Глава 11. Я говорю Зигфриду: Боюсь, сеанс у нас будет не очень продуктивным

Я говорю Зигфриду: "Боюсь, сеанс у нас будет не очень продуктивным. Я истощен. Сексуально, если ты понимаешь, что я имею в виду".

‑ Я определенно понимаю, что вы имеете в виду, Боб.

‑ Поэтому мне не о чем говорить.

‑ Помните какие‑нибудь сны?

Я ежусь на матраце. Так уж получилось, что я кое‑что помню. И говорю: "Нет". Зигфрид всегда просит меня рассказывать свои сны. А мне это не нравится.

Когда он впервые заговорил об этом, я ему сказал, что редко вижу сны. Он терпеливо ответил: "Вероятно, вы знаете, Боб, что все видят сны. Но, проснувшись, вы можете не помнить свой сон. Однако если постараетесь, можете и вспомнить".

‑ Нет, не могу. Ты можешь. Ты машина.

‑ Я знаю, что я машина, Боб, но мы говорим о вас. Хотите попробовать небольшой эксперимент?

‑ Может быть.

‑ Это нетрудно. Держите рядом с постелью карандаш и листок бумаги. Как только проснетесь, запишите все, что помните.

‑ Но я вообще ничего не помню из своих снов.

‑ Мне кажется, стоит попытаться, Боб.

Что ж, я сделал это. И знаете, я действительно начал припоминать свои сны. Вначале небольшие фрагменты, обрывки. Я их записывал и иногда рассказывал Зигфриду, и он был счастлив. Он так любит сны.

Я в них особого смысла не вижу... Ну, не вначале. Но потом что‑то случилось ‑ я превратился в новообращенного.

Однажды утром я проснулся от сна, такого неприятного и такого реального, что я какое‑то время сомневался, сон ли это или действительность, и такого ужасного, что я не осмеливался поверить, что это всего лишь сон. Он так меня потряс, что я принялся его записывать как можно быстрее, записывать все, что мог припомнить. Но тут зазвонил телефон. Я ответил; и знаете, в ту же минуту я совершенно все забыл! Ничего не мог вспомнить! Пока не посмотрел на свои записи. И тут же все вновь встало передо мной.

Ну, когда через день‑два я увиделся с Зигфридом, я опять все забыл! Как будто ничего не было. Но я сберег листок бумаги и прочел его Зигфриду. Это один из тех случаев, когда, как мне кажется, Зигфрид доволен собой, да и мной тоже. Он целый час возится с этим сном. Находит символы и значения в каждом эпизоде. Не помню, что там было, помню только, что мне было совсем не весело.

Кстати, знаете, что самое забавное? Я выбросил листок, уходя от Зигфрида, и теперь ради спасения своей жизни не смог бы сказать вам, о чем был тот сон.

‑ Я вижу, вы не хотите говорить о снах, ‑ говорит Зигфрид. ‑ Хотите поговорить о чем‑нибудь конкретном?

‑ Нет.

Он не отвечает сразу, я знаю, он ждет, чтобы я что‑нибудь сказал. Поэтому я говорю: "Можно задать тебе вопрос, Зигфрид?"

‑ Как всегда. Роб. ‑ Иногда мне кажется, он пытается улыбнуться. Я имею в виду ‑ улыбнуться по‑настоящему. Так во всяком случае звучит его голос.

‑ Ну, я бы хотел знать, что ты делаешь со всем, что я тебе рассказываю.

| 1316 ‑ Очень хорошо, что вы 115,215

| Рассматриваете свой 115,220

| Разрыв с Друзиллой, 115,225

| Как полезный опыт. Боб. 115,230

| 1318 ‑ Я очень здоровая 115,235

| Личность, Зигфрид, 115,240

| Поэтому я здесь. 115,245

| 1319 ‑ IRRAY (DE)=IRRAY (DF) 115,250

| 1320 ‑ Что такое жизнь? 115,255

| Переход от одного 115,260

| Опыта к другому, 115,260

| А когда все изучишь, 115,265

| Заканчиваешь курс, 115,270

| А в качестве 115,275

| Диплома 115,280

| Умираешь. 115,285

‑ Я не совсем уверен, что понял ваш вопрос, Робби. Если вы спрашиваете о программе сохранения информации, ответ сугубо технический.

