ГЛАВА 12. Затем мое одиночество кончилось

И на юг мы бежали.

Кольридж

Затем мое одиночество кончилось. Уголком глаза я заметила справа белый дымок из трубы паровоза. Железнодорожная линия шла параллельно дороге на расстоянии пятидесяти шагов, и экспресс выкатился, попыхивая, из поросшего лесом ущелья и мирно направился на юг.

В голову мне пришла новая мысль, и я тщетно попыталась припомнить карту. Есть ли здесь поблизости железнодорожный мост или один из обычных в Южной Франции разъездов? Таких обычных и таких медлительных. Боже мой, каких медлительных! Как‑то мне пришлось ждать целых двадцать минут перед явно свободной линией, пока подняли шлагбаум. Теперь я могла получить солидное преимущество, но по опыту знала, какую скорость может развить Ричард Байрон. Оторваться от него на этой дороге было невозможно, а мой единственный шанс заключался в том, чтобы добраться до Марселя раньше него и затеряться там. «Для этого хватило бы и пяти минут на переполненных транспортом улицах», – подумала я мрачно и, бросив затравленный взгляд на поезд, снова нажала на акселератор.

По сей день не знаю, действительно ли машинист поезда пытался обогнать мой автомобиль или нет. Казалось невозможным, что он на это пойдет, и тем не менее мне, несущейся возле грохочущего экспресса, показалось, будто поезд дернулся, резко взвыл и проникся азартом соревнования. Паровоз и моя машина мчались вровень метров четыреста, пока машинист и его помощник махали руками, высунувшись из кабины, а я сидела за рулем, глядя прямо перед собой. Затем я начала их обгонять. Паровоз, пыхтя, отстал, и его грохот ослабел и потерялся за утесом, поросшим лесом. Следующие несколько минут показались часами. Я вела машину на предельной скорости, и, стремительно взлетев между двумя рядами олив на вершину холма, увидела внизу казавшийся отсюда ярко раскрашенной игрушкой переезд со сторожкой и красно‑белым полосатым шлагбаумом. Он был еще открыт.

Но какая‑то крохотная фигурка, еле различимая в колышущемся горячем воздухе уже вышла опустить шлагбаум.

Я услышала собственный стон отчаяния и бросила машину вниз с холма со скоростью ракеты.

Сторожка стремительно приближалась ко мне, как ангар к садящемуся самолету. Человек взялся за рукоять, опускающую шлагбаум. Я резко надавила на клаксон и не отпускала его. В следующее мгновение я увидела испуганное движение головы человека, белое пятно лица, повернутого ко мне, инстинктивный прыжок прочь с дороги.

Затем с ревом и грохотом я проскочила переезд и услышала, как шлагбаум упал за моей спиной.

Двухмильный отрезок дороги я одолела за полторы минуты.

Я въехала в Салан на вполне пристойной скорости и пробиралась по главной улице с простодушной осторожностью. Перед моими глазами стоял водитель серого «бентли», кипевший от злости возле сводящего с ума шлагбаума еще долго после того, как поезд прошел.

Я предупредила себя, однако, что на это нельзя полагаться Ричард Байрон вполне способен подкупить служащего, чтобы тот поднял шлагбаум сразу после прохода поезда. Поэтому я не остановилась в Салане, а сразу отправилась дальше.

Но я начала уставать.

До тех пор, пока моя машина идет со скоростью пятьдесят миль в час, шансы, по моему мнению, у нас равны. Я впервые начала всерьез надеяться, что мне удастся оторваться от Ричарда Байрона и затеряться так, что он не сможет меня настичь. После этого мы с Луизой затаимся в сторонке, переждем, пока центр циклона не сдвинется, и возобновим нарушенный отдых где‑нибудь в другом месте.

Позже, когда у меня появится время подумать о происшедшем, я начну сердиться по поводу покушения на мое время, мою свободу – да и на мою персону (я криво улыбнулась устаревшей фразе). Я впуталась в это дело по собственному желанию из‑за порыва, все еще не вполне понятного порыва, сначала заставившего меня искать общества Дэвида, а потом – попытаться защитить мальчика. Но я, конечно, не заслужила обрушившихся на меня неприятностей. Мне следовало рассердиться, но в данную минуту я была слишком поглощена насущными проблемами, чтобы предаваться справедливому негодованию. Тот факт, что Ричард Байрон был убийцей и, возможно, не в своем уме, сводил к нулю любые попытки объясниться с ним. Я должна сначала бежать, а затем подумать.

Дорога круто поднималась навстречу цепочке холмов, лежащих между Этан‑де‑Берр и Марселем. Было невыносимо жарко, меня мучил голод, но я отбросила мысли о еде и торопливо карабкалась сквозь пустынный пейзаж вверх, к гребню скалистых холмов.

