Функциональные состояния

Утверждение о том, что состояние боли – это функциональное состояние, состояние всего организма, может быть разбито на четыре отдельных утверждения. Я рассмотрю каждое из них по очереди. Первое Патнэм считает тривиальной истиной:

1. "Все организмы, способные ощущать боль, есть вероятностные автоматы" (Ук. изд., с. 60).

Данное утверждение есть тривиальная истина, поскольку, по мнению Патнэма, все, что угодно, можно истинным образом описать как вероятностный автомат. Он не обосновывает это довольно огульное утверждение, но, думаю, имеет он в виду следующее: все находится в цепи причин и следствий, и, будучи опосредующим звеном между этими причинами и следствиями, оказывает влияние на характер каузальных последовательностей. Короче говоря, все, что угодно, можно рассматривать либо как систему, либо как часть системы и моделировать, используя различия между входными данными, их обработкой и выходными данными. Во всяком случае совершенно очевидно, что любой организм, ощущающий боль, является вероятностным автоматом в патнэмовском смысле, если – а это похоже на правду – все организмы, ощущающие боль, находятся в каузальном взаимодействии со своим окружением, т.е. если их состояния являются следствиями определенных входных данных и позволяют вызывать определенные выходные данные. Если это верно, то первая часть утверждения "боль есть функциональное состояние" более или менее бесспорна.

Во‑вторых, Патнэм утверждает, что:

2. "Любой организм, способный ощущать боль, имеет, по крайней мере, одно описание определенного вида (т.е. способность ощущать боль есть обладание функциональной организацией соответствующего вида)" (Ук. изд., с. 60).

Здесь содержится два утверждения, каждое из которых можно прояснить, используя характеристику вероятностного автомата, данную Патнэмом. Существование описания состояний организма, способного ощущать боль, вытекает из того факта, что подобные организмы являются вероятностными автоматами, а все вероятностные автоматы обладают описаниями своих состояний. Отсюда следует, что способность ощущать боль – это обладание определенным видом функциональной организации, но при том условии, что боль является состоянием организма. В этом, полагаю, можно уступить Патнэму, поскольку, опять же, является относительно бесспорным то, что боль – это состояние некоторого вида. Функциональная организация представляет собой множество возможных состояний системы, которые специфицируются в машинной таблице системы, и потому Патнэм утверждает, что боль – это одно из таких специфицируемых состояний. Обратите внимание, что способность иметь боль отождествляется с функциональной организацией по той причине, что функциональная организация системы есть то, на что способна система, т.е. множество возможных состояний, в которых она способна находиться, согласно определенному описанию. Обладание определенной функциональной организацией не отождествляется с болью. Боль – это функциональное состояние.

Третья часть гипотезы следующая:

3. "Ни один организм, способный ощущать боль, не предполагает разложения на части, которые по отдельности имеют описание указанного в пункте 2 вида" (Ук. изд., с. 60).

Это предложение добавлено с тем, чтобы исключить определенную возможность, а именно что субъект боли, т.е. система, ощущающая боль, мог бы и не быть единой системой. Поскольку Патнэм стремится смоделировать поведение только единого организма, ему необходимо исключить из рассмотрения такие "организмы" (если их вообще можно считать организмами), как пчелиный рой (Ук. изд., с. 61). Пункт (3) гарантирует, что ни одна составная часть организма сама не является организмом или, если следовать модели, ни одна подсистема данной системы не принадлежит к тому виду, который охватывается описанием этой системы.

Завершающее и ключевое утверждение следующее:

4. "Для каждого указанного в пункте 2 описания существует подмножество сенсорных входных данных, таких, что организм, имеющий такое описание, ощущает боль тогда и только тогда, когда некоторые из его сенсорных входных данных принадлежат к этому подмножеству" (Ук. изд., с. 60).

Напомним, что в описании вероятностного автомата состояния системы специфицируются не только по их отношению друг к другу, но и по их отношению к входным и выходным данным. Поэтому возможно отличить одно состояние от другого не только по их взаимным отношениям, как то: состояние В – это состояние, находящееся между состоянием А и состоянием С, и т.д., но также по их отношениям к входным и выходным данным – так, состояние А наступает как следствие входных данных 1, и оно причинно обусловливает выходные данные 0. Любое конкретное состояние можно охарактеризовать в терминах входных данных (которые являются его предпосылкой) и выходных данных (для которых оно является предпосылкой). Если сказанное верно, то из этого следует, что определенные состояния будут таковы, что система будет находиться в одном из них, когда она получает определенные входные данные и выдает определенные выходные данные, и будет находиться в этом состоянии только тогда, когда получает эти входные данные и выдает эти выходные данные. Патнэм утверждает, что боль как раз и есть такое состояние или, точнее, ощущать боль – значит находиться в таком состоянии. Фактически это наиболее радикальная позиция в философии сознания. Если боль есть функциональное состояние всего организма, то она уже не может быть только состоянием мозга или центральной нервной системы. Согласно Патнэму, она даже не должна быть таковой. Для функционалистских целей мы можем заключить в скобки или оставить в стороне различные способы "реализации" боли в организме. Мы можем специфицировать боль по ее отношению к определенным входным и выходным данным и другим функциональным состояниям системы. Патнэм даже утверждает, что "гипотеза о функциональных состояниях совместима с дуализмом" (Ук. изд., с. 61). Теперь уже должно быть ясно почему. Если вероятностный автомат имеет соответствующие входные и выходные данные и если его функциональные состояния специфицируемы с помощью некоторого описания, то не так уж и важно, являются ли эти функциональные состояния состояниями сознания (mind), мозга, души или какой‑либо иной составляющей организма. Тем не менее хочу подчеркнуть, что функционализм ни в коем случае не является несовместимым с материализмом и что многие функционалисты являются материалистами. Вспомним, что, с точки зрения Дэвидсона, только физические состояния (или события) могут вступать в каузальные отношения. Любой, признающий это, будет думать, что функционализм только в том случае истинен, если истинен материализм, поскольку если некоторое состояние появляется при некоторых входных данных или ведет к некоторым выходным данным, то оно причинно обусловливается этими входными данными и причинно обусловливает эти выходные данные. Если только физические состояния могут быть причинами и следствиями, а функциональные состояния суть причины и следствия, то функциональные состояния суть физические состояния. Однако допущение, что все причины и следствия суть физические, ни в коей мере не является бесспорным.

