и к северу».