Ближе к вершине воздух посвежел. Группы сосен, выглядевших no‑северному прохладными и прекрасными, росли тут и там возле дороги. Немного впереди показалось бистро – небольшой желтый домик с красной бензоколонкой впереди. Между сосен стояло несколько столиков под полосатыми тентами. Я вдруг почувствовала, что умираю от жажды, и попыталась убедить себя, что намного опережаю Байрона и могу потратить десять минут – нет, пять, чтобы выпить стакан холодного сока под веселеньким тентом и купить несколько булочек и бутылку красного вина. Все было напрасно – я определенно покончила с риском и решила, что первая остановка будет в Марселе. Поэтому я непреклонно продолжила путь.

Затем принятие решений было грубо вырвано из моих рук. Не успела я отъехать от бистро, как машину занесло поперек дороги. Я решила, что устала больше, чем думала, и, выровняв машину, направила ее вверх, к гребню холма. Но ее снова занесло, и мне пришлось снова выравнивать ее. И только когда я добралась до вершины холма, гнетущая правда дошла до моего озабоченного и уставшего мозга.

Шансы сравнялись и на этот раз были не в мою пользу. У моего автомобиля была проколота шина.

Но все оказалось не так уж плохо. «Райли», верный себе, получил прокол в ста метрах от бистро, и поэтому, благодарная судьбе за неожиданный подарок, я медленно завела машину на маленький островок гравия перед входом.

Высокий плотный мужчина без пиджака и в белом фартуке протирал стаканы, стоя внутри затененного бара. Я наклонилась над дверцей автомобиля:

– Месье!

Он поставил стакан, который полировал, и вышел на солнце.

– Пожалуйста, месье, помогите мне. У меня прокол. Нет ли здесь случайно гаража? Я вижу, вы продаете бензин. Не найдется ли поблизости человека, способного заменить мне колесо, пока я поем?

Он смотрел с сомнением.

Но он был французом, и я поставила на это. Я положила руку ему на рукав, взглянула на него с отчаянием и сказала с дрожью в голосе:

– Месье, это крайне срочно. Я… я бегу кое от кого, и он настигает меня. Я не осмеливаюсь попасться ему на глаза, и если застряну здесь с проколом…

Полное понимание отразилось на его лице.

– Ваш муж?

– Да, мой муж. Он следует за мной, и… о, месье, помогите мне, прошу вас!

Он был великолепен. В две минуты мы припарковали «райли» позади дома, еще через две он поднял с постели долговязого парня, прервав его послеполуденную сиесту, и отправил поднимать домкратом корпус. Не позже чем через семь минут я сидела в доме, в прохладной задней комнате, и он спрашивал, что бы мне хотелось съесть.

– И мадам нечего бояться, – добавил он, сопровождая слова выразительным жестом, – потому что сегодня ночью она будет спать со своим любовником в безопасности.

Я не спорила, но попросила мятный напиток со льдом, большой‑большой стакан и любую еду, какую он сможет подать за время, необходимое для смены колеса.

– Омлет с зеленью? Приготовление его займет всего пять минут. Мы найдем что‑нибудь для мадам. Мадам устала? Ей надо чего‑нибудь освежающего?

Чуть позже, чем через сорок пять минут, он был на столе, пышный ароматный омлет, в сопровождении свежих булочек, масла, меда и кофе. Я допила холодный напиток и приступила к омлету. Не думаю, что когда‑либо пробовала что‑нибудь столь же восхитительное, как эта еда, торопливо проглоченная в маленькой комнате бистро, пока Жан‑Жак за окном менял колесо.

Я уже вставала, глотая остатки кофе, когда услышала завывание машины, взбирающейся на холм, а затем шуршание гравия под ее колесами, когда она свернула с дороги и остановилась перед бистро.

Я замерла, не донеся чашку ко рту.

Его голос четко донесся через неплотно прикрытую дверь:

– Нет, спасибо, я не хочу пить, – сказал он, и я услышала шелест банкнот. – У меня нет времени. Я остановился спросить, не видели ли вы в последние полчаса английский автомобиль, темно‑зеленую машину с опущенным верхом. Не заметили?

Еще один шорох.

– Темно‑зеленую машину…– медленно повторил хозяин. Я услышала звяканье стекла и представила, как он взял стакан и стал не спеша его полировать, обдумывая вопрос.

– Темно‑зеленая машина, английская…– Он остановился, и не знаю, кто из нас ждал продолжения с большим напряжением, я или Ричард Байрон. – С молодой девушкой за рулем? – спросил хозяин.

– Да.

Я почти увидела вспыхнувший в глазах Байрона огонек, когда он наклонился вперед.

Хозяин сказал безразлично:

– Молодая женщина за рулем темно‑зеленой открытой мамины проехала здесь какое‑то время назад. Она ехала очень быстро. Не ее ли имеет в виду месье?

– Именно ее. Когда это было?

В голосе словно прозвучало пожатие плеч:

– Минут двадцать назад, двадцать пять или полчаса–кто знает, месье? Я не обратил внимания и запомнил эту машину только из‑за ее скорости… и хорошенькой девушки.

Что‑то было передано с шорохом, я услышала благодарное бормотание хозяина и почти сразу рев мотора «бентли». Мотор пропел над гребнем холма, звук затих и замер, и скоро остались только шелест ветерка в соснах да звяканье стекла в баре.

Хозяин вернулся, ухмыляясь.