Следует также указать на отношение патнэмовского функционализма к логическому бихевиоризму. Патнэм считает ошибкой отождествление боли с поведенческой реакцией на боль, и он отвергает кратко изложенный в главе 3 взгляд, согласно которому предложения о ментальных состояниях могут быть адекватно переведены в предложения об актуальном и возможном поведении. Подобно материалистам, он считает боль причиной определенного поведения, но утверждает, что причина представляет собой функциональное состояние всего организма.

Все же было бы более правдоподобно (plausible) отождествить ощущение боли не с самой этой предрасположенностью к определенному поведению, а с некоторым состоянием – состоянием мозга или функциональным состоянием, – которое объясняет эту предрасположенность (Ук. изд., с. 66).

Поскольку Патнэм считает, что боль "есть состояние получения организмом сенсорных входных данных, играющих определенную роль в функциональной организации этого организма" (Ук. изд., с. 65), то нам нужно больше узнать о функциональной организации. Таковая, естественно, будет варьироваться от системы к системе, но Патнэм выдвигает несколько интересных предположений о той функциональной организации, которая необходима, чтобы организм ощущал боль. Подобный организм должен обладать "функцией предпочтения" (Ук. изд., с. 60), т.е. должен уметь отличать то, что ему благоприятно, оттого, что он стремится отвергнуть. Эта способность, так сказать, "встроена в" функцию боли. Он должен уметь обучаться на опыте, и это также входит в функцию боли. Кроме того, среди его входных устройств должны быть "болевые датчики", иначе организм, очевидно, никогда не мог бы находиться в функциональном состоянии, называемом "болью". Подобные датчики, к примеру, должны предоставлять организму информацию о наносимых ему повреждениях, что составляет часть выполняемой болью функции.

Патнэм полагает, что его функциональная теория ментальных состояний предлагает значительно более плодотворную, с точки зрения будущего прогресса психологии модель ментального, нежели теория тождества сознания и мозга. Мне видится в этом определенное достоинство: предположим, что мы желаем изучать боль с психологической точки зрения, не ограничиваясь при этом человеческой психологией. Может так оказаться, что различные организмы чувствуют боль, которую можно определить функционально, но эту боль отнюдь нельзя отождествить с каким‑то особым типом состояний мозга у разных видов организмов. И может так показаться, что не столь уж много общего в состояниях нервной системы лягушки, цыпленка и человека, когда они ощущают боль. Функционалистская же модель предоставляет нам критерий для установления, является ли болью то, что все они испытывают. Функционализм, кроме того, согласуется с психологией, которая не отрывает мозг от всего остального и рассматривает организм в его взаимоотношениях с окружением. В этом смысле функционализм, вероятно, имеет больше шансов скоррелировать свои данные с данными биологических и социальных наук, нежели психология, основанная лишь на теории тождества сознания и мозга.

Возможно, у читателя появилось ощущение, как и в случае с логическим бихевиоризмом и материализмом, что функционализм упускает из виду нечто существенное, а именно то, как переживается состояние боли. Ведь боль, в конце концов, является ощущением. В ответ функционалист, скорее всего, скажет: конечно, боль ощущается, но это не важно для понимания ее функциональной роли. Боль следует определять в терминах входных и выходных данных и функциональных отношений к другим состояниям. Вероятно, стоит сделать паузу и спросить, могла бы боль выполнять такую функциональную роль, если бы не ощущалась как боль.

ЛЬЮИС

В двух своих важных работах: "Психофизическая и теоретическая идентификации" ("Psychophysical and theoretical identifications", 1972) и "Безумная боль и марсианская боль" ("Mad pain and Martian pain", 1978) Дэвид Льюис выдвигает аргументы в пользу материалистической версии функционализма. В данном разделе я рассмотрю последнюю из этих работ.

Льюис полагает, что любая адекватная теория сознания должна быть одновременно материалистической и функционалистской. Она должна включать в себя положение о том, что любое ментальное состояние – это физическое состояние, и положение о том, что любое ментальное состояние есть функциональное состояние. Нас убеждают принять этот вывод, дабы разрешить философскую проблему. Проблема же заключается в следующем. Видимо, логически возможно, чтобы человек находился в ментальном состоянии определенного вида, скажем, в состоянии боли, и чтобы этому состоянию не было присуще ни одно из тех каузальных отношений, которые мы обычно связываем с состояниями такого рода. Также, видимо, логически возможно, чтобы какое‑нибудь существо находилось в некотором ментальном состоянии и чтобы при этом были налицо все или большинство каузальных отношений, которые мы обычно связываем с нахождением в этом состоянии, но чтобы реализацией или коррелятом этого состояния не было что‑то подобное состоянию центральной нервной системы, присущему человеку, когда он находится в такого рода ментальном состоянии. В первом случае человек находится в состоянии боли, но причины и следствия этого состояния внешне не проявляются. Во втором случае человек находится в состоянии боли, причины и следствия которого внешне проявлены, но он не находится в неврологическом состоянии, связанном с болью. Льюис считает оба эти случая вполне возможными.