Аламеда, Севилья, 19 апреля, 17:26

Гильес повел Тома вокруг колодца. С противоположной от входа во дворик стороны, на выцветшем камне, из которого был сложен колодец, были поспешно нарисованы три буквы – или нечто похожее на буквы, – расположенные на вершинах невидимого треугольника: «Ф» на самом верху, «К» слева, а справа, почти неразличимая, «Н».

– Есть какие‑нибудь идеи? – с надеждой спросил Гильес, вытирая рукавом пот со лба.

Том пожал плечами.

Треугольник был знаком Рафаэля, туманным намеком на горный регион северной Италии, откуда происходила его семья. Его имя – Квинтавалле – буквально означало «пятая долина». Верхняя буква означала того, кому было адресовано послание: «Ф» – Феликс «К» означала, от кого – Квинтавалле. Что же до «Н», Том был уверен, что это «М» – Рафаэль не успел закончить, до него добрались преследователи. «М» – это Майло, убийца.

– Вы здесь нашли маленькую игральную фишку? Перламутровую, с черной буквой?

– Что? – Судя по озадаченному выражению на лице Гильеса, ничего подобного не было. Неудивительно, если подумать. Вероятно, Майло не хотел афишировать свою причастность к убийству.

– Покажи мне фотографии, – потребовал Том.

– Ты же не хотел…

– Теперь хочу. – От прежнего нежелания их видеть не осталось и следа.

Пожав плечами, Гильес протянул Тому пухлую пачку черно‑белых снимков. Том перебирал их медленно, с бесстрастным лицом, пытаясь не думать о теле, распятом в дверном проеме, как о живом человеке, с которым когда‑то дружил. Это было невозможно, и Том понимал, что теперь два образа – живой Рафаэль и мертвый Рафаэль – навсегда останутся в его памяти, накрепко сцепленные друг с другом.

Он снова взглянул на буквы, написанные кровью друга. Том не думал о событиях, произошедших в замке Драмланриг, с тех пор как узнал о Рафаэле. По дороге в аэропорт он даже позвонил Дорлингу и сообщил о своем нежелании участвовать в расследовании, по крайней мере в данный момент.

Но теперь черный кот, распятый на стене, и мучительная смерть Рафаэля предстали перед ним в новом свете. Майло совершенно точно был причастен к обоим случаям и хотел, чтобы Том знал об этом. Вопрос только – зачем?

Кирк резко вскинул голову. Ход его мыслей нарушил вой приближающихся сирен, вызвав немедленную, практически инстинктивную реакцию:

– Это за мной?

– Конечно, нет, – усмехнулся Гильес. – Я бы так не поступил. Особенно с тобой.

Том смотрел на него мгновение, а потом дал пощечину. Голова мужчины откинулась назад, так словно была на пружине. На правой скуле появилась маленькая ссадина.

– Поступил бы, – твердо сказал Том. Единственное, что оставалось неизменным в этом человеке, – патологическая лживость.

Гильес закрыл лицо рукой, зло глядя на Тома.

– Ты что, никому больше не веришь?

– Завязывай, Марко. Сколько у меня времени?

Плечи Гильеса внезапно опустились.

– Я не виноват. Они все еще хотят взять тебя за то дело в Прадо. Я должен был дать им что‑то в обмен на жизнь.

– Не притворяйся, что сделал мне одолжение, – прорычал Том. – Виноват ты. Всегда виноват ты. На чем тебя поймали в этот раз? Подкупил судью, переспал с женой мэра? За что‑то же ты меня продал. Сколько у меня времени?

– Одна‑две минуты, – признался Гильес, потирая ушибленную скулу. – Они оцепляют весь район. Не хотят, чтобы ты и в этот раз ушел.

– Тогда лучше сделать все убедительно.

Том шагнул вперед и одним ударом сломал Гильесу нос. Раздался громкий хруст, Гильес завопил и схватился за лицо, выронив папку; по его пальцам текла кровь, пачкая рубашку и ботинки.

– Ты же не хочешь, чтобы они решили, что ты помог мне сбежать? – прокричал Том, подбирая папку с земли. От острой боли в костяшках пальцев и животного воя Гильеса ему, на удивление, стало легче. Он собирался ударить Гильеса еще раз, но услышал приближающийся топот ног и крики «Policia!». Развернувшись, Том бросился в ближайшую дверь и взлетел вверх по лестнице. В этот момент кто‑то начал колотить в тяжелые створки ворот. Том был рад, что успел закрыть их за собой.

Шаткая лестница привела к тонкой металлической двери. Выбив ее ногой. Том оказался на крыше здания. Вокруг расстилался город, сонный от пыльной жары; плоские, выжженные солнцем терракотовые крыши казались ступенями на пути к свободе.

Судя по донесшимся до него звукам, ворота все‑таки сломали. Жалобные вопли Гильеса эхом отдавались в лестничном проеме. Том плохо знал испанский, но понимал, что именно выкрикивал Марко.

– Не стреляйте, не стреляйте! Это я, сержант Гильес. Он наверху. Позовите мне доктора! Этот гад сломал мне нос! Я пытался остановить его, но он был вооружен. Пристрелите его. Ох, мой нос! Пристрелите его, ради всего святого!

Несмотря ни на что. Том улыбнулся. Такие полицейские, как Гильес, помогли многим преступникам укрепить свою репутацию.