Подарок

Я решил, что больше не могу оставаться у своей старушки: слишком много мозгоёбства. К тому же, Гев согласился вписать меня на время похорон Метти. Путешествие на поезде прошло без эксцессов, как я и хотел. Плейер, несколько кассет, четыре банки «лагера» и книжка Г. Ф. Лавкрафта. Он нацик, конечно, старина Г. Ф., но умеет классно закрутить сюжет. Моё лицо принимало выражение «Не‑трогай‑меня‑сука‑не‑то» всякий раз, когда какой‑нибудь козёл, лыбясь и извиняясь, протискивался на место напротив меня. Это было приятное путешествие и потому короткое.

Новый флэт Гева находился на Макдональд‑роуд: я решил пройтись пешком. Когда я добрался до него, Гев был не в духе. Я сперва выпал на измену, думал, может, это из‑за меня, но потом он объяснил причину своих напрягов.

– Слушай, Рентс, ты не видел этого мудака, Второго Призёра? – сказал он, горько качая головой и показывая на пустую гостиную. – Я дал ему денег, чтоб он навёл тут марафет: поштукатурил, покрасил. Сегодня утром он сказал, что пошёл в «BQ». Больше я его не видел.

Меня так и подмывало сказать Геву, что, во‑первых, только шизофреник может поручить Второму Призёру такую работу и, во‑вторых, только полнейший отморозок может дать ему башки вперёд. Но я догадывался, что он не это хотел от меня услышать, к тому же я был его гостем. Поэтому я сбросил свой бэг в комнате для гостей и повёл его в бар.

Я попросил его рассказать о Метти: что с ним случилось. Я был, конечно, шокирован этим известием, но, по правде сказать, не очень‑то удивлён.

– Метти не знал, что у него ВИЧ, – сказал Гев. – Наверно, он заразился уже давно.

– Пневмония или рак? – спросил я.

– Нет, э, токсоплазмоз. Типа инсульта, знаешь?

– Э? Я в этом не шарю.

– Страшная хуйня. Такое только с Метти могло произойти, – Гев покачал головой. – Он хотел повидаться со своей дочуркой, малюткой Лизой, Ширлиным ребёнком, знаешь? А Ширли его даже к дому не подпускала. Не удивительно, он был тогда в таком состоянии. Короче говоря, знаешь малышку Николу Хэнлон?

– Ну да, малышка Никки, конечно.

– Её кошка навела котят, и Метти взял одного. Он решил отвезти его Ширли, чтоб она передала его девочке, понимаешь? И он привёз его в Уэстер‑Хейлз, чтоб передать его малютке Лизе, в подарок, понимаешь?

Я не видел никакой связи между котёнком и инсультом, но всё это было очень похоже на Метти. Я покачал головой:

– И в этом весь Метти: демонстративно взять котёнка, а потом повесить его кому‑нибудь на шею. Готов поспорить, что Ширли дала ему прикурить.

– Вот именно, дубина, – кивнул Гев, мрачно улыбнувшись. – Она сказала: «Я не хочу ухаживать за котёнком, забирай его и вали на хер». Короче, котёнок остался у Метти. Можешь себе представить, что было дальше. Он за ним не ухаживал, поднос с бумагой доверху залит мочой, дерьмо по всей квартире. А Метти валяется под «чёрным» или транками, уторчанный весь пиздец, или депрессует, ты же знаешь, как у него бывало. Я уже говорил, он не знал, что у него ВИЧ. И ещё он не знал, что от кошачьего дерьма можно заразиться токсоплазмозом.

– Я тоже не знал, – говорю я. – И чё это за хуйня?

– О, это полный пиздец, чувак. Типа как абсцесс головного мозга, понимаешь?

Я вздрогнул и почувствовал, как мне на грудь навалился огромный груз, когда я подумал о бедняге Метти. У меня однажды был абсцесс на елдаке. Вы только представьте себе, что у вас в мозгах ёбаный абсцесс, вся ваша ёбаная голова истекает гноем. Ох, ёб же ж твою мать. Метти. Какой пиздец:

– Так что же произошло?