‑ Нет, я не это имел в виду. ‑ Я колеблюсь, стараясь точнее сформулировать вопрос и в то же время удивляясь, почему задаю его. Думаю, это все связано с Сильвией, бывшей католичкой. Я завидовал ей, говорил, что глупо с ее стороны оставлять церковь, особенно исповеди. Внутренность моей головы усеяна сомнениями и страхами, от которых я не могу избавиться. Мне хотелось бы излить их исповеднику. Я так и вижу, как выплескиваю это все священнику, принимающему исповедь, а тот в свою очередь епископу (точно не знаю; в сущности я мало знаю о церкви), и все это доходит до папы, у которого есть специальный бак для боли, страданий и вины со всей земли: а уж оттуда уходит непосредственно к Богу. (В том случае, если Бог существует, или, по крайней мере, существует адрес "Бог", куда можно направлять весь этот вздор).

Дело в том, что нечто подобное я вижу и в психотерапии: местные накопители сливаются в окружные отстойники, оттуда дальше ‑ пока не попадают к психиатрам из плоти и крови, если вы понимаете, что я хочу сказать. Если бы Зигфрид был живой личностью, он не выдержал бы всех страданий, которые изливаются в него. Прежде всего у него возникли бы собственные проблемы. И мои, потому что именно так я от них избавляюсь ‑ передаю их ему. И проблемы других пациентов, которые разделяют со мной его горячий матрац. И он вынужден был бы изливать все это другому человеку, а тот другому, все выше и выше, пока не пришли бы... к чему? Может, к духу Зигмунда Фрейда?

Но Зигфрид не реальный человек. Он машина. Он не может испытывать боль. Так куда же уходит вся эта боль и грязь?

Я пытаюсь объяснить это ему, заканчивая так: "Разве ты не понимаешь, Зигфрид? Если я отдаю свою боль тебе, а ты передаешь ее еще кому‑то, то ведь где‑то это должно кончиться. Мне не кажется, что она превращается во что‑то типа магнитных пузырей и поднимается туда, где ее никто никогда не чувствует".

‑ Не думаю, чтобы было полезно обсуждать с вами природу боли, Роб.

‑ А полезно ли обсуждать, реален ты или нет? Он почти вздыхает. "Боб, ‑ говорит он, ‑ Не думаю также, что полезно обсуждать с вами природу реальности. Я знаю, что я машина. И вы знаете, что я машина. Какова цель нашей встречи здесь? Мы здесь, чтобы помочь мне?"

‑ Иногда я сомневаюсь, ‑ отвечаю я сердито.

‑ Не думаю, чтобы вы действительно сомневались. Вы знаете, что приходите сюда, чтобы получить помощь, и единственная возможность для этого ‑ что‑то изменить у вас внутри. То, что я делаю с информацией, может удовлетворять ваше любопытство; к тому же это дает вам возможность провести сеанс в интеллектуальной беседе, вместо терапии...

‑ Туше, Зигфрид, ‑ прерываю я его.

‑ Да. Но дело в том, как вы поступаете с этой информацией, как вы себя чувствуете, как вы функционируете в обществе. Пожалуйста, Боб, занимайтесь тем, что внутри вашей головы, а не моей.

Я восхищенно говорю: "Ты ужасно умная машина, Зигфрид".

Он отвечает: "У меня такое впечатление, будто вы на самом деле говорите: "Как мне ненавистны твои кишки, Зигфрид".

Никогда не слышал, чтобы он так говорил, и это захватывает меня врасплох. Но потом я припоминаю, что на самом деле говорил ему так, и не однажды. И это правда.

Я ненавижу его кишки.

Он пытается мне помочь, и я ненавижу его. Я думаю о сладкой сексуальной С.Я, и как охотно она делает все, о чем я ее прошу. Мне очень хочется сделать Зигфриду больно.