– Он не намного отставал, этот тип, – сказал он. – Но если дать ему время, он затеряется впереди вас. Мадам не может вернуться тем же путем, каким сюда приехала?

Я задумалась на секунду и покачала головой. Что бы ни случилось, я не поведу погоню назад, в Авиньон.

Я подожду здесь, выкурю пару сигарет, затем отправлюсь в Марсель боковой дорогой, лягу на дно и позвоню Луизе. И расскажу ей все, когда мы снова встретимся: я устала играть в эту игру одна. Не думаю, что Дэвид упрекнет меня за нарушение обещания молчать после всего случившегося.

Я спросила:

– Нет ли других дорог на Марсель помимо главной?

– Как же, есть, и много. После того как вы минуете Убийц…

– Убийц? – переспросила я вздрогнув.

– Это место на вершине вон тех холмов, оттуда начинается пуск к Марселю. Дорога идет между каменными стенами, через небольшое ущелье.

– Но откуда такое название – Убийцы?

– Потому что там немало падало камней; старая дорога извивалась между скалами и валунами, и за ними бандиты поджигали в засаде повозки купцов и кареты.

– А дальше?

– Затем идет длинный спуск к Марселю, и, не доходя до пригородов, дорога разветвляется. Если есть карта, можно выбрать какую‑нибудь боковую, нет необходимости въезжать в город по главной. – Он вдруг улыбнулся. – Он встретит вас там, да?

– Кто… он? О да, конечно, – сказала я, на секунду забыв, что этой ночью у меня свидание с любовником в Марселе. – Вы были более чем добры, – сказала я хозяину, и он экспансивно пожал плечами.

– Это пустяки, пустяки в самом деле. Если не можешь помочь прекрасной даме в беде, на что ты нужен? Можешь с таким же успехом умереть.

Он продолжал изливать доброжелательность, я сидела, спокойно покуривая, а время неспешно текло. Я чувствовала, как мало‑помалу на меня нисходит ощущение мира, и сожалела, что скоро придется покинуть эту маленькую безопасную гавань. Я сидела расслабившись и даже вздремнула часок. А затем, увидев на часах, что уже около трех, неохотно встала и приготовилась идти.

Я нашла хозяина и, горячо поблагодарив его, включила тысячефранковую купюру сверх того, что была должна, добавив существенные чаевые для Жан‑Жака.

Последний за это время не только сменил колесо. Узнав, что спешить некуда, он нашел прокол и заклеил дыру в снятом колесе. Готовое к использованию, оно было закреплено на месте как запасное. Я поблагодарила его и, провожаемая добрыми пожеланиями хозяина, вывела «райли» из‑за дома на дорогу.

Вскоре маленькое бистро пропало из вида и я продолжила путешествие в компании с солнцем и высокими соснами, шепчущимися в вышине над напевающим мотором. Я не спешила. Во‑первых, теперь не было необходимости, и не хотелось без нужды плохо обращаться с машиной на довольно неровной дороге, рискуя получить еще один прокол. Во‑вторых, напряжение предыдущей ночи и беспокойного нервного утра определенно начало сказываться на мне. Голова у меня слегка болела, появилась какая‑то вялость, почти безразличие – последствия усталости и недосыпания. Я знала, что не смогу должным образом отреагировать, даже если обстоятельства того потребуют. Если вдруг понадобится увеличить скорость, я, скорее всего, окажусь в кювете.

Поэтому я берегла мотор на длинных подъемах и осторожно вела машину по плохой дороге. Голова была занята попытками вспомнить план Марселя и выбранный путь.

Белые скалы расступились, я забралась выше них, к красным. Местность, пустынная и раньше, стала безжизненной, лишенной даже олив и ползучих растений. Красные скалы, исполосованные густыми кобальтовыми тенями, стояли отвесно по обеим сторонам дороги, и единственной зеленью были темные кроны сосен, качающиеся на фоне ослепительной голубизны. Приблизившись к вершине холма, я увидела, что утес когда‑то раскололся и осыпался и по сторонам дороги остались обнаженные валуны и скалы. Слева, среди разбросанных красных обломков, я заметила старую колею, вьющуюся через гребень холма за соснами и валунами. Но новая дорога шла, как белый разрез, напрямую, через отвесную красную скалу.

Убийцы.

И в голубой дали – Средиземное море.

Когда «райли» достиг вершины, я переключила сцепление, и машина со вздохом облегчения скользнула вниз по длинному спуску. Дорога передо мной уходила в бесконечные невысокие холмы навстречу огромному небрежно раскинувшемуся Марселю, лежащему на краю прекраснейшего в мире берега.

Я начала медленно спускаться по последнему отрезку пути. Налево от дороги, в нескольких метрах впереди, старая колея снова выходила на шоссе из‑за соснового леска. Я проскользнула мимо и вниз.

Полагаю, мне следовало бы его заметить, но признаюсь, что я не увидела. У Ричарда Байрона не было никаких причин не поверить хозяину бистро, и все же Байрон ему не поверил.

Серый «бентли» выплыл из соснового лесочка и беззвучно пристроился за моей машиной.