– Когда у него начала болеть голова, он просто увеличивал дозу, чтоб заглушить боль, понимаешь? Потом с ним случился типа как инсульт. Парню двадцать пять, а у него хуев инсульт, просто не верится. После этого его трудно было узнать. Я встретил его на улице, там, на Лейт‑уок, знаешь? Он был похож на дряхлого старика. Весь выгнулся вбок, хромает, как калека, всё лицо искривлено. Таким он ходил недели три, а потом у него был второй инсульт, и он умер. Он умер у себя дома. Бедный ублюдок лежал там, пока соседи не стали жаловаться на мяуканье и вонь, шедшую из квартиры. Полиция взломала дверь. Метти лежал мёртвый, уткнувшись лицом в высохшую блевотину. Котёнок был живой.

Я вспомнил тот бомжатник в Шепердс‑Буш, где мы жили вдвоём с Метти: тогда он был по‑настоящему счастлив. Ему нравилась вся эта панковская жизнь. Все его там любили. Он перефакал всех герлов в том бомжатнике, даже ту девицу из Манчестера, которую я пробовал снять за наркоту, зараза такая. У этого ублюдка всё пошло наперекосяк, когда мы вернулись сюда. И потом становилось всё хуже и хуже. Бедняга Метти.

– Ёб твою мать, – проворчал Гев. – Джеймс‑Одеколон. Только его здесь не хватало.

Я поднял глаза и увидел открытое, улыбающееся лицо Джеймса‑Одеколона, которое приближалось к нам. При нём был дипломат, и всё такое.

– Как дела, Джеймс?

– Неплохо, мальчики, неплохо. Где ты пропадал, Марк?

– В Лондоне, – отвечаю. Джеймс‑Одеколон – это настоящий геморрой: вечно пытается всучить тебе одеколон.

– У тебя роман, Марк?

– Нет, – проинформировал я его с превеликим удовольствием.

Джеймс– Одеколон нахмурился и поджал губы:

– Гев, а как твоя юная леди?

– Нормально, – пробурчал Гев.

– Если я не ошибаюсь, последний раз я видел тебя здесь с твоей юной леди, она была в блузке от Нины Риччи, не правда ли?

– Мне не нужен одеколон, – заявляет Гев с холодной категоричностью.

Джеймс– Одеколон склоняет голову набок и вытягивает руки:

– Ну и зря. Должен сказать вам, что нет лучшего способа произвести впечатление на девушку, чем хороший одеколон. Цветы слишком недолговечны, а о шоколаде в наши озабоченные фигурой времена лучше забыть. Не подумайте, что я вас уговариваю, – Джеймс‑Одеколон улыбается, открывая всё‑таки дипломат, как будто сам вид этих пузырьков с мочой способен повлиять на наше решение. – У меня сегодня удачный день, грех жаловаться. Вот, например, ваш дружок, Второй Призёр. Примерно час назад встретил его в «Шрабе». Пьяный в драбадан. Говорит: «Дай мне какой‑нибудь одеколон, я иду к Кэрол. Я с ней херово обращался, но пора её немного побаловать. У неё такая пиздатая фигура!» Так и сказал.

У Гева отвисла челюсть. Он сжал кулаки и покачал головой в гневном смирении. Джеймс‑Одеколон перескочил к другому креслу в поисках очередной жертвы.

Я залпом допил своё пиво:

– Пошли поищем Второго Призёра, пока этот мудак не пробухал все твои деньги. И много ты ему дал?

– Двести фунтов, – ответил Гев.

– Дебил, – сказал я, хихикнув. Я не мог сдержаться, это было нервное.

– Знала голова, что делала, бля, – согласился Гев, но не мог выдавить улыбку. Наверно, когда всё сказано и сделано, то уже не до смеха.